Глава четвертая 7 страница

Число последних составляло 59. Во главе администрации провин­ции был поставлен генеральный наместник султана — вали, кото­рый осуществлял высшие судебные, административные, финансо­вые, политические функции. В помощь боснийскому вали соответ­ствующие министерства Османской империи направляли своих чи­новников— директоров финансов, канцелярии, общественного* строительства, комиссара по иностранным делам и сношениям с правительствами и консульствами держав, чиновника по аграрным и торговым вопросам, верховного судью. Наряду с институтом чи­новников, направляемых из Стамбула, были созданы вилайетский административный совет, а также Великое вече, в которое входи­ло по три представителя от каждого санджака (всего 21.человек). В конце 1875 г. Герцеговина была отделена от Боснии и был образован Герцеговинский вилайет с центром в Мостаре, но в на­чале 1877 г. обе области были вновь объединены в административ­ном отношении.

В 60-е годы проблема Боснии и Герцеговины стала спорным моментом при реализации идей Балканского союза и создании; сербского и черногорского вариантов союзнического договора. Чер­ногорский проект предполагал присоединение Боснии и части Ста­рой Сербии к Сербскому княжеству, а Герцеговины и остальной части Старой Сербии к Черногории. Но правящие сербские круги, династия Обреновичей отвергли подобный вариант, а в 1870 г. не­двусмысленно потребовали согласия Черногории на включение в состав Сербского княжества обеих земель — Боснии и Герцегови­ны. Однако осуществить свои плацы им не удалось.

Кульминацией крестьянского движения в Боснии и Герцеговине явилось восстание 1875—1878 гг., которое положило начало Во­сточному кризису 70-х годов. В целом это движение имело анти­феодальную направленность, стержнем программных требований являлись аграрные преобразования. Вместе с тем антифеодальная борьба боснийско-герцеговинского крестьянства тесно переплета­лась с национально-освободительным движением. Стремясь всеми силами сохранить Боснию и Герцеговину в составе империи, Порта предприняла ряд мер с целью прекращения восстания в Боснии и Герцеговине. Султанские ирадэ провозгласили проведение реформ, уравнивавших в правах собственности и наследования имущества мусульман и христиан, облегчавших покупку и продажу земель и др.³³ Но частичные уступки не могли удовлетворить восставших, что повлекло за собой обострение борьбы.

В ходе восстания получила развитие идея автономии Боснии и Герцеговины, исходившая из среды повстанцев. В программных требованиях 1875—1876 гг. слово «автономия» как таковое отсут­ствовало, но их основной смысл заключался в введении админи­стративной автономии (местного самоуправления). С самого на­чала в восстании наметились два течения — буржуазное и рево­люционно-демократическое. Революционно-демократическое кры­ло, возглавляемое В. Пелагичем, призывало к полному уничтоже­нию феодальных отношений путем совместного выступления всех угнетенных независимо от национальной и религиозной принад­лежности против своих угнетателей ³\ В. Пелагич и его сторонники выступали за объединение сербов, мусульман и хорватов Боснии и Герцеговины в борьбе против власти османов и за создание но­вого общественного порядка. Многие положения, связанные с бу­дущим государственным развитием Боснии и Герцеговины, были разработаны В. Пелагичем в его политическом проекте —«Посла­ние друзьям угнетенных братьев в Турции» (1874 г.), напечатан­ном в Нови Саде.

Еще в годы, предшествовавшие восстанию, когда формирова­лось революционное мировоззрение В. Пелагича, он придавал большое значение общине³⁵. Принцип общинного самоуправления лег в основу всей его политической программы. По его мнению, община должна была стать основной ячейкой государственного строя в освобожденных Боснии и Герцеговине³⁶. Высшая власть должна была принадлежать народной скупщине, в функции кото­рой входило бы издание и утверждение законов. Идея созыва на­родной скупщины не была новой для деятелей боснийско-герцего­винского национально-освободительного движения. Об этом писал еще в период подготовки восстаний 1867 и 1872 гг. М. Любибратич. В проекте 1874 г. Пелагич предполагал возможность консти­туционной монархии, «если бы этого потребовал народ»³⁷. Монарх имел право подписывать все решения народной скупщины, но его подпись носила бы формальный характер. В развитие принципа общинного самоуправления должны были быть созданы местные скупщины, в функции которых входило решение всех дел в окру­гах. Пелагич предусматривал также создание министерского сове­та, состоявшего из трех министров и ответственного перед народ­ной скупщиной. В будущем государстве Пелагич предполагал лик­видировать регулярные войска, пенсии, титулы, жандармерию, тюрьмы, а также ввести полную свободу веры и просвещения. Цер­ковь отделялась от школы и государства, вводился гражданский брак. Функции низших органов власти определялись бы законом. Данный проект политического переустройства освобожденных Бос­нии и Герцеговины был написан под значительным влиянием серб­ских социалистов, их критики государственного устройства Серб­ского княжества. Бесспорно, что позиция В. Пелагича была наи­более прогрессивной. Его идеи имели принципиально важное зна­чение для дальнейшей борьбы народов Боснии и Герцеговины за свое национальное освобождение, но в то же время в условиях 70-х годов XIX в. практически были неосуществимы." Это в опре«деленной степени понимал и сам Пелагич, который позднее писал, что идеи проекта станут реальными только тогда, когда «будет ликвидирована частная собственность и все сегодняшнее неспра­ведливое устройство»³⁸.

В период восстания свои идеи о политическом переустройстве в Боснии и Герцеговине В. Пелагич развил в двух документах: «Проекте одного боснийца. О преобразовании Боснии и Герцего­вины на современных демократических принципах» (январь 1876 г.) и «Повстанческой программе народных прав» (конец 1877 г.). Бу­дущее балканских народов В. Пелагич, вслед за Л. Каравеловым,. С. Марковичем видел в федерации демократических республик. Но эта идея оставалась лишь в рамках его теоретических размыш­лений, необходимость разрешения практических задач социальной и национально-освободительной борьбы в Боснии и Герцеговине в 1875—1878 гг. отодвигала на второй план проблему дальнейшего политического и государственного развития³⁹.

В 1875—1878 гг. получила развитие линия боснийских повстан­цев на объединение Боснии с Сербией. Активными ее проводника­ми являлись представители буржуазного крыла, ориентировавше­гося на Сербию. Этой же позиции придерживался и Главный коми­тет боснийского восстания. В Герцеговине решающую роль играли сторонники ее объединения с Черногорией. В начале июля 1876 г. на боснийской и герцеговинской повстанческих скупщинах было провозглашено такое объединение. Решительным противником по­добной акции являлся В. Пелагич, считавший невозможным объ­единение с княжествами, в которых существовали монархические,, антидемократические режимы⁴⁰, резко расходясь в этом вопросе с Главным комитетом.

Кроме того католическим населением Боснии и Герцеговины выдвигались требования включения их в состав Австро-Венгрии. На. осуществление этих замыслов была направлена деятельность одного из руководителей движения — И. Мусича ⁴¹.

Следует подчеркнуть, что в ходе восстания создавались органы новой власти. Для решения важнейших вопросов неоднократно со­зывались скупщины, на которых присутствовали делегаты повстан­цев, руководители и воеводы. Скупщины фактически стали высшим органом власти. Осенью 1877 г. увенчалась успехом попытка соз­дать боснийское правительство. 11 октября в Кравяке состоялась скупщина, избравшая правительство в составе 14 человек. Прави­тельством сразу же было издано обращение, в котором подчерки­валось, что народы Боснии никогда не хотели и не захотят стать частью какого-то другого государства. Тем самым руководители восстания отрицали возможность включения Боснии и Герцегови­ны в состав Австро-Венгрии или австро-венгерскую оккупацию. Целью восстания, говорилось в обращении, является освобождение от власти Османской империи и объединение с остальными серб­скими землями. Но «европейские условия,— утверждалось далее,— не позволили^объединиться с Сербией, и поэтому народы Боснии и Герцеговины хотят иметь свою полную свободу и самоуправле­ние»⁴². Вместе с тем идея об объединении не подлежала полному забвению. Боснийское правительство, как отмечалось в документе, резервировало за собой право поднять этот вопрос, когда между­народные условия будут более благоприятными, поскольку в це­лом объединение с «сербскими землями могло бы иметь большое значение для всего славянского вопроса»⁴³.

На заключительном этапе восстания все большее распростра­нение получала идея автономии, что в значительной степени было связано с утратой надежд на помощь Сербии после ее поражения в войне с Турцией и со сложившейся международной ситуацией в уют период на Балканах⁴⁴. Это в определенной мере отразилось и в последующих повстанческих документах. Так, в меморандуме боснийских повстанцев из 18 пунктов, появившемся вскоре после создания временного правительства, наряду с упоминанием о же­лании населения Боснии и Герцеговины объединиться с Сербией выдвигалось требование предоставления автономии Боснии и Гер­цеговине при сохранении минимального сюзеренитета Османской империи. В этом случае все доходы с областей поступали бы в на­родную казну и лишь небольшая их часть передавалась Порте, которая через 10 лет должна была употребить эти суммы на нуж­ды пострадавшего в годы восстания народа. В автономной Боснии и Герцеговине повстанцы требовали создания народной скупщины, избиравшей правителя (гувернера), пользовавшегося лишь испол­нительной властью, в то время как законодательная находилась в руках скупщины.

Освободительная борьба балканских народов, в том числе Бос­нии и Герцеговины, в период Восточного кризиса 1875—1878 гг. на­ходила живейший отклик и помощь различных общественных кру­гов, широких народных масс России. В официальной российской политике также поддерживалась идея автономии для Боснии и Герцеговины. Естественно, царское правительство преследовало свои цели в решении Восточного вопроса, но его внешнеполитиче­ские интересы на этом этапе совпадали с задачами освободитель­ных движений народов Балканского полуострова.

С самого начала боснийско-герцеговинских событий летом 1875 г. в балканской политике России выявилась линия на решение вопроса путем удовлетворения требований повстанцев и предостав­ления автономии восставшим областям. Активизация действий Пе­тербурга в пользу автономии Боснии и Герцеговины наметилась весной 1876 г. На Берлинскую встречу министров иностранных дел России, Австро-Венгрии и Германии российские дипломаты при­везли предложения о национальной автономии для Боснии и Гер­цеговины⁴⁵. Кроме того, в одной из памятных записок МИД, напи­санных накануне встречи, говорилось о том, что если «Порта падет под грузом своих собственных ошибок, тогда необходимо способ­ствовать и помогать свободному развитию христианских нацио­нальностей (Балкан.— Ред.) по пути к политической независимо­сти,—каждая в своих географических пределах и в соответствии со своими естественными свойствами»⁴⁶.

Российские дипломаты пцрледовательно отстаивали в диплома­тических дебатах идею о национальной автономии по типу Сербии или Румынии для этой провинции Османской империи. Но все предложения министра иностранных дел А. М. Горчакова в этом плане наталкивались на непреодолимое противодействие Австро-Венгрии. Ее министр иностранных дел Д. Андраши рассматривал даже административную автономию (местное самоуправление) как неприемлемый вариант. Венские дипломаты и военные круги давно вынашивали планы захвата Боснии и Герцеговины. На Рейх-штадтской встрече Андраши за нейтралитет Австро-Венгрии в рус­ско-турецкой войне удалось вырвать у Горчакова устное согласие на оккупацию Боснии. Это было официально закреплено подписа­нием секретной Будапештской конвенции в начале 1877 г., где уже речь шла не только об одной Боснии, но и о Герцеговине. Австро-Венгрия опасалась в случае падения Османской империи создания крупного славянского государства на Балканах, могущего быть центром притяжения для славянских народов Габсбургской импе­рии. Российские дипломаты, вынужденные считаться с такой пози­цией союзника по «Союзу трех императоров» (1873 г.), не теряли надежды осуществить свои идеи изменения политического статуса Боснии и Герцеговины. В одном из документов МИД (июнь— июль 1876 г.) отмечалось, что, «поскольку исключена возможность создания крупного славянского государства, самым рациональным исходом было бы создание мелких независимых государств (в том числе и Боснии и Герцеговины.— Ред.) в территориальных преде­лах, отведенных каждому из них историей и объединенных на фе­деративных началах»⁴⁷. Российский посол в Константинополе Н. П. Игнатьев предпринял попытку добиться широкой местной ав­тономии для Боснии и Герцеговины на Константинопольской кон­ференции в декабре 1876 г., выдвинув соответствующий проект. Но конференция закончилась фактическим провалом вследствие пози­ции, занятой Турцией и западными державами.

Хотя Австро-Венгрии удалось добиться согласия России на ок­купацию Боснии и Герцеговины, начавшаяся русско-турецкая вой­на внесла поправки в расчеты держав. Уже в предварительных условиях мира (осень 1877 г.) было предусмотрено введение авто­номного устройства для Боснии и Герцеговины. Сан-Стефанский мирный договор зафиксировал предоставление автономии этим об­ластям. Однако, как известно, на Берлинском конгрессе был пере­смотрен ряд условий русско-турецкого прелиминарного мирного договора. Австро-Венгрия получила мандат на оккупацию Боснии и Герцеговины, и в течение июля — октября 1878 г. австро-венгер­ские войска, преодолев вооруженное сопротивление населения, осу­ществили оккупацию. В политическом развитии Боснии и Герце­говины начался новый период.

Глава восьмая

РУМЫНИЯ