Экскурс 1. Метод: по стопам Маркса 4 страница

217 Часть 2. Множество

рых зависит общемировой политический организм. Поэтому картина уединенных личных встреч в заснеженном Давосе столь полезна для понимания всей системы. Главы корпораций не могут самостоятельно обеспечить такое разделение труда. То же самое можно сказать и в отношении национальных руководителей или наднациональных чиновников. Им всем приходится сотрудничать.

Как мы увидим в третьей части книги, некоторые из тех, у кого наднациональные экономические институты вызывают протест, требуют их реформирования или даже ликвидации, поскольку они служат поддержанию в мире несправедливой иерархии богатства и власти. Однако нужно постоянно иметь в виду, что эти институты находятся в связке с двумя другими уровнями глобального хозяйственного регулирования. С такой комплексной точки зрения мы сможем понять, что устранение МВФ или Всемирного банка не сократит глобального неравенства. Вырастет еще какой-то организм или институт, чтобы заполнить их место в общей структуре, или, что еще хуже, лидирующие корпорации и государства будут в меньшей степени подвергаться регулированию - а такая ситуация опасна для капитала и, бесспорно, стала бы бедствием для всех остальных. Кроме того, возможно только частичное реформирование наднациональных институтов, поскольку, как уже говорилось, оно ограничено необходимостью воспроизводства нынешнего мирового порядка. Важнее же всего глубинные системные ограничения, которые заблокируют всякую серьезную реформу. Наднациональные экономические институты должны в сотрудничестве с национальными руководителями и лидерами бизнеса воспроизводить мирохозяйственный порядок согласно его внутренней иерархии, и допустимая гибкость в данном отношении невелика. Об эту скалу разобьется любая серьезная попытка реформирования.

2.2. De corpore

Большое

правительство возвращается

Фактически, «большое правительство» (то есть сильное государство) никуда не уходило, но, конечно, в последние годы его присутствие стало более явственным, особенно после

И сентября 2001 года. Так, различные военные и законодательные планы по обеспечению глобальной безопасности, исходившие после этой даты прежде всего от Соединенных Штатов, отчасти направлены на стабилизацию мировой экономики и обеспечение порядка в ней. В некоторых отношениях после 11 сентября оказались в кризисе частные формы власти над мировой экономикой, такие как новое коммерческое право, наряду со всеми механизмами международной торговли и поддержания макроэкономического равновесия, благодаря которым подобные формы стали возможными. Ведущим державам пришлось вмешаться, дабы обеспечить все уровни экономического взаимодействия - финансовые трансакции, страховые взаимоотношения, авиаперевозки и так далее. Кризис быстро напомнил, насколько капитал нуждается в том, чтобы за ним стояла суверенная власть. Такова истина, которая бросается в глаза всякий раз, когда возникают заметные трещины в рыночном порядке и иерархии.

Большое правительство, защищающее рыночные порядки, должно располагать, помимо прочего, военной мощью. Время от времени капиталу приходится обращаться к армии, чтобы вопреки сопротивлению открывать одни рынки или стабилизировать другие. Например, в начале XX столетия английскому капиталу потребовалось, чтобы британские войска открыли китайский рынок, добившись победы в «опиумной войне». Однако это не значит, что всякая военная акция объясняется наличием специфических экономических интересов. Так, неверно было бы думать, что военные акции последних десятилетий под американским руководством - в Афганистане и Ираке, еще в гораздо меньшей степени в Сомали, на Гаити и в Панаме - в основном мотивировались стремлением к конкретной экономической выгоде, в частности - доступу к дешевой нефти. Подобного рода особые цели стоят на втором плане. Главная связь между военным ударом и экономическим интересом лежит в гораздо более общей плоскости анализа, за пределами какого-либо специфического национального интереса. Военная сила призвана гарантировать условия Функционирования мирового рынка, то есть - разделение труда и власти внутри глобального политического организма. Но та-

219 Часть 2. Множество

кое ее усилие имеет парадоксальную природу, поскольку взаимосвязь между безопасностью и прибылями развивается в противоположных направлениях. С одной стороны, развертывание военных возможностей государства необходимо дд_яобеспечения безопасности мировых рынков, но, с другой стороны, режимы безопасности обычно приводят к выстраиванию национальных границ и препятствуют мировым потокам производства и торговли, составляющим основу наиболее крупных прибылей. США и другим военным державам нужно найти такой вариант, при котором интересы безопасности и экономические выгоды были бы совместимы и дополняли бы друг друга.

Следует ясно понимать, что потребность в большом правительстве в целях поддержки экономики, вновь вышедшая на поверхность после 11 сентября, никоим образом не предполагает возврата к кейнсианству. При кейнсианской системе правительства поддерживали стабильность и рост экономики, обеспечивая механизмы посредничества в конфликтах и соблюдение интересов рабочего класса, а также наращивая государственный спрос на производимые товары и услуги. Формы суверенитета, которые мы наблюдаем ныне, напротив, полностью стоят на стороне капитала, и какие-либо посреднические механизмы для переговоров по поводу его конфликтных отношений с рабочим классом отсутствуют. В этом отношении интересно, насколько противоречивой становится позиция капитала, когда риск превращается в доминирующую черту хозяйственной активности и развития, а если брать шире -всякого социального взаимодействия. Мир опасен, а роль большого правительства и военной интервенции сводится к снижению рисков и обеспечению безопасности при поддержании существующего порядка.

Большое правительство необходимо и для хозяйственного регулирования, но в нынешних условиях такая его роль выглядит столь же парадоксально, как и его военная роль. Если 11 сентября послужило суровым напоминанием о потребности в безопасности, то скандал с «Энроном» напомнил о нужде в большом правительстве для противодействия коррупции. Значение скандала вокруг «Энрона» объясняется не только

2.2. De corpore

тем, что он затронул слишком многих инвесторов и что у весьма известных политиков обнаружились тесные связи с этой корпорацией. Оно определяется и тем, что коррупция в бизнесе стала рассматриваться многими не как изолированный случай, а как всеобщий феномен, обычный способ делать деньги. Менеджеры «Энрона» и аудиторы компании «Артур Андерсен», конечно, не единственные, кто прибегает к умышленному обману в качестве стратегии своего бизнеса. То, что в период междувластия коррупция обретает генерализованные формы, вероятно, не должно вызывать удивления. Ослабление национального правового регулирования, преобладание неписаных правил над кодифицированными нормами и слабость форм управления открывают сезон для охотников за прибылью. Коррупция воцаряется везде, где имеет место переход от одного режима к другому, там, где прежние правила более не действуют, а новые еще не закрепились. Однако задача большого правительства по борьбе с коррупцией обретает парадоксальные черты, когда регулирование нарушает нормальное течение бизнеса, лежащее в основе его прибыльности. Крах «Энрона» - нечто большее, чем просто вопрос фальсификации счетов. Речь идет о рискованной практике финансовых спекуляций энергетическими фьючерсами, имевшей непосредственные и гибельные последствия для энергетического рынка Калифорнии. Эта распространенная практика представляет собою разновидность коррупции. Можно вспомнить о «пузырях» на фондовом рынке как об еще одном ее виде, с которым призваны бороться государства. Председатель Федеральной резервной системы и руководители центральных банков должны усмирить иррациональную избыточность рынков, не подрывая экономических выгод. По словам Тацита, когда республика достигает пика коррумпированности, законы небывало множатся. Однако следует прибавить, что эти законы, сколь бы они ни были многочисленны, не в состоянии предотвратить коррупцию, так как она присуща самой системе.

Проблема коррупции становится еще противоречивее в соединении с военными акциями по реализации планов «демократизации» и «строительства государств». Задача подоб-

221 Часть 2. Множество

ных планов - построить не просто стабильный и мирный режим, а такой, который функционировал бы (обычно в весьма подчиненном положении) в рамках общемировой экономической и политической системы подобно органу в глобальном политическом теле. Пример, в данном отношении стоящий за всеми нынешними проектами «строительства государств», -это интеграция во всемирный капиталистический рынок республик бывшего Советского Союза. В то время как их экономики перестраивались, чтобы приспособиться к глобальному разделению труда и власти, отрасли государственной промышленности приватизировались, а исключительные разрешения на экспорт и импорт приобретались на основании семейных и политических связей, что привело к появлению гигантских состояний у новых олигархов. Одновременно в России возникли влиятельные мафиозные группировки, контролирующие разнообразную криминальную деятельность. Как выяснилось, «демократический транзит» - это кодовая фраза, обозначающая коррупцию. Коррупция может вступать в конфликт с потребностью в стабильном национальном политическом режиме, хотя и содействует вовлечению в мировой хозяйственный рынок. В любом случае не стоит удивляться, если такие виды коррупции дадут знать о себе в ходе длительных процессов национального строительства в Афганистане и Ираке.

Жизнь на рынке

Одна из основных задач большого правительства - защита частной собственности. Кража, контрабанда, коррупция, саботаж и тому подобные преступления существуют с тех пор, как возникла собственность. Ясно, что всем движимым формам материальной собственности, таким как автомобили и драгоценности, постоянно грозит опасность быть украденными. Но и недвижимые формы материальной собственности тоже подвержены риску вредительства или примитивного вандализма. Даже земля, самая защищенная форма собственности, подвержена опасностям. Другими словами, вся частная собственность постоянно требует охраны, причем при пере-

2.2. De corpore

ходе к парадигме неовеществленного труда происходит распространение нематериальной собственности, с которой тем более возникают проблемы ее сохранности, поскольку она преходяща и плохо контролируется. Становясь бесплотной, она проскользает через все существующие защитные механизмы, что ставит задачу расширения охранительных усилий со стороны суверенной власти.

Новые и возросшие риски сохранности нематериальной собственности главным образом объясняются теми же ее свойствами, которым соответствующие товары в первую очередь и обязаны своей полезностью и ценностью. Компьютерные программы и базы данных, например, уязвимы для разрушения и порчи в силу всеобщей связи компьютерных систем. Компьютерные вирусы, черви и подобные им гадости действуют как род вредительства. Ведь, как и кусок дерева, засунутый в механизм, чтобы сломать его шестерни, они тоже используют функционирование самого механизма для его разрушения. Однако новое вредительство составляет большую проблему с точки зрения обеспечения безопасности, чем иные формы саботажа, поскольку не требует физического присутствия. Для компьютерного вредителя не нужно ничего, кроме доступа к виртуальной сети.

Более серьезную проблему безопасности, чем разрушение или порча через сетевые соединения, составляет воспроизводимый характер нематериальной собственности, что не угрожает самой собственности, но отрицает ее частный характер. Многие виды незаконного воспроизведения нематериальных продуктов абсолютно очевидны и просты - это копирование записанных текстов, компьютерных программ или аудио- и видеопрограмм. Они вполне очевидны, так как общественная и экономическая польза от этих нематериальных форм собственности зависит как раз от легкости и дешевизны их умножения с помощью таких средств, как печатный станок или фотокопировальное устройство - вплоть до цифровой записи. Именно легкость воспроизведения, от которой зависит ценность ^т^ких продуктов, и угрожает их частному владению. Конечно, копирование сильно отличается от традиционных вариантов ^кражи, поскольку исходная собственность не забирается у вла-

223 Часть 2. Множество

дельца; просто возникает собственность у кого-то еще. Традиционно частная собственность базируется на логике дефицита - материальная собственность не может одновременно находиться в двух разных местах. Если она есть у вас, то ее не может быть у меня; однако возможность неограниченного копирования, составляющая основную особенность нематериальных форм собственности, прямо подрывает подобную логику⁹¹. Ситуация с «Напстером» составляет любопытный пример, так как ставит вопрос несанкционированного копирования в общественную плоскость. Сайт «Напстера» в интернете позволял бесчисленным пользователям свободно обмениваться музыкальными записями и копировать их в формате трЗ. При обменах между пользователями музыкальные записи переставали быть частной собственностью, поскольку становились общими. Этот случай выходит далеко за рамки традиционных представлений о краже или пиратстве, так как речь идет не просто о переходе предмета от одного владельца к другому, а о нарушении частного характера самой собственности - вероятно, об общественном пиратстве особого рода. Сайт «Напстера» в конечном итоге закрыли на том основании, что он способствовал нарушению авторских прав, но существует бесконечное число других случаев, связанных с размещением в сети текстов, информации, картинок и других нематериальных видов частной собственности, которые незаконным образом становятся свободно доступными для воспроизведения. Подобные примеры указывают на некоторые из поистине гигантских трудностей, с которыми теперь сталкивается защита частной собственности.

Вместе с тем в деле учреждения и сохранения частной собственности полицейские действия и органы вторичны; главным инструментом, с помощью которого большое правительство защищает частную собственность, должна быть не сила, а закон, то есть правовые структуры, легитимирующие частное владение. Новые виды собственности, особенно нематериальные, требуют для своего узаконивания и охраны новых, расширенных правовых механизмов. При этом многие виды нематериальной собственности выглядят явно несправедл^ивымИс точки зрения общепринятых норм, а потому требуются круп-

2.2. De corpore

ные законодательные новации. В частности, это ясно видно на примере «биособственности», то есть форм жизни, ставших частной собственностью. Конечно, отдельные живые существа давно подлежали частному владению, но здесь вопрос стоит о более общей форме биособственности. Традиционно некто вправе владеть одной, или десятью, или сотней коров голш-тинской породы либо яблонь сорта «Макинтош», но никто не может владеть голштинской коровой или яблоней «Макинтош» как жизненным видом. Обыкновенно считалось, что общая форма есть часть природы, а потому не подлежит чьему-либо частному владению. Вероятно, самым известным и противоречивым новым примером подобной биособственности является «Онкомаус», единственная на сегодняшний день запатентованная порода животного. Лаборатории «Дюпон» совместно с Гарвардским университетом создали «Онкомау-са», трансплантировав мыши человеческий ген, ответственный за выработку раковых клеток. Эта мышь предрасположена к появлению у нее раковых опухолей и потому полезна д^я онкологических исследований⁹². «Дюпон» продает отдельные экземпляры этих мышей в качестве исследовательского материала. Новым здесь является то, что «Дюпон» владеет не просто отдельной мышью, а данной породой мышей как таковой.

Законный путь к частному владению типами живых организмов был открыт в Соединенных Штатах решением Верховного суда, принятым в 1980 году и разрешившим выдачу патентов не только на процесс, ведущий к появлению ранее не существовавшего организма, но и на сам подобный организм. В 1972 году некий микробиолог подал от имени компании «Дженерал Электрик» заявку на патент на бактерии, разлагающие сырую нефть, то есть полезные в случае ее разливов. Американское бюро по патентам и торговым маркам выдало соответствующие патенты как на процесс производства таких бактерий, так и на метод их доставки по воде на соломе, однако в выдаче патента на сами бактерии было отказано. В Бюро посчитали, что микроорганизмы созданы матерью-природой, ^а потому не подлежат патентованию. Однако Верховный суд постановил, что бактерии, выведенные этим микробиологом, ^Не подпадают под означенную категорию, поскольку «речь идет

225 Часть 2. Множество

не о природном феномене, не выявленном ранее, а об искусственно полученной субстанции или композиции природных компонентов, то есть о продукте человеческой изобретательности...»⁹'. В данном случае Верховный суд счел, что бактерии не принадлежат природе, поскольку являются плодом труда человека. Точно такая же логика позже легла в основу патентования других форм жизни, таких как «Онкомаус».

Юридическое нововведение по защите такой нематериальной частной собственности опирается на признание нематериального труда; иными словами, согласно соответствующим аргументам, то, что прежде мы считали частью природы, то есть принадлежащим всем, на деле есть плод человеческого труда и результат изобретения, а потому им можно владеть в частном порядке. Такого рода новация и распространение правовой защиты частной собственности применимы к широкому кругу видов собственности. Одна из наиболее сложных и спорных областей касается в данном случае владения генетической информацией. В качестве иллюстрации вспомним один из наиболее широко обсуждавшихся примеров, который связан с владением генетическими данными о человеке, имеющими ценность для медицины и научных исследований. В 1976 году в медицинский центр при Калифорнийском университете поступил пациент с лейкозом ворсистых клеток. Медики выяснили, что его кровь, по-видимому, обладает особыми свойствами, полезными при лечении белокровия. В 1981 году они получили патент, оформленный на Калифорнийский университет, на линию Т-клеток, то есть последовательность генетических данных, полученных на основании изучения крови данного пациента. Потенциальная стоимость продуктов, произведенных с помощью этих данных, была оценена в три миллиарда долларов. Пациент предъявил университету иск за владение Т-клетками и генетическими данными, однако он был отклонен в Верховном суде Калифорнии. По мнению суда, Калифорнийский университет стал законным владельцем линии клеток, поскольку если встречающийся в природе организм запатентован быть не может, то информация, извлеченная из него учеными, подлежит патентованию, будучи результатом приложения человеческого ума^!М.

2.2. De corpore

Дела, касающиеся владения генетическими данными о растениях и, следовательно, частного владения видами семян и растений, решаются в соответствии с той же юридической логикой и, аналогичным образом, основываются на признании нематериального труда. Вспомним, к примеру, о «войнах вокруг семян», в которых частное владение видами семян и растений оспаривалось в рамках глобального противостояния между Севером и Югом⁹³. Глобальный Север генетически беден в том, что касается видов растений, и в то же время огромным множеством запатентованных видов растений владеют как раз на Севере. Глобальный Юг генетически богат видами растений, но на его долю приходится мало патентов. Более того, многие из патентов, которыми владеют на Севере, базируются на информации, полученной из генетического сырья, обнаруженного в растениях на Юге. Богатство Севера приносит прибыль, находясь в частной собственности, тогда как богатство Юга бесприбыльно, поскольку его считают общим наследием всего человечества. Законная основа для частного владения видами растений в принципе та же, что действует в отношении прочих живых организмов, таких как бактерии, пожирающие нефтяные пятна, и «Онкомаус», и она непосредственно обусловлена трудом. Растения, виды растений и зародышевая плазма (генетические данные, закодированные в зерне) могут находиться в частном владении, если представляют собой плоды работы человека и, следовательно, не являются природными⁹⁶.

Вопрос собственности представляется нам центральным в нынешних спорах вокруг генетически модифицированных продуктов питания. Порой звучит обеспокоенность, что генетически измененная «еда для Франкенштейна» угрожает нашему здоровью и нарушает естественный порядок вещей. Те, кто так считает, выступают против экспериментов с новыми видами растений, поскольку, по их мнению, природная аутентичность или целостность зерна не должны оскверняться⁹'. Для нас в этом есть привкус теологического довода о непорочности. Мы же, напротив, полагаем, и уже подробно доказывали, ^Что природа и жизнь в целом всегда в чем-то искусственны, и ^Это становится особенно ясно в эпоху нематериального труда

227 Часть 2. Множество

и биополитического производства. Все это не означает, конечно, будто все перемены непременно меняют ситуацию к лучшему. Как и всякие монстры, генетически модифицированные культуры могут быть полезны или вредны для общества. Самой надежной защитой было бы, если бы экспериментирование проходило демократично и открыто, под коллективным контролем, чему однако препятствует частная собственность. В этом отношении сегодня нам как никогда важно мобилизоваться, чтобы суметь демократически вмешаться в научный процесс. В начале пандемии СПИДа активисты таких групп, как ACT-UP, стали настоящими специалистами и поставили под вопрос право ученых сохранять в своих руках исключительный контроль над исследованиями и соответствующей политикой. Так и теперь активистам тоже нужно стать экспертами в вопросах генетических модификаций и их последствий, чтобы открыть весь процесс для демократического надзора⁹*. Кроме того, генетические изменения породили целый поток патентов, вследствие чего контроль переходит от фермеров к семеноводческим объединениям. Именно это в первую очередь содействует концентрации контроля над сельским хозяйством, что мы уже обсудили выше. Другими словами, главное не в том, что люди изменяют природу, а в том, что она перестает быть общей, переходит в частную собственность и контролируется исключительно своими новыми владельцами. Наконец, та же логика нематериального труда служит и правовой базой в спорах вокруг собственности, которые связаны с традиционными знаниями. Вспомним, во-первых, о часто упоминаемом случае, который касается дерева ним в Индии. Веками земледельцы в Индии размельчали семена дерева ним и разбрасывали их в поле, чтобы защитить урожай от насекомых. Ним - это естественный нетоксичный пестицид, не наносящий вреда растениям. В 1985 году химическая компания «У.Р. Грейс» обратилась за патентом на пестицид на основе семян нима и получила его. Его представляют на рынке как органический, нетоксичный и обладающий иными подобными качествами. Против этого патента велась безуспешная борьба в американских судах. Фактически, с 1985 по 1998 год было выдано 40 патентов на продукты, основанные на дереве ним.

2.2. De corpore

Некоторыми из них, но не всеми, владеют индийские организации*. В аналогичном случае Медицинский центр Университета штата Миссисипи получил в 1995 году патент на «Применение куркумы для заживления ран». В Индии порошок из куркумы - традиционное средство при лечении порезов и ца-оапин, которым пользовалось не одно поколение. В 1996 году Индийский совет научных и промышленных исследований оспорил выдачу этого патента, и он был отозван. Причина отзыва не сводилась к тому простому факту, что куркума традиционно используется в Индии. Американские юридические инстанции не обязаны принимать в расчет свидетельства о традиционном знании, возникшем вне Соединенных Штатов, если оно не получило формального признания и не цитируется в научных журналах. Патент на куркуму был отозван потому, что ее предшествующее использование уже нашло отражение в научных публикациях. Данный пример любопытен тем, что показывает разницу стандартов для традиционных и научных знаний. Можно сказать, что правовая система признает в качестве труда лишь официальную научную деятельность, вследствие чего только ее продукты могут становиться собственностью; традиционные же виды производства знаний трудом не считаются, а потому к их плодам относятся как к общему наследию человечества¹⁰⁰.

Во всех этих случаях право на новые виды собственности -микроорганизмы, животных, растения, семена и традиционные знания - зависит от утверждения, что они созданы искусственно и что они, в частности, возникли в качестве знания, информации или шифра. Биособственность, то есть владение жизненными формами, зависит от производства кодов, определяющих жизнь. Это двухзвенная правовая логика: коль скоро жизненные формы определяются кодом, а он создается искусственно, то тот, кто его создает, имеет право владеть жизненными формами.

Некоторые наиболее влиятельные критики происходящего сегодня поразительно быстрого распространения нематериальной собственности и биособственности заявляют, что превращение общего в частное противоречит обеспечению общественного блага. Один из традиционных аргументов в

229 Часть 2. Множество

пользу защиты нематериальных товаров, таких как идеи, в качестве частной собственности, состоит, напротив, в том, что нужно поощрять творческие способности. Например, Томас Джефферсон, как известно, разработал патентное право в США, чтобы поддержать технологические нововведения. В настоящее время задача входящей в систему ООН Всемирной организации интеллектуальной собственности состоит в поощрении креативности и новаторства методами защиты интеллектуальной собственности¹¹". Однако сегодня частное владение, ограничивающее доступ к идеям и информации, все сильнее препятствует творчеству и инновациям. Ученые и те, кто использует интернет-технологии на практике, подчеркивают, что если на ранних стадиях кибернетической революции и развития интернета креативность была возможна благодаря чрезвычайной открытости и легкому доступу к информации и технологиям, то теперь все это постепенно закрывается на разных уровнях: физических соединений, кодов и содержания. Приватизация электронного «общего стола» обернулась препятствием к дальнейшим инновациям¹"². Когда в основе производства лежит коммуникация, приватизация немедленно подрывает креативность и производительность. Микробиологи, генетики и ученые, работающие в смежных с ними сферах, согласны в том, что изобретения и продвижение в научном познании зависят от открытости сотрудничества, а также свободы обмена мыслями, техническими приемами и данными. В целом, ученых мало вдохновляет на новые открытия то потенциальное богатство, которое сулят патенты, хотя корпорации и университеты, в которых трудятся ученые, руководствуются, конечно, именно этим. Частное владение знаниями и информацией - лишь помеха к контактам и сотрудничеству, лежащим в основании социального и научного новаторства, и ничего более.

Не случайно так много специалистов в области интеллектуальной собственности и интернета используют такие термины, как электронно-креативная «общинная собственность» или новые «огораживания» в интернете, поскольку текущие процессы заставляют вспомнить самые ранние периоды развития капитализма. Если неолиберальная приватизация ро-

2.2. De corpore

должится, то, в сущности, нынешний период может вылиться в нечто вроде барокко, возникшего из кризиса европейского Возрождения. Рациональная ясность и пылкий реализм «новой гуманности» эпохи Возрождения оказались к какому-то моменту исчерпаны, и для большей экспрессии, то есть д^я передачи и воплощения красоты, барокко пришлось обратиться к гиперболе и подделке. За фасадом изменений в стиле и моде, языковых мистификаций и предательства онтологических основ знания тогда развернулась глубокая историческая драма: кризис первых опытов развития промышленности, резкое падение производительности труда и, что важнее всего, возврат к феодализму в сельском хозяйстве наряду с решительной приватизацией общинных земель. Во времена барокко счастливые начинания промышленной буржуазии, как и ее «добродетельность», свелись к «фортуне» д\я немногих, тогда как перспективы на будущее оказались омрачены общими опасениями перед новыми классами производителей, порожденными самой буржуазией. Над сегодняшними приватизационными процессами - частным присвоением знаний, информации, коммуникационных сетей, взаимных симпатий, генетических кодов, природных ресурсов и тому подобного -отчетливо витает неофеодальный дух барокко. Формирующаяся биополитическая продуктивность множества подрывается и блокируется процессами частного присвоения.

Логика раннего периода капиталистического развития обусловливает второй тип вызовов, с которыми связана наблюдаемая нами экспансия нематериальной собственности и биособственности. Речь идет о том, кто имеет право на собственность. Традиционно капиталистическое право собственности основано на труде: тот, чей труд создает некий товар, имеет право им владеть. Я строю дом, и потому он мой. Как мы убедились, эта трудовая логика сохраняет фундаментальное значение и в новых спорах вокруг собственности: когда ^сУдья выносит решение, что определенные бактерии, семена или виды животных законно принадлежат тому ученому, ко-°рьщ их создал, то действует именно трудовая логика соб-венности. В самом деле, есть неизбежная связь между тем т ктом, что человеческий труд в сфере нематериального про-