Детерминическая картина мира Кальвина

Кальвин вслед за Лютером считает, что признание за природой схоластических субстанциальных качеств, их относительной са­мостоятельности умаляет могущество Бога. Если природа может действовать самостоятельно, то Бог — сверхприродное, чисто ду­ховное существо — оказывается ненужным. Рядом со схоластиче­ской божественной «натурой» истинно христианскому Богу про­сто нет места. С этим ни Лютер, ни Кальвин, ни их последователи не могли согласиться, и с этих позиций критиковали все положе­ния схоластическо-аристотелевской натурфилософии.

Догмат о предопределении и мотив ничтожности тварного свое­волия звучат в кальвинизме с особой силой. Перед мощью кальви­нистского Бога все тварные различия, вся схоластическая иерар­хия рангов бытия делается бессмысленной. Эта центральная для Кальвина идея равенства творения перед лицом Творца разруша-

ет схоластическую картину иерархии творения — «Великой цепи бытия».

Творение, с точки зрения Кальвина, не несет в себе «самоза­конности». Оно целиком и полностью зависимо от воли Творца: «Мы не признаем, — утверждает он, — самостоятельной силы в сотворенных предметах... Бог использует средства и инструменты, которые сам считает необходимыми: хотя хлебом и другой пищей он питает наше тело, хотя солнцем он освещает наш мир, хотя огнем он согревает, но ни хлеб, ни солнце, ни огонь не являются ничем иным, как теми инструментами, с помощью которых он распространяет на нас свое благословение».

Мы должны постоянно помнить, продолжает Кальвин, что «в сотворенных вещах нет движущей силы, работы или движе­ния, но что они управляются тайным решением бога». Поэтому все, что ни происходит во Вселенной, есть, согласно Кальвину, чудо. Мотив случайности творения и полной его подвластности тайному решению божественной воли пронизывает собой всю каль-виновскую доктрину. С его точки зрения, мир в целом не более застрахован от превратностей и перемен, чем жизнь индивида от исторических бед. Кальвин рисует исполненную динамики карти­ну мира, в которой «провиденциальная забота преодолевает все другие силы, но это никогда не происходит без значительных дра­матических потрясений».

Другой существенной стороной концепции Кальвина явля­ется акцент на непосредственном контакте Творца с творением, резко отличающий кальвинизм от теологии томизма. С точки зре­ния Кальвина, все творение, равно ценное и равно ничтожное перед волей Творца, открыто непосредственному выявлению его мощи. Поэтому Кальвин, как и неоавгустианцы — мыслители «во­люнтаристской» ориентации позднего Средневековья, отвергал слепое влияние небесных интеллигенции, выступая против аст­рологии. Идея непосредственной зависимости всех вещей от дей­ственной божественной воли подчеркивалась Кальвином и в строго инструментальной трактовке роли ангелов в противоположность взгляду Фомы на ангелов как на существ более высокой природы. У Кальвина, как и у Августина, понятие чудесного совпадает с понятием сотворенного. Не мелкие «чудеса» отклонений от нор­мы должны, по Кальвину, занимать ум христианина, а великое чудо сотворенной нормы бытия, Вселенной в целом. В утвержде­нии этой идеи Кальвин чрезвычайно близок к Августину. Бог, пишет он, «открывает себя в целостности и совершенстве Все­ленной... Куда ни бросить взгляд, нет ни единого места во Вселен­ной, где нельзя было бы обнаружить хотя бы искру его величия. Нельзя единым взглядом охватить эту огромнейшую и прекрас­нейшую систему Вселенной во всем ее размахе, не испытав со­вершенного потрясения бесконечной силой ее блеска».

Онтологическим воззрениям Кальвина, существенно отличным от томистских, соответствует и его новое понимание задач челове­ка — кальвинистская этика. Признавая, с одной стороны, нич­тожность человеческой «естественной» свободной воли, невозмож­ность для человека спастись без божественного вмешательства и помощи, Кальвин вместе с тем высоко оценивал назначение че­ловека и его возможности: «Человек, — утверждал он, — удосто­ен исключительной чести, которую невозможно переоценить. В качестве представителя Бога смертный человек осуществляет власть над миром, как если бы она принадлежала ему по праву». Ответной реакцией человека, согласно Кальвину, должен быть не созерца­тельный путь отказавшегося от мира отшельника, не монашество, а аскетически-дисциплинированная профессиональная деятель­ность, упорный труд. Причем Кальвин в отличие от Лютера пола­гал, что человек может выйти из той профессиональной сферы, в которую он попал благодаря обстоятельствам рождения и воспита­ния, и самому избрать наиболее приемлемое поле деятельности.

Подобно тому как вся Вселенная пронизана движением — ма­нифестацией божественной воли, все творение несет на себе пе­чать истины. Поскольку, согласно Кальвину, человеку дана воз­можность приобщения к добродетели духовности и мудрости, его ориентация на познание истины, запечатленной в творении, долж­на стать неотъемлемым элементом его религиозной жизни.

Таким образом, учение Кальвина, с одной стороны, предо­ставляет человеку немыслимую в рамках католицизма свободу «мирской деятельности», освещая самостоятельный поиск путей к истине. Однако этот импульс духовной самостоятельности, со­держащийся в учении Кальвина, не мог быть в полной мере раз­вит из-за требования буквального толкования Библии. Так же как Августин отвергал языческую мудрость как «суету мирскую», от­влекающую от поиска путей единения с Богом, так и Кальвин с подозрением относился к светской учености: он признавался, что предпочел бы истребить все науки, если бы они являлись причи­ной охлаждения христианского благочестия, отвращения от Бога. Развитие кальвинистской доктрины пуританами в Англии на­чала и середины XVII в. привело к отказу от буквальной трактовки текста Писания (Дж.Уилкинс, Р.Бакстер и др.). В силу этого анг­лийский кальвинизм создал благоприятную атмосферу для уско­ренного формирования энергичного, активного субъекта деятель­ности и познания, идеалом которого служило не пассивное созерцание истины, а самостоятельный ее поиск «для славы бога и пользы человечества» (Бэкон).

Вот несколько извлечений из работ Бакстера — одного из ли­деров пуританизма. Он задается следующим вопросом: «Должен ли человек для достижения блага отбросить все мирские внешние труды и посвятить себя созерцательной жизни как наиболее свя-

той?» Ответ Бакстера категоричен: «Нет, ни один человек не дол­жен делать этого без особой необходимости или призвания, так как есть общие правила для всех, кто в силах: мы живем для пользы ближних, выдвигаем требование общего блага и, насколько это возможно, делаем добро всем людям». Как понимает Бакстер «де­лание добра» людям? «Если, — отвечает он, — указан путь, следуя которому вы можете без ущерба для души своей законным образом заработать больше, чем на каком-либо ином пути, а вы отвергаете это и избираете менее доходный путь, то вы препятствуете одной из целей призвания... Не для утех плоти или грешных радостей, но для Бога и спасения следует вам трудиться и богатеть».

Приведенные отрывки из работ Бакстера дают яркую характе­ристику его представлений о субъекте деятельности. А каков бак-стеровский идеал субъекта познания? Он пишет: «Хотя некото­рые заблуждающиеся люди могут сказать тебе, что вера и разум являются такими врагами, что исключают друг друга (когда отно­сятся к одному и тому же объекту) и что чем меньше у тебя разу­ма для доказательства истинности предметов веры, тем сильнее и похвальнее твоя вера. Однако, когда придет испытание, ты уви­дишь что вера не есть неразумная вещь, и что Бог предполагает разум, когда вселяет веру, и использует разум для пользы веры. Те, которые верят и не знают почему, или недостаточно знают причину, берут в помощники веры фантазии, мнения или мечты».

Целью усилий пуритан на пути «обновления» и «просветле­ния» было ощущение спасенности, состояние благости. Вот что пишет Бакстер по поводу средств, могущих привести человека в это состояние:

Благодать станет более заметной и видной, если вы упорны и после­довательны в ваших трудах... Ибо само упражнение в любви к Богу и человеку, в достижении божественного состояния ума и святой жизни заключает ощутимое удовольствие в самом себе и доставляет наслажде­ние лицу, которое этим занимается. Ибо, если человек захотел бы вос­пользоваться своей образованностью и мудростью, то единственный путь заключается... в чтении и размышлении над некоторыми святыми книга­ми и в открытии некоторых тайн в ремеслах и науках... Какое наслажде­ние испытывали изобретатели морской карты, магнитного притяжения, книгопечатания, ружей от своих изобретений! Какое удовольствие ис­пытывал Галилей от своих исследований с помощью телескопа неров­ностей и затененных частей Луны, медицейских планет, спутников Са­турна, фаз Венеры, звезд Млечного пути и т.п.!