Лекции.Орг


Поиск:




Категории:

Астрономия
Биология
География
Другие языки
Интернет
Информатика
История
Культура
Литература
Логика
Математика
Медицина
Механика
Охрана труда
Педагогика
Политика
Право
Психология
Религия
Риторика
Социология
Спорт
Строительство
Технология
Транспорт
Физика
Философия
Финансы
Химия
Экология
Экономика
Электроника

 

 

 

 


Подход Дж. Хоманса




Весьма близкой к позиции Тибо и Келли является теория «эле­ментарного социального поведения» американского исследовате­ля Хоманса [Homans, 1961]. Если Тибо и Келли формально не связывают себя с бихевиористской ориентацией, то Хоманс в по­исках объяснительных принципов прямо апеллирует к скиннеровской парадигме научения как основному источнику.

В центре внимания Хоманса — взаимный обмен вознагражде­ниями (позитивными подкреплениями) и издержками (негатив­ными подкреплениями), который имеет место в диадическом кон­такте лицом к лицу. По его мнению, прямой и непосредственный обмен между участниками взаимодействия вознаграждениями и наказаниями составляет существо «элементарного социального поведения». Вслед за «поведенческой психологией» и «элементар­ной экономикой» он представляет человеческое поведение как «функцию его платежей».

Хоманс дедуцирует положения, релевантные анализу процесса социального обмена, из принципов, сформулированных бихевиористами на основе изучения оперантного поведения животных. В наборе категорий Хоманса основными оказываются следующие: «деятельность» («activity»), «сентимент» («sentiment»), «интерак­ция». Первый термин выступает равнозначным скиннеровскому термину «оперант». Сентименты составляют особый класс деятельностей, они «являются знаками аттитюдов и чувств, которые человек имеет по отношению к другому человеку или к другим людям» [Homans, 1961, р. 33]. Таковы, например, кивок, поцелуй, рукопожатие. Таким образом, сентименты не являются внутрен­ним состоянием индивида, это виды открытого поведения. Подоб­но всякому поведению, сентиментами можно обмениваться, и в этом процессе обмена они подкрепляют, позитивно или негатив­но, поведение партнера по взаимодействию. Интеракция, по мне­нию Хоманса, состоит как раз в обмене оперантами (в его терми­нологии — деятельностями) и сентиментами, представляющими особый класс деятельностей.

Хоманс формулирует пять положений, способных, как он по­лагает, объяснить эмпирические данные социальной психологии. Первые четыре положения являются по сути переформулировкой скиннеровского представления о взаимосвязанном влиянии на поведение лишения или насыщения, а также частоты и качества подкрепления. Например, положение второе гласит: «Чем более часто в пределах данного временного периода деятельность чело­века вознаграждает деятельность другого, тем более часто этот дру­гой будет инициировать деятельность» [Homans, 1961, р. 54]. Из предпосылки о том, что человек будет включаться в деятельностьтем больше, чем более он вознаграждается за нее, Хоманс извле­кает ряд суждений о социальном взаимодействии. Например, чем чаще один человек благодарит другого за помощь, тем пропор­ционально чаще этот другой будет оказывать помощь первому.

В основу последнего, пятого, положения Хоманс кладет так называемое правило «распределенной справедливости» («distributive justice»), согласно которому каждый участник социального отно­шения, т.е. отношения обмена, по Хомансу, ожидает пропорцио­нальности между получаемым выигрышем и понесенными издерж­ками, иначе говоря, ожидает справедливого обмена издержек и вознаграждения. Возможные последствия нарушений данного пра­вила как раз и представлены Хомансом в положении пятом: чем с большим ущербом для личности нарушается указанное правило, тем с большей вероятностью она «должна обнаруживать эмоцио­нальное поведение, которое мы называем гневом» [Homans, 1961, р. 75]. С другой стороны, получение вознаграждения, непропорци­онального вкладу, приводит к возникновению у участника взаи­модействия чувства вины. С точки зрения Хоманса, оценка сторо­нами меры возврата своего вклада основывается на прошлом опы­те социального обмена. Именно прошлый опыт формирует ожидания своеобразной «нормы обмена». Представление Хоманса об индивидуально дифференцированных на основе прошлого опыта ожиданиях справедливого вознаграждения весьма похоже на по­нятие «уровень сравнения» у Тибо и Келли. Может оказаться, что одного опыт приучил к малым вознаграждениям за большие вкла­ды, а другого — наоборот. Когда во взаимодействие вступают но­сители конфликтующих, а не взаимно дополняющих друг друга норм справедливого обмена, выдвинутое Хомансом правило не в состоянии определять ход взаимодействия. В этой ситуации наибо­лее вероятно прекращение взаимодействия.

Таково вкратце существо теории социального обмена Хоманса. Как справедливо отмечают Шоу и Костанцо, этот социально-пси­хологический подход, как, впрочем, и подход Тибо и Келли, ос­новывается на модифицированном законе эффекта Торндайка. Вза­имодействие продолжается только в случае удовлетворяющих сто­роны исходов, в противном случае оно прерывается. Различие между удовлетворяющими и неудовлетворяющими ситуациями проводится в чисто экономическом смысле: первые обеспечивают участнику выгоду, вторые приводят к потерям.

Можно выделить два подхода к оценке изложенной теорети­ческой концепции. В комментариях американских авторов обычно отмечается ее логическая стройность, интересная попытка реинтерпретировать на ее основе существующие исследования по кон­формности, власти, социальному влиянию и т.д. В то же время подчеркивается ряд внутренних трудностей этой теории, обус­ловивших, в частности, достаточно скромную практику эмпири­ческих исследований в ее русле. В первую очередь это относится к неудовлетворительному концептуальному и операциональному определению некоторых базовых понятий. В отсутствие строгих оп­ределений многие из используемых Хомансом понятий оказы­ваются, скорее, метафорами, а не научными терминами. Отмеча­ется также известная непоследовательность теории в реализации принципов скиннеровской психологии. Хоманс заимствует эти принципы выборочно, игнорируя, например, такой важнейший момент скиннеровского подхода, как влияния различных схем под­крепления. Указанные нестрогость и неполнота теории Хоманса, по мнению Дойча и Краусса, характерны ей не в большей мере, чем другим теориям американской социальной психологии, ни одна из которых не является теорией «в смысле теорий в физичес­ких науках». Легко заметить, что приведенные оценки подхода Хоманса следуют как бы изнутри данного подхода, не подвергая сомнению сам принцип интерпретации социального взаимодей­ствия.

Другое направление критики пытается оценить сам этот под­ход. Во-первых, он рассматривается как современный образец пси­хологического редукционизма в социальной психологии и социо­логии [Tajfel, Israel, 1972]. Хоманс считает необходимым в объяс­нении феноменов социального взаимодействия апеллировать к постулатам психологии, игнорируя социальные предпосылки.

Принципы, объясняющие «элементарное социальное поведе­ние», Хоманс дедуцирует из скиннеровской психологии. В резуль­тате «социальное» поведение строится в соответствии с той же матрицей выигрышей и потерь, как и «несоциальное» поведение; в этой матрице другие люди служат в качестве средства, с помо­щью которого получаются эти выигрыши или предотвращаются потери. Именно в этом смысле они являются «стимулами», кото­рые оказываются «социальными».

Попытки Хоманса дать интерпретацию социальных феноме­нов с позиций «поведенческих предпосылок» прямо приводят к искажению этих феноменов. Так случилось, например, с положе­нием о «распределенной справедливости», которое он рассматривает как психологический закон. Формулирует его Хоманс на основе аналогии, по существу приравнивая гнев человека к реак­ции голубя на ситуацию, когда психолог, регулярно подкрепляв­ший его при определенных условиях, внезапно прекращает пода­чу пищевого подкрепления в этих же условиях.

Исходя из подобной редукционистской модели, невозможно решить задачи объяснения и предсказания, которые ставит перед собой всякая теория, — в этом суть второго возражения против исходного принципа Хоманса. Объяснения оказываются тавтоло­гичными или ложными. «Отправляясь от них, мы не можем ни понять, ни предсказать поведение кого-либо, кто не исполняет наши ожидания или не разделяет наши оценки, основанные на нашем общем опыте универсальной матрицы вознаграждений — наказаний; более того, маловероятно, что мы сможем понять или предсказать те аспекты собственного поведения, которые внезап­но, по причинам, недоступным прямо нашему опыту, принима­ют новый поворот, ведущий к неожиданным «вознаграждениям» или «наказаниям» [Craig, Clarizio, 1975, p. 113].

Наконец, третье возражение можно адресовать тенденции Хо­манса рассматривать свою теорию как некую абстрактную, уни­версальную модель социального взаимодействия. Он убежден, что ориентация на поиск выгоды является атрибутом индивида, «ко­торый обнаруживается во всех обстоятельствах, т.е. независимо от общества» [Tajfel, Israel, 1972, p. 268]. В действительности, однако, претензию на построение абстрактной модели отношений обмена следует признать несостоявшейся. Обмен кажется свободным, «лишь поскольку он абстрагируется от существующих социальных усло­вий и отношений, которые в реальности детерминируют прини­маемую обменом форму» [Lindzey, Aronson, 1968, p. 288]. Теория Хоманса имеет своим источником вполне определенный соци­альный контекст — условия капиталистического общества. Суще­ство теории во многом обусловлено тем обстоятельством, что она основана на аналогии. Как отмечают Дойч и Краусс, в качестве аналога диадического взаимодействия берется рыночная торговая сделка [Deutsch, Krauss, 1965, p. 116]. Образ рынка достаточно адек­ватно передает характер отношений в современном обществе. В этом смысле теория Хоманса схватывает отдельные аспекты диадичес­кого взаимодействия по типу рыночного обмена. «Обмениваемая деятельность рассматривается главным образом с точки зрения ее полезности другим, — пишет Я. Яноушек, — тогда как ход этой деятельности и ее структура считаются менее важными» [Tajfel, Israel, 1972, p. 288]. Далее Яноушек отмечает характерное для дан­ного подхода малое внимание процессам принятия аттитюдов и ролей партнера, а также процессу самовыражения.

Эти аргументы весьма напоминают критические замечания, высказываемые в адрес рассмотренной выше теории Тибо и Келли, что лишний раз свидетельствует о родственности теорий. К ним обеим в равной мере можно отнести и положения из комментария С. Московичи. Он оценивает подход Тибо и Келли как «попытку конструировать теорию коллективных процессов на основе инди­видуалистической теории» [Tajfel, Israel, 1972, p. 26]. Кроме того, он указывает на исключение данным подходом важнейшего для области групповой динамики вопроса о том, каким образом «группа является продуктом собственной деятельности. Группы не просто адаптируются к своему окружению; некоторым образом они со­здают это окружение» [Tajfel, Israel, 1972, p. 26—27]. С точки зрения Московичи, рассматриваемый подход в изучении групповой ди­намики «парадоксально не обнаруживает интерес к генезису групп», к человеческой творческой деятельности, проявляющей­ся, в частности, в том, что группы «создают себя». Использование же принципов функционирования рынка в качестве основы об­щей социально-психологической теории, по мнению Московичи, неоправданно, поскольку «рынок—это специальный социальный институт, характерный для определенного исторического перио­да» [Tajfel, Israel, 1972, p. 26].

Все приведенные критические аргументы являются, на наш взгляд, весьма уместными в отношении рассмотренных теорий. К ним можно добавить следующее. В обоих случаях авторы, как правило, не учитывают такой характеристики исследуемой диа­ды, как состоит ли она из случайных людей, т.е. является диффуз­ным образованием, или участники диады имеют определенный опыт взаимодействия, общения между собой в ходе совместной деятельности. Неучет подобного аспекта в анализе социального взаимодействия является серьезным упущением. Для авторов ха­рактерно также отвлечение в анализе от содержания той деятель­ности, которой обмениваются взаимодействующие стороны. По­добная ориентация на изучение преимущественно абстрактных форм и механизмов взаимодействия весьма обедняет социально-психологический анализ.

* * *

Кроме рассмотренных теорий, более или менее систематичес­ки реализующих принципы необихевиористской ориентации, сле­дует упомянуть случаи вкрапления отдельных положений необихе­виоризма в различные исследования, выполненные в целом с иных теоретических позиций. Как уже отмечалось, подобная практика является достаточно типичной для современной зарубежной со­циальной психологи. С подобным переплетением позиций мы стал­киваемся, например, в исследовании феномена аттракции. В час­тности, Т. Ньюком, работы которого в основном могут быть отне­сены к когнитивистской ориентации, в подходе к вопросам аттракции явно апеллирует к необихевиористскому принципу под­крепления, предполагая, что аттракция между индивидами — это функция степени, в которой во взаимодействии представлены вза­имные вознаграждения. Можно упомянуть область социально-пси­хологического тренинга, базирующегося в основном на принци­пах научения, как они представлены в современной бихевиорист­ской ориентации. В частности, Т. Сарбин включает вариант теории подкрепления в свой общий подход к ролевому поведению и ро­левому научению. Весьма освоенной областью для необихевиорист­ской ориентации является проблематика социальной установки (аттитюда). Здесь обращает на себя внимание большой объем экс­периментальных исследований, представленных прежде всего в трудах авторов Йельской школы. Правда, относительно меры вли­яния необихевиоризма на эти работы высказываются различные суждения. Дело в том, что в данном случае мы сталкиваемся, с одной стороны, с достаточно четкой формулировкой исходных принципов исследования — и для них как раз характерен бихеви­ористский крен. С другой стороны, в ряде случаев эксперименты выводят авторов за рамки исходных теоретических положений. Обнаруживается, что они используют и более феноменологически ориентированные понятия теории личности и групповой динами­ки. Таким образом, это еще одна иллюстрация характерного для современной американской социальной психологии совмещения различных теоретических позиций в подходе к отдельным пробле­мам. Завершая рассмотрение необихевиористской ориентации в целом, можно сказать, что основные исследовательские успехи в рамках данной ориентации связаны с изучением аспектов адап­тивного поведения.

Эксплицитным либо имплицитным лейтмотивом всех иссле­дований оказывается идея о том, что основной задачей всякого организма, включая человека, является его пассивная адаптация к существующим условиям. Что же касается преобразующей чело­веческой деятельности, то данная сфера — в силу природы исход­ных предпосылок — из анализа исключена. Ж. Пиаже и Б. Инелдер пишут по этому поводу следующее: «Сооружение электронной машины или спутника обогащает не только наше знание о дей­ствительности, но и саму действительность, в которой еще не было таких объектов. Эта творческая природа действия существенна. Бихевиористы изучают поведение, таким образом, действия, но слишком часто забывают «активную» и преобразующую характе­ристику действия» [Koester, Smythies, 1969, p. 128]. Взаимодей­ствие человека с окружением приводит к изменению этого его окружения, которое поэтому не может рассматриваться в виде некоторой константы.

В плане межличностного взаимодействия в данной ориента­ции исходным по существу оказывается представление о детер­минации социально-психологических феноменов в диаде харак­теристиками индивида. Подобного рода «методологический инди­видуализм» ведет к редукционистским представлениям, которые препятствуют широкому освоению проблематики групп в необи­хевиористской ориентации.

В целом же следует отметить большую динамичность необихе­виористской ориентации, проявляющуюся и в активной модифи­кации изначальных исходных предпосылок (казалось бы, парадок­сальном срастании с когнитивными тенденциями), и в особенно­сти в освоении большого поля прикладных разработок. Например, известны многочисленные успешные программы массового оздо­ровления американского населения, выполненные в русле подхо­да Бандуры.

Наряду с психоанализом бихевиоризм — это то, с чего начина­лось становление психологии как науки. Все дальнейшие направ­ления ее развития всегда так или иначе соотносились с ним, и в этом отношении было много критического пафоса. На наш взгляд, богатство психологической реальности составляют и ее глубинные пласты, и их поверхностные, внешние проявления. Соответствен­но и богатство психологической науки складывается из разнонап­равленных осмыслений этой многообразной, многоуровневой ре­альности.

 






Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-05-06; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 590 | Нарушение авторских прав


Поиск на сайте:

Лучшие изречения:

Что разум человека может постигнуть и во что он может поверить, того он способен достичь © Наполеон Хилл
==> читать все изречения...

2476 - | 2290 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.011 с.