Исследования в области древнесеверного языка

или

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСЛАНДСКОГО ЯЗЫКА¹

 

О ПРОИСХОЖДЕНИИ ДРЕВНЕСКАНДИНАВСКОГО, ИЛИ ИСЛАНДСКОГО, ЯЗЫКА

Введение

...Религиозные верования, обычаи и традиции народов, их гражданские институты в древнее время — все то, что мы знаем о них,— в лучшем случае могут дать нам лишь намек на родствен­ные отношения и происхождение этих народов. Вид, в каком они впервые являются перед нами, может послужить для некоторых выводов об их предшествующем состоянии или о тех путях, какими они достигли настоящего. Но ни одно средство познания проис­хождения народов и их родственных связей в седой древности, когда история покидает нас, не является столь важным, как я з ык. На протяжении одного человеческого поколения народ может изме­нить свои верования, традиции, установившиеся обычаи, законы и институты, может подняться до известной степени образованности или вернуться к грубости и невежеству, но язык при всех этих переменах продолжает сохраняться, если не в своем первоначаль­ном виде, то во всяком случае в таком состоянии, которое позволяет узнавать его на протяжении целых тысячелетий. Так, например, греческий народ претерпел все превратности судьбы, но в речи гре­ческого крестьянина еще можно узнать язык Гомера. В других странах, где обстоятельства были более благоприятными, язык изменился еще менее; так, арабы понимают то, что было написано по-арабски за много столетий до Магомета, а исландцы читают еще то, что писал Аре Мудрый и говорил Эйвин Скальд. Необходимо полное раздробление или уничтожение народа, чтобы язык был со­вершенно искоренен; даже насильственное подавление и сильней­шее смешение с чужими народами лишь спустя много столетий приводит к изменению языка, и обычно все ограничивается лишь

¹ R R a s k, Undersogelse om det gamle Nordiske eller lslandske Sprogs Oprifr delse, Kjobenhavn, 1818.

переходом в другой, тождественный, но более простой по своему грамматическому строю и более смешанный по своему характеру вид. языка. Так еще в VI в. нашей эры во Франции говорили на галль­ском языке, несмотря на огромные усилия римлян искоренить его, и еще до сегодняшнего дня говорят по-кимрски в Уэллсе, а в совре­менном английском языке можно еще ясно распознать англо-сак­сонский.

Происхождение языка издавна рассматривалось как важней­ший фактор при определении происхождения народа и его древней­шего местонахождения; все цивилизованные нации, которые счи­тают интересным для себя узнать о себе и своей древнейшей исто­рии, должны были бы, как и мы, проделать исследования в этом направлении или хотя бы высказать по этому вопросу догадки; но этому предмету до сих пор во многих странах уделялось так мало внимания, что едва ли можно думать о более или менее полном науч­ном исследовании происхождения древнего языка народа и всего того, что сюда относится.

ОБ ЭТИМОЛОГИИ ВООБЩЕ

...Как только берешься за исследование языка, так сейчас же замечаешь, что имеются две различные стороны, с которых он мо­жет быть рассмотрен, что соответствует двум частям языка. Первая из них — это грубая и свободная материя, без которой язык вообще не существует; другая состоит из более или менее разнообразных форм и связей, без которых материя может быть зафиксирована в письме, но без помощи которой народ не может говорить, да и сам язык не может быть создан; первая — это отдельные слова (лексика), вто­рая—это изменение их форм и способы связи, или строй языка; (грамматика).

Если мы сравним несколько языков, стремясь к тому, чтобы это сравнение было полным и дало нам возможность судить об их род­стве, древности и прочих отношениях, то мы должны непременно иметь в виду обе эти стороны языка и особенно не забывать о грам­матике, так как опыт показывает, что лексические соответствия яв­ляются в высшей степени ненадежными. При общении народов друг с другом невероятно большое число слов переходит из одного языка в другой независимо от характера происхождения и типа этих язы­ков. Так, например, значительное число датских слов попало в гренландский, а множество португальских и испанских слов—в малайский и тагалогский языки.

Грамматические соответствия являются гораздо более надежным признаком родства или общности происхождения, так как извест­но, что язык, который смешивается с другим, чрезвычайно редко или, вернее, никогда не перенимает форм склонения и спряжения у этого языка, но, наоборот, скорее теряет свои собственные. Так, например, английский язык не перенял форм склонения и спряже­ния у скандинавского или французского, но, напротив, потерял

31

 

многие древние англосаксонские флексии. Таким же образом ни
датский язык не перенял немецких окончаний, ни испанский — гот-­
ских или арабских. На эту сторону соответствий, являющуюся наиболее важной и значительной, до настоящего времени почти совершенно не обращали внимания при исследовании языка, что составляет самую большую ошибку большинства работ, написанных до
сегодняшнего дня в этой области, и служит причиной того, что они
являются столь сомнительными и имеют столь малую научную ценность.

Язык, имеющий наиболее богатую формами грамматику, является наименее смешанным, наиболее первичным по происхож­дению, наиболее древним и близким к первоисточнику; то обуслов­лено тем обстоятельством, что грамматические формы склонения и спряжения изнашиваются по мере дальнейшего развития языка, но требуется очень долгое время и малая связь с другими народами, чтобы язык развился и организовался по-новому. Так, датский язык в грамматическом отношении проще исландского, английский проще англо-саксонского; такие же отношения существуют между новогре­ческим и древнегреческим, итальянским и латинским, немецким и мизиготским, и так же обстоит дело во всех известных мам слу­чаях.

Язык, каким бы смешанным он ни был, принадлежит вместе с другими к одной группе языков, если наиболее существенные, ма­териальные, необходимые и первичные слова, составляющие основу языка, являются у них общими. Напротив того, нельзя судить о первоначальном родстве языка по словам, которые возникают не естественным путем, т. е. по словам вежливости и торговли, или по той части языка, необходимость добавления которой к древнейшему запасу слов была вызвана взаимным общением народов, образованием и наукой; формирование этой части языка зависит от множе­ства обстоятельств, которые могут быть познаны только истори­чески. Только с их помощью можно установить, заимствовал ли народ подобные элементы непосредственно из другого языка или сам создал их. Так, английский язык по праву причисляется к гот­ской группе языков и, в частности, к саксонской ветви, основной германской ее части, так как целый ряд слов английского словар­ного запаса является саксонским в своей основе... Следует отме­тить, что местоимения и числительные исчезают самыми последними при смешении с другим неоднородным языком; в английском языке, например, все местоимения готского, а именно саксонского, про­исхождения.

Когда в двух языках имеются соответствия именно в словах та­кого рода и в таком количестве, что могут быть выведены правила •относительно буквенных переходов из одного языка в другой, тогда между этими языками имеются тесные родственные связи; особенно

¹ Под готскими Р. Раск разумел германские языки. (Примечание состави­теля.)

наблюдаются соответствия в формах и строении языка, на­пример:

лат. sulcus     bulbus ǎmurca   vulgus

греч.φήμη — лат. fama греч.όλχος.

μήτηρ лат. mater βολβος

φήγος лат. fagus

πηλος лат. Pallus

Здесь мы видим, что греческое часто в латинском переходит в а, а о в и; известно, что, сравнивая множество слов, можно вывести большое число правил перехода, а так как в данном случае имеются большие соответствия также в грамматике обоих языков, то мы можем с полным правом заключить, что между латинским и греческим языками имеют место тесные родственные связи, которые доста­точно хорошо известны и которых мы можем здесь больше не ка­саться.

Отдельные языки могут иметь очень значительное сходство с другими как в словарном составе, так и в грамматическом строе, но даже самые малые соответствия вряд ли могут быть открыты при переводе отрывка одного языка на другой. Поэтому очень опасно делать выводы относительно еще не установленных языковых соот­ветствий по переводу «Отче наш»,— способ, который так долго ис­пользовался и который Аделунг вновь употребляет в своем «Митридате»

Язык следует знать, как и всякий другой предмет, если хочешь судить о нем, и вряд ли существует какой-либо окольный путь для достижения этой цели. Если сравнивать, таким образом, отрывок из греческого с хорошим латинским переводом его или наоборот то едва ли можно подумать, что между этими языками имеются хотя бы самые отдаленные исторические или этимологические связи, до­казывающие, что латинский язык почти целиком имеет своим источ­ником греческий. Различные точки зрения, исходя из которых раз­ные грамматисты рассматривают один и тот же предмет в двух языках, и различные способы, которыми они пользуются для выве­дения соответствия в них, могут очень легко ослепить того, кто сам. не обладает основательными познаниями строения языка и его внут­ренней сущности...

Один язык может утерять одни слова из общего первоначального фонда, другой — другие, один может позже развить или приобре­сти одни новые слова, другой — другие, образуя их иным способом или заимствуя из иного источника. То же самое может иметь место

¹ «Митридат, или всеобщее языкознание» И. X. Аделунга (1732—1806), представляет собой четырехтомный сборник переводов «Отче наш» почти на 500 языков и диалектов. Опубликован посмертно в период 1806—1817 гг. Фактически И. X. Аделунгом обработан был только первый том и часть второго, а остальное — И. С. Фа те ром (1771—1826). (Примечание составителя.)

и в отношении окончаний. В результате подобных процессов беглому взгляду может показаться неодинаковым на вид то, что по существу является очень близким.

Но даже слова, являющиеся фактически тождественными в
обоих языках, очень редко в них употребляются в той же самой
связи, так как значение и употребление слов очень редко совпадают
в двух даже очень близкородственных языках... В подтверждение
сказанного можно было бы привести многочисленные примеры, но
легче всего можно в этом удостовериться, если взять шведскую или
немецкую книгу и перевести отрывок из нее на датский язык таким
образом, чтобы по возможности повсюду употреблять те же самые
«слова; в результате мы получим, конечно, нестерпимый, а скорее
всего и просто непонятный датский язык...

...Одно и то же слово может иметь не только разные значения в двух языках, когда, например, в одном случае оно расширено, а в другом сужено, т. е. когда общее понятие в одном языке сведено. в своем употреблении до частных случаев, а в третьем его употреб­ление допустимо только в некоторых случаях, имеющихся в первом языке, или когда из буквального оно становится фигуральным или обособленным и т. п.,— но иногда одно и то же слово в двух языках или даже в том же языке имеет прямо противоположное значение. Это имеет место тогда, когда основное значение нейтрально, но может употребляться иногда в положительном, иногда в отрица­тельном смысле; так, например, лат. hostis обозначало первоначаль­но любого чужого человека, затем стало употребляться дифферен­цированно:

1) гость, отсюда в слав. языках: русск. гость, польск.: gosc и
т. д.; в готск. gast, исл. gestr; это употребление, возможно, из од­
ного из этих языков перешло в латинский. Отсюда, кроме того и латинское hospes, которое является лишь произносительном вариантом первого, как и франц. hotel и т. д.;

2) враг — значение, которое и удерживается в латыни.

Примерами других примечательных изменений в значении яв­ляются: исл. frænde — родственник, нем. Freund — друг; исл. feigr — близкий к смерти, нем. feige — трусливый; исл. nenna — желать, датск. nænde — решаться, сметь; исл. geta — мочь, датск. gide — желать; исл. timi — время, датск. time — час; исл. katr — веселый, радостный, датск. kad — резвый, шаловливый, шведск. kat — сладострастный, бесстыдный.

То, что здесь сказано о различии в значении родственных слов, применимо и к окончаниям, где различие также может быть очень велико, несмотря на установленное родство; о различии собственно форм или букв будет идти речь позже, когда будут рассматриваться окончания или формы склонения и спряжения, которые, конечно, также могут не совпадать. Один язык осуществляет небольшое изменение в одном направлении, другой — в другом, но каждый — по-своему; иногда один язык теряет одно, другой —другое, и оба притом могут развить или воспринять что-то новое; иногда одна

язык употребляет те же самые окончания для того, чтобы обозна­чить иную связь между понятиями. Так, например, латинские аб­лативы стали именительными падежами в итальянском, испанском и португальском, точно так же исландские аккузативы стали имени­тельными в датском и шведском языках. Это может иметь место так­же и в таких двух языках, которые имеют одинаковое число падежей или форм связи, а отсюда легко может быть объяснено то, что один язык требует другого окончания в ряде часто встречающихся слу­чаев, чем другой, или что значение окончания с самого начала не было ясно определенным, но распространялось на много случаев. Так, в греческом форма вокатива ποίητα стала в латинском формой именительного poeta; в древнегреческом языке имелись обе формы. Точно так же формы латинских именительных падежей на -о стали формами аккузатива в исландском, где слова получили новую форму именительного падежа на -а,

лат. passio — исл.» ordo»

passia, аккузат. passio или passiu orda,» ordo» ordu

(см. Р. Р. а с к, Грамматика исландского языка, стр. 24).

Если одно и то же слово имеется во многих языках, то следует считать, что оно принадлежит тому языку, в котором оно выступает в своем наиболее необходимом, материальном и общем значении; на­пример: шведск, pojke, датск. paag (мальчик) происходит, без сомне­ния, от финского pojca (сын, мальчик), так как оно имеет там значи­тельно более распространенное, древнее и необходимое значе­ние...

Если в пределах одной группы слово встречается в одном или не­скольких языках и совершенно неизвестно в остальных, но в дру­гой, граничащей с ней группе языков встречается повсеместно, тогда совершенно очевидно, что оно перешло из второй группы язы­ков в первую; например: kjeijte — левая рука и kjejthaandet — левша, из финно-лаппск. gjetta, лапл. gjat, фин. käsi, род. п. кä-den — руки и köttö — однорукий; исл. kot — дом, маленький хутор, финно-лаппск. guatte, лашь kаte, фин. kota и т. п.

Если слово выступает изолированно в одном языке, без каких-либо очевидных связей и без производных слов или с очень неболь-

. шим их числом, и, напротив, в другом языке имеет ясные связи, (если оно является производным или сложным) или имеет целый

¹ ряд производных (если оно является корневым словом) и кажется, таким образом, совершенно вплетенным в язык, тогда можно за-

ключить, что это слово перешло из второго языка в первый; напри­мер: исл. kinrok, датск. kjönrög— сажа из нем. Kien-rusz — сажа (смолистая); исл. skial — документ из финно-лаппск. zhial, а это последнее из mon zhiaellam—я пишу и др.; исл. bal—пламя, огонь, датск. et baal из финно-лаппск. buolam — жгу (нейтр.),bоа-aldam — сжигаю; датск. forstyrre из нем. stöhren, verstöhren, zerstöh-геп и др.

 

Если слово обладает формами изменения, свойственными языку данной группы, и такое слово встречается в другом языке, в строе Которого не имеется форм склонения и спряжения, в которых слово нуждается, то в высшей степени вероятно, что оно перешло из по­следнего языка в первый. Так, исл. gamall, gömul, gamalt, датск. gammel —старый — не имеет степеней сравнения, так 'как фор­мы ældre—старее и ældst—самый старый — образованы от положительной степени другого слова (нем. alt, älter, ältest), оно поэтому, возможно, произведено из древнееврейского корня elm...

При исследовании языка не следует думать, что можно выяс­нить подлинное происхождение всех слов; многие слова являются корневыми, и для них можно указать только побочные слова в другом языке и родственные или производные слова в самом языке. Они максимально используются, если с их помощью вскрываются следы древнейшей формы и первичного значения, или, короче, основная форма и основное значение целой группы связанных между собой слов. Впрочем, не следует приводить это самое слово из дру­гих языков при условии, если будет доказано,что оно в одном из них древнее и отсюда, очевидно, перешло в тот язык, о котором идет речь. Например, если указать, что исл. betur, betri (betst), bezt (bestur), beztur — это то же самое слово, что и датск. bedre — лучше, best—самый лучший, англ. better, best, нем. besser, best и т. д., то это ничему не поможет, так как это не приблизит нас к источнику; но если доказать, что это слово является тем же самым, что и греч. Βελτιον, φν; βελτιστον, ος, η,,»], то это будет иметь уже определенную ценность, поскольку греческий более древен, чем исландский, и ближе к первоисточнику, если только сам не яв­ляется источником общих элементов.

Корневые слова характеризуются краткостью, простотой и материальностью значения. Имея дело со сложным или производ­ным словом, можно получить основное слово, причем, возможно, древнейшее из сохранившихся. При этом следует все же от слогов производящих отличать короткие окончания или формообразующие слоги, с помощью которых слова сначала включаются в язык, а затем принимают в соответствии со своей природой формы склоне­ния или спряжения; например греч.φίλυς, исл. vinur не следует называть производными словами, несмотря на ος; и ur, так как они являются лишь признаками именительного падежа; напротив, слово аmicus является производным, так как us — это только окончание, но icus является производной формой, общей для мно­гочисленных слов в латинском языке; мы стремимся все же отыс­кать более краткий корень, который, по-видимому, обнаружи­вается в слове аmо. В исл. vingast — вступать в дружбу, -st есть окончание, -ga-— производный элемент и vin- — корень.

Когда сравниваются слова, следует отделять корень от всех остальных частей; если корни совпадают, то родство слов неопро­вержимо, какими бы несхожими ни были производные слоги или

окончания. Но особенно тщательно нужно следить за тем, чтобы не затронуть или не разрушить сам корень, который выступит тогда в ложном виде и запутает наблюдателя. Если взять, например, omhyggelig — заботливый, старательный, то от- является пред­логом, входящим в состав сложного слова, -elig — производным окончанием, как в glaedelig — радостный, visselig — конечно, на­верное и т. д., но g удвоено, так как оно стоит между двумя глас­ными, а у в производных словах часто происходит из и. Таким об­разом, корень имеет вид hug (или hyg), который довольно ясно может быть выведен из исл. hugr — ум, сознание, ad hyggia — ду­мать, omhyggelig — тот, кто думает о чем-то, у кого ум и сознание направлены на что-то, кто заботится о чем-то. Исландцы говорят hugsa um там, где датчане говорят at tænke pa.

Когда таким образом слова оказываются освобожденными от всех добавлений, то их оказывается возможным сравнить между собой; здесь следует быть чрезвычайно осторожным, чтобы не сме­шать неродственные слова или не спутать корень слова в его древ­нейшей форме с новым и широко распространенным словом в дру­гом языке; здесь нет иного средства помощи, кроме значения. Как мы видели из предшествующего, оно не обязательно должно быть то же самое, но значения сопоставляемых слов все же должны на­ходиться в известном родстве и связи друг с другом, так как если значение в одном слове совершенно чуждо значению другого, то они неродственны друг с другом. Показательным в этом отношении является приведенный выше корень hug, который ни вмалейшей степени не родствен с датским словом et Hug —удар, толчок, весьма распространенным в современном датском языке; оно яв­ляется производным от hugge — ударить, бить, исл. högg—удар из höggva— рубить; эти оба значения не имеют ничего общего между собой.

В словах, которые мы считаем идентичными в разных языках, не только значения и окончания должны не совпадать, но и вся форма их корней может иметь все буквы совершенно иные; если бы все эти три части, а именно значение и обе формы — окончание и корень—были совершенно общими, то это было бы одно и то же слово того же самого языка. Различие в одной из этих частей делает их не одним и тем же словом одного языка. Бесконечное разнообразие человеческих группировок и формирований, различие в строе чувств и образе мыслей делают легко понятным, что вся совокупность понятий и представлений, обозначаемая и хранимая языком того или иного народа, может быть совершенно, тождественной у разных, иногда далеких друг от друга народов. Разнообразие человеческой речи, различное устройство органов речи, которое позволяет при­знать иностранца, поговорив с ним один только раз, даже и не видя его, делают естественным, что множество слов у различных народов получает почти бесконечные видоизменения в произношении и форме.

ОБ ИСТОЧНИКЕ ГОТСКИХ ЯЗЫКОВ, В ЧАСТНОСТИ ИСЛАНДСКОГО

...Список слов, которые, по-видимому, имеют тесные родствен­ные связи во фракийских ^г и готских языках, особенно в исланд­ском, может быть легко увеличен, но я опускаю многие слова, очевидно, 'тождественные в обеих языковых группах, каковыми, например, являются все междометия: греч. ούαί лат. vae, исл. vei, откуда vein и kvein наряду с vei па и kveina; греч α ι исл. æ (чи­тай aj); греч.φυ, датск. fy и многие другие. Я отбираю слова не столько по легкости, с какой можно увидеть их сходство, сколько по значению, чтобы показать, что самые первейшие и необходимейшие cлова, обозначающие элементарные предметы мысли, являются идентичными в обеих группах языков. С этой целью я и распреде­лил их по разрядам. Я не считаю, что все согласятся со мной в отношении всех этих слов, но если даже отбросить, некоторые вы­зывающие сомнение, то все же из 352 слов (а считая и приведенные выше 48—400 слов) останется такое количество, что они вместе с грамматическими параллелями, приведенными выше, смогут быть доказательными в такой же степени, как и 150 слов с грамматиче­скими замечаниями, которые Sainowicz привел для «доказательства» близости венгерского и лаппского языков, что, насколько мне из­вестно, ныне никто не отрицает.

Соответствия, которые мы нашли в словарном составе и строе языка, согласуются с недвусмысленными историческими свидетель­ствами о переселении наших предков на север из Скифии; в част­ности, это относится к последней основной волне поселенцев, ко­торые принесли нам из Tanais язык, поэтическое искусство и руны, имеющие столь бросающееся в глаза сходство с древнейшим финикийско-греческим алфавитом. По-видимому, скандинавы и германцы являются ветвями великого фракийского племени, и их языки про­исходят также из этого первоисточника. Это совпадает и с тем, что известно о языке латышского племени и его отношении к грече­скому. Латышское племя является ближайшей ветвью фракийского, затем скандинавского и германского; последний, очевидно, нахо­дится в более далеких связях, что вполне естественно вследствие того, что местопребывание наших предков находилось на юго-во­стоке; но это различие не столь велико, и оба языка, очевидно, были рядом друг с другом. Однако ни в коем случае скандинавское племя не может считаться происходящим от фракийского, косвенно через германское, что противоречит и истории и внутренней сущ­ности языка. Но, с другой стороны, никак нельзя сказать, что ис­ландский происходит от греческого. Греческий не является древним чистым фракийским; меньше всего, говоря о греческом, можно ограничить себя аттическим, так как он является одной из поздней-

¹ Под фракийскими языками Р. Раск разумеет греческий и латинский. {При­мечание составителя.)

44

ших разновидностей греческого и совсем не той, где родство высту­пает яснее всего. Насколько аттический имеет преимущество в образовании и благозвучии, настолько дорический и эолийский — в древности и важности для науки о языке. Если бы эти последние были утеряны, то едва ли идентичность с латинским или, скажем, с исландским была бы удовлетворительно доказана. На основании всего сказанного мы считаем возможным заключить, что исландский, или древнесеверный, имеет своим источником древний фракийский язык; во всяком случае в своей основной части он произошел от великого фракийского племени, древнейшими и единственными остатками которого являются греческий и латинский, вследствие чего эти языки следует рассматривать как его источник. Но для его полного этимологического разъяснения большое значение имеют ла­тышские и славянские группы языков. Кроме того, значительное влияние оказывает также финский язык.

АЗИАТСКИЕ ЯЗЫКИ

Мы замкнули круг и рассмотрели все окружающие нас языки, а также обнаружили источник древнесеверного языка; вместе с тем можно допустить, что существует еще более близкий его источник; идя в этой связи далее, мы находим на юго-востоке так называемую остерландскую группу языков. Мы уже видели, что различные слова, а возможно и окончания, могут найти ясное объяснение на основе данных этой группы и что некоторые слова этой группы язы­ков ближе готским языкам, чем фракийские...

Но так как языки остерландской группы имеют совершенно иную структуру и совершенно иное строение, чем готские языки, как в образовании слов и форм, так и в изменении как имени, так и глагола (это слишком хорошо известно, для того чтобы мне нужно было описывать и развивать это далее), то подобное сходство не может быть объяснено не чем иным, как заимствованием. Эти заим­ствования имели место в древнейший первобытный период сущест­вования племен. Ни один непредубежденный человек не сможет сравнить подобные совпадения в отдельных немногих словах с прочным родством и тесным единством с фракийской группой язы­ков, не говоря уже о том, что он отдает ей предпочтение при опре­делении источника готских языков. На северо-востоке мы встре­чаем другую примечательную группу языков — армянскую.

Одной из многочисленных ошибок Аделунга, обесценивающей его «Митридат» и делающей его пригодным для употребления только в качестве литературного источника, является его утверждение, что это племя вообще не стоит ни в какой связи с фракийским.

Армянские языки, напротив, кажутся гораздо ближе к готским, чем остерландские; по крайней мере слова, обозначающие ближай­шее родство, и подобные им, у них общие. Это свидетельствует, как кажется, о настоящем, хотя и очень отдаленном родстве между языками. Правда, армянский язык слишком далек, чтобы его можно

45

 

было признать источником фракийского или готского. Он, кроме
того, настолько неизвестен и недоступен, что в наших условиях не
стоит его исследовать подробнее; это едва ли приведет нас ближе к
цели. Но так как армянский язык, по-видимому, не прерывает
линии родства, то, возможно, все же было бы интересно пойти
далее, до тех пор пока связи прервутся. И действительно, * наряду с
остерландскими и армянскими языками мы находим очень большое
племя и языковую группу, или, возможно, вернее сказать, две
группы -персидскую и индийскую, каждую из которых определяли
как источник германской группы. Санскрит, зендский, пехлевийский и персидский языки являются основными частями этой не­
обыкновенно большой семьи. \

Бесспорно, что эти языки имеют много бросающихся в глаза сходств с германскими и северными языками, но все же в большин-стве случаев это тождество не непосредственное, а идущее через фракийские языки. Но так как можно утверждать с определен­ностью, что никто из тех, кто выдвинул эти предположения, не оценил всего значения трех древних основных языков готской группы (именно: исландского, англо-саксонского и мизиготского), не говоря уже об индийских и персидских языках, и так как, далее, для того чтобы доказать подобный тезис, требуется тщательнейшее исследование обоих сравниваемых предметов, то едва ли можно то, что основывается лучше на некоторой части схожих слов и отдель­ных грамматических совпадениях, принимать за что-либо большее, нежели за предубежденность или по крайней мере за недоказуемую, хотя и интересную догадку. Эта догадка недоказуема уже потому, что на индийских и персидских языках имеется очень мало Памят­ников и совсем нет грамматик или словарей, а если что и имеется, например на санскрите, который является древнейшим и важнейшим из всех указанных языков, то это слишком недоступно или недоста­точно.

Мы видели на примере финской группы, какое большое число слов и даже грамматических окончаний может совпадать в языках, не связанных подлинным родством. Поэтому, слишком опрометчиво доверившись совпадениям, рискуешь тем, что при более глубоком ознакомлении с языком откажешься от своих гипотез, или тем, что вызовешь улыбку. То немногое, что может быть добыто пред­варительной работой, ни в коей мере не достаточно, чтобы доказать, что одна группа языков произошла от другой, особенно если этому противоречит значительное различие между племенами в области религии, обычаев и общественных установлений, известных нам так же давно, как и оба племени.

Кроме того, уже географическое положение стран свидетельст­вует о том, что индийский или персидский языки не могут быть подлинным источником, из которого берет начало исландский язык. Нет никаких исторических свидетельств, что наши предки вышли из Индии или Персии; напротив, все обстоятельства указывают на фракийское племя, откуда, как мы выше нашли возможным заклю-

чить, и произошло северное племя. Но это племя имело, конечно, как и всякое другое, свой корень, и не так уж невероятно, что индийское племя и является таким корнем, достойным того, чтобы его познали и исследовали, если он только не слишком глубоко скрыт под землей. Пока же мы будем довольствоваться ближайшим и ясным источником нашего древнего языка и предоставим грече­ским ученым исследовать, откуда ведет свое подлинное происхож­дение фракийская группа. Но мы уверены, что и им не нужно будет идти далее индийских языков, так как цепь прерывается на одном конце односложными языками, на другом конце — малайской и ав­стралийской языковыми группами, которые со своей стороны огра­ничены великим Мировым океаном. Обе эти широко распространен-ные группы языков отличаются, как небо от земли, от готской, фра­кийской и индийской групп языков.

 

A. X. BOCTOKOB

РАССУЖДЕНИЕ О СЛАВЯНСКОМ ЯЗЫКЕ,

служащее введением к грамматике сего языка* составляемой