Массовая коммуникация как социальный институт 2 страница

¹ HabermasJ. Theorie des Kommunikativen Handels. Frankfurt am Main: Rowolt. Bd. l.S. 512.

2.3. Процесс формирования публичной сферы

водит к установлению современного социального государства. Оно обеспечивает «лояльность масс», т.е. сохранение статус-кво с помо­щью политики распределения, что позволяет гасить массовые конф­ликты и смягчать сохраняющиеся антагонистические противоречия прежде всего (в марксовой терминологии) «между трудом и капита­ном», переводя их в латентную форму, что ведет к утере ими револю­ционизирующего мобилизующего потенциала. Тем самым теряется критерий идентификации массовых интересов, прежде всего обездо­ленных, одновременно с этим исчезают и основания идеологических столкновений, а ведь именно в защите конкретных интересов «угне-таемых» состояла немалая заслуга прессы в течение XIX в. (вспомним самое известное — русскую публицистику). Место главенствующих ранее классовых антагонизмов занимает «технократическая идеоло-гия», подпитываемая быстрым ростом науки и ее зримыми достиже­ниями.

В этой новой ситуации СМИ выступают как агенты властных полномочий, перехватывая у публичной сферы возможность рацио­нальных и критических дискуссий. СМИ начинают манипулирова­ние общественным мнением, предлагая заранее взвешенные и удоб­ные для власти варианты освещения событий, отводя общественнос­ти роль пассивного наблюдателя.

Именно эти две тенденции — публичная (или публично-право-вая, зафиксированная в современных демократических конституци­ях) и технократическая, предполагающая вытеснение общественнос­ти за пределы политики, преобладают в современных обществах.

Фактически выбор из этих двух тенденций и есть выбор разви­тия СМИ — станут ли они орудием общественности или инструмен­том власти. Обсуждению этих проблем, связанных с нормативными принципами деятельности СМИ, будет посвящена гл. 3. Прежде чем перейти к анализу особенностей общественного мнения — конечной инстанции как для журналистов, так и для политиков, — совершим небольшой экскурс в историю с целью эмпирического (в отличие от хабермасовского теоретического) описания процесса формирования публики, публичной сферы, общественного мнения.

Глава 2. Массовая коммуникация как социальный институт

2.3.1

Case-study — английские клубы¹

«Клуб» — своеобразное социальное образование, соединившее в себе функции парижского салона и университета, которому не было анало­гов в континентальной Европе. Он — чисто национальная культурная реалия, столь же английская, как и ростбиф. В первом Словаре анг­лийского языка (1755) доктора Сэмуэла Джонсона понятие клубатрак­туется как «собрание приятных собеседников в определенных услови­ях». В 1770 г. один английский путешественник жаловался, что в Ита­лии практически нет мест для «приятного общественного времяпреп­ровождения» и «нет ничего оттого общественного духа, который ца­рит в английских клубах». Именно этот дух общественности принци­пиально отличал английские клубы как места неформального обще­ния не просто личных, но товарищеских встреч, от торжественных формализованных собраний, проходивших в Академиях, которых не­мало было в абсолютистской Франции и Италии, где также встреча­лись люди, связанные общими интересами. Хотя и последним сопутст­вовал подлинный успех, эти торжественные собрания давали людям нечто совершенно иное, нежели личные, с глазу на глаз, встречи и дух товарищества, свойственные английским клубам.

Феноменальный подъем клубной культуры объясняется потреб­ностями стремительно развивавшейся городской жизни после «слав­ной революции» 1688 г. До Гражданской войны потребность в нефор­мальном общении удовлетворялась преимущественно в религиозных братствах, торговых гильдиях и тавернах.

Предшественницей клуба является кофейня, первая из которых была открыта в Лондоне в 1652 г. Начинание оказалось настолько удач­ным, что вскоре они возникают повсеместно, и к 1739 г. в Лондоне их было более 500. Именно кофейни быстро стали одним из самых при-

¹ В разделе использованы монографии: Clark P. British Clubs and Societies 1580-1800: The Origins of an Associational World. Oxford University Press, 2000; Jeffrey A.C. Service Clubs in American Society: Rotary, Kiwanisand Lions. University Illinois Press, 1993; Thole J., Matthews S. The Oxford and Cambridge Clubs in London. Alfred Waller, 1992.

2.3. Процесс формирования публичной сферы

мечательных мест, превратившись в центр общественной жизни горо­да и став, пожалуй, важнейшим общественным учреждением британс­кой столицы практически на 130 лет — таков был период расцвета ко­феен, когда в 1780 г. началось постепенное преобразование наиболее популярных из них в частные клубы. Как писал Томас Маколей в своей «Истории Англии», «иностранцы отмечали то, что главным образом благодаря своим кофейням Лондон отличается от всех иных городов, что кофейня — это дом лондонца, и что, желая разыскать того или иного джентльмена, зачастую вопрос задавали не о том, живет ли такой-то на Флит-стрит или Чансери-Лейн, а посещает ли он кофейню "Эллинист" или "Радуга"».

Лондонская кофейня служила местом встреч, куда за входную плату в один пенс мог прийти любой приемлемо одетый мужчина (вспомним dress code!), жела­ющий выкурить длинную глиняную трубку, неторопливо выпить чашку кофе, по­читать бюллетень с новостями дня или же побеседовать с другими завсегдатаями. Посетители кофеен должны были соблюдать нормы поведения, указанные в выве­шенных «Правилах и предписаниях о кофейнях», согласно которым все мужчины здесь были равны и никто не обязан был уступать свое место «более знатному»; с любого сквернослова взимался «штраф в размере 12 пенсов», а зачинщик ссоры был "обязан угостить каждого из присутствующих чашей кофе во искупление греха». Во многих из кофеен были запрещены азартные, в том числе карточные, игры, а сумма пари ограничивалась пятью шиллингами, которые выигравший должен был потра-тить здесь на «самое лучшее спиртное, коим заведение торгует». Всем посетителям надлежало быть «в настроении и избегать многословия», исключать из бесед «свя­щенные темы», запрещалось «осквернять Священное Писание, а также дерзко по­рочить дела государственные непочтительными речами».

В те времена, когда журналистика еще находилась в младенчес­кой стадии развития, а почтовая служба была неразвитой и нерегу­лярной, кофейни выполняли роль своеобразных «информационных центров», куда приходили за новостями. Именно в кофейни посы­лались курьеры с информацией о важнейших событиях дня, и имен­но там распространялись правительственные бюллетени и памфле­ты. Таким образом, большинство кофеен функционировали как чи­тальни, поскольку стоимость газет и памфлетов включалась во вход­ную плату. Кроме этого, стены были увешаны объявлениями эконо­мического характера: о продажах и аукционах, прибытии и отплы-тии судов, что являлось важным источником информации для пред-

Глава 2. Массовая коммуникация как социальный институт

принимателя, ведущего большую часть своих дел за столиком излюб­ленной кофейни.

Роль кофеен как «информационных центров» столичной жизни естественным образом дополнялась функционированием их в каче­стве своеобразных дискуссионных форумов, где посетители свободно обсуждали полученные новости, излагая собственную точку зрения. Здесь зарождались памфлеты и газетные новости, обсуждались пос­ледние оперные новинки, политические пасквили, придворные скан­далы и еретические проповеди. Именно это отмечает социолог Дж. М. Тревельян: «Всеобщая свобода слова английской нации... являлась квинтэссенцией жизни кофеен».

В любой лондонской кофейне практически сразу начал форми­роваться свой круг посетителей, и очень скоро каждая стала местом встречи людей определенного рода деятельности или интересов, что определялось в основном ее местоположением.

Возникнув в лондонском Сити как место встреч предпринимателей, ко­фейни очень скоро приобрели особую роль в культурно-политической жизни, распространившись по всему центру города. Самые популярные кофейни име­ли некое интеллектуальное ядро посетителей, своеобразную точку кристаллиза­ции, вокруг которого и формировался круг завсегдатаев. Поэт, драматург и лите­ратурный критик Джон Драйден (1631-1700) в течение 30 лет собирал вокруг себя почитателей в кофейне «У Уилла» в Ковент-Гардене (на территории этой театральной и рыночной площади прежде располагался сад бенедектинского монастыря — covent garden, давший ей название). Популярность расположен­ной по соседству кофейне «У Баттона» создал влиятельный очеркист, поэт и дра­матург Джозеф Аддисон (1672-1719), издававший вместе с Ричардом Стилом имевшие большой успех и существовавшие вплоть до недавнего времени журна­лы «Болтун» и «Зритель». Острословы консервативной партии сходились в «Смир­не» на улице Пэлл-Мэлл. В кофейне «Бедфорд» балагурила театральная публи­ка, а художники предпочитали кофейню «Олд-Слотерс» на улице Сент- Мартин -лейн. Многие кофейни возле Собора св. Павла стали излюбленным местом встреч священнослужителей и интеллектуалов, обсуждавших там вопросы теологии и философии. Аэдинбурщы, оказавшись в Лондоне, кутили в кофейне «Бритиш» у вокзала Черинг-Кросс.

Отдельные кофейни настолько прочно ассоциировались с той или иной группой или сферой интересов ее посетителей, что в одной из первых лондонс­ких газет «Болтун», выходившей с 1709 г., рубрики статей соответствовали назва­ниям определенных кофеен: «Все новости на темы Галантность, Развлечения и Зрелища обязательно размещаются под рубрикой Кофейня Уайта, поэзия — под

2.3. Процесс формирования публичной сферы

заголовком Кофейня Уилла, вопросы образования — У Эллиниста, а о зарубежных и отечественных новостях Вы узнаете из раздела Кофейня Сент-Джеймс», — писал в се первом номере издатель.

Трудно переоценить роль кофеен в развитии прессы того времени. Так, «У Баттона» издатели «Гардиан» для приема публикаций установили почтовый ящик, по форме напоминавший львиную голову, устроенную таким образом, чтобы соблюсти анонимность авторов, а «все, что львом будет проглочено, — писали они, — будет переварено на пользу обществу». Полученные таким образом мате­риалы печатались в газетах, читавшихся широким кругом завсегдатаев кофеен, становясь источником бесчисленных дискуссий и разговоров. Задавшись целью «открыть глаза каждому на литературу, а еще лучше — раскрыть ум, научить фор­мировать собственные суждения и самостоятельное мышление», издатели «Бол­туна» и «Гардиан» прививали вкус не только к свободному выражению мнений, но и к интеллектуальному чтению и культурным манерам, «уча шаловливых и беспечных сочетать веселость и благопристойность», как писал доктор Джонсон в книге «Жизнь Аддисона». Сменявшие друг друга по степени популярности ли­тературные кофейни «У Уилла», «У Баттона», а позже — примерно с 1754 г. — «Брэдфорд», где любили бывать писатели Джон и Генри Филдинги, Оливер Голд-смит, знаменитый рисовальщик Уильям Хогарт, великий актер Дейвид Гаррик, много сделали для воспитания вкусов и развития культуры, будучи на протяже­нии более ста лет центрами литературной жизни Англии.

Для любителей науки того времени особый интерес представляло посе­щение кофейни «У Эллиниста», где регулярно организовывались встречи «Уче­ного клуба», куда входили действительные члены Королевского общества во главе с его президентом сэром Исааком Ньютоном. Именно здесь они обычно прово­дили вечера, «придумывая различные новшества для расширения знаний». На протяжении XVII и XVIII вв. «У Эллиниста» сохраняла за собой место сосредо­точения ученой мысли.

Центром политической жизни был Вестминстер, и в кофейнях этого рай­она собирались преимущественно государственные деятели и члены парламента, как впрочем и все желающие, готовые заплатить один пенс за вход. Информация завсегдатаев была настолько достоверной, что Джонатан Свифт писал другу в Ир­ландию: «Я не убежден в том, что любой доступ к властям несет большую истину и свет, чем политические диспуты в кофейне». Естественно, виги и тори посещали разные кофейни: первые собирались в «Сент-Джеймс», а вторые — в «Дерево Ка­као». Со временем, как и большинство кофеен с политической «направленнос­тью», эти заведения превратились в закрытые клубы для избранных, но поначалу именно кофейни выполняли функции «информационно-политических центров», где самые злободневные проблемы могли свободно обсуждаться всеми.

Эра кофеен была жизненно важным периодом для развития предприни­мательства. Их приватная атмосфера оказалась для бизнесменов более комфор­тной, чем на Королевской бирже, и именно определенные кофейни, куда каж-

Глава 2. Массовая коммуникация как социальный институт

дый из них приходил в строго регламентированные часы работы, превращаются в места заключения большинства сделок. Ко времени Великого лондонского пожара 1666 г. вокруг Королевской биржи на площади в одну квадратную милю было сосредоточено самое большое число кофеен в Лондоне, и именно из этих заведений выросли многие первые финансовые учреждения Англии.

Период наибольшего влияния кофеен на деловую жизнь начинается с 1697 г., когда обеспокоенные все увеличивающимся наплывом маклеров купцы вытес­нили их из здания Королевской биржи. Маклеры перебрались в соседние ко­фейни, преимущественно «У Джонатана» и «У Гэррэуэя», где в течение более се­мидесяти лет, до 1773 г., функционировала национальная фондовая биржа.

Предприниматели, занимавшиеся морской торговлей, в том числе стра­ховщики, с конца XVII в. собирались в кофейне Эдварда Ллойда на Ломбард Стрит, 16. В начале XVIII в. «У Ллойда» стали устраиваться аукционы судов и грузов, куда к 1727 г. переместился и страховой бизнес. В 1771 г. именно страхов­щики судов из числа завсегдатаев кофейни основали известное общество «Лон­донский Ллойд», существующее и поныне.

Значимость кофеен для становления британского бизнеса очевидна: бу­дучи вначале временными «офисами», они стали ядром, вокруг которого обра­зовались учреждения — столпы международной торговли XIX в.. Интересно, что и поныне в деловом мире Великобритании сохранились отзвуки «кофейного пе­риода»: даже в XX в. посыльных на Лондонской фондовой бирже продолжали называть «официантами», а крупнейшие в мире «медведи» — страхователи — унаследовали имя ни чем иным не примечательного владельца лондонской ко­фейни.

Будучи центрами разного рода информации, кофейни, естествен­но, привлекали и криминальные элементы, для которых эти заведения также становились центром жизни, а их клиентура все чаще — объек­том грабежей и нападений. Это обстоятельство, а также распростране­ние нового экзотического напитка — чая — и роста его популярности привели к упадку кофеен в конце XVIII в. К концу XIX в. в Лондоне оставалось примерно 1400 кофеен, однако их сущность была утеряна.

«История кофеен, до изобретения клубов, была историей манер, нравов и политики народа», — отмечал Айзек Дизраэли, и, добавим, историей формирования специфической сферы жизни общества в пе­риод с 1652 по 1780г.

Кофейни отделял всего один шаг от закрытых клубов, членство в которых становится дополнительным социальным «фильтром» и ме­стом встреч представителей привилегированных слоев, большинство которых возникло из демократических по своему характеру кофеен.

2.3. Процесс формирования публичной сферы

Известна точная дата возникновения первого клуба, преобразованно­го из кофейни, — 1773 г., когда на месте сгоревшей кофейни «У Уайта» появился «Клуб Уайта». С целью повышения качества клиентуры это­му примеру последовали «Сент-Джеймс» и «Дерево Какао», ставшие допускать в свои стены только членов клубов — и «процесс пошел».

Клуб с его более интимной и размеренной, по сравнению с ко­фейней, обстановкой, особенно подходил для общительных нович­ков, нередко из провинции, которым непросто привлечь к себе вни­мание и найти свое место в обезличенной толпе большого города. Потребность в приятельстве объясняет, почему английский клуб в те­чение столь долгого времени упорядочивал общество, укрепляя уве­ренность в себе и мужскую солидарность в зыбкой, неустойчивой среде постоянного рыночного соперничества, перенасыщенной неженатой профессиональной молодежью и закоренелыми холостяками, а так­же мужьями, которым не сидится дома.

Экспансивная, беспокойная буржуазия находила истинное на­слаждение в особом укладе клуба с его успокаивающими ритуалами и регалиями, гражданскими процессиями и филантропическими жес­тами. Особенности клубной жизни — соблюдение известных формаль­ных правил поведения, гостеприимство, скрепленное неизбежной в мужской компании выпивкой, — помогали человеку найти свое мес­то, делали его личностью, самобытной в профессиональном, регио­нальном и даже национально-этническом смысле (например клубы лондонских шотландцев и ирландцев), а в тяжелые минуты члены клу­ба могли рассчитывать на дружескую поддержку. Предложение стать патроном подобной ассоциации было лестно и для высшей знати.

Клубы в Англии, как и агора в античном полисе, — место мужских истреч, но если вход в кофейни женщинам был заказан, то новая мода на общества и собрания открывала определенный простор для женской са­модеятельности. Дамы устраивают чаепития, создают литературно-ин­теллектуальные салоны, однако число женских обществ, среди которых преобладали благотворительные и даже смешанные клубы (музыкаль­ные, дискуссионные и филантропические собрания), было очень неве­лико, ктому же они были постоянной мишенью насмешек женофобов.

Опыт показывал, что вслед за первоначальным взрывом вооду­шевления клубная жизнь обычно шла на убыль. Тщательно продуман-

Глава 2. Массовая коммуникация как социальный институт

ные правила поведения и этикета позволяли оживить и продлить ее. Так, секрет поразительного успеха британского франкмасонства от­части заключался в его замысловатом уставе и федеративной структу­ре, подчиняющей все ложи одной Великой ложе.

Происхождение франкмасонства неясно; единственное, что не подлежит сомнению, — его стремительное распространение после того, как столичные ложи в 1717 г. объединились в одну Великую ложу Англии во главе с гроссмейстером герцогом Монтегю. Через восемь лет в Великобритании насчитывалось 52 ложи, к 1768 г. их было почти триста, втом числе 87 в Лондоне; к 1800 г. — более восьмисот, не говоря уже о полутайных и полумистических организациях, вроде Ордена сам­цов (Order of Bucks, другой возможный перевод — Орден щеголей), члены которо­го утверждали, что его патроном был великий охотник Нимрод.

Масонство представлялось чем-то вроде мини-парламента с тремя сосло­виями — учениками, подмастерьями и мастерами, причем масоны считали себя поборниками общественного просвещения, несущими идею братства и добро­желательности, а главное — английское свободомыслие. На деле, разумеется, во франкмасонских ложах, как и вообще в клубах, наблюдалась внутренняя напря­женность: братство и равенство масонов не вязались с их сословностью и почти­тельностью к старшим, а пристрастие к обрядам и таинственности выглядело смешным в свете провозглашенной приверженности разуму и просвещению. Несмотря на массу мелочных предписаний и ребяческую тягу к церемониям — шляпы, курьезные обряды посвящения, тайные клятвы и сомнительные титулы, избирательные бюллетени и черные шары, не говоря уже о загадочных тостах, песнях, питейных обычаях, — все это, однако, давало людям чувство сопричаст­ности, укрепляло дух товарищества.

Клубы, в отличие от кофеен, возникают не только в больших го­родах, но и в захолустье. Так, в городке Мейдстон кроме Общества полезных знаний, членами которого, как это ни поразительно, состо­яли Бенджамен Франклин (1706-1790), специалист по санскриту и основоположник сравнительного языкознания сэр Уильям Джонс (1746-1794), ученый-агротехник и путешественник Артур Янг (1741 — 1820), существовали гуманитарное общество, обеденные и питейные клубы, сельскохозяйственное общество, музыкальное и концертное общества, крикетный клуб, политические клубы партий, клуб холос­тяков, общество либералов, благотворительные клубы, масонская ложа, а с середины 1790-х годов — леворадикальное Общество пере­писки и, в противовес ему, Ассоциация лоялистов. Примерно такой же набор клубов существовал повсюду.

2.3. Процесс формирования публичной сферы

Но все же «клубмен» — «клубный человек» — благоденствовал в 18 столетии в культурных центрах и больших городах. В Оксфорде тех дней были Клуб вечности, Общество по процеживанию желе и Клуб городских острословов, члены которых щеголяли в белых чулках, се­ребряных пряжках и рубашках с рюшами, а также клубы по ловле мяча, поэтический и философский, Клуб колокольного звона (игра слов: звонить в колокол означает и напоминать о себе, привлекать внима­ние), антикварное общество и множество благотворительных, крикет­ных, ботанических, гребных и иных клубов при университетских кол­леджах, не говоря уже об антигалльском, ирландском и валлийском клубах или же масонской ложе.

Поистине клубным раем был Лондон: по свидетельствам современников, каж­дый вечер в клубах собиралось до двадцати тысяч человек. Поразительным образом число всяческих организаций в начале георгианской эпохи (период царствования первых четырех королей Ганноверской династии — от вступления на престол Георга I в 1714 г. до смерти Георга IV в 1830 г.) достигало здесь двух тысяч; среди них были чисто приятельские (Великое общество бифштексов), дискуссионные (Общество Робин Гуда), художественно-эстетические (Общество дилетантов) и др.

Со временем появились клубы на все вкусы. Множились спортивные клу­бы, в частности в 1767 г. появился Мерилебонский крикетный клуб. В промыш­ленных районах создавались научные сообщества, например Лунное общество в Бирмингеме, членами которого были изобретатель паровоза Джеймс Уатт и зна­менитый врач Эразм Дарвин, дед автора «Происхождение видов». С 1780-х годов литературные и философские общества появляются в Манчестере, Дерби, Лид­се и Ньюкасле. В провинции складываются товарищества трудящихся, в частно­сти кассовые клубы, выплачивающие пособия в случае утраты трудоспособнос­ти или смерти. В 1801 г. в Англии и Уэльсе их было более семи тысяч, объединяв­ших примерно 670 тыс. человек. Среди высших слоев возникали общества по поддержанию порядка и искоренению пороков в народе, например Общество воззвания, которое боролось с пьянством, сквернословием и богохульством.

Расцвет политических клубов относится ко времени царствования Георга III — 1760-м годам, когда возникает множество радикальных ассоциаций: Анти­галльский клуб, Клуб бифштексов, Клуб Альбиона, а также масонские ложи. С 1790-х годов заявляет о себе Общество конституционной информации, всколых­нувшее все реформистские группы, в это же время Лондонское общество пере­писки становится главным штабом разрозненных радикальных организаций.

Одновременно расцветают в Лондоне и так называемые клубы неженок (molly clubs) — полутайные собрания, зародыши обществ трансвеститов и гомо-

Глава 2. Массовая коммуникация как социальный институт

сексуалистов столицы, как отражение второй и столь же существенной стороны клубного движения (наряду с его направленностью на улучшение общества и человека) — тяги к гедонизму и разгулу.

Клубы были классическим продуктом зарождавшихся средств массовой информации, они процветали благодаря усилиям убежден­ных сторонников, откликнувшихся на потребность читающей публи­ки принимать участие в сложной политической жизни, которую со­здала и поддерживала культура печатного слова. Джозеф Аддисон пи­сал: «...О человеке говорят, что он — общественное животное, и это выражается в том, что мы используем всякую благоприятную возмож­ность и любой предлог для проведения тех вечерних собраний, кото­рые повсеместно именуются клубами».

Замкнутость и узость, чрезмерная горячность в споре, нетерпи­мость к чужому мнению — все это преодолевается клубной культу­рой, как писал на своих страницах журнал «Зритель», задававший тон в тогдашней печати. (В качестве назидательного обратного примера на страницах журнала иронически описывалась короткая история Клуба дуэлянтов, члены которого незамедлительно истребили друг друга; тех, кто не погибал на дуэли, ждала виселица в Тайберне.)

«Не мешкайте, создавайте клубы!» — вот к чему, в сущности, призывал читателей этот журнал. И они следовали его совету: от Шот­ландии до Суринама собирались для того, чтобы обсудить очередной номер «Зрителя», еще пахнувший типографской краской.

Фактически газеты и журналы (для каждого клуба свои) все бо­лее становились основой клубной жизни. Непрекращающийся поток печатной продукции давал ежедневную пищу для клубных разгово­ров, сплетен, анекдотов и приятного времяпрепровождения.

В 1709 г. лондонский трактирщик и консервативный журналист Нед Уорд сочинил и выпустил «Полный юмористический перечень клубов и обществ Лон­дона и Вестминстера» — шутовской путеводитель по вымышленной клубной жизни. Книга выдержала 6 изданий. Можете не сомневаться, утверждал автор, нет такого изъяна или особенности, для поощрения которых не будет создан клуб. Ему виделись Клуб безносых и Клуб длинноносых, Клуб жирных, Клуб не уме­ющих одеваться, Клуб длинных и Клуб коротких. И эту игру воображения Уорда читатели претворяли в действительность. Так что «Союз рыжих» из рассказа Ар­тура Конан Дойла вовсе не выглядел чем-то причудливым или неестественным для англичанина.

2.4. Порядки знаний — информационная основа социальных институтов

Подобно масонской ложе клуб являлся весьма противоречивым образованием: в нем проповедовалось равенство, но процветала эли­тарность; поощряя общественное честолюбие и индивидуальное само­сознание свободолюбивого человека, клубы в то же время создавали новую социальную иерархию со всеми присущими ей ограничениями. Упиваясь недоступными прочим мелкими и условными преимущества­ми, члены клубов находили истинное, согревающее душу тепло в очень замкнутом и отчасти воображаемом мире. В этом смысле клуб стано­вился превосходным светским заменителем и преемником церкви.

Клубы часто были не в состоянии осуществить поставленные перед собой задачи: товарищество и взаимопомощь терпели крах, орга­низации по борьбе с пороками сталкивались с противодействием об­щества. Тем не менее они сыграли важнейшую роль в воспитании той общественности, которую британцы считали залогом прогресса. Клу­бы служили узловыми центрами, где осмыслялись новости, отраба­тывались идеи, развивались контакты; они помогали достичь обще­ственного согласия, благоприятствовали выявлению региональных и местных особенностей. Способствуя развитию общественных связей, клубы давали людям и группам возможность почувствовать свою при­частность к обществу. Артикулируя и отграничивая сферы интересов, они стали решающим фактором в формировании общественной куль­туры Великобритании.

2.4

Порядки знании -информационная основа социальных институтов

Последствием возникновения «общественности», этой бархатной ре­волюции — бархатной в том смысле, что она происходила без явно выраженных социальных потрясений, и революции в том смысле, что именно на ее основе сформировался политический плюрализм ин­формационной эпохи, — является возникновение целого ряда так называемых «порядков знаний», где каждый из «порядков» имеет свою особенную «конституцию».

Глава 2. Массовая коммуникация как социальный институт

Автор концепции «порядков знания» немецкий философ Г. Шпи-нер понимает под порядком знания своеобразный способ порожде­ния, передачи и получения информации, имеющий собственные спе­цифические регулятивы¹. Фактически у Шпинера речь идет об инфор­мационной стороне социальных институтов, где каждому порядку зна­ний соответствует собственная область или сфера социальной жизни. Система информационно-познавательных регулятивов деятельности СМИ как социального института наиболее адекватно описывается в терминах «конституционно-правового» или «публично-правового» порядка знаний, анализ которого будет сделан в конце данной главы.

Предложенная Г. Шпинером теория представляется на сегодня наиболее адекватной реалиям «информационного общества», давая конкретные объяснения особенностям функционирования смыслообра-зующей составляющей всех его сфер — знания как такового.

Шпинер выделяет восемь современных «порядков знаний»².

1.Академический порядок, где реализуются классические прин­ципы свободы знания и преподавания.

2.Архивно-библиотечный порядок, служащий для сохранения документированного знания.

 

3. Конституционно-правовой порядок, ориентированный на обеспечение свободы мнения, информационных и прочих, связанных со знаниями, прав личности.

4. Экономический порядок, где знания коммерциализированы и рассматриваются в качестве товара.

5. Технологический порядок, где обеспечивается техника изго­товления и «процессирования» знаний.

6. Бюрократический порядок, где сосредоточены документы и данные, управляемый в согласии с определенными принципами, ко­торые локализованы где-то «между служебной тайной и демократи­ческой открытостью».

7. Военно-полицейский порядок—для особого рода знания, свя­занного с проблемами безопасности, — техническое, бюрократичес-

¹ Spinner H. Die Wissensordnung. Ein Leitkonzept fur die dritte Grundordnung
der Informationszeitalter. Opladen: Leske + Budrich, 1994.

² Spinner H. Op cit. S. 16-17.

2.4. Порядки знании

— информационная основа социальных институтов