Единс­твен­ное дос­то­яние

Од­на и та же до­рога, в за­виси­мос­ти от выб­ранно­го нап­рав ле­ния, мо­жет вес­ти в про­тиво­полож­ные сто­роны. Са­мая страш­ная бе­да не­веру­юще­го че­лове­ка — в том, что он не осоз­на­ет всей ущер­бнос­ти и не­дос­та­точ­ности сво­его су­щес­тво­вания без Бо­га. И чем бо­лее нравс­твен­ной бу­дет жизнь та­кого че­лове­ка, тем силь­нее он мо­жет ут­вер­ждать­ся во мне­нии, что Хрис­тос ему не ну­жен. О том, что про­ис­хо­дит у не­го в ду­ше, он, как пра­вило, да­же не за­думы­ва­ет­ся, а ес­ли и за­думы­ва­ет­ся, то без Еван­ге­лия прос­то не мо­жет дать сво­ему ду­хов­но­му сос­то­янию пра­виль­ную оцен­ку. А ведь имен­но ду­хов­ное ус­тро­ение ос­та­ет­ся для че­лове­ка са­мой глав­ной и не­отъ­ем­ле­мой цен­ностью да­же тог­да, ког­да его нравс­твен­ность и все про­чие дос­то­инс­тва уже не бу­дут иметь для не­го ре­шитель­но ни­како­го зна­чения.

Пред­по­ложим, у че­лове­ка слу­чил­ся ин­сульт. Он пол­ностью па­рали­зован, не мо­жет дви­гать­ся, и да­же спо­соб­ность го­ворить его ос­та­вила. Од­но лишь соз­на­ние ра­бота­ет у не­го так же яс­но, как и до бо­лез­ни, те­перь он мо­жет толь­ко ду­мать. Мож­но ли оха­рак­те­ризо­вать его жизнь в нравс­твен­ных ка­тего­ри­ях? Ну, ко­неч­но же, нет. В та­ком тра­гичес­ком по­ложе­нии че­ловек ли­шен воз­можнос­ти со­вер­шать как нравс­твен­ные, так и без­нравс­твен­ные пос­тупки.

А вот ду­хов­ная его жизнь про­дол­жа­ет­ся. И в этой об­ласти сво­его бы­тия он по-преж­не­му ос­та­ет­ся де­ятель­ным и сво­бод­ным в вы­боре. Он мо­жет, нап­ри­мер, воз­не­нави­деть весь мир, прок­ли­ная всех лю­дей на Зем­ле прос­то за то, что они мо­гут хо­дить, сме­ять­ся и раз­го­вари­вать друг с дру­гом.

Но так же он мо­жет ис­пы­тывать лю­бовь и бла­годар­ность к род­ным, ко­торые за ним уха­жива­ют, приз­на­тель­ность к вра­чам, об­легча­ющим его стра­дания… А еще он мо­жет мо­лить­ся за них, про­сить для них у Гос­по­да все­го са­мого луч­ше­го. Мо­жет всю свою жизнь ра­зоб­рать в па­мяти по дням и уви­деть в ней то, что дол­гие го­ды ос­та­валось не­заме­чен­ным за жи­тей­ской су­етой и пов­седнев­ны­ми за­бота­ми — уви­деть Бо­жию лю­бовь к не­му и свое без­разли­чие к этой люб­ви. И ес­ли это слу­чит­ся, тог­да он от все­го сер­дца мо­жет ска­зать Бо­гу: прос­ти ме­ня.

Пол­ный па­ралич, ко­неч­но, — экс­тре­маль­ная си­ту­ация. Но все мы, и ве­ру­ющие, и ате­ис­ты, в сво­ей внут­ренней, ду­хов­ной жиз­ни ежед­невно ве­дем се­бя точ­но так же — лю­бим или не­нави­дим, бла­гос­ловля­ем или прок­ли­на­ем, мо­лим­ся или ус­лажда­ем се­бя неп­ристой­ны­ми по­мыс­ла­ми… И все мы, кто — рань­ше, кто — поз­же, но не­из­бежно ока­жем­ся в си­ту­ации го­раз­до бо­лее тра­гич­ной и страш­ной, чем са­мый без­на­деж­ный па­ралич: мы все ког­да-ни­будь ум­рем. Вот тог­да лю­бые нравс­твен­ные ка­тего­рии ста­нут для нас та­кой же бес­по­лез­ной вещью, как бо­гатс­тво или сла­ва, а глав­ным и единс­твен­ным на­шим дос­то­яни­ем ока­жет­ся то ус­тро­ение ду­ха, ко­торое мы при­об­ре­ли за вре­мя сво­его зем­но­го странс­твия.

Хрис­ти­ане ни в ко­ем слу­чае не счи­та­ют се­бя нравс­твен­нее не­веру­ющих, они прос­то осоз­нанно го­товят свою ду­шу к Веч­ности, не до­жида­ясь па­рали­ча или смер­ти. Оцен­ку собс­твен­ной нравс­твен­ности они ос­тавля­ют на суд люд­ской, а сер­дце свое го­товят к су­ду Бо­жи­ему ибо че­ловек смот­рит на ли­це, а Гос­подь смот­рит на сер­дце (1 Цар 16:7).

Спа­ситель без­на­деж­ных

Пись­мо в ре­дак­цию: Здравс­твуй­те. Хо­чу за­дать воп­рос, ко­торый воз­ник у ме­ня пос­ле проч­те­ния нес­коль­ких книг о Пра­вос­ла­вии. Вез­де на­писа­но, что хрис­ти­анс­тво — ре­лигия спа­сения, что глав­ная за­дача хрис­ти­ани­на — спа­сать­ся. Нас­коль­ко я по­нимаю, спас­тись — зна­чит про­жить жизнь так, что­бы Бог взял те­бя в Рай. А для это­го нуж­но де­лать доб­ро и из­бе­гать зла. Это очень кра­сиво и убе­дитель­но. Но я не по­нимаю, по­чему для это­го обя­затель­но нуж­но ста­новить­ся — хрис­ти­ани­ном? Ведь вок­руг мно­жес­тво хо­роших, доб­рых лю­дей, не ис­по­веду­ющих хрис­ти­анс­тво, ко­торые, тем не ме­нее, стре­мят­ся стро­ить свою жизнь по та­кому же прин­ци­пу: тво­рить доб­ро и не де­лать ни­кому зла.

Вы­ходит, что доб­ро, сот­во­рен­ное не­веру­ющи­ми людь­ми, не­угод­но Бо­гу хрис­ти­ан? Но в та­ком слу­чае доб­ро не­веру­ющих лю­дей в нравс­твен­ном смыс­ле — вы­ше, по­тому что оно — бес­ко­рыс­тно. Ведь хрис­ти­анин тво­рит доб­ро в на­деж­де на воз­да­яние от Бо­га, а не­веру­ющий не ждет наг­ра­ды и тво­рит доб­ро ра­ди са­мого доб­ра.

Так мож­но ли быть хо­рошим че­лове­ком и не спас­тись лишь по­тому, что ты — не член Цер­кви?

С ува­жени­ем, Сер­гей Ни­кола­евич

Хо­рошие лю­ди спа­са­ют­ся. Пло­хие, со­от­ветс­твен­но — по­гиба­ют. Та­кое по­нима­ние спа­сения — не ред­кость в сов­ре­мен­ном ми­ре. Все тут, вро­де бы, яс­но, ло­гич­но и не нуж­да­ет­ся в по­яс­не­ни­ях. Но да­вай­те по­пыта­ем­ся ра­зоб­рать­ся: а кто же та­кой этот са­мый — хо­роший че­ловек? По ка­ким приз­на­кам мож­но оп­ре­делить, что имен­но вот этот че­ловек — хо­роший, и дос­то­ин спа­сения, а к при­меру вон тот — так се­бе че­лове­чиш­ко и спа­сения не зас­лу­жива­ет?

Здесь мы сра­зу стол­кнем­ся с ря­дом проб­лем. Пред­по­ложим, во­доп­ро­вод­чик дя­дя Ва­ся ре­гуляр­но про­пива­ет зар­пла­ту, бь­ет свою же­ну и пре­неб­ре­га­ет тру­довой дис­ципли­ной. А его со­сед, про­фес­сор ма­тема­тики — че­ловек непь­ющий, доб­ро­совес­тный тру­женик и прек­расный семь­янин. Кто из них хо­роший, а кто пло­хой? На пер­вый взгляд, от­вет оче­виден: ко­неч­но, про­фес­сор — мо­лодец и ум­ни­ца, а во­доп­ро­вод­чик — ред­кос­тная дрянь. Но вот сту­ден­ты, ко­торых про­фес­сор «за­вали­ва­ет» на каж­дой сес­сии по ма­лей­ше­му по­воду, вряд ли сог­ла­сят­ся с по­доб­ной оцен­кой не­люби­мого пре­пода­вате­ля. А со­бутыль­ни­ки во­доп­ро­вод­чи­ка, нап­ро­тив, убеж­де­ны, что дя­дя Ва­ся — прек­расный че­ловек, а его же­на — коб­ра, ме­ша­ющая куль­тур­но­му от­ды­ху нас­то­ящих муж­чин.

При­чина та­кой пу­тани­цы — в от­сутс­твии объ­ек­тивных кри­тери­ев по­нятия «хо­роший че­ловек». Пред­став­ле­ния о доб­ре и зле в мас­со­вом соз­на­нии се­год­ня, к со­жале­нию, весь­ма бес­систем­ны, сла­бо ос­мысле­ны и не име­ют под со­бою ни­како­го ос­но­вания, кро­ме лич­ных пред­почте­ний, рас­хо­жих сте­ре­оти­пов и мне­ний, сло­жив­шихся в си­лу вли­яния со­ци­аль­ной сре­ды, по­лучен­но­го вос­пи­тания и об­ра­зова­ния. И то, что один че­ловек пос­чи­та­ет для се­бя впол­не при­лич­ным, дру­гой, воз­можно, оце­нит как не­дол­жный, бес­чес­тный пос­ту­пок. По­это­му ка­тего­рии «хо­рошо-пло­хо» в свет­ской эти­ке се­год­ня все боль­ше на­поми­на­ют фор­му­лиров­ку Лес­ков­ско­го пер­со­нажа: «Что рус­ско­му хо­рошо, то нем­цу — смерть». Мож­но, ко­неч­но, по­пытать­ся вы­вес­ти чет­кие нравс­твен­ные кри­терии из мне­ния ста­тис­ти­чес­ко­го боль­шинс­тва. Но двад­ца­тый век убе­дитель­но до­казал, что в раз­де­лении лю­дей на пло­хих и хо­роших оши­бать­ся мо­гут да­же це­лые на­роды. А ошиб­ки та­кого мас­шта­ба всег­да чре­ваты ко­лючей про­воло­кой но­вого ГУ­ЛАГа, или пе­чами оче­ред­но­го Ос­венци­ма. Од­на­ко ес­ли мы об­ра­тим­ся к хрис­ти­ан­ской эти­ке, то уви­дим еще бо­лее за­гадоч­ную кар­ти­ну. Де­ло в том, что в хрис­ти­анс­тве во­об­ще нет по­нятия «хо­роший че­ловек». Ни в од­ной из двад­ца­ти се­ми книг Но­вого За­вета это сло­восо­чета­ние не встре­ча­ет­ся ни ра­зу, пос­коль­ку, в хрис­ти­анс­тве че­ловек не отож­дест­вля­ет­ся со сво­ими ка­чес­тва­ми и пос­тупка­ми. Ина­че го­воря, пос­ту­па­ющий пло­хо не наз­ван в Еван­ге­лии — пло­хим. Рав­но как и со­вер­ша­ющий хо­рошие де­ла не оп­ре­деля­ет­ся как — хо­роший. Бо­лее то­го, у хрис­ти­ан есть стро­гий зап­рет на оп­ре­деле­ния по­доб­но­го ро­да. Гос­подь го­ворит: «Не су­дите, и не бу­дете су­димы; не осуж­дай­те, и не бу­дете осуж­де­ны; про­щай­те, и про­щены бу­дете». (Лк 6:37) По­это­му оче­вид­но, что хрис­ти­ан­ские кри­терии спа­сения сле­ду­ет ис­кать там, где де­ление на «пло­хих» и «хо­роших» те­ря­ет вся­кий смысл. То есть — в Еван­ге­лии.