Глава четвертая 5 страница

Когда в результате победы Наполеона над Австрией в 1809 г. к Франции отошли часть Каринтии, Крайна, Горица, Триест, часть Хорватии и Военной Границы, французские власти, присоединив к ним Далмацию, Истрию, Дубровник, создали Иллирийские про­винции с центром в Любляне. Иллирийские провинции имели опре­деленную административную автономию, хотя во главе их и стоял французский генерал-губернатор. Здесь был введен французский гражданский кодекс, устанавливавший равенство перед судом и законом всех граждан, была отменена личная зависимость кресть­ян от помещиков, объявлена свобода торговли, ликвидированы цехи и т. д., что способствовало ускорению развития капитализма в этих землях. Французская администрация ввела обучение в на­чальных и средних школах на языке местного населения. Все эти мероприятия привлекли симпатии к французам части передовых людей в Иллирийских провинциях, в том числе некоторых словен­ских национальных деятелей. С наполеоновской администрацией активно сотрудничал Водник, который проводил в жизнь закон о введении обучения на родном языке, написал несколько словен­ских учебников. Его отношение к французским властям было до­статочно сложно. Он восхвалял их в оде «Иллирия возрожденная». Однако впоследствии он объяснял своему ученику А. Смолника-ру, словенскому утописту, действовавшему в Америке, что роль Наполеона в Иллирии должна была ограничиться уничтожением в ней господства Австрии. Водник надеялся, что потом французы оставят Иллирию, дав ее населению, т. е. словенцам и хорватам, возможность свободного национального развития¹⁰. Как можно видеть, русофильские тенденции Водника, затем его интерес к французам преследовали далеко идущие цели, более радикальные, чем у Линхарта и Копитара. Получение национальных прав в рам­ках Австрийской империи уже не удовлетворяло его, и он тайно мечтал о самостоятельном развитии словенцев.

По-видимому, Водник не был одинок в своих симпатиях и стремлениях. Любопытно в этом отношении свидетельство русско­го морского офицера В. Б. Броневского, который в 1810 г. вместе с русскими матросами, интернированными в Триесте англичанами, прошел пешком путь от Триеста до Петербурга. С большой симпа­тией Броневский писал о словенцах, подчеркивая их языковую и этническую близость к русским, и вместе с тем отмечал неуважи­тельное отношение к ним австрийских властей. «Поход армии Су­ворова в Италию, долговременное наше пребывание в Триесте,— писал Броневский,— познакомил их с русскими. Они с.сего време­ни как бы пробудились от сна: вера, язык и сходство нравов поль­стило их народной гордости. Для них теперь нет ничего приятнее, как говорить о России, о нашем государстве, правительстве и о счастии быть русским. Мечтания их простираются гораздо далее, нежели можно было бы ожидать от их ограниченных познаний в политике. Словом сказать, присутствие наше поблизости славян­ских областей, даже мгновенный переход чрез Карниолию (Край-ну.— Ред.) сделал сильное в них впечатление, и, надобно при­знаться, что как бы правительство, коему будут подвластны, ни было попечительное они всегда помышлять будут о России с вос­хищением»¹¹. Таким образом, уже в конце XVIII — начале XIX в. в среде словенских просветителей наметились два направления политической ориентации — австрославистское, подразумевающее автономию словенцев в Австрийской империи, и антиавстрийское (русофильское или франкофильское), имеющее целью выход сло­венских земель из габсбургской монархии. Обе эти тенденции были еще очень слабо выражены и неопределенны, но вполне ощутимы. После Венского конгресса на месте Иллирийских провинций было создано королевство Иллирия. Во время меттерниховского режима, особенно в первый его период (1815—1830 гг.), никакие оппозиционные политические идеи открыто высказываться не мог- ли. Австрославизм проповедовался Копитаром в форме культур­ного единения австрийских славян. Под ним Копитар подразуме­вал создание для славян общего латинского алфавита, открытие славянского университета в Вене, который бы стал центром раз­вития австрославянской культуры. Эта культура, по его мнению, могла бы соперничать с русской во влиянии на балканских славян.; Копитар считал необходимым для Австрии захватить земли по обоим берегам Дуная вплоть до Черного моря¹².

И все же у ряда угнетенных народов Австрийской монархии продолжают разрабатываться программы борьбы за свое осво­бождение, прежде всего у наций с развитым самосознанием и культурой, таких, как итальянцы, поляки, венгры. Это не могло не оказывать влияния на мировоззрение национальных деятелей народов с более слабо развитым национальным самосознанием.

В 30—.начале 40-х годов у словенцев не было деятелей, которые бы открыто высказывали.политические взгляды. Вместе с тем именно в это время у ряда словенских просветителей появляются идеи, которые помогли им в 1848 г. оформить свою политическую программу. Так, в письмах словенского просветителя Матии Мая-ра к йоэту Станко В'разу от 1842 г. было четко формулировано положение о том, что славяне в Горице, Венецианской Словении, Штирии, Каринтии, Крайне являются одним словенским народом. Свой вывод Маяр подкреплял не только их языковой близостью, но и этнографическими особенностями, схожестью народной одеж­ды, народных танцев ¹³.

В среде образованных словенцев накануне 1848 г. входит в обо­рот понятие «Словения», подразумевающее территорию, на кото­рой живет словенский народ. Один из создателей программы «Объ­единенной Словении» в 1848 г. А. Глобочник впоследствии вспо­минал, что он еще в начале 40-х годов обсуждал вопрос об объ­единении всех словенцев. По его мнению, мысль об этом появилась среди словенцев со времен создания Наполеоном Иллирийских

провинций ¹⁴.

Впервые употребил в печати само понятие «Словения» поэт И. Весел-Косеский в оде на приезд в 1844 г. в Любляну австрийско­го императора Фердинанда 1¹⁵.

У ряда словенских национальных деятелей нашли отклик идеи иллиризма, получившие широкое распространение в Хорватии. Наиболее последовательным в их восприятии был Станко Враз, который призывал словенцев слиться с хорватами и сербами в один народ, отказавшись от своего языка и приняв штокавское наречие сербскохорватского языка. Он глубоко переживал отсут­ствие героических традиций у словенцев, о чем писал в 1839 г. Пре-шерну¹⁶. Враз считал, что принятие словенцами сербскохорват­ского языка даст им возможность приобщиться к истории и нацио­нальным политическим традициям хорватов и сербов. Взгляды Маяра, тоже горячего иллира, были иными. Он полагал, что у бу­дущего «иллирского» народа общий язык должен быть средним между сербскохорватским и словенским.

Идеи иллиризма развивались в словенских землях до 1848 г. только в культурно-просветительском плане. Словенским иллирам в то время ни в коей мере не было свойственно стремление к осво­бождению от власти Австрии¹⁷. Однако именно идеи иллиризма позднее стали основой политических планов объединения юго-славян.

Накануне революции у некоторых наиболее передовых словен­ских деятелей появились мысли о необходимости освобождения своей родины. В своем знаменитом стихотворении «Здравица», на­писанном в 1844 г., словенский поэт Ф. Прешерн выражал поже­лание:

Пусть из туч грянут громы

Над головою всех врагов,

Чтобы словенцев дому

Как в старину быть вольным вновь¹⁸.

Но эти мысли великого словенского поэта далеко опережали время. Даже в период революции 1848 г. они не были поддержаны словенскими национальными деятелями.

Революция 1848 г. дала новый толчок словенскому националь­ному движению, способствовала выработке его политической про­граммы Объединенная Словения. Первым изложил ее открыто в печати М. Маяр 29 марта 1848 г. в «Кметийских ин рокоделских новицах» («Крестьянские и ремесленные новости»). Он выдвинул требование введения словенского языка во всех школах и учреж­дениях; подчеркнув, что в Словении словенцы должны жить по-сво­ему¹⁹. 12 апреля в той же газете появилась статья, подписанная М. Семрайцем и А. Глобочииком, в которой выдвигалось требова­ние объединения словенских земель. Оба автора входили в общест­во «Словения», организованное словенскими студентами и интел­лигентами, проживавшими в Вене.

Это общество и сформулировало окончательно программу Объ­единенной Словении, которая состояла из трех пунктов: во-первых, словенцы Крайны, Штирии, Приморья и Каринтии должны быть объединены в единое королевство Словения, со своим собственным представительным учреждением —дежельным збором (ландта­гом); во-вторых, словенский язык в Словении должен иметь те же права, что и немецкий, в немецких землях Австрии, и его следует ввести в школы и государственные учреждения; в-третьих, Слове­ния должна по-прежнему входить в состав Австрийской империи. Последнюю предполагалось переустроить на федеративных нача­лах.

Немного позднее Маяр точнее определил границы Словении, включив в нее Венецианскую Словению и Прекмурье. Впоследст­вии к программе Объединенной Словении было подключено и тре­бование создания словенского университета. Программа Объеди­ненной Словении была создана либеральными деятелями, но за­тем к ней примкнули и умеренно консервативные круги во главе с Я. Блейвейсом. Национальные деятели начали сбор подписей под этой программой среди населения. В Штирии еще до начала мая удалось собрать 11 тысяч подписей²⁰.

С первых дней революции словенские национальные деятели всячески подчеркивали необходимость совместных действий сло­венцев со всеми славянами габсбургской монархии, прежде всего южными. В мае 1848 г. четырнадцать каринтийцев послали привет­ствие сербской скупщине в Сремских Карловцах, в котором при­зывали восстановить старый союз * между сербами, хорватами и словенцами, «который бог скрепил между ними силою общей кро­ви и языка»²¹. В первые месяцы революции в Штирии разверну­лась широкая кампания -по сбору подписей под петицией, требо­вавшей соединения словенских земель с хорватскими. Имеются сведения, что 6 июня 1848 г. хорватскому сабору была вручена эта

петиция, подписанная несколькими тысячами человек.

Эти стремления были оформлены в виде политической програм­мы М. Маяром, который изложил ее в статье «Провинции нашей империи», опубликованной в органе словенских либералов «Сло­вения» в декабре 1848 г. В ней Маяр указывал, что Австрийская империя должна объединить пять народов: славян, немцев, венг­ров, румын, итальянцев. Между ними должны были бы быть уста­новлены границы по этническому принципу. Австрия должна иметь общий парламент и центральное правительство, в ведении которо­го находились бы сношения с другими государствами, финансы, армия, торговля. Остальные дела решали бы народы в своих авто­номных собраниях. Все славяне габсбургской монархии должны входить в свою автономную единицу Славию с общим собранием и правительством в Праге, которые должны представлять интере­сы всех славян перед общеавстрийским правительством. Славия мыслилась как федерация восьми автономных славянских «пле­мен» (словенцы, далмато-хорвато-славонцы, сербы, чехи, морава-не, словаки, поляки, русины), равноправных между собой, имею­щих каждое свое собрание, своего губернатора и свое войско во главе с командующим²³. Программа Маяра отражала чаяния сло­венских либералов. Весной 1848 г. она была в известной степени дополнена председателем общества «Словения» в Граце чехом И. Драгони-Кршеновским и каринтийским словенцем А. Эйншпил-лером. Они поставили вопрос о присоединении к Австрии и балкан­ских славян ²⁴. Маяр и другие словенские либералы не сомневались в необходимости сохранения династии Габсбургов^- в новом госу­дарстве.

Итак, первая политическая программа словенцев поставила са­мую важную задачу — объединение всех словенских земель в еди­ное политическое целое. В отличие от большинства других полити­ческих программ славянских народов Австрии, также являвшихся австрбславистскими и монархическими, программа Объединенной Словении базировалась не на историческом, а на естественном праве. При объединении словенских земель принималась во вни­мание территория, на которой в то время проживали словенцы. Программа Объединенной Словении не несла на себе отпечатка феодальной традиции и была чисто буржуазной.

В 50-е годы во время баховского абсолютизма, политическая жизнь в словенских землях, как и во всей Австрии, замерла. Для большинства словенских национальных деятелей контрреволюция принесла разочарование. Надежды на то, что Габсбурги расширят политические права славян за их верность монархии, не оправда­лись. Поэтому взорьг некоторых словенских политиков обратились к России, к другим славянским народам- как к наиболее возмож­ным союзникам в их борьбе за национальные права. В 50-е годы в словенских землях широко распространяются идеи о необходимо­сти создания общеславянского литературного языка. Наиболее го­рячим их проповедником стал Матия Маяр. Уже в своих «Прави­лах, как образовывать иллирское наречие и вообще славянский язык», изданных в 1848 г., он предлагал, в духе Я. Коллара, сна­чала создать четыре литературных славянских языка, из которых уже затем постепенно сделать единый общеславянский²⁵. В первой половине 50-х годов близкими соратниками Маяра стали Д. Трсте-няк, О. Цаф, Р. Разлаг, А. Эйншпиллер, Я. Янежич и -др. Все они действовали в Штирии и Каринтии, где угроза германизации сло­венцев была особенно сильна. Интерес к общеславянскому языку проявляли и некоторые деятели Крайны: Л. Томан, Л. Светец. Журнал «Словенска бчела» (апрель 1850 — июль 1853 г.) и альма­нах «Зора» (1852—1853 гг.) всячески пропагандировали сочинения Маяра, некоторые их разделы писались на «общеславянском» языке.

По видимости движение за создание общеславянского языка носило литературный характер. Но Маяр и его соратники имели в виду, несомненно, политические цели. «Мы должны трудиться,— писал Разлаг,— чтобы разные наречия слились в один единствен­ный литературный язык, чтобы нас перестали считать маленькими народами, но увидели бы, что мы, славяне, единый народ, один за всех,, а все за одного»²⁶. Итак, общеславянский язык рассмат­ривался как одно из условий увеличения мощи каждого славян­ского народа, в том числе и словенского, который перед лицом других, враждебных сил, выступал бы не в одиночку, а как части­ца великого целого. Это целое мыслилось поборниками создания общеславяйского языгка неопределенно. Некоторые словенцы име­ли более четкие планы в этом отношении. Так, поэт С. Енко видел спасение словенцев и всего славянства в образовании единого мо-'" гущественного общеславянского государства ²⁷.

В 1859 г. Австрия, пытавшаяся помешать объединению Италии, потерпела поражение в войне против Франции и Пьемонта — Сар­динии и потеряла большинство своих итальянских владений. Пора­жение пошатнуло устои абсолютизма в Австрийской монархии. В октябре 1860 г. и в феврале 1861 г. в ней были введены некото­рые конституционные нормы: избираемые населением законода- тельные органы (рейхсрат и провинциальные собрания), опреде­ленная свобода слова и собраний.

Октроированная конституция (4 марта 1849 г.) не отменила Иллирского королевства (т. е. Иллирийские провинции Наполео­на) как административной области, но практически уже тогда управление велось по старому административному делению (про­винциям). Октябрьский диплом 1860 г. законодательно устанавли­вал провинциальную автономию. Сословия провинции (духовенст­во, дворяне, горожане и крестьяне) избирали 56 депутатов:в про­винциальное собрание. Однако все решения последнего утверждал губернатор провинции ((Ьап(1езЬаир1тапп), назначаемый прави­тельством ²⁸. Эти перемены оживили политическую активность всех народов габсбургской монархии, в том числе и словенцев. Уже 13 марта 1861 г. Маяр выступил со статьей «Наше положение», в которой он вновь поднял вопрос об Объединенной Словении, брат­ском союзе словенцев с хорватами и взаимности их со все^и сла­вянами, особенно австрийскими²⁹. Его поддержали многие словен­ские политики. Ими была написана петиция А. ШмерлингУ, воз­главившему либеральное австрийское правительство в феврале 1861 г. В ней говорилось о необходимости объединения всех сло­венских земель в единое административное целое³⁰. Однако спустя некоторое время многие словенские национальные деятели отказа­лись от этой программы. Желая приблизить словенскую програм­му к программам исторического права, которые выдвигали неко­торые славянские либералы в габсбургской монархии (чехи> поля­ки, хорваты), и тем самым поставить ее на якобы законную основу, А. Эйншпиллер предложил план учреждения Внутренней Австрии, административной единицы, существовавшей в 1564—1747 гг* В нее входили Штирия, Каринтия, Крайна³¹. 25 сентября 1865 г. в Ма-риборе-собрание ведущих словенских политиков приняло програм­му Внутренней Австрии, которая вошла в историю под именам Ма-риборской.

Однако во Внутренней Австрии словенцы составляли всего 43% населения, поэтому ее создание никак не решало словенский на­циональный вопрос. Мариборская программа оказалась мертво­рожденным детищем. Это понимали словенские национальные дея­тели. Желая усилить словенский элемент в будущей автономной единице, некоторые из них (Маяр, а потом Эйншпиллер) стали пропагандировать идею создания Иллирского королевства. По­следнее должно было состоять из Каринтии, Крайны и Южной Штирии. Практически это был вариант Внутренней Австрии, но без Северной Штирии, такой же нежизнеспособный, поскольку немец­кое население северной Каринтии не желало находиться в Иллир-ском королевстве.

Когда в 1866 г. после нового поражения Австрии в войне с Пруссией встал вопрос о переустройстве империи, в стране обра­зовались три группировки: централисты (немецкие либералы, представлявшие интересы крупной немецкой буржуазии), дуалис­ты (часть правящих кругов и венгерское дворянство) и федералис- ты (консервативные немецкие круги). Для большинства славян­ских буржуазных политиков австрийской монархии наиболее при­емлем был федерализм, ибо централизм означал для них нацио­нальное подчинение немцам, а дуализм— немцам и венграм. В ходе борьбы за один из трех путей переустройства Австрии на­циональное движение словенцев значительно радикализировалось! Особенно это относится к 1868—1871 гг., когда недовольство вве­дением дуализма дополнялось у них чувством неуверенности в стабильности Австрийской империи, ожиданием ее распада. В это время словенцами была окончательно оставлена Мариборская программа, и на повестку дня снова стала программа Объединен­ной Словении.

Наиболее активно защищали программу Объединенной Слове­нии младословенцы, в большинстве придерживавшиеся либераль­ных взглядов. В 1868 г. они учредили свою газету «Словенски на­род», в которой всячески пропагандировали эту идею. Не все мла­дословенцы искренне верили в возможность осуществления про­граммы Объединенной Словении. Так, один из ведущих младосло-венских политиков И. Вошняк впоследствии писал: «Это идеал, к которому мы стремились тогда и стремимся еще и сейчас, ведь че­ловек должен иметь идеал, хотя и знает, что он недостижим»³². По-иному относился к борьбе за объединение словенцев лидер ле­вого крыла младословенцев Ф. Левстик, полагая, что «Объединен­ная Словения —это первое условие, это сопйШо зте \ш поп (обязательное условие) всего нашего прогресса»³³.

Многие консерваторы, особенно в Штирии, тоже являлись сто­ронниками Объединенной Словении. Среди них выделялся депу­тат штирийского дежельного збора Михаил Герман. Он составил интерпелляцию от имени словенских депутатов дежельного збора Штирии, которая, по мнению словенского историка В. Мелика, представляла «несомненно, самое решительное и резкое выступле­ние в пользу Объединенной Словении»³⁴.

Не только газеты и выступления депутатов дежельных зборов поднимали вопрос об Объединенной Словении. С августа 1868 г. по 1871 г. в словенских землях состоялось 18 таборов — многолюд­ных собраний под открытым небом, на которых выступали орато­ры с призывом бороться за национальные права, за Объединенную Словению. К таборам затем присоединились и старословенцы, представлявшие консервативное крыло в национальном движении. Таборы в среднем собирали 5—6 тысяч человек, а на самом круп­ном из них в Вижиарьях присутствовало до 30 тысяч словенцев ³⁵. В результате проведения таборов программа Объединенной Сло­вении широко распространилась в разных слоях словенского об­щества, стала истинно общенародной программой.

Трудно судить, как представляли себе внутреннее устройство этого политического объединения словенские политики. По-види­мому, различно, ибо программу Объединенной Словении поддер­живали и наиболее радикальные деятели и консерваторы. Но не­которые брошюры того периода дают возможность понять, какой хотели видеть Объединенную Словению некоторые национальные деятели. В брошюре «Словенцы, чего мы Хотим?» И. Вошняк вы­двинул требование введения в словенских землях общинного само­управления, которое ему представлялось следующим образом: низшим звеном является сосеска, объединяющая деревни одного церковного прихода (фары); затем идет обчина, в которую входит несколько сосеск, 'затем из нескольких обчин создавалась жупа-ния. Всего таких жупаний предполагалось создать три в Южной Штирии и четыре —в Крайне. Основным было среднее звено — обчина. На ее плечи ложилась забота о дорогах, школах, медицин­ском обслуживании, церковных делах и т. д^ ™ Подобного же типа систему общинного самоуправления предлагал Эйншпиллер в бро­шюре «Словенский политический катехизис» ³⁷.

Словенские национальные деятели никогда не предполагали, что Словения будет самостоятельным государством. Самый ради­кальный из национальных деятелей 60-х годов Ф. Левстик, кото­рого Э. Кардель назвал «самой ясной политической головой, выс­шим достижением словенской демократической мысли того пери­ода»³⁸, прямо писал: «Мы, бедные словенцы,...никогда не имели на земле своего царства и не будем его иметь»³⁹. Подавляющее большинство словенских политиков, особенно в первой половине 60-х годов, было убеждено, что австрийская монархия является единственным возможным государством, в составе которого может находиться Объединенная Словения. Ф. Левстик еще в 1866 г. пи­сал: «Мы, словенцы, ни в коем случае не требуем отторжения от Австрии и независимости от нее» ⁴⁰.

На таборах, где главным вопросом был вопрос об Объединен­ной Словении, словенские политики подчеркивали верность авст­рийскому императору. Так, на первом таборе в Лютомере (9 авгу­ста 1868 г.) Вошняк, призывая к борьбе за объединение словенских земель, подчеркивал: «Мы —верные австрийцы и желаем, чтобы наша империя сохранилась и укрепилась» ⁴\ Эту же мысль подчер­кивал Вошняк и в речи на заседании дежельного збора Штирии осенью того же 1868 г. «Ни одному славянину,—сказал он,—не приходило в голову угрожать отпадением о_г Австрии»⁴².

Австрославизм являлся неотъемлемой частью большинства го­сударственных концепций словенских национальных деятелей. Од­ной из его форм стал югославизм, который брал начало от илли­ризма 30-х годов. Югославянские идеи пропагандировали главным образом либералы, среди них такие видные деятели младословен­цев, как Ф. Левстик, А. Томшич, В. Зарник. Уже в 1863 г. в газете «Напрей» Левстик писал: «Южные славяне говорят: одна кровь течет в наших жилах; одна у нас слава, од_Но прошлое; мы говорим на одном языке, имеем одного государя. Почему же мы не в одной провинции?». В то время Левстик полагал, что центром объедине­ния южных славян Австрийской монархии станет Хорватия. За­греб, в котором предполагалось учредить университет и академию, Левстик рассматривал как центру формирования не только хорват­ской, но и сербской, и словенской интеллигенции⁴³. В 1866 г. Лев-стик выдвинул план переустройства Австрии на федеративной ос­нове, принимая во внимание при установлении границ между ее автономными частями только этнический принцип. Левстик пола­гал, что в Австрии должно быть установлено пять национальных автономных единиц: немецкая, венгерская, румынская, северо-сла-вянская и югославянская⁴⁴. План Левстика по сути не отличался от австрославистского плана Маяра, выдвинутого последним в 1848 г. Только вместо итальянской автономной единицы, поскольку итальянские земли к этому времени в основном уже отошли от Ав­стрии, появилось два славянских объединения: вместо единой мая-ровской Славии — северославянское и югославянское. Югославян-ские планы Левстика не выходили в то время из рамок австросла-визма. После введения дуализма югославянские идеи получили еще более широкое распространение среди словенских, хорватских и сербских национальных деятелей. Эти идеи давали им возмож­ность объединиться в борьбе за свои национальные права.

7—8 ноября 1870 г. состоялась встреча словенских и хорватских политиков в Сисаке, на которой присутствовало 30 человек. Из хорватов в ней приняли участие Ф. Рачкий, М. Мразович, из сло­венцев— деятели либерального направления Р. Разлаг, Д. Трсте-няк, редактор «Словенского народа» А. Томшич. На заседании была принята резолюция, суть которой Томшич очень кратко вы­разил в письме к своему преемнику на посту редактора Й. Юрчи-чу: «Мы договорились, что Словения будет находиться в конфеде­рации с Триединым королевством, к которому присоединятся Дал­мация, Граница, Славония и Риека. С Венгрией будет заключена реальная уния, Словения будет автономной и равноправной». Вен­грия, Хорватия и Словения должны были иметь общее собрание, на котором решались бы дела военные, финансовые и торговые, а также вопросы взаимоотношения с австрийской частью империи. Хорватия и Словения должны были иметь свое совместное собра­ние, на котором рассматривались бы все остальные вопросы: су­дебные, административные, школьные и пр. Общее правительство Хорватии и Словении должен был возглавлять бан⁴⁵. Сисакская резолюция отражала прежде всего позицию некоторых хорватских национальных кругов, стоявших за унию с Венгрией и желавших укрепить свое положение в королевстве св. Стефана, привлекая к себе в качестве ближайших союзников словенцев.

1 декабря в Любляне проводились два крупных мероприятия--ежегодное собрание Матицы словенской и празднование дня рож­дения Ф. Прешерна. Якобы на эти мероприятия собралось около 100 словенских, хорватских и сербских национальных деятелей. Словенцы были представлены на собрании широко: кроме младо-словенцев, на нем присутствовали и старословенцы, в том числе Я. Блейвейс; из хорватов выделялись М. Мразович, И. Мишкато-вич, Л. Вончина, И. Данило; из сербов — Л. Костич, поэт, сотруд­ник С. Милетича. Более пестрый состав привел и к более расплыв­чатым решениям. В Люблянской резолюции признавалась необхо­димость объединения моральных и материальных сил сербов, хор- ватов и словенцев для достижения ими единства в области поли­тики, экономики и литературы. Резолюция указывала, что южные славяне Австрии будут стремиться помочь своим братьям за рубе­жом удовлетворить одинаковые потребности⁴⁶. В отличие от Си-сакской резолюции Люблянская не содержала положения о союзе с Венгрией. Кроме того, в Любляне не было ни слова сказано о какой-либо административной автономии югославянских земель, об их политическом устройстве. В этом отношении Люблянская ре­золюция, несомненно, являлась шагом назад по сравнению с Си-сакской. Но, провозгласив общность интересов югославян, их стремление действовать сообща, она сыграла положительную роль.

Для ряда словенских либералов после 1867 г. австрославизм не был безусловным. В конце 1870 г. «Словенски народ» писал: «...Нам нет никакой радости жертвовать собою ради Австрии, если она к нам несправедлива. У нас еще никто не выдвигал лозунга —,,Мы с радостью умрем за Австрию даже и тогда, когда она не даст нам гарантии нашего существования как народа и как сла­вян"»⁴⁷. Поэтому югославянские концепции имели хождение среди словенцев не только в виде варианта австрославизма.

Против Люблянской резолюции особенно активно выступали сербы Воеводины, которые не хотели связывать свое будущее с габсбургской монархией, а мечтали воссоединиться с княжеством Сербия. Близки к этому были взгляды словенских либералов из Горицы. В их статьях проскальзывала мысль, что ядром объедине­ния югославян могло бы стать свободное княжество Сербия^4а. Мнение горичан разделял и один из активных младословенцев Ф. Левец. В выступлении на съезде словенских учащихся в Люб­ляне 4 сентября 1869 г. он заявил, что роль Пьемонта для южных славян может сыграть Сербия⁴⁹.

Более откровенно о своих югославистских планах смог выска­заться Янез Похар, уроженец Крайны, бежавший в 1865 г. в Сер­бию, чтобы сражаться с турками. В 1870 г. Похар переехал в Бу­харест, где общался с болгарскими революционерами. В 1871 г. он выпустил четыре номера журнала «Югославия». В нем он кри­тиковал Люблянскую резолюцию. Целью югославян, по его мне­нию, должно быть установление югославянской федерации, осно­ванной на принципах справедливости, свободы, братства и сувере­нитета. Югославия должна была возникнуть в результате распада двух реакционных империй — Османской и Австро-Венгерской⁵⁰. Похар был единственным из словенцев, провозгласившим открыто революционный путь создания Югославии. Это не значило, что та­кой путь не находил других приверженцев — просто они не могли выражать свои мысли откровенно. «Словенски народ», например, пересказывая программу «Югославии» и указывая на ее револю­ционный ' характер, замечал: «Мы, австрийские югославяне, не имеем возможности поднять революционные знамена»⁵¹. Таким об­разом, в некоторых югославянских программах словенцев явствен­но прослеживался отход от австрославизма. Еще более отчетливо эти тенденции видны во всеславянских программах словенских на--циональных деятелей, которые должны были обеспечить существо­вание словенцев в случае распада габсбургской монархии.