Европейский мир XIV—XV вв.

По крайней мере в одном смысле это название звучит ирони­чески в качестве характеристики европейских дел эпохи Возрож­дения: мира не было, была всеобщая война. Но в ходе войн скла­дывался европейский мир, возникала Европа — политическое единство национальных государств.

Европа — только теперь это географическое название наполня­ется подлинно историческим значением. Прежде, в Средние века, ее единство было единством христианского католического мира, но, как будто предчувствуя в уже начавшихся ересях и распрях его раскол — Реформацию, европейцы торопятся установить более крепкие отношения друг с другом, которые не разорвут религи­озные споры и войны будущих веков.

Гуманизм из Италии распространялся к северу от Альп. Пути идей и товаров пролегали выше политических и военных барьеров.

Целый ряд обстоятельств способствовал тому, что в середине XIV в. облик Европы начал сильно меняться:

В 1350 г. Черный мор добавил свои бедствия к замедленному и мощ­ному спаду, который начался задолго до середины столетия. Европей­ский мир — экономика той поры охватывает помимо сухопутной Цент-

¹ Лосев А. Ф. Эстетика Возрождения. — М., 1978. — С. 591, 592.

Т>Я

ральной и Западной Европы Северное и Средиземное моря. Система Ев­ропа—Средиземноморье, вполне очевидно, познала тогда глубокий кри­зис. Христианский мир, утратив вкус к крестовым походам или лишив­шись возможности их совершать, натолкнулся на сопротивление и инерцию ислама, которому он уступил в 1291 г. последний важный опор­ный пункт в Святой Земле — Сен-Жан-д'Акр. К 1300 г. ярмарки Шампа­ни, лежавшие на полпути между Средиземным и Северным морями, стали приходить в упадок. К 1340 г. оказался прерванным — и это, тоже несомненно, было весьма серьезно — «монгольский» [Великий шелко­вый] путь, путь свободной для Венеции и Генуи торговли к востоку от Черного моря, вплоть до Индии и Китая. Мусульманский заслон, разре­завший эту торговую дорогу, снова сделался реальностью, и христиан­ские корабли оказались вновь привязаны к традиционным левантийским гаваням в Сирии и Египте. К 1350 г. Италия также начала индустриализи­роваться. Она красила суровые сукна, изготовленные на севере Европы, с тем чтобы продавать их на Востоке, и начала сама изготовлять сукна. Шерстяное производство станет господствовать во Флоренции... Евро­пейская система, разделившаяся между полюсом североевропейским и полюсом средиземноморским, склонилась в южную сторону, и утверди­лось первенство Венеции...»¹.

Таким образом, Европа поляризовалась: «...У истоков новой Европы надлежит поместить рост двух этих великих комплексов: Севера и Юга, Нидерландов и Италии, Северного моря вместе с Балтийским и всего Средиземноморья»².

Однако, поляризовавшись, начав свой экономический рост с двух противоположных концов, Европа искала воссоединения, об­ретения единства по крайней мере на уровне рынка. Ярмарки Шам­пани пришли в упадок, перерезав пути сухопутных контактов. Од­нако Европа Балтийского и Европа Средиземного морей ищут и находят друг друга. В 1291 г. генуэзские моряки открывают для ита­льянских судов Гибралтар, контролируемый арабами, но еще ра­нее первые торговые суда из Средиземноморья пребывают в Брюг­ге — город на побережье Северного моря, обеспечивая ему значение важнейшего порта. Торговля идет и по суше, но море остается самым надежным и сравнительно безопасным торговым путем. Левантийские специи, вина и предметы экзотической рос­коши поступали с юга в обмен на фландрские сукна...

С юга поступали и новые идеи — идеи гуманистической обра­зованности, становившиеся поводом для зарождения национальных культурных традиций. Петрарка знал о своем поистине европей­ском влиянии: «Ежедневно на эту голову сыплется град писем со стихами и поэмами из всех углов земного круга. Мало наших: меня уже начинают трепать чужеземные поэтические бури, не только

' Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм в XV— X.VUI вв. - М., 1992. - Т. 3: Время мира. - С. 74. ² Там же. — С. 93.

галльские, но и греческие, и тевтонские, и британские...»¹. Так писал Петрарка из Воклюза в ноябре 1352 г. Это был последний год, который он провел на берегу Сорги, где вскоре его поместье было разорено в ходе событий Столетней войны между Англией и Францией.

Английская культурная ситуация — пример особенно показа­тельный, ибо является одной из самых ранних, если судить по первым проявлениям нового, и одной из самых трудных, медлен­ных в ее окончательном осуществлении.

Если судить только по датам, то может сложиться впечатле­ние, что английское Возрождение последовало тотчас же вслед за его итальянским началом; Джеффри Чосер (ок. 1340— 1400) посе­тил Италию еще при жизни Петрарки и Боккаччо, согласно ле­генде, даже встречался с первым из них и, безусловно, находился под сильным влиянием второго. Однако сам Чосер явился для Анг­лии второй половины XIV в. фигурой почти одинокой, во всяком случае не открывшей новой эпохи. Время для нее еще не наступи­ло. Это было обещание того, чему лишь предстояло состояться в будущем, — это было Предвозрождение.

Тем не менее Чосер совершил огромный прорыв к созданию национальной английской культуры и языка. Языковая ситуация в Англии была особенно сложной и показательной для положе­ния, в котором исторически оказалась страна. В 1066 г. норманны, пришедшие с севера Франции и говорившие по-старофранцуз-ски, завоевали Британию, заселенную германцами, говоривши­ми на одном из германских языков — древнеанглийском. В тече­ние более чем двух последующих веков завоеватели мало смешивались с теми, кого они завоевали. Языки также существо­вали параллельно. Английский оставался разговорной речью не­грамотного большинства населения, в этих условиях решительно изменив свой строй: была утрачена сложная система окончаний, и из флективного английский язык превратился в аналитический, каким является и по сей день. Французский же сохранял статус языка государственности и культуры. Ситуация начала меняться в середине XIV в. Фоном для изменений явились события Столетней войны, в которую в 1337 г. вступили Англия и Франция, когда после пресечения династии Капетингов английский король Эдуард III, по женской линии приходившийся внуком королю Франции Филиппу IV, заявил свои претензии на французский престол.

Это подтолкнуло естественный процесс формирования англий­ской нации и государства. Дополнительным обстоятельством яви­лась чума 1348 г., Черной смертью прошедшая по Англии и унес­шая не менее трети ее населения. Не хватало рабочих рук, чтобы обрабатывать землю и растить хлеб, но теми же руками еще нуж-

¹ Петрарка Ф. Эстетические фрагменты. — М, 1982. — С. 138.

_но было воевать во Франции. И война шла успешно: в 1346 г. при Кресси и десять лет спустя при Пуатье английские пешие лучни­ки разгромили рыцарскую конницу французов. Эти победы по­ложили начало самосознанию нации, ее чувству гордости и од­новременно легенде на последующие века — о старой доброй Англии, славной своими йоменами, свободными хлебопашцами и лучниками на поле брани. Их собрат по духу — легендарный

Робин Гуд.

Наблюдателям со стороны, как, например, французскому ис­торику Фруассару, кажется, что «английский король должен по­виноваться своему народу и делать то, что тот хочет». Еще в 1332 г. в английском парламенте создается палата общин для представи­тельства городов и сельского населения. Помимо этого законного способа выразить свое мнение (не будем преувеличивать меру де­мократических свобод в парламенте XIV в.) оставался и традици­онный способ — народное возмущение, бунт, подобный восста­нию Уота Тайлера в 1381 г. В среде восставших громко звучали голоса проповедников народного евангелизма — учения, исходив­шего из всеобщего равенства, заповеданного Христом:

When Adam delv'd and Eve span Who was then the gentleman? («Когда Адам пахал и Ева пряла, кто был тогда господином?»)

Духом этого рода пропитана поэма Уильяма Лэнгленда «Виде­ние о Петре Пахаре», где в средневековом жанре и аллитерацион­ным стихом старой английской поэзии прославлен идеал нрав­ственной правды, путь которой открыт лишь тому, кто трудом рук своих возделывает землю. Народный евангелизм был подго­товлен идеологически в самой церковной среде такими ее деяте­лями, как Джон Уиклиф. За полтора столетия до Лютера и фор­мального начала Реформации он выступил с критикой Рима, и занялся переводом священного писания на английский язык. Уик­лиф будет посмертно осужден собором в Констанце в 1415 г. вме­сте с другим деятелем предреформации — чехом Яном Гусом, сожженным по этому приговору.

Новая нация должна была заговорить на собственном языке. С 1362 г. английский язык используется для судопроизводства (хотя документация ведется по латыни). В 1399 г. первый английский ко­роль приносит присягу по-английски. Им был Генрих IV из рода Ланкастеров. Он вырвал трон из рук своего двоюродного брата Ричарда II, нарушив тем самым порядок престолонаследия. Это всегда чревато тяжкими последствиями, династическими спора­ми, каковые и длились более восьмидесяти лет, исчерпав себя только с физической гибелью как Ланкастеров, так и Йорков. Длительная междоусобица завершится войной Алой и Белой розы (1455—1485), последовавшей за окончанием Столетней войны

(1453), когда десятки тысяч английских солдат хлынули домой с континента, готовые делать то единственное дело, которому они были обучены, — воевать.

Эта распря, расколовшая и опустошившая страну, была одной из причин того, что культурный успех предшествующего XIV сто­летия, итог которому так замечательно подвел Чосер, не был раз­вит в течение последующего века. Чосер лично и самым непосред­ственным образом был связан с предысторией этих печальных событий, поскольку всю жизнь его покровителем являлся Джон Гонт — младший брат короля Эдуарда III, впавший в немилость при его внуке Ричарде II и со столь далеко идущими последствия­ми отмщенный своим сыном — Генрихом Болингброком, буду­щим Генрихом IV.

Английские события на рубеже XIV—XV вв. еще и потому по­казательны для состояния европейского мира, что Столетняя война затрагивает многие государства: Кастилию, Арагон, Португалию, Шотландию, Бургундское герцогство... Обе стороны — и Англия, и Франция — ищут и находят союзников. Состояние войны ста­новится постоянным и общим. Это не лучшее условие для распро­странения образования, учености, культуры: общеевропейское Предвозрождение все никак не обретет силу, чтобы стать соб­ственно Ренессансом. Для новой эпохи потребен более прочный мир, и он на какое-то время устанавливается в виду общей опас­ности — с Востока, со стороны мощной Османской империи.

Впервые эту опасность как реальную европейские правители ощутили в самом конце XIV столетия. В 1389 г. на Косовом поле турки нанесли решительное поражение сербам. В 1393 г. они захва­тили Тырновское царство болгар, однако десять лет спустя сами потерпели сокрушительное поражение при Анкаре от своего вос­точного противника — Тамерлана, образ которого в ренессанс-ной Европе рисовался поэтому неизменно героическим. Его побе­да на полвека отсрочила то, что было неизбежно, — падение Константинополя, с которым прекращала свое тысячелетнее су­ществование Византия.

Константинополь пал в 1453 г. — тогда, когда завершают свою Столетнюю войну Англия и Франция. Тогда же решают прими­риться между собой и вечно враждующие итальянские государ­ства, заключившие в Лоди в 1454 г. договор — хрупкий прообраз европейского мира, недолговечный шедевр итальянской дипло­матии. Устанавливается политический баланс сил и возникает надежда на то, что христианский мир сможет подняться для но­вого крестового похода и отвоевать свои святыни. Папа-гуманист Пий II провел день 14 августа 1464 г. у окна в ожидании флота, который он лично препроводил бы до Босфора и благословил на войну с неверными. Ни один корабль так и не появился, а папа скончался от огорчения.

Идея Европы, единой по прежнему принципу христианского вероисповедания, обречена. Но значит ли, что обречена и сама Европа? Во всяком случае «во многих отношениях XV век был для Западной Европы временем пространственного сокращения (contraction), а не экспансии»¹.

И тем не менее столетие завершается событиями, позволяю­щими говорить о начале эпохи Великих географических открытий. Европейцы выходят за пределы своего континента. Они долго под­готавливают этот шаг. Вначале пальма первенства принадлежит португальцам. В 1415 г. на африканском побережье ими захвачена марокканская крепость Сеута. Это первое приобретение, необхо­димое как плацдарм для будущих попыток преодолеть водное пространство, проплыть на юг вдоль Африки и найти путь в Ин­дийский океан. На это уходят десятилетия. Принц Генрих Море­плаватель (1394—1460) снаряжает экспедиции, собирает вокруг себя лучших знатоков морского дела, побуждает отыскивать ста­рые карты и создавать новые. В 1410 г. было переведено на латин­ский язык и стало доступным учение Птолемея. Открывать мир европейцы начинают с картами, выполненными во II в. Возрож­денная античность служила практическим целям, однако скоро мир станет известен неизмеримо подробнее и достовернее.

В 1492 г. Колумб пустится в первое плавание к берегам Амери­ки, которую он примет за Индию. В 1497—1498 гг. Васко да Гама наконец завершит усилия нескольких поколений и, обогнув юж­ную оконечность Африки, действительно достигнет индийского побережья. За ними последуют многие... Мир распахнется для ев­ропейцев. В 1521 — 1522 гг. после кругосветного путешествия Ма­геллана земное пространство станет поистине всемирным. Еще двадцать лет спустя астрономическая теория Коперника перечерк­нет учение Птолемея. Античность сделала свое дело: у нее учились, но ей не собирались слепо подражать.

В том же году, когда Колумб отправился открывать Индию для испанской короны, в Испании произошло еще одно событие: за­вершилась Реконкиста, пала Гранада — последняя область, оста­вавшаяся в руках арабов. Это был праздник, отмеченный всем христианским миром, который если не смог вернуть Константи­нополь, то хоть как-то утешился, нанеся поражение неверным у себя дома. Для христианского мира это было событие символиче­ского значения. Для Испании — возможность осуществиться как единому национальному государству. Та возможность, которую уже начали использовать завершившие между собой войну Франция при Людовике XI (1461 — 1483) и Англия при первом из династии Тюдоров - Генрихе VII (1485- 1509).

-Т^Ь. The Establish^ of the European Hege.on, 1415- 17.5: Trade and Explorat.on in the Age of the Renaissance. - N.Y., 1961. - P. /.

Историческое преимущество в этот момент имеют те, кто ус­пел объединиться, создать государственность, обрести то, что на­зывают духом нации. Те, кому этого сделать не удалось, теперь оказываются проигравшими. До этого момента итальянские идеи и итальянские деньги победоносно являлись в Европу. Теперь в Ита­лию явились европейские правители во главе своих армий. В 1494 г. по приглашению папы Александра VI Борджиа французский ко­роль Карл VII проходит через Италию, грабит Рим. Он обещает идти против султана Баязета. Благое дело так и не свершилось. Его поход запомнился делами отнюдь не святыми — первой в евро­пейской истории эпидемией сифилиса, поэтому и названного французской болезнью (хотя в Европу, как полагают, ее завезли моряки Колумба). С этого похода начался полувековой период ита­льянских войн, в которых участвует едва ли не вся Европа, со­шедшаяся на полях Италии.

Впрочем, если Европа именно в этот момент готова обрести историческое бытие, то Италии ведь нет. Мечта Данте и Петрар­ки так и не осуществилась, национальное единство страны не стало реальностью. Если на него все еще продолжают возлагать хоть какую-то надежду, то предписывают для этого очень силь­ные политические средства, жестокостью которых рассчитыва­ют оправдать величие цели. Именно так поступает Никколо Ма­киавелли (1469— 1527) — странная фигура: то ли гуманист, то ли проповедник злодейства и пророк многих последующих истори­ческих трагедий.