Мэри Уоллстоункрафт 16 страница

68. МАРЛЕН ДИТРИХ
[1901 – 1992]

Марлен Дитрих родилась 27 декабря 1901 года в Берлине. Ее отец служил в полиции, а мать была из семьи купцов. Будучи ребенком, Дитрих называла себя Паулем, надеясь, что больше похожа на отца, чем на мать. В шестнадцатилетнем возрасте она дебютировала как виолончелистка на карнавале Красного Креста. В 1918 году она закончила школу Августы-Виктории для девочек и в следующем году поступила в Веймарскую консерваторию по классу виолончели. Травма запястья похоронила ее надежды на музыкальную карьеру. Она вернулась в Берлин, где начала заниматься в драматической школе Макса Рейнхарта. Ее первым фильмом был «Маленький Наполеон» (1923). В следующем году она вышла замуж за Рудольфа Шайбера, и у них родилась дочь. Именно ее муж первым предложил Марлен носить мужскую одежду и монокль во время спектаклей. Во время одного из подобных сценических шоу ее партнерша Клэр Вальдофф вовлекла ее в лесбийский секс, кроме того, ей приписывается то, что она научила Марлен красиво петь, не имея настоящих вокальных данных.
К счастью, Марлен была замечена австрийским продюсером Джозефом фон Штернбергом, который предложил ей роль Лолы-Лолы, певицы кабаре в фильме «Голубой ангел» (1930). Успех, который фильм вызвал у критики, значительно укрепил репутацию обоих. Они оба отправились в Соединенные Штаты, где вместе сняли серию замечательных картин: «Марокко» (1930), «Обесчещенная» (1931), «Венераблондинка» (1932), «Шанхайский экспресс» (1932), «Кровавая императрица» (1934). Штернберг тщательно культивировал мужеподобный облик Марлен. Как он писал: «Я видел, как она носит мужской костюм, высокую шляпу и подобные вещи еще в Берлине, и именно такой я показал ее (в фильме «Марокко»). Предметы мужского туалета она носила с большим шармом, и я не только хотел слегка коснуться ее сексуальных ориентиров, но также продемонстрировать, что ее чувственная притягательность обусловлена не только строением ее ног».
Ноги Марлен Дитрих... Как-то она высказалась о них:

«Мои ноги, всегда мои ноги. По мне, они служат только одной цели — они позволяют мне ходить».

Тем не менее они стоили миллионов долларов.
Когда к власти пришел Гитлер, нацисты попросили Дитрих вернуться в Германию и продолжить свою карьеру на родине. Ходили слухи о том, что Гитлер предложил ей быть его любовницей. Она возражала, однако настаивая на том, что вернется на родину только в том случае, если Штернбергу, который был евреем, будет позволено вернуться вместе с ней в Германию и в дальнейшем он по-прежнему будет продюсером ее фильмов.
Последний фильм, снятый Штернбергом и Дитрих вместе, был «Дьявол — это женщина» (1935). Он стал таким коммерческим крахом, что Дитрих называли «билетная касса с ядом». Следующим был «Дестри едет снова», снятый лишь в 1939 году. Во время второй мировой войны Марлен поддерживала движение групп Сопротивления Франции, Италии и Соединенных Штатов. Кроме того, она создала антифашистское радиовещание в Германии. За это она была награждена американской медалью «За свободу».
После войны она сыграла главные роли в таких фильмах, как «Боязнь сцены» (1950), «Ранчо Ноториус» (1952), «Свидетель обвинения» (1957), «Прикосновение зла» (1958), «Нюрнбергский процесс» (1961). Ни один из этих фильмов не имел ничего общего с теми, которые они снимали вместе со Штернбергом в тридцатых годах. Ее последним фильмом стал «Просто Жиголо» (1979). Начиная с пятидесятых годов Дитрих неоднократно появлялась в многочисленных успешных мюзиклах и «Шоу одной женщины» на Бродвее.
Хотя она никогда не разводилась со своим мужем, большую часть жизни они прожили врозь, и были известны многочисленные романы Дитрих, как с мужчинами, так и с женщинами, среди которых можно упомянуть голливудскую сценаристку Мерседес де Акоста (чей роман с Гретой Гарбо в свое время очень нашумел), и певицу Эдит Пиаф. В путешествиях семидесятитрехлетнюю Марлен Дитрих сопровождала двадцатилетняя канадка Жинетт Вахон.
Свои последние годы Марлен провела в Париже, где и умерла 6 мая 1992 года.
Критик Кеннет Тинан так объяснял притягательность Марлен Дитрих: «У нее был секс, но не было определенного пола», упомянув, что она была «единственной женщиной, которой было позволено посещать ежегодный бал для мужчин-трансвеститов в догитлеровском Берлине. Она привычно переодевалась в высокую шляпу, белый галстук и фрак. Увидев однажды, как два экстравагантных создания, одетые в вызывающие блестящие платья и белокурые парики, спускаются по главной лестнице, она, широко округлив глаза от удивления, спросила: «Вы любите друг друга?» «Фрейлен, — ответил один из них холодно, — мы не лесбиянки!» Марлен не живет в сексуальном мире мужчин, но также ее нет и в мире женщин. Она внешне весьма сексуальна, но лишена глубины внутреннего ощущения. Все ее искусство состоит в игре в сексуальность. Видимость — это имидж, а имидж — это призыв. Для каждого мужчины она любовница и мать, для каждой женщины — любимая и тетка, и никому не муж, кроме Руди, а он ее муж, живущий далеко на ранчо в Калифорнии».
Заслуга Марлен Дитрих состоит в том, что она представила американской аудитории континентальную традицию, известную как «гарсон»: озорной мальчишка (девчонка), которыми были наводнены Париж и Берлин двадцатых— тридцатых годов. Ее широко известные белый галстук, фрак и высокую шляпу часто берут на вооружение и по сей день такие разные актеры театра и кино, как Лайза Минелли, Джули Эндрюс, Энни Леннокс. И действительно, ее нарочитая мужественность полна очарования, она стала неотъемлемой частью нашей культуры.

69. КВЕНТИН КРИСП
[Род. 1908]

«В году 1908, — писал Квентин Крисп, — один из самых больших, когда-либо известных в мире, метеоритов упал на Землю. Он потерялся. Где-то в Сибири. Я родился в Саттоне, графство Суррей». Его настоящее имя — Деннис, — «пока я его не перекрасил». Все детство он бесконечно и изобретательно искал внимания своих родителей, которые не были бедны, но постоянно пребывали в долгах. В своих воображаемых играх с соседскими девочками он впервые познал то, что впоследствии назвал «экзотическим, длящимся всю жизнь, обмороком»: «для меня фантазия и реальность были не просто разными, они были противоположными. В одной я был женщиной, экзотической и страстной, в другой — мальчиком. Пропасть между этими двумя состояниями никогда не сужалась».
После окончания начальной школы он отправился «с очень: маленькой стипендией в государственную школу на границе Стаффордшира и Дербишира... Она выглядела как нечто среднее между тюрьмой и монастырем. Именно такой она и была». В эти четыре года пребывания в школе он понял единственную вещь, которая ему пригодилась во взрослой жизни: «обнаружил, что мой самый главный дар — это непопулярность». После окончания школы он поступил в Королевский колледж в Лондоне, где изучал журналистику, но степени так и не получил. Вернувшись домой, он принялся слоняться по улицам лондонского Уэст Энда — и обнаружил, что не одинок в этом мире. Он и ему подобные собирались в кафе, которое они называли «Черный кот», где в своих женоподобных одеяниях часами пили свою традиционную чашку чая, ощущая на губах губную помаду друг друга. Когда они высыпали из кафе, то бродили по окрестным улицам «в поисках любви или денег, или того и другого». Потерпев неудачу на каком-нибудь из поприщ, они возвращались в кафе, чтобы подкрасить губки.
Единственная вещь, которая беспокоила Криспа, была грубость, неизящность той ситуации, в которой он находился: «ухаживания состояли в прогулке по улице с мужчиной, который небрежно сжимал мой локоть, пока мы не подходили к темной двери. Затем он говорил: «Ну, теперь давай!» Это были единственные нежные слова, когда-либо обращенные ко мне».
Именно в это время Крисп решил стать миссионером. «Идея, которую я хотел донести до всех, состояла в том, что женоподобность существует в людях, которые во всех остальных аспектах абсолютно нормальны. Я жил своей обычной жизнью, нарочито выставляя себя гомосексуалистом». Беспримерное мужество, почти сумасшествие такого жеста не прошло для него бесследно. Пытаясь выглядеть, как женщина, он начал наносить макияж, отрастил ногти и укладывал свои отросшие волосы в умопомрачительные прически. Он продолжал жить дома, а когда его родители переехали в Хай-Уикомб, поехал вместе с ними. Там он некоторое время посещал Школу искусств, где добился небольшого успеха: педагог принял его скетч «Лягушка», чтобы заполнить пробелы в концерте. В 1931 году он покинул родительский дом и поселился в отдельной квартире в Барон Корт, где стал жить жизнью бедняка квартала Сохо («это исходило из того, что я имел амбиции гения, но не было таланта»). Тем временем его внешний облик поменялся из женоподобного на эксцентричный: «бледный от пудры и с яркой помадой на губах, я шествовал по узким улицам Пимлико с моим пальто, запахнутым вокруг меня, как будто это была накидка из горностая. Я вынужден был идти, как мумия, покидающая свою гробницу».
Публика реагировала с яростью, пытаясь плюнуть ему в лицо, когда он стоял на остановке автобуса, наступала ему на ноги, когда он был в сандалиях, преследуя его всей толпой. Иногда его просто избивали.
Он был изгоем. Он был миссионером. Великая работа началась.
Он поменял несколько случайных работ и не меньше комнат. Как он писал: «Жизнь была веселой штукой, которая встретилась мне по пути к могиле». Потом началась война. «Разлученный с хорошей косметикой, — вспоминал он, — я заставил себя игнорировать войну настолько, как только мог». Его все-таки призвали на службу в армию, и он предстал перед медицинской комиссией. «Вы покрасили волосы, — констатировал врач, — это признак сексуальной перверсии. Вы знаете, что означают эти слова?» Крисп ответил, что, конечно, знает. Армия, твердо сказали ему, никогда в нем нуждаться не будет.
Именно во время войны он начал работать натурщиком. «Для этого не требовалось ни способностей, ни образования, ни рекомендаций и никакого предыдущего опыта... Продолжалась война, и я был практически единственным мужчиной, у которого было две руки и две ноги». Война стала для него благом.

«Зажатый в кулак любви и смерти, которым святой Адольф грозил английским Палатам, — опаленный этими долгими и темными двадцатью пятью годами, — мистер Рузвельт начал с олимпийским спокойствием демонстрировать американские силы. Эта армия нового качества, которая (не) оккупировала страну, текла по улицам Лондона подобно сливкам по клубнике, как подтаявшее масло по зеленому горошку. С этикеткой «С любовью от дяди Сэма» и упакованные в свои униформы так туго, что в них их владельцы не смогли бы сражаться ни за что, кроме своего гонора. Эти «посылки для Британии» слонялись вдоль фонарей Шафтсбери Авеню или сидели на ступенях тонкогубых статуй умерших английских государственных мужей. Когда они сидели в кафе или стояли в пивных, их тела стремились через каждую натянутую нить униформы к нашим лихорадочным рукам. Их голоса были, как теплое молоко, их кожа — нежна, как дорогой индийский шелк, а их глаза сияли, как алмазы. Кроме того, свобода их нравов была так чудесна. Никогда в истории секса так много не предлагалось такому большому количеству людей таким малым количеством».

К несчастью, все хорошее быстро кончается. И послевоенные годы были ужасны. Кроме того, Квентин Крисп старел. Он начал красить свои волосы синькой. Он стал одним из самых значительных геев в Англии.
Появление в 1968 году его грешной и смешной автобиографии под названием «Обнаженный гражданский служащий» принесло ему в конце концов после всех лет нищеты в Сохо широкую известность. Телевизионная версия с Джонон Хертом в главной роли завоевала призы и награды. Крисп стал, вероятно, самым известным геем в мире, «цеховым мастером» определенного типа гомосексуальности, высшего класса, смертельно раненный, но всегда жизнерадостный. Успех первой книги продолжили такие, как «Любовь все делает легким» (1977), «Chog: готическая басня» (1980), «Как стать девственницей» (1982). Он выехал в Америку, чтобы совершить турне с популярным «Шоу одного актера», и влюбился в эту страну. Он был нарасхват.
Возможно, кульминация длинной карьеры Криспа наступила после его кинодебюта в 1992 году в фильме Салли Портер «Орландо», посредственной экранизации новеллы Вирджи-нии Вульф [13], которую восьмидесятипятилетний Квентин Крисп ненавязчиво превратил в шоу своим появлением в роли постаревшей королевы Елизаветы I. Это был звездный час для самой лучшей английской королевы.
Квентин Крисп заслужил свое место на страницах этой книги, как мужественный, яростный воин на передней линии непрекращающейся борьбы геев и лесбиянок просто за право существования. Постоянные удары, издевки, физическая грубость, которые он встречал на своем нелегком, неповторимом пути, позволили ему придать идеалам гражданской непокорности и тихого протеста абсолютно новое значение. Бог да благословит тебя, Квентин!

70. Х.Д.
[1886 - 1961]

Хильда Дулитл родилась 10 сентября 1886 года в Бетльхеме, штат Пенсильвания. Ее отец был профессором астрономии, а мать происходила из семьи, принадлежащей к религиозной секте «Моравских братьев», основанной в XVIII веке, чьи ритуалы оказали огромное влияние на воображение юной Х.Д. Свое образование она в основном получила в частных школах, затем поступила в колледж Брин Мор, где проучилась всего полтора года и из которого ушла не из-за легкого вывиха», как она любила говорить, а из-за того, что была весьма слаба в английском. Следующие пять лет она провела дома, читая греческую и латинскую литературу и занимаясь поэзией. Кроме того, она влюбилась во Фрэнсиса Грега, друга семьи. Все это время она много общалась со своим соседом Эзрой Паундом, который был на год ее старше. Он воодушевлял ее на занятие поэзией, и, когда он уехал за границу в 1908 году, она последовала за ним, осев в 1911 году в Лондоне. Вскоре у них состоялась помолвка, однако в 1913 году она вышла замуж не за него, а за поэта Ричарда Олдингтона. Несмотря на это, с Паундом они оставались близкими друзьями. В 1914 году он включил три ее стихотворения в свою книгу «Des Imagistes». По его предложению, она подписывала свои стихи «H.D. Imagiste». Вместе с Олдингтоном они создали имажинистское направление в поэзии. Их цель, как они обозначили в своем «Имажинистском кредо», состояла в том, чтобы «производить поэзию — тяжелую и чистую, которая была бы ни неясной, ни неопределенной... Концентрация — это самая суть поэзии».
Годы первой мировой войны привели Х.Д. на край отчаяния. У нее произошел выкидыш, ее любимый старший брат был убит в сражении, брак с Олдингтоном распался, отец умер. «Смерть, — писала она в это время, — смерть везде, вокруг нас!» Оставшись одна со своим горем, она поняла, как одинока, к тому же она была тяжело больна и снова беременна. Именно в этот момент в ее жизнь вошла Энни Уинфред Эллерман. Дочь одного из самых богатых людей в Англии, «Брайер», как она сама себя называла, прочитала первую книгу стихов Х.Д. «Морской сад» (1916). И не только прочитала, но и выучила наизусть. Хотя она и была замужем, брак был несостоятельным, поскольку мужем ее был американский писатель-бисексуал Роберт Мак-Алмон. Брайер со всей страстью своей натуры полюбила Х.Д. «Так сумасшедше, — писала Х.Д. о первой встрече с Брайер, — что ужасно. Ни один мужчина никогда за мной так не ухаживал». Брайер хотела заботиться о поэтессе и ее новорожденной дочери Пердите, и Х.Д. приняла эту заботу, хотя и неохотно. Они вместе совершили путешествие в Грецию в 1920 году, в Египет в 1923 году, пока более или менее основательно не осели в Швейцарии. Выход в свет книги «Избранные стихотворения» (1925) упрочил репутацию Х.Д. как одного из самых великих поэтов современности. В эту книгу вошли несколько стихотворений, основанных на фрагментах из Сафо [2). В течение следующих пятнадцати лет Х.Д. опубликовала, кроме поэзии, еще и рассказы, включая «Palimpsest» (1926), «Hedylus» (1928),драму в стихах «Hi ppolytos Temporizes» (1927) и ряд высокохудожественных переводов, включая «Ион» Эврипида (1937).
Казалось, она не была полностью удовлетворена своим отношением к Брайер, но понимала, что обязана ей своей жизнью. В 1926 году она вступила в связь с Кеннетом Мак-Ферсоном, которую разведенная к этому времени и чрезвычайно богатая Брайер уничтожила на корню, предложив ему себя, что вылилось, по словам Х.Д., в «очень ровные, классические и мирные отношения с Брайер и Мак-Ферсоном. Я приняла их. Но временами я была очень оди нока, и они не могли этого не понимать».
Вследствие продолжающейся депрессии Х.Д. в 1933 году отправилась в Вену, чтобы пройти курс психоанализа у Зигмунда Фрейда. В своей книге «Благодарность Фрейду» (1956) она писала: «Я не могла точно понять, чего я хотела, но я знаю, что я, как и большинство людей, которых я знала в Англии, Америке и Европе, плыву по течению... Я буду (пока течение непредсказуемых событий не вынесет меня прямо в основной поток, вплоть до самого водопада) стоять в стороне, покуда смогу (только бы не было слишком поздно) критически оценивать то, что я имею. Вы могли бы сказать, что у меня было нечто, — да, у меня было то, чем я точно владела. Я владела собой. На самом деле — конечно нет. Моя семья, мои друзья, мои обстоятельства владели мной. Но кое-что у меня было. Предположим, это было узкое каноэ... В то время, когда течение набирает силу, я по крайней мере могла бы выбраться на отмель, пока еще не слишком поздно, и осмотреть свои очень скромные владения ума и тела, и попросить старого Гермита, который живет на краю этого широкого пространства, поговорить со мной, рассказать мне, если он захочет, какой путь мне лучше выбрать». Занятия со старым Гермитом были успешными; особенное впечатление на Х.Д. произвела его способность понимать сны, как универсальный язык. Кроме того, они были вполне откровенны. Фрейд объявил, что она (Х.Д.) все еще живая, что она истинный бисексуал.
Во время второй мировой войны Х.Д. жила в Лондоне и выпустила три книги стихов: «Стены не падают» (1944), «Благодарность ангелам» (1945), «Цветение жезла» (1946). После войны она вернулась в Швейцарию к Брайер. В последний год своей жизни поэтесса издала экспансивную поэтическую секвенцию «Елена в Египте» (1961). В 1960 году она первая среди женщин была награждена медалью Мерит в номинации «поэзия», присуждаемой американской Академией искусств.
Она умерла 27 сентября 1961 года в Цюрихе в Швейцарии.
Карьера Х.Д. была очень продолжительной и разнообразной. Как поэт она ушла далеко вперед от своих ранних имажинистских стихов, которые и принесли ей славу. Некоторые из ее произведений, опубликованные при жизни, не имели очевидного лесбийского содержания, однако три неопубликованных автобиографических романа, написанные ею в двадцатые годы, не оставляют сомнения в ее сексуальной ориентации: «Нарисуй это сегодня» (1921), «Асфодель» (1921—1922), «Ей» (1927), опубликованная в 1981 году под названием «Гермиона». Работы Х.Д. привлекали внимание современных читательниц-лесбиянок, которые находили, что она обновляет классические мифы, приспосабливая их к современным условиям. Именно вследствие непреходящего интереса этого круга читателей к литературе Х.Д. я позволил себе включить очерк о ней в эту книгу, оставив за бортом таких известных поэтесс-лесбиянок XX века, как Эми Лоуэлл, Эдна Сент Винсент Миллэй и Элизабет Бишоп.

71. ДОКТОР С. ДЖОЗЕФИНА БЕЙКЕР
[1873 - 1945]

Сара Джозефина Бейкер родилась 15 ноября 1873 года в Пафкипсе, штат Нью-Йорк. Ее отец был адвокатом, а мать закончила колледж Вассар. Когда Бейкер было шестнадцать лет, ее отец умер от тифа. Обнаружив, что финансовое состояние семьи на грани краха, мать Бейкер все-таки ухитрилась собрать достаточную сумму, чтобы дочь имела возможность продолжить образование. В 1898 году Джозефина получила степень доктора медицины, окончив Женский медицинский колледж в Нью-Йорке при больнице для женщин и детей. После интернатуры, которую она в течение года проходила в госпитале Новой Англии в Бостоне, она вернулась в Нью-Йорк, чтобы приступить к медицинской практике, начав ее со службы в качестве медицинского инспектора городского департамента здоровья. Приставленная к «Адской кухне» и городскому сброду, она позднее писала: «Я поднималась по лестнице, стучалась в одну дверь за другой, встречалась с пьяницей после пьяницы, с одной нерадивой матерью за другой, уходя от одного умирающего ребенка к другому».
Обеспокоенная высокой детской смертностью в городе, она в 1908 году организовала Центр детской гигиены, первое публичное учреждение в мире, целью которого была просветительская и профилактическая деятельность по охране детского здоровья и модели подобных программ по всем Соединенным Штатам. Сначала врачи-мужчины отказывались работать с ней, но постепенно она одержала над ними верх. Подчеркивая важность профилактической медицины, доктор Бейкер ввела программы здоровья в публичных школах, клиники здоровья для детей и специальные школы акушерок. За первые пять лет работы по проекту детской гигиены детская смертность в Нью-Йорке упала со 144 до 105 на тысячу новорожденных детей. К 1923 году, когда доктор Бейкер ушла с этого поста, детская смертность составляла 66 на тысячу родившихся. Статистики утверждали, что за промежуток времени между 1908 и 1923 годом благодаря Бейкер удалось сохранить более 82 тысяч детских жизней.
В 1916 году ее пригласили прочитать ряд лекций по детской гигиене в университете Нью-Йорка. Она читала лекции в течение пятнадцати лет, но не имела права поступить в этот университет, поскольку университет допускал женщин в качестве педагогов, но не в качестве студенток. Учитывая ее заслуги, Нью-Йоркский университет присудил ей в 1917 году звание профессора в области общественного здоровья — первое подобное звание, когда-либо присуждаемое женщине.
После ухода со службы в 1923 году доктор Бейкер служила представителем Лиги Наций по делам изданий о детском здоровье. Она написала более двухсот пятидесяти статей и пять книг о детской гигиене, а 1939 году опубликовала свою автобиографию под названием «Борьба за жизнь».
Писательница И.А.Р. Уайл, в также опубликованной в 1939 году автобиографии «Моя жизнь с Джорджем: чуждая условностей биография», дает нам редкую возможность заглянуть не только в частную жизнь доктора Бейкер, но также и в жизни трех «женщин-профессионалок своего дела», которые жили вместе в тридцатые годы:

«Где-то в эти первые годы я встретила доктора С.Джозефину Бейкер, которая, казалось, уже прочитала «Навстречу утру» и мечтала встретиться с ее автором. К сожалению, я не имела ни малейшего представления о том, кем она была и какое уникальное место она занимает в медицинском мире и общественной жизни Нью-Йорка. Я никогда не слышала об уровне детской смертности и, конечно же, ничего не знала о том, что она сделала для ее снижения. Это было мое первое знакомство с этой проблемой. Вопрос «Вы все еще практикуете, доктор Бейкер?» — вызвал у нее нескрываемую дрожь. Однако мы встретились снова, и она простила мне мою жуткую неосведомленность. Мы стали вместе снимать квартиру в Нью-Йорке, и спустя многие годы доктор Луиза Пирс из Института Рокфеллера и проблем африканской сонной болезни присоединилась к нам, переехав к нам в Принстон...»

Джо Бейкер покинула государственную службу, оставаясь лишь в нескольких общественных комитетах (в дюжине или около того), и отдалась полностью ведению домашнего хозяйства, как бы пытаясь доказать всем и самой себе, что с этим она справится не хуже, чем с государственной службой в Центре детской гигиены. И ей это удалось...

Итак, мы все трое были вполне счастливы, и, надеюсь, не без причины довольны друг другом.
Я не представляю, что о нас думал Принстон. Ходили слухи, что нас называют «девчонками». Если так, то сейчас я знаю слишком много об американском слэнге, чтобы не быть уязвленной. Нам можно было бы дать и другое определение, которое бы мы приняли с благодарностью. Три деловые женщины, две из которых добились значительных успехов на медицинском поприще и были достаточно уважаемы в своей области, которые дружно и весело жили вместе, представляют из себя странный феномен, особенно для университетского города, чей взор обращен только на талантливых Доктор Бейкер являет собой классический пример женщины, существующей в лесбийском окружении: мы никогда не узнаем, возможно, нам это и не нужно, имела ли она половые контакты с другими женщинами. Для нас достаточно того, что она, женщина первой половины XX века, сумела сделать блестящую профессиональную карьеру в мире мужчин, несмотря на огромные препятствия. мужчин».

Доктор С. Джозефина Бейкер умерла 22 февраля 1945 года в Нью-Йорке. К этому времени более половины детей, ежегодно рождающихся в этом городе, получали помощь на «Станциях здоровья», которые она организовала по всему городу. Ее заслуга в том, что она сфокусировала внимание на здоровье женщин и детей таким образом, что медицина во всем мире впервые обратилась к профилактике заболеваний и личной гигиене. «Культурная феминистка» в традициях Джейн Адаме [26], Бейкер добилась успеха на этом поприще, превратив борьбу за здоровье отдельной личности в борьбу за здоровье общества, положив начало движению, которое продолжается во всем мире и по сей день. Если бы не она, может быть, многих из нас не было бы на этом свете.

72. РОУМЭЙН БРУКС
[1874 - 1970]

Роумэйн Брукс, урожденная Роумэйн Мэри Годдард, родилась 1 мая 1874 года в Риме. Ее родители были очень богаты, но детство ее, как считают, было чрезвычайно несчастливым. Ее мать-садистка (которую бросил муж незадолго до рождения дочери) обращалась с ней, как со служанкой, уделяя больше внимания и заботы ее брату, который с самого раннего возраста был душевнобольным. В 1895 году Брукс уехала в Париж, чтобы вырваться из домашнего ада и изучать музыку. Спустя год она вернулась в Рим и посвятила год занятиям живописью. Позднее она сняла студию на острове Капри, настоящем раю для артистов и художников. Некоторое время она была замужем за Джоном Эллингтоном Бруксом, красивым геем, который уехал из Англии после суда над Оскаром Уайльдом [З]. Говорят, что у нее также была непродолжительная связь с бывшим любовником Уайльда, лордом Альфредом Дугласом.
В 1902 году умерли ее брат и мать. Три года спустя, оставив мужу приличную ренту, Брукс отрезала волосы, надела мужское платье и вернулась в Париж, где начала писать портреты, которые вскоре принесли ей известность. Ее огромное богатство освобождало ее от нужды быть деликатной со своими клиентами: ее не беспокоило, купят ее работу или нет. Ее необыкновенная способность сверхправдиво изображать внешность человека привела к тому, что художницу стали называть «похитителем душ». Она подружилась с писателем Габриэлем Д'Аннунцио и его любовницей, танцовщицей Идой Рубинштейн, став любовницей их обоих и используя Иду как модель для многих своих работ. Художественный критик Эммануэль Купер писал: «Все обнаженные натуры Брукс имеют особую идеализацию тела, которая так же полно отражает духовные качества, как и плоть, и кровь. Бледные, худые, обескровленные натуры, с маленькими недоразвитыми грудями, с полным отсутствием волос на лобке и чахлым телом похожи скорее на мальчиков, чем на женщин. Их обнаженность, которая сочетает эротизм и символизм, придает им особую чувственность, но именно она и уводит от смертельного и физического желания...» Глядя на эти картины, один из современных обозревателей заметил, что создается впечатление, будто «душа идентифицируется с плотью»». На работы Брукс огромное влияние оказало эстетическое движение.
В 1915 году Брукс встретила и полюбила писательницу и хозяйку салона Натали Барни [43]. Их отношения продлились пятьдесят лет. Они вместе написали роман «Тот, кто был в легионе, или Последующая жизнь А.Д.», которую издали на свои деньги в Лондоне в 1930 году с иллюстрациями Брукс. В течение этих лет Брукс создала портреты многих знаменитых лесбиянок — посетительниц салона Барни, включая такие, как «Амазонка» [42], изображающий Барни, «Леди Уна Траубридж» — портрет любовницы Рэдклифф Холл [28]. Последняя позже взяла ее прототипом для героини своего романа «Горн» — художницы Венеции Форд. В 1920 году Брукс была награждена французским правительством орденом «Почетного легиона».
Никогда особенно не любившая салонную жизнь, в середине двадцатых годов Брукс покинула высший свет парижского общества. Они с Барни построили дом недалеко от Бьюваллона. На самом деле это были два отдельных дома, соединенных общей столовой. Они назвали его «Вилла через дефис». Эта архитектурная деталь очень много говорит нам об их взаимоотношениях. Они часто физически были разлучены, однако состояли в тесной эмоциональной связи, несмотря на множественные связи Барни в течение всех этих лет.
С началом второй мировой войны Брукс и Барни переехали в Италию, где в комфорте переждали войну на вилле Сан Аньезе во Флоренции. Согласно Джорджу Уиксу,«журнал, который Роумэйн хранила всю войну, показывает, что она... симпатизировала фашизму и так боялась русских, что надеялась на то, что Германия победит их».
После войны Брукс и Барни жили врозь. Барни в Париже, Брукс в основном в Ницце, проводя лето во Фьезоле, недалеко от Флоренции. Из них двоих Брукс была более честной, и в конце концов после сорока лет колебания Барни разрушила их отношения. В 1968 году в возрасте девяноста четырех лет эксцентричная Брукс, страдающая все усиливающейся паранойей, пресекла их отношения, отказавшись иметь хоть какое-нибудь дело с Барни до конца жизни.
Она умерла в декабре 1970 года.
После второй мировой войны Брукс как художницу постигло забвение, но ретроспективная выставка 1971 года возобновила интерес к ее творчеству, а художественный критик Хилтон Крамер заявил, что выставка является «еще одним напоминанием, что история американского искусства нашего века еще не дописана». К этому времени внимание феминисток обратилось к вопросу, почему нет «великих» художниц-женщин. И забвение Брукс, так же, как и ее предшественницы, художницы XIX века Розы Бонэ [50], служит ярким примером того, как талантливые женшины-художницы низводятся ориентированной на мужчин историей искусства до состояния тени. В семидесятых годах холодный лесбийский стиль картин Брукс действовал как потенциальная контрсила против более грубой, приземленной эстетики, которая превалировала в определенных лесбийских кругах того времени. Живопись Роумэйн Брукс придала лесбиянкам некоторую долю обаяния.