Экскурс 1. Метод: по стопам Маркса 3 страница

203 Часть 2. Множество

риферийным фордизмом», при котором промышленная продукция, импортируемая из ведущих стран, содействовала бур. ному экономическому росту под контролем главных хозяйственных центров и институтов глобальной экономики, таких как МВФ. Экономики Южной Кореи, Сингапура и других стран Юго-Восточной Азии взлетели вверх по ступенькам всемирной иерархии, в некоторых случаях гораздо выше стран средней группы, таких как Индия и Бразилия. Однако экономический кризис конца 1990-х годов особенно тяжело поразил именно «новые индустриальные страны». В результате, все так же под надзором глобальных экономических институтов, их звезда покатилась вниз в глобальной иерархии почти так же быстро, как всходила⁸¹. Короче говоря, топография глобальных делений в области труда, бедности и эксплуатации представляет собой подвижную матрицу иерархий, конструируемых политическими средствами. В следующем разделе мы рассмотрим подробнее некоторые из политических институтов, заправляющих иерархиями в глобальной системе.

Наконец, как бы в соответствии с какой-то зловещей кулинарной книгой, пора добавить в наш рецепт завершающий ингредиент, внеся во всемирную топографию нищеты и эксплуатации финальный штрих, касающийся демографии - социальной науки, особенно тесно связанной с биовластью. Еще в XIX веке в Англии экономист и англиканский священник Томас Мальтус предупреждал о катастрофических последствиях перенаселенности. Сегодня нередко слышны мнения, подобные его призывам к контролю над ростом населения. Они исходят от международных гуманитарных организаций и неправительственных объединений. То, что предлагают подобные организации (в благотворительном и человеколюбивом тоне), нередко на деле продиктовано ведущими международными агентствами и национальными правительствами, которые реализуют эти идеи весьма пагубным образом. Сегодняшнее мальтузианство часто принимает форму неоказания помощи некоторым группам населения в том, что касается продуктов питания и санитарной инфраструктуры, а то и проведения кампаний принудительной стерилизации. Стратегии национальных и международных организаций дополняются

2.2. De corpoi

_в данном случае жаждой прибыли со стороны многонациональных корпораций, которые не склонны к инвестициям в самые бедствующие районы мира и порой отказываются даже продавать туда лекарства по ценам, доступным местным жителям. Нищета и болезни становятся косвенными инструментами снижения численности населения. Мы, бесспорно, не возражаем против программ контроля над рождаемостью и планирования семьи, принимаемых на добровольной основе. Однако следует сказать со всей определенностью, что большая часть обсуждений вокруг демографических взрывов и популяционных кризисов фактически не предполагают улучшения жизни беднейших слоев или поддержания удовлетворительной общей численности населения в мире в соответствии с возможностями Земли. Скорее, они связаны главным образом с тем, какие общественные группы воспроизводятся, а какие - нет. Другими словами, кризис в первую очередь видится в том, что Ьедные группы населения растут как в основных, так и в периферийных районах мира. (Либеральные экономические теории контроля над численностью населения с тех самых пор, как преподобный Мальтус внушал их своей англиканской пастве, неизменно питали отвращение к омерзительной склонности бедняков к размножению.) Это становится особенно ясно, если связать разговоры о кризисе народонаселения с алармистскими заявлениями, будто численность белых жителей, особенно в Европе, падает как в абсолютном выражении, так и еще быстрее относительно численности небелого населения, причем как в Европе, так и во всем мире. Выражаясь иначе, основополагающий кризис состоит якобы в том, что цвет кожи населения планеты меняется, становится темнее. Трудно отделить большинство нынешних проектов контроля численности населения от некой расистской паники. Именно это в первую очередь приводит к политическим махинациям и всемирному состоянию демографической тревоги. Воспроизводство жизни должно быть налажено так, что-ы сохранять иерархии в глобальном пространстве и гарантировать воспроизводство политического порядка, угодного ^Капиталу. Вероятно, здесь мы имеем дело с самой глубинной Формой биовласти: если, как говорили раньше, численность

205 Часть 2. Множество

есть власть, то воспроизводство населения необходимо дер. жать под контролем.

В нынешний переходный период, в условиях глобального междувластия мы можем наблюдать, как появляется новая топография эксплуатации и экономических иерархий, разделительные линии между которыми проходят как выше, так и ниже национальных границ. Мы обитаем в системе глобального апартеида. Однако следует ясно видеть, что он не является только системой исключения, в которой подчиненные группы населения просто были бы отрезаны от мира, став ненужными и лишними. Сегодня в глобальной Империи, как прежде в Южно-Африканской Республике, апартеид выступает как производственная система иерархического включения, увековечивающая богатство немногих, используя труд и бедность многих. Таким образом, глобальный политический организм одновременно выступает и как организм экономический, определяемый глобальным разделением труда и власти.

Поездка в Давос

В швейцарский Давос ежегодно отправляются на несколько зимних дней представители финансовых, промышленных и политических олигархий мира, чтобы провести там Всемирный экономический форум и спланировать будущее капиталистической глобализации. Они не собираются там лишь тогда, когда из-за массовых протестов это становится практически неудобным. Многие приверженцы и хулители нынешнего мирового порядка воспринимают глобализацию так, как будто она зависит от нерегулируемого капитализма - со свободными рынками и свободой торговли, - который часто проходит под рубрикой «неолиберализма». Однако краткое путешествие в заснеженный Давос способно помочь нам развеять подобную иллюзию, поскольку там становится очевидной потребность лидеров крупнейших корпораций в переговорах и сотрудничестве с политическим руководством ведущих держав, а также функционерами из наднациональных экономических институтов. Кроме того, там же мы можем убедиться, что национальный и глобальный уровни политического кон-

2.2. De corpore

_троля на деле не сталкиваются друг с другом, а фактически работают рука об руку. Короче говоря, в Давосе мы можем стать свидетелями институциональных взаимоотношений, поддерживающих и регулирующих глобальную политическую и экономическую систему. Именно там находится центр нервной системы глобального политического организма.

Самый важный урок, который преподает нам Давос, состоит всего лишь в том, что подобный форум необходим: экономические, политические и чиновничьи элиты мира должны работать вместе и находиться в постоянном контакте. В более широком смысле, он в очередной раз учит, что никакой экономический рынок невозможен вне политического порядка и регулирования. Если под свободным рынком понимать рынок независимый, спонтанный и неподвластный политическому контролю, то такого явления не существует нигде. Это не более чем миф. Но его живучесть подталкивает к мысли, что прежнее Индийское бюро, где проходили подготовку видные экономисты Британской империи, бесстрашно циркулировавшие между Форин офисом и Банком Англии, все еще существует и сохраняет влияние. Между тем даже свободный рынок периода либерального расцвета британского капитализма в середине XIX столетия был создан и поддерживался государственными средствами, четко очерченной структурой права, национальным и международным разделением труда, богатства и власти и тому подобными факторами. Хозяйственный рынок всегда непременно укоренен в социальном рынке, а в конечном счете - в политической структуре власти⁸². Те, кто выступает за освобождение рынков или торговли от государственного контроля, в сущности, стремятся не к меньшему политического контролю, а просто к политическому контролю иного рода. Вопрос состоит не в том, насколько слабо или сильно государство и вмешиваются ли политические силы в экономику. Он всего лишь в том, как именно государство и другие политические силы намереваются вмешиваться. Ниже в этой главе мы проанализируем, почему сегодня политическое и правовое вмешательство необходимо для защиты и расширения сферы частной собственности. Пока же достаточно проиллюстрировать эту мысль, сославшись на тот факт, что поли-

207 Часть 2. Множество

тический контроль нужен, дабы утихомирить и подавить борьбу труда против капитала. За всякими трудовыми переговорами стоят политическая власть и угроза применения силы. Если бы политического регулирования не было, то есть не существовало бы силовых взаимоотношений для разрешения трудовых конфликтов, то не было бы и капиталистического рынка. Неолиберализм восторжествовал в конце XX века именно подобным образом. Этот период рыночной свободы не возник бы, если бы премьер-министр Тэтчер не подавила шахтеров в Уэльсе, а президент Рейган не нанес поражение союзу авиадиспетчеров. Все сторонники свободного рынка в глубине души прекрасно знают, что он становится возможен только благодаря политическому регулированию и принуждению. Далее, связь между политическим контролем и экономическими рынками еще более проясняется, если-взглянуть на организационные формы и системы управления самих компаний. На протяжении XX века ученые отмечали, что развивается все большее институциональное сходство корпоративных и государственных структур. Фирмы теснее внедряются в публичные институты⁸³. Поэтому не стоит удивляться, что одни и те же люди в ходе своей карьеры так часто беспрепятственно перетекают с высших правительственных постов в советы директоров корпораций и обратно. Нет сомнения, что представители деловой, бюрократической и политической элит уже хорошо знакомы друг с другом, когда съезжаются на Всемирный экономический форум. Они и прежде общались достаточно близко.

Таким образом, глобализация не означает конца или даже сокращения политического и правового контроля над корпорациями и экономическими рынками. Скорее, она указывает на перемены в характере такого контроля. Проявления постоянного взаимодействия между глобальными рыночными силами и правовыми или политическими институтами можно сгруппировать в три категории (или уровня):

- частные договоренности и частные формы проявления власти на мировом рынке, которые порождаются и направляются самими корпорациями;

- механизмы регулирования, которые создаются на базе

2.2. De corpore

торговых соглашении между национальными государствами _и прямо контролируют отдельные аспекты международной торговли и производства;

- общие нормы, действующие на международном или глобальном уровне, которые поддерживаются международными или наднациональными институтами.

Первый уровень характеризуется возникновением множества форм частной власти, позволяющей бизнесу управлять хозяйственной деятельностью глобального масштаба помимо контроля национальных правительств либо иных государ-ственных структур. Примером такой частной власти выступает новая, всемирная форма lex mercatoria, или «коммерческого права». Lex mercatoria - традиционное наименование правовой системы, позволявшей купцам или деловым людям (в особенности главам судоходных, страховых, банковских и коммерческих компаний) самостоятельно заключать сделки, опирающиеся на общие, привычные для них интерпретации норм в тех областях, которые не подлежали государственному контролю⁸⁵. Первоначально lex mercatoria имело отношение к правовым структурам, которым подчинялась торговля между купцами в средневековой Европе в сферах, не подпадавших под юрисдикцию какой-либо суверенной власти. Сегодня на мировом рынке сложилась обширная сфера частных деловых контрактов, которые допустимо рассматривать как новое lex mercatoria. Действительно, легко представить немало случаев, когда предпринимателям требуются правовые рамки, не зависящие от какой-то одной национальной правовой системы, а применимые в области глобального бизнеса, то есть функционирующие вне национальных структур и в дополнение к ним. Вообразим, к примеру, как в своем офисе в Нью-Йорке некая французская компания заключает контракт с германской фирмой на поставку нефти с разрабатываемых ею скважин в Казахстане. Каким правом регулируется такой договор - американским, французским, немецким либо казахстанским? Нормы lex mercatoria, основанные на обычае, предназначены для подобных случаев и обеспечивают для них общие Рамки. В самом деле, многие деловые контракты, подписывае-^МЬ1е сегодня в условиях глобализации экономики, не утверж-

209 Часть 2. Множество

даются национальными государствами, а просто сочиняются юридическими фирмами, находящимися на службе много- и транснациональных корпораций.

Сегодня lex mercatoria и те рынки, которые оно регулирует, гораздо более обширны, нежели в прошлом. Они изменились не только во временном и пространственном отношении. Товары больше не везут в Бургундию на спинах мулов, принадлежащих флорентийскому купцу, а мгновенно перебрасывают по планете в любом направлении. Изменилось не только содержание предметов обмена (теперь в него включены всякого рода невещественные блага, такие как услуги, идеи, образы и коды). Рынки, о которых мы сегодня рассуждаем, распространились также на все стороны хозяйственной жизни, охватывая ныне не только обращение, но и производство как материальных, так и нематериальных благ, и даже социальное воспроизводство населения. Более того, распространение регулирования рынков, осуществляемого на основании нового lex mercatoria, этим тоже не ограничивается. Так, экономические теории, сосредоточенные на трансакционных издержках, возникающих помимо прямых денежных затрат на осуществление торговли товарами или услугами, подчеркивают способность бизнеса к саморегулированию в сфере международной торговли и перечисляют минимальные условия, когда это становится возможным. Элементы рыночной связи, на которые такие теории указывают как на необходимые условия, в сущности, становятся в этом контексте правилами поведения или правовыми нормами для взаимодействия между предпринимателями. В той мере, в какой корпорации и их юридические консультанты создают международный и даже глобальный режим lex mercatoria, тем самым инициируя нормативные процессы, регулирующие глобализацию, капитал порождает своего рода «всемирное управление без правительства», хотя и в наиболее слабой его форме. Возникающий режим всемирного права не является больше заложником государственных структур, не носит формы писаных кодексов или заранее заданных правил. Он имеет чисто договорный характер и полагается на обычай. Право здесь - не внешнее ограничение, ставящее капитал в какие-то рамки, а внутрен-

2.2. De corpore

нее выражение согласия между самими капиталистами. В сущности, это своего рода капиталистическая утопия.

Правда, не стоит преувеличивать всеобщую применимость подобного «контрактного права», получившего развитие в новом lex mercatoria и в способности к управлению, проявленной юридическими фирмами, стоящими на службе корпораций. Мечта о капиталистическом самоуправлении имеет весьма ограниченное воплощение на практике. Действительно, в какой-то мере новое глобальное «коммерческое право» смогло развиться в период междувластия, поскольку власть национальных государств в области хозяйственного регулирования оказалась ослабленной, и корпорации частично сумели из-под нее вырваться. Но не следует забывать, что частная власть, появившаяся в сфере деловых контрактов, может существовать лишь при поддержке политических структур. За спиной у всякой утопии капиталистического самоуправления маячит поддерживающая его сильная политическая власть. Чтобы подобная система функционировала, к примеру, национальные рынки должны отличаться стабильностью и быть сформированы сходным образом. Важнее всего, чтобы права капитала, включая права на защиту собственности и контроль рабочей силы, были равным образом гарантированы на рынках разных стран, что позволило бы производителям сотрудничать в рамках непрерывного кругооборота и с минимальными трениями. Кроме того, поскольку частное право всегда зависит от публичного права в плане обеспечения соблюдения обязательств и введения санкций, lex mercatoria, как выясняется, совершенно недостаточно, когда регулирование деловых взаимодействий требует применения санкций согласно закону. Национальные правительства стоят за международными деловыми контрактами и постоянно поддерживают уг-Розу введения санкций. Конечно, влияние одних государств чрезвычайно велико, а у других его почти нет. Вероятно, сле-ДУет сказать, что в этих условиях закон, по сути, представляет собой не возможность для всех, а привилегию для избранных.

На втором уровне мы обнаруживаем, что национальные ^ГосУдарства обеспечивают более весомое понятие глобального Управления, содержащего сильные элементы принуждения.

211 Часть 2. Множество

Двусторонние и многосторонние торговые соглашения между национальными государствами и среди них - один из способов, каким отношения власти и силы кодифицируются и подвергаются институционализации на более высоком и общем уровне. Международные торговые соглашения существовали издавна, но теперь они ведут к созданию подлинно всемирных форм политического руководства. Всемирная торговая организация (ВТО), по-видимому, являет собой наиболее яркий пример подобного глобального института. ВТО - это фактически форум всемирной аристократии, в котором мы находим отчетливые выражения всех антагонизмов и противоречий между национальными государствами, включая столкновение интересов, неравенство силы и тенденцию к размежеванию по линии Север-Юг. Этот второй уровень представляет собой ту сферу, в которой особенно ясно видны следы междувластия где-то на полпути от национального и международного права к планетарному и империалистическому праву, при котором новое глобальное управление обеспечивается огромным разнообразием правовых компетенций, нормативных систем и процедур. В противоречивом новом всемирном экономическом порядке, который появляется сейчас благодаря заключению международных соглашений, воедино сплетены глобали-зационные и вновь оживающие националистические тенденции. Налицо как сугубо либеральные предложения, так и питаемые особыми интересами извращения либеральной идеи, как формы регионального политического сплочения, так и неоколониалистические акции по обеспечению коммерческого и финансового доминирования. Например, мы можем различить возрождающийся экономический национализм в том, как быстро наиболее мощные державы вводят протекционистские меры, едва только глобальные рынки негативно скажутся на какой-нибудь важной отрасли их экономики, скажем -на производстве стали или на сельском хозяйстве. Извращение либеральных идеалов в своекорыстных интересах просматривается и в том, что антитрестовские законы, принятые в самых мощных странах, нацеленные на защиту условий конкуренции в национальном хозяйстве, ослабляются и подрываются на международной арене, чтобы открыть дорогу моно-

2.2. De corpore

польным практикам и разрушить конкуренцию. В том, что касается финансового доминирования, достаточно взглянуть на рестриктивную денежно-кредитную политику, навязываемую различным регионам, например - странам Восточной Европы в связи с перспективой их перехода на евро или странам Латинской Америке через систему «валютного комитета», которая жестко привязывает национальную валюту к доллару. Тем не менее, вопреки сосуществованию таких противоречивых элементов, тенденция формирования глобального экономического порядка необратима. Именно в данном отношении некоторые ученые выступили с признанием того, что видоизменения суверенитета, вызванные глобализацией, привели не столько к лишению национальных государств присущих им полномочий, сколько к появлению глобального суверенитета как более «комплексного»⁸¹'.

Наконец, на третьем уровне мы обнаруживаем наиболее явно институционализированные компоненты аппарата регулирования мировой экономики. Многие из соответствующих институтов, такие как Всемирный банк, Международный валютный фонд и организации экономического развития при ООН, создавались по завершении Второй мировой войны для управления прежним международным порядком, но постепенно трансформировали свои функции в соответствии с запросами меняющейся экономики. Этими наднациональными экономическими институтами руководят представители государств-членов, но права голоса у них не всегда равны. Если в ВТО у каждой страны один голос, то в МВФ и Всемирном банке действует странная система «один доллар - один голос», вследствие чего количество голосов прямо пропорционально денежным взносам. Так, в 2003 году Соединенные Штаты контролировали в МВФ, участниками которого являются 183 государства, более 17 процентов общего количества голосов, а все вместе прочие страны «большой семерки» - более 46 процентов⁸'. Соотношение голосов в Всемирном банке приблизительно такое же. И все же эти институты полностью не контролируются голосующими государствами-членами, что нередко приводит к выражению неудовольствия со стороны таких влиятельных участников, как Соединенные Штаты. Как и все

213 Часть 2. Множество

крупные бюрократические системы, они обретают ограниченную автономию и действуют не как международные, а как в подлинном смысле глобальные институты. На общемировом уровне источники легитимации являются внутренними относительно самой системы, то есть экономические, политические и правовые решения обычно находятся в согласии друг с другом. Важнейшие наднациональные институты, конечно, имеют различные функции и неодинаковую институциональную культуру, что временами приводит к конфликтам и взаимной критике. В самом общем плане можно утверждать, что в МВФ преобладают экономические специалисты, тогда как многие из тех, кто работает в Всемирном банке и гуманитарных агентствах при ООН, придерживаются этики социального благосостояния. Последняя в принципе близка и сообществу НПО⁸⁸. Несмотря на подобные различия, эти наднациональные институты осуществляют, по нашему мнению, общий и последовательный экономический и политический контроль. МВФ - самый идеологически последовательный среди наднациональных экономических институтов. Он был основан в Бреттон-Вудсе в 1944 году странами, победившими во Второй мировой войне, и теми, что оказались в числе проигравших, для регулирования международного валютного сотрудничества и сохранения стабильности на международных финансовых рынках. Иначе говоря, его первоочередная задача заключалась в том, чтобы избежать такого же краха на денежном фронте, какой стал результатом Версальского мира. Однако в последние десятилетия XX века Фонд существенно модифицировал свою миссию по трем основным линиям: глобализация торговли, придание рынкам финансового наполнения и глобальная интеграция производственной системы. Таким образом, МВФ занимается разработкой путей управления новыми формами глобального общественного производства (которые носят теперь постфордистский, постмодернистский характер и характеризуются биополитическим состоянием множества) с помощью финансовых механизмов. Базовым проектом МВФ стало принуждение государств к отказу от кейнсианских социальных программ и переходу к монетаристскому курсу. Недомогающим и слабым экономикам

2.2. De corpore

диктуется неолиберальная формула, подразумевающая минимизацию расходов на социальные нужды, приватизацию государственной промышленности и системы социального обеспечения, сокращение бюджетного дефицита. Эта формула стала известна как «вашингтонский консенсус». Она всегда вызывает критику вне и даже внутри наднациональных экономических институтов⁸⁹. Так, высказываются возражения экономического свойства в отношении того, как именно данный курс воплощался в качестве безальтернативной модели в различных странах без учета национальной специфики, а также взаимосвязи между монетарной политикой и социальной динамикой. Другие протестуют в более широком плане против политической программы модели «вашингтонского консенсуса»: монетаристский надзиратель никогда не бывает нейтрален и всегда поддерживает определенный политический режим. После экономических кризисов в Юго-Восточной Азии в 1997 году и в Аргентине в 2000 году, вина за которые в значительной мере лежит на МВФ, эта модель подверглась еще более широкой критике. Тем не менее, несмотря на протесты и экономические провалы, МВФ по-прежнему диктует практически тот же самый неолиберальный монетаристский курс. На противоположном конце спектра глобальных институтов Всемирный банк последовательно выступает с проектами, посвященными общественному благосостоянию и нацеленными на такие проблемы, как всемирная бедность и голод. Он был создан одновременно с МВФ в 1944 году, и на него возложена задача по поддержанию экономического развития периферийных стран, главным образом путем предоставления им займов под конкретные проекты. С момента своего появления, особенно во время пребывания у руля Роберта Макна-марыв 1968-1981 годах, Банк уделяет растущее внимание проблеме бедности⁹⁰. В сущности, во Всемирном банке и в различных отраслевых организациях ООН, таких как Продовольственная и сельскохозяйственная организация (ФАО), работает масса людей, которые делают все, что в их силах, для сокращения глобальной нищеты и смягчения системы мирового апартеида. Никто не вправе отрицать их искренности или преуменьшать творимое ими благо, но нельзя пренебречь

215 Часть 2. Множество

и реальными ограничениями, ежедневно сводящими их усилия на нет. Одним из серьезнейших препятствий с точки зрения тех, кто работает в этих институтах, является то, что они вынужденно работают с национальными правительствами и распределяют денежные средства через них. Тем самым вся коррупция, все политические противоречия, экономические, расовые и тендерные иерархии этих государств неизбежно становятся частью программ развития или помощи, зачастую искажая или разрушая ожидаемый результат. Многие хотели бы работать непосредственно с населением, минуя правительства, но мандат всех этих международных агентств требует, чтобы они работали только с государствами и не вмешивались в их внутреннюю политику. Единственное решение, которое остается в их распоряжении - это связать правительства, оговаривая помощь определенными условиями, и таким I образом ограничить коррупцию за счет подрыва государственного суверенитета. Даже когда Всемирный банк борется с такими социальными проблемами, как нищета или миграция, ему приходится приводить соответствующие проекты в согласие с глобальным порядком, чтобы заручиться необходимой поддержкой. В итоге, как мы убедимся в третьей части книги, многие критикуют те типы проектов, которые поощряет Всемирный банк, и сокрушаются по поводу долга, который ложится тяжким бременем на государства.

Нужно отойти на шаг от разногласий и внутрисемейных пререканий между МВФ, ВБ и другими наднациональными агентствами, чтобы увидеть общую идею, которая, несмотря на конфликты между ними, объединяет все подобные институты. Тот факт, что у них разные функции и даже институциональные культуры, не означает, что они действуют взаимоисключающими методами. В конечном счете, деятельность всех этих институтов определяет и объединяет общее ограничение, поскольку их легитимность в основном заключена в тех целях, которые заложены в их политическую конструкцию, то есть - на самом фундаментальном уровне - проектом по учреждению либерального порядка в рамках глобального капиталистического рынка. Рассмотрим гипотетический пример. Скажем, хозяйства двух стран в равной мере пребывают в

2.2. De corpore

кризисе и демонстрируют одинаково неудовлетворительные оезультаты. МВФ может навязать меры жесткой экономии той из них, которая представляет большую угрозу для глобального неолиберального порядка (скажем, той, где сильны элементы классовой борьбы, как в Аргентине). К аналогичным требованиям в отношении другой страны, составляющей необходимый компонент поддержания мирового порядка (например, Турции, считающейся ныне существенным элементом возведения имперского порядка на Ближнем Востоке), МВФ прибегать не станет. Соответственно, Всемирный банк и ВТО предоставят ей более значительную финансовую помощь и лучшие торговые условия. Конечно, нормы и правила, диктуемые этими институтами, не всегда единообразны и постоянны, но, несмотря на препятствия и стычки, они все же действуют в согласованных рамках.

Тут для нас становится ясен общий замысел, согласно которому три уровня регулирующих механизмов взаимодействуют в комбинированной структуре сил капиталистического рынка и политико-правовых институтов, содействуя формированию подобия глобального правительства (или квазиправительства). Первый уровень - саморегулирование капиталистических взаимосвязей ради гарантирования прибылей; второй подразумевает посредничество национальных правительств ради выстраивания консенсуса на международном уровне; третий - это проект учреждения новой глобальной власти. Контрактные соглашения в рамках нового мирового «коммерческого права», национальная и региональная торговая политика, соответствующие договоренности и наднациональные экономические институты координируются для оказания решающего воздействия на глобальную экономику ради сохранения и воспроизводства нынешнего порядка. Например, все они обязаны приложить максимум усилий для создания и поддержания рыночных условий, необходимых дая гарантирования межфирменных контрактов. Несмотря на конфликты, интересы самых богатых и влиятельных корпораций, а также стран требуют непрерывного служения. Все эти институты призваны сохранять на самом глубинном уровне глобальное разделение труда и власти, те иерархии, от кото-