Логика, прагматика и этика диалога

Этические требования к логике ведения бесконф­ликтной беседы достаточно прозрачны и ясны. Это — контроль за предметностью и значимостью разговора, компетентностью и логической культурой общения собеседника, ясность, лаконичность, точность собствен­ных формулировок, суждений и вопросов, логическая конкретность используемой терминологии. Важно в бесконфликтной беседе умение внимательно слушать собеседника, понять и принять его доводы, способ ар­гументации, суть излагаемой информации.

Общие этические принципы корректной логики спора со слабым конфликтом требуют доказатель­ной аргументации собственной версии и конструк­тивной логической критики мнения оппонента, не­укоснительного соблюдения логических требований, предъявляемых к элементам доказывания и опро­вержения: к тезису и контртезису, к введенным т обсуждение юридическим доказательствам и контр­доказательствам, к формам демонстрации и крити­ки. Следует помнить, что именно в споре со слабым конфликтом, в конструктивной дискуссии проявля­ется жесткая связь между логикой и этикой обсуж­дения. Игнорирование логических принципов веде­ния доказательной аргументации в процессе дискус­сии влечет нарушение ее нравственных норм и требований. И наоборот, использование аморальных, неэтических средств ведения обсуждения в конст­руктивной по целям дискуссии разрушает ее логи­ку и провоцирует бесплодность ее результата.

Спор в режиме слабого конфликта, конечно, имеет состязательную форму. Но это — борьба за установ­ление истины по рассматриваемому делу, а не за ут­верждение позиции, мнения или авторитета лица. В таком споре этично лишь то, что логично, разумно и доказательно. Поэтому логическая культура мыш­ления, речи и общения в конструктивной дискуссии является приоритетной в определении нравственных канонов проблематического диалога. Здесь нравствен­ную ценность приобретают и логическая ясность, лаконичность суждений, и логическая точность фор­мулировок, терминологии, и, наконец, уважительное внимание к логической критике, проводимой оппо­нирующей стороной. Следует при этом соблюдать и более частные логико-этические требования: не доказывать, что очевидно; не доказывать, что сомнитель­но. Так как спор в режиме острого конфликта антаго­нистичен по своей природе, он предполагает более широкий выбор этически приемлемых средств веде­ния полемики. Действительно, те приемы и средства ведения проблематического диалога в процессе бес­конфликтной беседы или конструктивной дискуссии, которые в них признавались неэтичными и даже про­сто безнравственными, в условиях антагонистическо­го спора на победу могут рассматриваться как мораль­но обоснованные. Скажем, в парламентской дискус­сии неэтично переводить разговор с предмета обсуждения на личность оппонента, однако в полити­ческих баталиях использование аргумента, обращен­ного к личности оппонента, достаточно распростране­но и не считается аморальным. Политическая крити­ка всегда сопровождалась критикой политических лидеров. Другой пример. В условиях судебного спора сторона, поддерживающая защиту обвиняемого, не обязана и, более того, не имеет права на представление суду информации, противоречащей интересам подза­щитного. Ясно, что во многих других случаях пробле­матического диалога такая избирательность в подаче информации могла быть объявлена аморальной.

Из приведенных примеров видно, что при пере­ходе из конструктивного ведения дискуссии к ан­тагонистическим формам полемики происходит смещение нравственных критериев оценки пробле­матического диалога в практике из логической сфе­ры аргументации в область тактики и прагматики спора. Об этических принципах построения такти­ки проблематического диалога речь пойдет ниже. Здесь мы сосредоточим внимание на чисто логичес­ких основаниях нравственных критериев оценки как

конструктивного, так и антагонистического обсуж­дения юридической проблемы. Логической формой интеллектуального мошенничества в споре является софистика. Софизмом принято называть умышлен­ную логическую ошибку в доказательстве, допущен­ную с целью введения оппонента в заблуждение, с на­мерением выиграть спор любыми средствами. При­ведем классические примеры софистических уловок.

Подмена тезиса доказательства. Суть данного со­фистического приема заключается в том, что в процес­се обсуждения одна из сторон произвольно изменяет заявленный в споре основной тезис доказательства в сторону его более широкого или более узкого толкова­ния, или даже полностью заменяет его на новый. Так, в практике судопроизводства доказывание вины обви­няемого в совершении тяжкого преступления подме­няется иногда обоснованием особой общественной опас­ности рассматриваемого деяния. Следует обратить вни­мание на тот факт, что некорректной с точки зрения этики спора является подмена лишь основного тезиса доказательства. Исходный и дополнительный тезисы в зависимости от оперативной и тактической обстановки в процессе обсуждения проблемы могут меняться.

Излишняя полнота доказательства. Расшири­тельная трактовка основного тезиса доказательства. Данный софистический прием часто используется тогда, когда нет достаточных аргументов для обо­снования основного тезиса в строгой и четкой фор­мулировке. «Кто много доказывает, тот ничего не доказывает», — говорили древние. Скажем, в поли­тических баталиях партий и общественных движе­ний защита верного в общей постановке тезиса: «Ре­ферендум — волеизъявление народа» применительно к конкретным условиям дестабилизации общества,

острой конфронтации его социальных структур, ма­нипулирования общественным мнением имеет со­фистический эффект расширительной трактовки ос­новного тезиса о необходимости проведения референ­дума в определенных условиях.

Изменение модальности тезиса доказательства. Софистический прием, представляющий собой логичес­ки необоснованный переход от предположения возмож­ности, вероятности или правдоподобности некоторого факта, события к заключению о его реальном суще­ствовании. В интеллектуальной практике ведения след­ственных действий вовсе не достаточно доказать лишь возможность или правдоподобность вины подозревае­мого; необходимо доказать его реальную виновность.

Изменение условности тезиса доказательства. Со­фистический прием, представляющий собой логичес­ки необоснованный переход от тезиса в форме уголов­ного утверждения к тезису в необусловленной форму­лировке. Если, например, доказано, что в определенных социальных условиях дестабилизации общества неиз­бежно обострение межнациональных конфликтов, это не означает естественность природы существующих конфликтов между определенными национальностя­ми. К данной группе софизмов относятся также рас­суждения от смысла разделительного к собирательно­му, от соединительного к разделительному.

Основное заблуждение. Наиболее распространен­ный софистический прием, связанный с использова­нием ложных аргументов для доказательства соб­ственной точки зрения и намеренной дезинформации оппонента. В интеллектуальной практике общения по­добные софизмы обычно сопровождаются идиомами «общеизвестно», «нельзя отрицать», «установлено» и т.п., подчеркивающими квазиправдоподобность

заведомо ложных аргументов. Поэтому в процессе ведения спора следует особо внимательно и критично относиться к утверждениям оппонента содержащим названные идиомы

Предвосхищение основания. Разновидность софиз­ма «Основное заблуждение», связанная с использовани­ем в качестве аргументов недоказанные или непрове­ренные утверждения, которые сами по себе нуждаются в обосновании. Например, в юридической практике пред­восхищением основания судебного доказывания явля­ется использование в качестве прямого доказательства вины обвиняемого его признание в совершении преступ­ления без предварительной проверки.

Порочный круг в доказательстве. Использова­ние в качестве аргумента доказательства утвержде­ния, истинность которого возможно установить лишь-после того, как будет обоснован основной тезис дан­ного доказательства: зависимость обоснованности ар­гумента доказательства от истинности его тезиса. На­пример, порочный круг в судебном доказывании воз­никает в ситуации, когда совершение преступления объясняется низкими нравственными качествами подсудимого, сам же моральный облик его иллюст­рируется рассматриваемым в данном судебном ис­следовании преступным деянием.

Тривиальная полнота доказательства. Софис­тические рассуждения, основанные на противоречи­вых аргументах или утверждениях в процесс обсуж­дения проблемы. Так как в соответствии с законами классической логики из противоречивых высказы­ваний с логической необходимостью следует любое утверждение, умышленное жонглирование противо­речащими друг другу утверждениями в процессе ве­дения проблематического диалога суть элементарная

софистика и интеллектуальное мошенничество. При­менение противоречивых суждений в диалогической системе влечет тривиальную полноту доказательства в том смысле, что в данной системе одинаково ус­пешно можно обосновать и опровергнуть любое ут­верждение. Следует заметить, что гуманитарные на­уки, включая правоведение, страдают болезнью тео­рий с тривиальной полнотой доказательства прежде всего вследствие использования софистической ме­тодологии «диалектической логики».

Уже было сказано, что по своей природе диалог кон­фликтен, но в различных сферах гуманитарной прак­тики конфликтность ситуации проявляется различ­ным образом, а следовательно, и разрешается в эти­чески различных формах. Скажем, в бесконфликтной ситуации ведения консультации или в дискуссии в режиме слабого конфликта приоритетным критери­ем нравственной оценки диалога является его логич­ность или алогичность, доказательная аргументация или софистическая спекуляция. Когда же речь идет о полемике в форме острого конфликта, например, о допросе обвиняемого на изобличение, тогда чисто ло­гических критериев нравственного ведения юридичес­кого диалога оказывается недостаточно, они не всегда «срабатывают» в той или иной ситуации. Это означа­ет, что этическая парадигма справедливости правово­го решения в данном случае не выразима в терминах логической парадигмы доказательственности без при­влечения некоторых иных средств парадигматики: со­циологической, психологической парадигмы, либо па­радигмы прагматической целесообразности.

Такт ведения спора. Плодотворность дискуссии часто и во многом зависит от тактичности ее уча­стников. Бестактный оппонент в споре является

своеобразным агрессором, бесцеремонно вторгающим­ся в ход обсуждения проблемы, пытающимся навя­зать собственную точку зрения, игнорируя мнения со­беседников, диктовать остальным участникам свою волю и условия. Проявление бестактности в разгово­ре обладает поразительной способностью нарушения диалога, приведения его к бесплодному деструктивно­му финалу, к ощущению зря потерянного времени. В юридической практике соблюдение такта ведения, скажем, судебного спора особо важно, так как некор­ректность поведения одной из сторон судебных пре­ний влияет в конечном счете на вердикт суда и, без­условно, не в пользу стороны, нарушившей судебный этикет. В процессе ведения Юридической консульта­ции проявление юрисконсультом бестактности вызы­вает у клиента чувство недоверия и сдержанности, что затрудняет эффективное обсуждение вопроса. Некор­ректность поведения лиц, участвующих в публичной политической полемике, парламентских дебатах или деловых обсуждениях, может просто сорвать спор.

Такт ведения спора — это мера поведения, про­являющегося в условиях конфликтного диалога. Человек может вести себя прилично в обычных бес­конфликтных условиях, однако не каждый способен выдержать интеллектуальную и эмоциональную на­грузку борьбы мнений. Поэтому большой знаток че­ловеческой души Бернард Шоу считал, что поведе­ние человека во время спора, мера тактичности по отношению к собеседнику является подлинным ис­пытанием его воспитанности. В рамках практики правового исследования такт ведения обсуждения строго регламентирован, а иногда и процессуально закреплен. Именно на этой нравственной основе об­ретают содержание такие понятия, как этика юрис-

та, судебная этика, этика делового общения и, нако­нец, этика права в целом.

Что же включают в себя понятия тактичности и корректности поведения в споре? Думается, что, преж­де всего, — уважительное отношение участника к личности оппонента, арбитра, аудитории слушателей. Мало пользы спорить в аудитории, которую ты пре­зираешь, бесполезно спорить с оппонентом, которо­го ты не уважаешь, и совсем уже бессмысленно апеллировать к судьям, с которыми ты не счита­ешься или которым ты не доверяешь. Вступая в спор, следует отбросить личную неприязнь. Нельзя превращать обсуждение во взаимный обмен грубос­тями, неуместными остротами, бранью и выкриками. Топаньем ногами, заклепыванием выступления ора­тора и оскорбительными выпадами убедить невоз­можно. Корректность, выдержка и спокойный тон лишь усилят отстаиваемую позицию. Воздействие такого неистового советчика как раздражение, счи­тал Монтень, губительно не только для разума наше­го, но и для совести. С другой стороны, уважитель­ный, доверительный тон положительно влияет на любого человека. Доверие и взаимная вежливость благоприятно воздействуют на ход дискуссии. Гово­рить'в споре следует как можно короче и точнее. Надо считаться со своим временем и со временем собеседника. И уж совсем нецелесообразно тратить время на словесную пикировку, особенно если она не имеет прямого отношения к обсуждаемой пробле­ме. Имануил Кант полагал, что в диспутах спокой­ное состояние духа, соединенное с благожелательнос­тью, является признаком силы, вследствие которой рассудок уверен в своей победе. Не баталии челове­ческого тщеславия, а битва идей — вот что должно

стать главным содержанием любых, даже самых жар­ких и непримиримых споров.

Уважение к участникам спора проявляется в уме­нии слушать и услышать собеседника, проанализи­ровать его доводы в споре. Психологи считают, что умение слушать является важнейшим средством эф­фективного общения. Люди охотнее включаются в спор, дискуссию с теми, кто демонстрирует подчерк­нутую готовность выслушать мнение, непредвзято обсудить доводы «за» и «против», выражает стрем­ление понять собеседника. Часто достаточно трудно вызвать человека на диалог или заинтересованное обсуждение, преодолеть его застенчивость, осторож­ность, индифферентность или же просто недоверие и враждебность. Поэтому умение слушать обладает зна­чительным прагматическим эффектом нахождения контактного взаимодействия с оппонентом в процессе общения. Особенно ярко этот эффект выражается в ходе ведения допроса, юридической консультации или делового разговора.

Однако помимо оперативно-тактической целесо­образности, умение выслушать оппонента, принять во внимание его тезис и аргументацию является нрав­ственной обязанностью участника дискуссии, юри­дического диалога. И здесь следует помнить, что слу­шать — дело, требующее не только интеллектуаль­ного, но и, главное, морального напряжения. Я устал, моя голова забита другими проблемами мне некогда вести разговор, он для меня, наконец, неприятен. И тем не менее, требование тактичности и корректнос­ти поведения в процессе общения обязывает меня совершить нравственный поступок, услышать и по­пытаться понять собеседника, уважительно отнестись к его обращению. Нравственная обязанность слышать,

слушать и понять является непреложным импера­тивом поведения юридического лица, наделенного правовыми полномочиями.

Степень тактичности и корректности ведения диа­лога проявляется в форме отношения участников об­суждения к мнению и аргументации оппонента. Глав­ное условие честного спора, независимо от того, направ­лен ли он на нахождение компромиссного решения проблемы либо на поиск победы, — это уважение к убеждениям и верованиям оппонента, если, конечно, они искренни. Нельзя в оппоненте искать «образ вра­га», как это делалось совсем недавно, даже если столк­новение точек зрения протекает в режиме острого кон­фликта. Ведь его позиция, если она и представляется ошибочной, все же не ложь и не обман, а искреннее заб­луждение. Несомненно, что ошибочный тезис или аргу­мент должен быть подвергнут обоснованной критике. Однако опровержение в данном случае следует вести принципиально решительным образом, но не оскорб­ляя убеждений противника насилием, издевательством. Надо опровергать, но не глумиться, надо критиковать, но не насмешничать. В конечном счете, проявляя уваже­ние к мнению других, ты тем самым закрепляешь за собой право на уважение собственных убеждений.

Корректность ведения диалога подразумевает, что по отношению к мнению и доводам оппонента следу­ет избегать двух крайностей. Во-первых, совершенно бестактным представляется проявление «ослиного упрямства» в неприятии очевидных или строго дока­занных аргументов собеседника. Это и этически не­умно, и прагматически вредно для дальнейшего хода обсуждения, да и, обычно, просто смешно. Данный со­вет актуален для участников публичных споров, по­литических полемик, парламентских дебатов. Иногда

даже с точки зрения оперативно-тактических задач спора целесообразно сразу признать довод оппонента или воспринять его доказательную критику. Это под­нимает доверие и уважение к личности спорящего и, кроме того, расширяет его поле аргументации за счет принятого им поля аргументации оппонента.

Другая крайность отношения к доводам оппонен­та — излишняя легкость их принятия, соглашатель­ская позиция в обсуждении принципиальных и слож­ных проблем. Нередко бывает так, что аргументация оппонента с первого взгляда кажется достаточно обо­снованной. Когда же обнаруживается ошибочность первого впечатления, попытка взять свое слово обрат­но становится уже проявлением бестактности и не­корректности поведения. Остается лишь признать, что горький опыт дороже денег и впредь более осторожно соглашаться с мнением оппонента. Хуже с точки зре­ния нравственности обстоит дело с пресловутым «одоб-рямс», когда речь идет об обсуждении важных про­блем или же, тем более, о юридическом диалоге в присутствии или под давлением авторитарных лиц. Позиция безразличия, невмешательства или угодни­чества в таком случае является просто аморальной.

При ведении спора чрезвычайно важно быть са­мокритичным по отношению к собственной позиции и аргументации. В той или иной степени самокритич­ность присуща всем людям, но не все ее сознательно культивируют. Ориентация на самокритику — эф­фективный нравственный регулятор развития праг­матики спора, так как упорядочивает процесс об­суждения как по времени, так и по содержанию. В то же время самонадеянность и самоуверенность в своих силах и позиции — это всегда отрадная для ограниченного человека необязательность усилий

ума, ведущая к затяжке обсуждения, разрушению его структуры и, в конечном счете, к прекращению спора как бесплодного. Самокритичность позволя­ет посмотреть на себя как бы со стороны, глазами других людей, скорректировать свое поведение, взве­сить свои аргументы на весах совести: был ли я тактичен, не обидел ли человека понапрасну, как я выглядел со стороны, не бравировал ли своей учено­стью, положением, опытом? Чувство самокритичнос­ти позволяет признать свои заблуждения и прекра­тить дискуссию или отложить ее до тех пор, пока не будут найдены более обстоятельные доводы. В юри­дической, особенно судебной практике уголовного процесса позиция самокритичности очень важна. Если сторона, поддерживающая государственное обвинение, не нашла достаточных доказательств виновности обвиняемого, то она должна корректно открыто заявить об этом и снять обвинение с об­суждения в части или в целом. В политической дискуссии или парламентских дебатах самокритич­ность оппонирующих сторон является нравствен­ным гарантом плодотворности спора.

В такте спора значительную роль играет культу­ра речи. В споре важно как содержание слов, так и форма их выражения. Удачно найденный тон, пра­вильная акцентировка, хорошая дикция, отсутствие штампов — все это благоприятно сказывается на прагмагику процесса обсуждения, на психологичес­кую комфортность его участников, способствует сня­тию излишнего эмоционального напряжения в диа­логе. Здесь все имеет значение. К примеру, скорость обмена информацией зависит от темперамента и ха­рактера участников спора. У лиц, обладающих быст­рым темпом мышления и речи, вызывают досаду

флегматики. Медлительных же раздражает реактив­ность идеи и речи оппонента. От умелого использова­ния лексических возможностей языка, его образности и выразительности во многом зависит ясность выра­жения мыслей, их доходчивость. Словесная неряш­ливость или скудность употребляемых языковых средств может перечеркнуть не только авторитет го­ворящего, но и престиж представляемой им позиции. Особое значение для предотвращения моральных конфликтов при обсуждении спорных вопросов име­ет умелый подбор употребляемых в разговоре слов. В споре нередки случаи преднамеренного или непред­намеренного оскорбления словом. Если спор ведется не для выявления истины, а ради победы, то умыш­ленное использование обидных слов является едва ли не нормой. Дерзкие оскорбительные слова при­званы здесь восполнить недостаток аргументов. Час­то в таком «нравственном режиме» протекают по­литические баталии. Однако очень опасны для пло­дотворности и конструктивности финала обсуждения переносить этот режим в сферу делового разговора или, скажем, парламентских дебатов, где тактичность и корректность обращения к оппоненту является обя­зательным условием регламента. Характер этики речевого общения зависит от конкретной ситуации в диалоге. Когда между спорящими существуют то­варищеские отношения и сам спор ведется в узком кругу, то грубое или едкое слово может и не воспри­ниматься так обидно. Если соперник допустил кол­кое замечание, его можно оставить без внимания и ответных резкостей. Когда же спор ведется в ауди­тории, где собрались впервые видящие друг друга или малознакомые люди, то злое, обидное слово способно обострить нравственную атмосферу отношений, помешать в общем деле конструктивного построения диалога. Подчеркнутая вежливость речевого обще­ния должна быть непременным атрибутом этикета ведения судебного исследования или спора.

Заключая разговор о такте ведения спора, сформу­лируем два основных правила корректного поведе­ния участников обсуждения вопроса или проблемы. Правило первое: договоры должны выполняться. За словом соглашения должно следовать дело, которое не разойдется со словом, принятыми обязанностями. Правило второе: человек — мера всех вещей. Спор — это всегда борьба, но борьба идей, а не людей; борьба за истину, а не за удовлетворение тщеславия.

Манера ведения спора. В рамках прагматики спо­ра часто возникают этические проблемы и нравствен­ные конфликты, связанные с выбором участниками обсуждения той или иной манеры ведения диалога. Под манерой спора здесь понимается определенная прагматическая или тактовая форма, в которой уча­стник диалога проводит свою логическую аргумен­тацию и контраргументацию С точки зрения праг­матики различают деловую манеру спорить, направ­ленную на конкретное решение проблемы; дискуссию в форме отыскания компромисса; полемическую манеру спора, предполагающего победу в качестве основной стратегической цели обсуждения. Каждая из названных манер или форм ведения диалога име­ет собственные этические нормы и основывается на определенных моральных принципах. Скажем, доп­рос подозреваемого на признание отличается и по тактико-оперативной манере, и по своим нравствен­ным основаниям от допроса свидетеля на припо­минание обстоятельств исследуемого дела. Судеб­ный спор, направленный на отыскание истины, резко

расходится по нормам этики с эмоциональными по­литическими баталиями. Этика адвоката обладает спецификой отношений, допустим, к этике парламен­тария. Поэтому, различая манеры спора по прагмати­ке целей, следует различать манеры ведения обсужде­ния и по этической форме. Большой знаток теории спора П.И. Поварнин выделил четыре основные этни­ческие манеры ведения диалога.

«Джентльменский спор». Самая высокая форма этики спора, недопускающая любых проявлений со­фистики, бестактность или некорректность по отно­шению к оппоненту. Участник относится к своему противнику, его мнению, аргументации и сомнениям уважительно, не опускаясь до пренебрежительного тона, насмешек, грубостей или неуместных острот. Он не только не пытается исказить доводы оппонента или предать им более слабую форму, но, напротив, старает­ся оценить их во всей силе, отдать должное той доле истины, которая в них может заключаться, быть спра­ведливым к ним и беспристрастным. Иногда даже он сам от себя углубляет доводы противника, если оппонент упустил в аргуменгации какую-нибудь вы­годную, важную сторону. Джентльменская манера чрезвычайно способствует достижению задачи спора, его плодотворности. Однако для нее требуется острый ум, безупречный такт и хладнокровие.

«Боевой спор». Во многих полемических спорах, скажем, в политических баталиях или в перековке с оппонентом, который не корректен в обсуждении, джентльменская манера бывает не эффективной. Джентльменская корректность с чрезмерно агрессив­ным оппонентом в споре оказывается проявлением бессилия так же, как иногда кажется наивным про­явление «рыцарства» на войне: иной раз надо уметь

и жертвовать им в целях самозащиты, стратегичес­ких интересов, если противник, пользуясь ситуацией «бесхребетной покладистости», сам не стесняется в выборе некорректных и бестактных средств борьбы. Здесь поневоле приходится примеряться к требова­ниям практики. Позволительны в таком случае и меткая, убийственная острота, и оперативно-тактичес­кие уловки, и непримиримая логика опровержения. «На войне, как на войне». Но и здесь есть черта, за которую честный полемист, этичный человек не пе­рейдет в разговоре. За ней начинается нравственный беспредел и аморальная склока.

«Хамских спор». Прежде всего, он отличается открытым неуважением или пренебрежением к мнению и аргументации оппонента. Если собесед­ник допускает некорректность и бестактность, амо­ральные приемы и средства, направленные на срыв спора, если он допускает презрительный тон, хохот, захлопывание, глумление и издевательство над до­водами своего оппонента, если он опускается до све­дения личных счетов, до речи, близкой к брани, — это все особенности той манеры спорить, которую называют «хамской». И чем больше проявляется при этом апломба и наглости, тем элемент хам­ского бескультурия, бестактности и безнравствен­ности ярче и отвратительней. Спорить с оппонентом, который придерживается этой манеры разговора, без необходимости не следует: сам запачкаешься.

«Чичиковский спор». Манера, при которой име­ется только видимость спора, но нет серьезного об­суждения проблемы. Беспредметный спор, «спор не о чем» — распространенная форма принятия ре­шения по принципу «одобрямс», когда авторитар­ное мнение формально закрепляется публичным

постановлением без делового обсуждения. Бездум­ное единодушие является результатом манипулиро­вания сознанием, слепой верой поклонения автори­тету, безоговорочного, безоглядного одобрения и сле­дования навязываемого образа мышления и действия. Другая разновидность «чичиковской» манеры спо­ра — это «спор ради спора» или «салонная беседа». В этом случае цель сводится лишь к внешней де­монстрации умения собеседников тактично вести разговор, квазикультуры общения, независимо от те­матики и актуальности обсуждаемых вопросов. Манерность и выспренность такой формы ведения диалога не могут эмоционально вызвать ничего, кро­ме улыбки, а иногда и досады за потерянное время. Одна из прекрасных человеческих черт — гиб­кость ума, если она направляется на то, чтобы с помо­щью обманных методов и уловок выдавать ложное за истинное, неправое за справедливое, становиться нравственным препятствием на пути научного и социального познания. Проблема этической коррект­ности ведения диалога охватывает не только логи­ческие уловки — софизмы, о которых речь шла выше, но и прагматические некорректности и сред­ства обмана оппонента, вводимые в обсуждение в про­цессе оперативно-тактического построения спора. Эти приемы и средства довольно разнообразны, но сущ­ность их одна — выдать недостоверное, а порой и заведомо ложное за истинное и заслуживающее до­верия; победить в споре любой ценой не считаясь с нравственными принципами в выборе средств, необ­ходимых для достижения победной цели. Приведем здесь некоторые наиболее распространенные этичес­ки некорректные приемы, методы и средства, исполь­зуемые в сфере прагматики диалога.

Формальная победа. Некорректная стратегическая цель, определяющая всю тактику поведения участни­ка спора. В соответствии с ней предполагается дости­жение победы на основе исключительно выигрыша во внешней форме ведения обсуждения: в красноре­чии, превосходстве над противником в ораторском мастерстве; в создании и использовании неравных состязательных условий в споре; в сознательном сле­довании приоритету целесообразности над справедли­востью, истинностью. Формальная победа является достаточно распространенной стратегической целью ведения юридического спора в условиях неправовой государственности, когда следование букве и духу за­кона подменяется превходящими внешними обстоя­тельствами и интересами: оказанием политического давления на органы правосудия, игнорированием роли адвокатуры в судебном процессе, организацией «кам­паний» по борьбе с преступностью.

Аргумент-гипербола. Некорректный прием, свя­занный с преувеличением социальной или иной зна­чимости исследуемого явления, общественной опас­ности совершенного обвиняемым деяния — в су­дебном споре; или, наоборот, преуменьшение важности и актуальности обсуждаемой проблемы с целью снять ее с повестки обсуждения. В юриди­ческой практике аргумент-гипербола имеет свои наиболее крайние выражения, когда, скажем, в су­дебном процессе доказательное выяснение обстоя­тельств дела подменяется полностью или частично аргументами к внешним для дела социальным ус­ловиям. В парламентских дебатах такой аргумент очень накаляет напряжение обсуждения.

Аргумент к авторитету. Любая проблема имеет свои теоретические источники и традиции разреше-

ния, поэтому соблюдение принципа преемственнос­ти в ее обсуждении, обращение к компетентным в ней авторитетам является обязательной чертой лю­бого диалога, влияет на его эффективность и плодо­творность. Другое дело, когда в споре все основные доводы участника сводятся к ссылкам на автори­тетное мнение, когда в подтверждении своей пози­ции он высказывает точку зрения лица, с которым оппонент просто не смеет спорить, даже если он и не согласен с ней, наконец, когда весь процесс обсужде­ния проблемы превращается в голое цитирование и комментирование приведенных авторитетных цитат. В таком случае речь уже идет не только о нравствен­ном бескультурии спорящего, но и о нарушении им этики научного спора. В недавнем прошлом от ув­лечений аргументацией к авторитетам серьезным образом пострадали наши общественно-политичес­кие науки, в том числе и теория государства и пра­ва. Смысл научной деформации в этой области зна­ния заключается в том, что пространные коммента­рии текстов идеологических классиков, к которым, по существу, и сводилась аналитическая деятельность, могли лишь каким-то образом объяснить социальную реальность и, главное, оправдать ее целесообразность и правомерность, какой бы ирреальной она не была по своей сути. Прогнозирующий эффект обществен­но-политических наук при таком подходе к иссле­дованию был утрачен. Кроме того, некритическое следование идеологическим авторитетам породило в общественном сознании безнравственную позицию соглашательской политики и бездумного единодушия в решении проблем социального выбора.

Аргумент к массам. Этот аргумент представляет собой некорректную попытку взволновать широкие

массы народа, играя, например, на национальных или расовых чувствах, предлагая пустые, реально ничем не подкрепленные обещания. Этот аргумент в поли­тике имеет свое название — популизм; в нацио­нальных отношениях — национализм. Он часто при­меняется некоторыми политическими деятелями в предвыборных кампаниях. Другая форма аргумен­тации к массам — это так называемое «обращение к народу», когда официальный или неофициальный государственный или политический лидер пытается решать проблему в свою пользу непосредственным обращением к населению, минуя усыновленные за­коном формы решения, игнорируя сложившиеся в обществе реалии. Легитимность права на обраще­ние к народу, на аргументацию к массам в право­вом государстве должна обязательно закрепляться законом и реализоваться в законных формах.

Аргумент к аудитории. Некорректный софисти­ческий прием убеждения заключается в том, что вме­сто обоснования истинности тезиса или опроверже­ния мнения оппонента участник спора пытается ог­раничить доказательство апелляцией к мнению, чувствам и сомнениям аудитории слушателей. Та­ким образом, он обращается не к непосредственному оппоненту спора, а к его косвенным участникам и слушателям, стремясь привлечь их на свою сторону, опираясь на их эмоции, а не взывая к их разуму, зат­рудняя им возможность составить объективное и бес­пристрастное мнение о предмете обсуждения. Если аргументация к аудитории сопровождается параллель­ным доказыванием собственной позиции, она не оце­нивается как неэтичная. В такой форме этот аргу­мент часто используется юристами в судах присяж­ных. Другое дело, когда все доводы сводятся к ней.

Аргумент к личности. Некорректный прием убеж­дения, заключающийся в том, что один из участников спора содержательную аргументацию собственной позиции проблематического диалога подменяет попыт­ками приписать своему оппоненту реальные или мни­мые положительные или отрицательные характери­стики, которые возвеличивают или порочат репута­цию собеседника. Безусловно, что этот аргумент сам по себе этически некорректен, поскольку меняет плос­кость обсуждения. К подобной аргументации можно отнести достаточно обычные случаи адвокатской практики, когда опровержение обвинения строится исключительно на анализе положительных качеств личности обвиняемого. Подобный случай описывает А.П. Чехов а рассказе «Случай из судебной практи­ки», где он, с присущим ему юмором, описывает, как доводы адвоката подействовали не только на суд и публику, но и на самого обвиняемого, который, растро­гавшись, сам во всем признался. Другая сторона ме­дали в судебной практике, когда виновность лица аргументируется его низкими моральными качества­ми, а последние, наоборот, основываются составом совершенного деяния. В любом случае аргумент ока­зывается неэтичным.

Аргумент к силе. Некорректное средство ведения спора, сходное с аргументом к авторитету. Такой аргумент представляет собой угрозу неприятностя­ми оппоненту последствиями его упорства в доказы­вании собственной позиции. Аргумент нашел широ­кое распространение в период «административно-нажимного» стиля руководства государством. По своей сути в социально-политических дебатах он от­стаивает приоритет целесообразности результата ди­алога над истинностью и справедливостью.

Глава 11. Прагматика диалога

Аргумент к невежеству. Некорректный прием прагматики спора, заключающийся в том, что один из участников ссылается на неосведомленность или некомпетентность своего оппонента в обсуждении проблем, затрагиваемых в споре: использует аргумен­тацию и упоминает в ходе спора о таких доводах и положениях, которые никто из участников обсужде­ния не знает и не может подвергнуть проверке. В политической полемике и парламентских прениях этот тип аргументации достаточно распространен, ког­да для обоснования собственной позиции ссылаются на малоизвестные или трудно проверяемые факты, скажем, зарубежного опыта.

Аргумент к тщеславию. Является частным слу­чаем аргумента к личности. Он сводится к тому, что один из спорящих проявляет подчеркнутую и чрез­мерную любезность по отношению к своему оппо­ненту, арбитру или аудитории, проявляет угодливость, расточает непомерные похвалы и высокие оценки де­ятельности. Расчет на то, что под влиянием компли­ментов другие участники обсуждения станут более покладистыми к его мнению и доводам. Аргумент к тщеславию широко распространен во взаимоотноше­ниях начальника и подчиненного в бюрократии.

Аргумент к жалости. Является частным случа­ем аргумента к аудитории или личности. Его смысл заключается в попытке обратиться к чувствам слу­шателей или оппонента, возбудить в них сочувствие, сострадание к сложной ситуации, в которой находится или оказался данный участник. Этот прием часто используется в процессе допроса подозреваемым или обвиняемым, пытающимся уклониться от ответствен­ности за совершенное деяние. К нему также прибега­ют неудачливые спорщики в публичных дискуссиях,

когда их основные доводы и аргументы оказывают­ся разбитыми.

Аргумент к скромности. Жесткое пресечение ар­гументации оппонента замечаниями о, якобы, прояв­ляемой им нескромности, начальственный окрик, одергивание «зарвавшегося» в полемике оппонента. Проявление бюрократического бескультурья и бес­тактности в общении с подчиненными или зависи­мыми лицами.

Экстремистский аргумент. Разновидность аргу­мента к силе. Являет собой угрозу нанесения ущер­ба спору или его участникам, несоизмеримого с воз­можными результатами обсуждения и выигрышем или выгодами, которые могут быть получены оппо­нентами угрожающего лица. В теории юридической аргументации разрабатывается проблема ведения переговоров в экстремальных ситуациях.

Абстрактный аргумент. Довод, основанный на мнении, логических построениях, общих рассужде­ниях, но не на фактах, лежащих в основании обсуж­даемой проблемы. Отвлечение от предмета спора в область пространного анализа общих вопросов, име­ющих только косвенное отношение к делу. Абстракт­ная аргументация часто используется в публичных дискуссиях, деловых обсуждениях, парламентских дебатах, когда участник по определенным соображе­ниям не желает строго и ясно определить свою по­зицию, либо просто не имеет ее; если он уклоняется от ведения разговора, отделываясь от неприятного обсуждения общими фразами и ни к чему не обязы­вающими утверждениями. В эротетической практи­ке ведения допроса следует строго следить за кор­ректностью и фактуальностью постановки вопроса допрашиваемому, но не получить абстрактный, не

основанный на знании фактов и обстоятельств дела ответ. Скажем, абстрактным и не относящимся к обстоятельствам исследуемого дела является ответ на вопрос, что знает допрашиваемый об информации по делу, полученной им от третьего лица, либо ответ на вопрос о мнении допрашиваемого по фактам, ко­торые он сам не наблюдал. Такие вопросы, помимо прочего, имеют неэтическую подоплеку.

Аргумент от незнания к несуществованию. Некор­ректный довод нигилиста, отвергающего тезис или ар­гументацию оппонента лишь на том основании, что не имеет о них достаточной информации: раз я об этом ничего не знал, значит этого нет. В прагматике спора такой аргумент чрезвычайно затрудняет и затягивает обсуждение, особенно когда другие его участники хорошо осведомлены о сути отвергнутой информа­ции. Это всегда вызывает раздражение и эмоциональ­ное напряжение в диалоге. В юридической практике аргумент часто используется обвиняемым, пытаю­щимся уйти от ответственности за проступок ссыл­кой на неосведомленность о предусматривающем его законе. Известно, однако, что незнание закона не ос­вобождает от ответственности за его нарушение.

Среди выше упомянутых некорректных аргумен­тов, затрагивающих этические проблемы в сфере праг­матики и тактики ведения диалога, можно также указать и на такие уловки, как умышленное затяги­вание времени ведения спора, упорство против оче­видных доводов оппонента, отрицание собственных утверждений. Бестактной и просто аморальной яв­ляется аргументация, основанная на зависти и злобе, аргументация доводами, не имеющими отношение к проблеме.

Психология диалога

В публичном диалоге ценится не только строгая и достоверная логика доказательств и опровержений, но и гибкая психология убеждения участников об­суждения спорной юридической проблемы в вернос­ти защищаемых позиций и в корректности представ-, ленной аргументации. Доказать в процессе дискус­сии или полемики некоторое положение — это еще не означает обязать оппонента, арбитра и аудиторию принять его. Между доказательством тезиса и его принятием всегда присутствует сложный психологи­ческий процесс формирования убеждений участников спора о том, что представленное доказательство явля­ется корректным, а доказываемый тезис — истинным.

Убеждение непосредственным представлением до­казательства по многим причинам не всегда приво­дит к желаемому результату. Оно может не иметь воздействующей силы по рациональным причинам, если, скажем, оппонент располагает альтернативным доказательством противоположного тезиса и не сомне­вается в его верности. Или может также не сыграть предназначенной роли в силу эмоциональных факто­ров, например, когда оппонент оказывается в стрессо­вой ситуации. Кроме того, детально полная демон­страция логического доказательства тезиса в условиях публичного диалога, практически, невозможна. Всегда имеют место «логические провалы» и обрывы цепей последовательности доказательства. Поэтому психоло­гические механизмы воздействия в практике ведения диалога не менее важны, чем логические. Психология убеждения венчает дело логики доказывания.

Психология диалога — это система методологи­ческих приемов и методологических средств фор-

Глава 11. Прагматика диалога

мирования убеждений и оценок в процессе интел­лектуального взаимодействия, используемых для це­ленаправленного влияния или воздействия на мо-тивационно-потребностную, познавательно-интеллек­туальную и эмоционально-волевую сферы личности участников обсуждения спорной проблемы. В прак­тике правового исследования психологические фак­торы формирования убеждений и оценок направле­ны как на оппонирующую в диалоге сторону, так и на мнения арбитра или аудитории. В итоге диалога оди­наково ценен вклад каждого участника обсуждения: готовность к поиску компромисса со стороны оппо­нента, внутреннее убеждение арбитра в верности при­нятого решения, одобрение решения аудиторией.

Основная цель применения психологических ме­тодов и средств в процессе ведения самых разно­образных типов диалога — консультации и допроса, судебного спора и парламентских дебатов — это по­буждение участников обсуждения к позитивным убеждениям относительно позиций и аргументации, представленных пропонентом, и негативным — от­носительно мнения, высказанного по спорной пробле­ме противной стороной. Другой важной целью явля­ется создание благоприятного психологического кли­мата для плодотворного обсуждения и решения спорных проблем.

Конкретные задачи и проблемы, связанные с при­менением психологических методов и средств, за­висят от степени конфликтности и конфронтации сторон. Основной практической проблемой органи­зации диалога в режиме бесконфликтности — кон­сультации или беседы — является установление психологического контакта и комфортности участ­ников обсуждения, необходимых для адекватного

восприятия передаваемой информации. Для диало­га в режиме слабого конфликта — законодательных слушаний, дискуссий по проблемам права, допроса свидетелей — основной задачей психологического воздействия является убеждение собеседника в пра­вильности предложенной его вниманию точки зре­ния, концепции или позиции, а также переубежде-ние оппонента отказаться от защищаемых им не­верных положений и тезисов. В режиме острого конфликта психология диалога связана с реали­зацией задачи принуждения оппонента к признанию собственных ошибок, заблуждений, неадекватности поведения, либо принципиального изобличения про­тивника в ложности его убеждений или некоррект­ности форм аргументации.

Этика психологического воздействия в такой, как правило, конфликтной ситуации играет роль соци­ального и профессионального регулятива поведения и требует специального разговора. Выделим здесь некоторые нравственные принципы психологической комфортности ведения диалога.

Принцип равной безопасности. Этот принцип не­причинения психологического или иного ущерба ни одной из спорящих сторон относится ко многим пси­хологическим качествам и характеристикам лич­ности, но в первую очередь — к чувству собственного достоинства. Грубо говоря, он декларируется в фор­ме запрета на оскорбительные выпады и унижения противника. Если кто-то из спорящих нарушает этот принцип, то с ним не будут достаточны никакие пре­досторожности: обсуждение следует прекратить. В результате происходит подмена цели обсуждения, спор уходит в сторону от намеченного и сформули­рованного предмета разговора. Многие даже не по-

Глава 11. Прагматика диалога

дозревают, до какой степени их поведение обусловле­но стремлением сохранить чувство собственного дос­тоинства, на равных решать проблему. Человек готов многим пожертвовать, чтобы не быть объектом пре­зрения, побуждающего нередко мстить за раздавлен­ное достоинство. Чем больше различий в точках зре­ния, тем деликатнее должна быть грань между тем, что следует и что нельзя говорить. Можно показать и доказать ошибочность утверждений оппонента, но с уважением отнестись к его личности. Легче найти ошибку в рассуждениях и доводах противника, чем увидеть его правоту; легче заметить то, что разъединяет, чем то, что объединяет. Однако при установке на кон­структивный диалог человек стремится к последне­му. Свидетельством соответствия деятельности спо­рящих сторон принципу равной безопасности являет­ся соотношение конструктивных и деструктивных компонентов юридического диалога.

Конструктивный компонент представляет собой созидательное и творческое начало, проявляющееся в возникновении нового. Деструктивный компо­нент — разрушение нормальной структуры диало­га. Одним из видов деструктивного компонента яв­ляется обструкция, метод спора, направленный на срыв обсуждения. Следует учитывать, что для некото­рых людей малейшее превышение деструкции над конструктивным подходом может оказаться очень болезненным, побудить их уклониться от дискуссии главным образом вследствие чрезмерной ранимости, впечатлительности их психики, но в конструктивных условиях они могут много и плодотворно работать.

Одной из основных причин деструкции в веде­нии проблематического обсуждения является эго­центрическая направленность, проявляющаяся в

неспособности стать на точку зрения противника, уви­деть ее слабые и сильные стороны, понять психическое состояние и эмоциональные проявления в поведении оппонента. Другая причина — личностные особен­ности одного из спорящих: уверенность в собствен­ной непогрешимости, упорное желание навязать свой взгляд на проблему, либо повышенная агрессивность, вследствие которых человек с трудом сохраняет аде­кватное представление о своем поведении. Господ­ствующей мыслью становится во что бы то ни стало опровергнуть противника. Если до спора он и сомне­вался в достоверности своего тезиса, то в процессе спора критическое отношение к своему мнению рез­ко снижается. Обладателю подобных психологичес­ких особенностей личности необходим жесткий са­моконтроль. Еще одна группа причин деструкции — ситуативные причины, то есть причины, когда ситуа­ция оказывается настолько сильной, что сводит к минимуму индивидуальный вклад в обсуждение про­блемы, либо индивидуальный подход к спору. Одной из таких причин, скажем, является сокрушительная неудача в дискуссии, порождающая депрессию.

Иногда причиной разрушения обсуждения или диалога является аудитория слушателей, которая по различным мотивам может мешать выступаю­щему или спорящим, вызывая у них эмоциональ­ный дискомфорт. Надо быть очень стойким, чтобы невозмутимо переносить насмешки, выкрики при­сутствующих, захлопывание оратора и т. п. Такое психологическое воздействие на участников обсуж­дения можно определить как аудиторную абструк-цию. Если есть возможность вести обсуждение без слушателей, в атмосфере сосредоточенности на пред­мете и цели спора, когда нет необходимости осознанно или неосознанно «играть на публику», надо эту возможность использовать.

Наконец, еще одна причина деструкции обсуж­дения — самодеструкция. В этом случае объектом разрушительных действий становится их исполни­тель. Психологически причина коренится в так на­зываемой внутренней цензуре, при которой крити­ческое отношение оппонента к своим мыслям и дей­ствиям подавляет творческий потенциал личности, что часто имеет драматический исход.

Принцип децентрической направленности. Этот принцип требует соблюдения нормы непричинения ущерба делу, ради которого участники юридического диалога вступили во взаимодействие. Непричинение ущерба обсуждению означает, что силы и время спо­рящих направлены исключительно на поиск исти­ны, конструктивного решения или на нахождение компромисса. В случае неуспеха участник диалога должен найти в себе мужество, проявить волевой акт и признать свою ошибку или неправоту. На­правленность — это совокупность относительно не­зависимых от наличной ситуации устойчивых пси­хологических мотивов, которыми руководствуется человек в своем поведении. Она может быть эго­центрической или децентрической.

Эгоцентрическая направленность создает пре­обладание мотивов собственного благополучия, стремлению к соблюдению личных интересов, пре­стижу, личной победе в споре. Все остальное — вто­ростепенное. Такая направленность в споре означа­ет: «В сфере или центре внимания только моя точка зрения, моя теория, но не точка зрения оппонента». В диалоге эгоцентрик делит всех слушателей на две категории: полезных, помогающих ему отстаивать его

мнение, и вредных, создающих преграды на пути к успеху.

Децентрическая направленность — это познава­тельная позиция, характеризующаяся фиксацией внимания прежде всего на точке зрения, доводах или аргументах своего оппонента, сопереживание вместе с ним драматизма обсуждения, установка на эффективность спора. Такая направленность ха­рактеризуется умением анализировать ситуацию или проблему с точки зрения оппонента, способностью взглянуть на себя, на окружающих, исходя не из соб­ственных интересов, а из интересов дела. Благодаря ей участники обсуждения способны не только под­няться над личными интересами, но и совершить прорыв через психологический барьер, мешающий увидеть истину.

Принцип адекватности восприятия, что сказано, означает непричинение ущерба сказанному оппонен­том посредством намеренного или ненамеренного, непроизвольного искажения смысла утверждения противника. Если в ходе диалога предшествующие доводы оппонента интерпретируются искаженно или ошибочно, тогда последующие его утверждения по отношению к этому ложному представлению, наме­ренно-или ненамеренно, ставятся под сомнение, не­правильно истолковываются. Чтобы этого не случи­лось, необходимо максимально точное восприятие услышанного. Однако на пути к адекватному вос­приятию возникают психологические барьеры, свя­занные с качествами личности.

Психологические барьеры — это особенности личности, ее психическое состояние, препятствующее пониманию или принятию адекватного смысла до­водам оппонента. Из множества психологических

барьеров наибольшей помехой для точного восприя­тия информации является смысловой барьер, то есть не совпадение воспринятого с тем утверждением, которое было высказано. Причины смыслового ба­рьера, следствием которого является нарушение принципа адекватности восприятия, могут быть следующими:

— неправильная оценка способности противника точно понять сказанное. При завышенной оценке этой способности спорящий оперирует слишком сложным материалом, терминологией, не затрудняясь изложить его доступно, определить ясно смысл размытых тер­минов. При заниженной оценке он чрезмерно упро­щает информацию в ущерб точности;

— косность мышления. Под влиянием устаревших представлений, а также уверенности в безусловной пра­воте собственной позиции, смысл нового и неизвест­ного взгляда на проблему искажается: он восприни­мается как нечто иррациональное, противоречащее здравому смыслу;

— несформированность установки рассматривать предмет разговора как сложную систему, включаю­щую множество связей и отношений.

ГЛАВА 12

Парадоксы

Парадоксом называется тип рассуждения, в кото­ром без нарушения логических правил вывода до­казывается некоторое утверждение и оно же опро­вергается. Другими словами, в парадоксальном вы­воде выводимы вместе некоторое высказывание и его отрицание. Ясно, что в этом случае теория анализи­руемых рассуждений оказывается противоречивой, а поэтому и тривиально полной: в ней можно дока­зать любое, какое угодно утверждение. Поэтому воз­никновение в теории или концепции парадокса оз­начает ее смерть. С другой стороны, возникновение парадоксальной ситуации в теории всегда сти­мулировало ее совершенствование и развитие.

Парадокс лжеца. Первое упоминание об этом па­радоксе принадлежит, по-видимому, Эвбулиду из Ми-лета. В оригинальной формулировке он излагается

следующим образом. Критянин Эпименид утверж­дает, что все критяне, включая его самого, лжецы. Тогда если данное утверждение ложно, то сказан­ное им — истина и он не лжец. Если же это утвер­ждение истинно, то сказанное им ложно, так как он лжец.

В более прозрачной формулировке парадокс лже­ца можно объяснить следующим образом. Некто ут­верждает: «Я лгу». Если при этом он на самом деле лжет, то сказанное им есть ложь, а поэтому он не лжет. Если же он, утверждая «Я лгу», не лжет, то сказанное им является истинным суждением, а по­этому он лжет. Таким образом, он лжет и не лжет одновременно. В более современной интерпретации этот парадокс приводится следующим образом. На листе бумаги записана фраза: «Все, что написано на этом листе — ложь». Кроме этой записи на листе больше ничего не написано. Тогда, если предполо­жить, что утверждение на листе истинно, то оно лож­но, и наоборот.

Упражнение. Допустим, что на листе бумаги име­ется надпись: «Написанное на обратной сто­роне листа — истина», а на обратной стороне содержится такая же надпись. В результате несложного логического анализа легко пока­зать, что парадоксальной ситуации при этом не возникает. Однако остаются еще три ва­рианта записей. Например, на лицевой: «На­писанное на обратной стороне листа — исти­на», на обратной: «Написанное на обратной стороне листа — ложь» и так далее. Следует определить, какой из этих вариантов надпи­сей на листе бумаги приводит к парадоксу.

Парадокс «Ахиллес и черепаха». Одна из четы­рех дошедших до нас знаменитая апория Зенона Элей-ского. Известна она, как и три другие, из текста «Фи­зики» Аристотеля и формулируется в следующем рассуждении. Быстроногий Ахилл никогда не смо­жет догнать самого медленноползущего животного — черепаху. Действительно, если оба они стартовали одновременно, а у черепахи была некоторая извест­ная фора в расстоянии, то когда Ахилл достиг точки старта черепахи, она уже прошла определенное но­вое расстояние до новой точки пути. Когда же Ахилл достиг и этой точки, черепаха уже была в другой, и так до бесконечности.

Аналогичные рассуждения Аристотель приводит относительного апории Зенона «Дихотомия». Если необходимо пройти некоторое расстояние, сначала требуется пройти его половину. Но для того, чтобы пройти половину пути, следует пройти половину этой половины, и так до бесконечности.

Парадокс «Стрела». Наиболее известная апория Зенона, представляющая интерес и для современной методологии познания. Аристотель сформулировал ее следующим образом. Если всегда всякое тело по­коится, когда оно находится в равном себе месте, а перемещающееся тело в момент «теперь» всегда на­ходится в равном себе месте, то летящая стрела не­подвижна. Это заключение вытекает из определения, что время слагается из отдельных «теперь».

Эту апорию Зенона можно более прозрачно пояс­нить на примере парадокса изменения. Предполо­жим, что объект изменяется во времени. Изменение есть переход объекта из одного состояния в другое, последующее во времени. Время определяется последовательностью своих моментов. Каждому со-

стоянию объекта соответствует конкретный момент времени. Момент неделим, поэтому в нем невозмо­жен переход. Отсюда следует, что объект в любой момент времени остается неизменным. А так как в определении времени не предполагается ничего, кро­ме моментов, то объект остается неизменным на про­тяжении всего времени. Следовательно, изменяющий­ся объект не изменяется.

Можно, конечно, вслед за Аристотелем отвергать определение времени в терминах моментов и утвер­ждать, что время состоит из множества «отрезков» или, говоря современным языком, интервалов. Одна­ко, если принять интервальную концепцию времени и полагать, что время исчерпывающе определяется последовательностью интервалов, можно в рассуж­дении прийти к новой апории.

Парадокс «Бессмертие Сократа». Известен по тек­стам Секста Эмпирика в следующей формулировке. Если умер Сократ, то он умер или когда жил, или когда умер. Если когда жил, то он не умер, так как один и тот же человек и жил бы, и был бы мертв; но и не тогда, когда умер, ибо он был бы дважды мерт­вым. Стало быть, Сократ не умер.

Парадокс возникновения. Апория приписывает­ся Аристотелем и Диагеном Лаэртским Пармениду, учителю Зенона. В общей формулировке она пред­ставляет следующее рассуждение, Возникновение, уничтожение и изменение есть один из переходов: не-сущего в сущее, сущего в не-сущее либо сущего в сущее. Но любой из этих переходов невозможен. Из не-сущего не может возникнуть сущее, поскольку из ничего ничто не возникает. Сущее не может уничто­житься и перейти в не-сущее, ибо не-сущее есть ни­что. Наконец, сущее не может перейти в сущее, так

как оно им уже является. Следовательно, невозмож­но возникновение, уничтожение и изменение в целом.

Парадокс «Куча». Приписывается Эвбумеду. Одно зерно — не куча, два зерна тоже не куча, даже три зерна еще не куча. Когда же появляется куча зерен?

Парадокс Рассела. Привел к радикальному эф­фекту в развитии методологии науки. Стал теорети­ческим источником проблематики новой области познания — математической логики. Суть парадок­са объясняется следующим образом. Интуитивно понятие множества мыслится как совокупность эле­ментов определенного сорта. Множества можно раз­делить на два типа. Множество, которое включает себя в качестве элемента, назовем несобственным множеством. Множество, которое не включает себя в качестве элемента, назовем собственным множе­ством. Пусть X — это множество всех собственных множеств. Если X — несобственное множество, то оно не включает себя в качестве своего элемента и по определению является собственным. Если X — собственное множество, то оно включает себя в каче­стве своего элемента и по определению является не собственным. Таким образом, любое предположение ведет к противоречию.

Парадокс «Города мэров». Популярный вариант парадокса Рассела. Вышел указ: мэр любого города не имеет права в нем жить, а обязан жить в особом городе — Городе мэров. Последний, конечно, также имеет собственного мэра. Но где ему жить? В своем городе он жить не вправе, но именно здесь должен жить, исполняя указ.

Парадокс парикмахера. Одним небольшим город­ком сельского типа правил ленивый мэр. Работать он не любил и предпочитал «работу с документами», а

также написание указов, которые бы никого ни к чему не обязывали и не мешали работать другим горожанам. Однажды он и издал такой якобы пус­той указ, который предписывал самим бриться тем и только тем горожанам, которых не бреет парикма­хер. После выхода указа в свет социальных потрясе­ний в городе не произошло. Разволновался только парикмахер, он в городке был единственным. Если он будет бриться сам, то его будет брить парикмахер и он нарушит указ. Если же его будет брить парик­махер, то, будучи единственным парикмахером в го­роде, он вынужден бриться сам и тоже нарушит указ мэра. Так он и ходит до сих пор бородатый.

Парадокс каталога. Библиотека решила составить библиографический каталог, в который должны вхо­дить все те и только те библиографические каталоги, которые не включают себя. Включает ли такой ка­талог себя?

Парадокс гетерологичности. Некоторые русские прилагательные, например: «многосложный», «рус­ский» и т.п., обозначают свойства, которыми они сами обладают. Назовем их автологичными, а все остальные прилагательные — гетерологичными. Так, прилагательные «односложный», «зеленый» гетерологичны. Тогда если прилагательное «гете-рологичный» гетерологично, то оно автологично, и наоборот.

Парадокс «неожиданной экзекуции». Некото­рый суд выносит следующий приговор: «Казнить подсудимого в течение следующей недели, но так, чтобы приговоренный узнал о дне казни только утром в день самой казни». Однако указанный приговор никогда не может быть приведен в испол­нение. Действительно, неделя казни начинается с

понедельника и заканчивается в воскресенье. В воскресенье казнь не может состояться, так как уже в субботу приговоренный будет знать о дне казни. Поэтому воскресенье следует исключить и оставить последним сроком субботу. Но и в субботу казнь невозможна по тем ж соображениям, по каким ее нельзя было назначить на воскресенье. В конеч­ном счете приходится последовательно отказывать­ся от всех остальных дней недели и признать при­говор не исполнимым.

Парадокс тождества. Число 9 больше числа 7 с необходимостью. Число планет равно 9. Следователь­но, необходимо, что число планет больше 7. Однако ясно, что приписывание оператора необходимости к заключению рассуждения некорректно.

Парадокс именования. Непутевый студент пишет декану факультета объяснительную записку по по­воду появления на занятиях в нетрезвом состоянии: «Перед учебными занятиями я зашел в кафе по­завтракать, встретил приятеля. Он пил минеральную воду, по крайней мере, это было видно из наклейки на бутылке. Угостил и меня. Содержимое стакана оказалось спиртным напитком. «Что это?» — спро­сил я приятеля. «Водка», — флегматично ответил он. Я не знал, что содержимое стакана является спирт­ным напитком». Написав это, студент задумался. Он вспомнил занятие по логике, на котором разбирал­ся принцип взаимозаменяемости терминов, имею­щих одинаковое значение, то есть указывающих на один и тот же предмет. Немного поразмышляв, он заменил в последней фразе термин «содержимое ста­кана» на термин «водка». В окончательном вари­анте заключительная фраза стала звучать так: «Я не знал, что водка является спиртным напитком».

____Глава 12. Классические парадоксы и софизмы____

Удовлетворительно хмыкнув, студент направился в деканат.

Парадокс описания. Можно ли описать чистый лист бумаги на нем самом? Описание выглядело бы так: «Передо мной лист бумаги на котором написа­но, что передо мной лист бумаги, на котором...»

Поп решил увековечить свою любимую, но воро­ватую собаку надписью на камне: «У попа была со­бака, он ее любил. Она съела кусок мяса, он ее убил. И на камне написал, что у попа была собака...» Заду­мался поп, закончит ли он свою надпись?

12.2. Софизмы

Софизм «Тяжба». Эватл пришел для обучения софистике к Протагору, основателю школы софис­тов. Надо сказать, что софисты в это время успешно действовали в судопроизводстве, основным критери­ем которого был выигрыш в судебном споре. Дого­ворились, что Протагор получит деньги за обуче­ние сразу же, как только Эватл выиграет свой пер­вый судебный спор. Но, то ли Эватл разочаровался в судопроизводстве, то ли пожалел денег, он не стал заниматься судебной практикой и ограничился уча­стием в спорах на площадях.

Желая получить плату за обучение, Протагор ре­шил обратиться в суд, размышляя следующим обра­зом: «Если суд признает вину Эватл а, он заплатит мне по решению суда. Если же не признает, то по условиям договора». Узнав об этом, Эватл подумал: «Чудак этот Протагор. Ведь если суд обяжет меня к уплате, то я проиграю первый судебный спор и не

буду платить по условию договора. Если же суд ре­шит, что я не должен платить, я не буду платить по решению суда».

Софизм «Крокодил и мать». Крокодил украл у одной матери ребенка, и мать стала просить кроко­дила, чтобы тот вернул ей похищенное дитя. Немно­го подумав, крокодил выдвинул условие.

- Я верну тебе ребенка, — сказал крокодил, — если ты правильно угадаешь, верну я его тебе или нет.

- Ты никогда не вернешь мне моего ребенка, — вздохнула несчастная мать.

- Верно, — ответил крокодил. — Ведь если ты говоришь правду, то я не верну тебе ребенка, счита­ясь с твоими же словами. А если ты не угадала, то я не верну ребенка по условию.

Софизм «Мать и сын». Этот софизм схож с дву­мя предыдущими.

- Не лги и не говори правду: лучше помолчи, — поучала мать сына. — Ведь если ты станешь лгать, тебя будут презирать боги, а если ты будешь гово­рить правду, тебя возненавидят люди.

- Наоборо