Ждествление читателя с лит. персонажами, его переживание

вымышленного мира худож. произведения как конкретно-

жизненного, реального, возникающее на основе его веры в реаль-

Ность худож. иллюзии.

Представитель __________ рецептивной эстетики В. Изер (212) рас-

сматривает процесс чтения как перманентный конфликт двух

тенденций — потребности читателя в И., веры в иллюзию, с

одной стороны, и "иронии текста", ставящей под сомнение все

структурные взаимосвязи текста, — с другой. Процесс созда-

ния иллюзий основан на тех избирательных решениях, к к-рым

приходит читатель, отбрасывающий факторы, мешающие ему

полностью погрузиться в иллюзию, порождаемую в его созна-

нии текстом. Изер отмечает, что в процессе чтения возникает

такая форма участия читателя в произведении, когда он

"втягивается" в текст настолько, что ему кажется, будто всякая

дистанция между ним и тем, что происходит в произведении,

исчезла. В результате происходит "таяние" границы между

субъектом и объектом, приводящее к "расщеплению" личности

самого читателя. Если он думает мыслями другого, то он вре-

менно "выпрыгивает" из рамок своей индивидуальности, по-

скольку начинает заниматься тем, что до сих пор не принадле-

жало к горизонту его жизненных представлений. Причину

этого расщепления Изер видит в том, что собственные ориен-

тации читателя не исчезают полностью в тот период, когда он

становится "другим" В результате во время чтения всегда

возникают два уровня — горизонт собственных представлений

читателя, его горизонт ожидания и горизонт героя или автора

произведения, из взаимодействия к-рых и рождается процесс

усвоения чужого опыта.

Поскольку возникающие в сознании читателя образы фор-

мулируются на условиях, предлагаемых "чужим" — автором

или героем произведения, — то читатель формулирует эти

образы, не ориентируясь на свои оценки и критерии. В этом

процессе, по Изеру, проявляется диалектическая природа

чтения — текст пробуждает в сознании читателя сферу, не

присутствующую в данный момент в его представлениях. Про-

исходящее в процессе чтения выстраивание смысла лит. текста

обнаруживает участки смысловой неопределенности или

"пустые места", заполняемые представлениями читателя. При

этом в ходе подобного рода "формулирования несформулиро-

ванного" всегда присутствует возможность для читателя

"сформулировать" самого себя и, тем самым, обнаружить то,

что до сих пор ускользало от его сознания.

X. Р. Яусс понимает И. не как простое подражание читате-

ля прочитанному, а как осознанное следование воспринимае-

мым убеждениям и взглядам: "Между экстремами нормораз-

рушающей и нормосохраняющей функции иск-ва, между про-

грессивным изменением горизонта ожидания и приспособлени-

ем к господствующей идеологии лежит целый спектр практич.

возможностей и достижений иск-ва, к-рые можно в узком

смысле слова назвать коммуникативными, т. е. нормосозидаю-

щими. Сюда относится как нормоучреждающая

(нормоосновывающая, инициирующая, возвышающая, оправ-

дывающая) роль героич. иск-ва, так и необозримые возможно-

сти иск-ва в деле обучения и образования, проявляющиеся в

передаче, защите и пропаганде передаваемого от поколения к

поколению знания жизненной практики, так, наконец, и осно-

ванные на свободном консенсусе и идентификации (следование,

а не подражание образцу) неповторимые ценности иск-ва,

одинаково отвергаемые как эстетством, так и ангажированным

иск-вом" (211). Яусс прямо связывает феномен И. с реализа-

цией эстетического опыта читателя, различая уровни И. —

от "наивного" в русле тривиального восприятия до более высо-

ких уровней лит. рецепции, на к-рых происходит качественное

изменение горизонта ожидания и формирование нового эстетич.

опыта.

А. В. Драное

ИМПЛИЦИТНЫЙ АВТОР — англ. IMPLIED AUTHOR, фр.

AUTEUR IMPLICITE, нем. IMPLIZITER AUTOR, — в том же смыс-

ле часто употребляется понятие "абстрактный автор", — пове-

ствовательная инстанция, не воплощенная в худ. тексте в

виде персонажа-рассказчика и воссоздаваемая читателем в

процессе чтения как подразумеваемый, имплицитный "образ

автора" По представлениям нарратологии, И. А. вместе с

соответствующей ему парной коммуникативной инстанцией —

имплицитным читателем — ответственен за обеспечение

худож. коммуникации всего лит. произведения в целом.

X. Линк пишет об И. А.: "Он является "точкой интеграции"

всех повествовательных приемов и свойств текста, тем сознани-

ем, в к-ром все элементы образа текста обретают смысл" (253,

с. 22).

Наиболее последовательно концепция И. А. была разрабо-

тана в начале 60-х годов амер. критиком У Бутом, отмечав-

шим, что писатель ("реальный автор") "по мере того, как он

пишет, создает не просто идеального, безличного "человека

вообще" но подразумеваемый вариант "самого себя", к-рый

отличается от подразумеваемых авторов, встречаемых нами в

произведениях других людей... Назовем ли мы этого подразу-

меваемого автора "официальным писцом" или, приняв термйн,

недавно вновь оживленный Кэтлин Тиллотсон, "вторым я"

автора, очевидно, что тот образ, к-рый создается у читателя

в процессе восприятия текста, является одним из самых значи-

тельных эффектов воздействия автора. Как бы ни старался он

ИМПЛИЦИТНЫЙ АВТОР

быть безличным, его читатель неизбежно воссоздаст себе

картину официального писца" (60, с. 70-71).

Более того, подчеркивает Бут, в разных произведениях одного

и того же писателя читатель сталкивается с различными И. А.

Например, у Филдинга в "Джонатане Уайлде" подразумевае-

мый автор "очень озабочен общественными делами и последст-

виями необузданного честолюбия "великих людей", достигших

власти в этом мире", тогда как И. А., "приветствующий нас на

страницах "Амелии" отличается "сентенциозной серьезно-

стью", а в "Джозефе Эндрусе" кажется "шутливым" и

"беззаботным" (60, с. 72). В этих трех романах Филдинг

создал три четко друг от друга отличающихся И. А.

Особенно четко выявляется И. А. при сопоставлении с

"ненадежным" повествователем, суть к-рого определяется

несовпадением его ценностных и нравственных установок или

информации с тем, что сообщается всем содержанием книги,

т. е. с "нормами повествования" подразумеваемого автора.

Голл. исследователь Е. А. Хаард отмечает: "Если в конкрет-

ных произведениях абстрактный автор рассматривается как

обладающий "значимой позицией" то тогда формулировка

вопроса "Кто он?" равнозначна формулированию темы произ-

ведения, в чем, естественно, неизбежна определенная степень

произвольности. Тем не менее в конкретных случаях возможно

приписать абстрактному автору нек-рые элементы значения,

например, ироническое отношение к наивному повествователю,

ведущему рассказ от первого лица" (163, с. 111).

Главной проблемой в вычленении категории И. А. было ус-

тановление дистанции между ним и повествователем, особенно

в случае безличного, имперсонального повествования в третьем

лице. В частности, амер. исследователь С. Чэтман подчеркива-

ет, что в отличие от повествователя И. А. не может "ничего

"рассказать" читателю, поскольку он, а вернее, оно, не обладает

ни голосом, ни какими-либо другими средствами коммуника-

ции" (77, с. 48). Это всего лишь "принцип" организующий все

средства повествования, включая повествователя: "Строго

говоря, все высказывания, разумеется, "опосредованы" по-

скольку они кем-то сочинены. Даже диалог должен быть при-

думан каким-либо автором. Но совершенно ясно

(общепризнано в теории и критике), что мы должны проводить

различие между повествователем, или рассказчиком, т. е. тем,

кто в данный момент "рассказывает" историю, и автором,

верховным творцом фабулы, к-рый также решает, иметь ли

ИМПЛИЦИТНЫЙ ЧИТАТЕЛЬ

рассказчика, и если да, то насколько важной должна быть его

роль" (77, с. 33).

Другой стороной вопроса о выделении инстанции И. А. бы-

ло его противопоставление фигуре реального автора. С точки

зрения Чэтмана, те "нормы повествования", к-рые устанавли-

вает И. А., не могут иметь ценностного или нравственного

характера, и соответственно, писатель не несет ответственности

за свои взгляды, как, например, Данте за "католические идеи" в

"Божественной комедии", или Конрад за "реакционную пози-

цию" в "Секретном агенте", поскольку "отождествить

"имплицитного автора", структурный принцип, с определенной

историч. фигурой, к-рой мы можем или не можем восхищаться

морально, политически или лично — значит серьезно подор-

вать нашу теоретическую концепцию" (77, с. 149).

В попытке провести резкую грань между реальным и им-

плицитным автором наблюдается влияние теории деперсонали-

зации, категориально обособляющей личность писателя от его

произведения, "нейтрализующей" его влияние на собственное

произведение. Само понятие И. А. возникло в процессе теоре-

тич. осмысления факта несовпадения замысла писателя с его

конечным результатом, о чем свидетельствует история лит-ры.

Наиболее остро до нарратологии эта проблема была поставлена

"критикой сознания", прежде всего в работах Ж. Пуле (291,

292), где всячески подчеркивалось значение "объективизации"

творящего и воспринимающего сознания, вплоть до постулиро-

вания возникновения гипотетического "Я" писателя внутри

произведения, отличного от его "эмпирического Я"

И.П.Ильин

ИМПЛИЦИТНЫЙ ЧИТАТЕЛЬ — фр. LECTEUR IMPLICITE,

англ. IMPLIED READER, нем. IMPLIZITER LESER — повество-

вательная инстанция, парная имплицитному автору и, по

нарратологическим представлениям, ответственная за установ-

ление той "абстрактной коммуникативной ситуации", в резуль-

тате действия к-рой лит. текст (как закодированное автором

"сообщение") декодируется, расшифровывается, т. е. прочиты-

вается читателем и превращается в худож. произведение. Как

терминологическое понятие И. Ч. наиболее детально было

разработано немецким рецептивным эстетиком В. Изером

(201, 203). И. Ч. иногда называется "абстрактным читателем"

(В. Шмид, 327; X. Линк, 253).