Осетины — единственный народ на Северном Кавказе, язык которого принадлежит к индоевропейской семье языков. Их предки — аланы, расселялись на обширной территории, играя в отдельные периоды ключевую роль в истории Кавказа. По мнению выдающегося осетинского ученого В.И. Абаева «термин allon представляет безупречное с фонетической стороны оформление древнеиранского вryona — арийский...».7 Этническое название «аланы» появляется в письменных источниках, начиная с I века н.э. — в сочинениях Плиния Секунда8, Дионисия9, Иосифа Флафия10, армянского историка Мовсеса Хоренаци11. Появившийся в I веке н.э. этноним «алан» был распространен применительно к обширной территории — от Северного Причерноморья до восточных окраин Северного Кавказа.12 Одни исследователи истории алан относят их появление в этих районах (в связи с появлением самого этнонима) к первым векам н.э., другие рассматривают алан в генетической связи с предшествующим скифо-сарматским населением и относят их появление на Северном Кавказе и Северном Причерноморья к более раннему периоду, до начала н.э. В любом случае осетины являются наследниками древней культуры, которая сохранялась на протяжении веков в их традициях, обычаях и обрядах.13
Сами осетины называли себя «ирон адам» — «иронский народ», а свою страну — Иристон. Грузины называли их овси, а страну — Овсети, Осети. Черкесы называли осетин ассами, в русских летописях они известны под именем аланов и яссов.14 Потесненные в ущелья Кавказских гор сперва монголами, а затем войсками Тамерлана, они значительно изменили свой традиционный жизненный уклад. Попав под влияние Грузии и окрепшего в XIV—XVI веках кабардинского этноса, осетины меняли не только социальный уклад жизни, но и свою конфессиональную принадлежность.
Осетины с большим трудом приспосабливались к новым условиям, обживая суровые горные теснины. У стороннего наблюдателя суровость природных условий, в которых приходилось выживать осетинам, вызывала искреннее сочувствие: «...Страна эта замкнутая и недоступная для влияния внешних врагов по причине высокой ледовитой и снежной горы, на которой лед высотою в 20 и 30 саженей летом; еще по причине тесноты и высоких утесистых скал и рек, больших и быстротекучих... Здесь нет леса за малым исключением... и потому некоторые привозят [дрова и лес] с Черкезской горы, а другие отапливаются кизяком... Плодородность этой страны незначительна, ибо никакие другие зерна не родятся, кроме пшеницы, ячменя и овса по причине холода, позднего лета и ранней осени, но и это не засеивается изобильно по малоземелью и скалистой местности, а что сеют, дает весьма обильный и большой урожай, и если ударит град, что бывает тут часто, терпят сильный голод...».15
Расселившись по ущельям Кавказского хребта, к XVII—XVIII веков осетины образовали пять главных групп, отличающихся друг от друга как в бытовом укладе, так и по языковым диалектам: дигорцы (говорят на дигорском наречии); алагирцы, куртатинцы, тагаурцы (всех их объединяет общий иронский диалект), и туальцы (южные осетины, говорят на туальском наречии). Южные осетины (туальцы) длительное время входили в состав Грузинского царства, среди них очень рано (IV в.) начало распространяться христианство; однако дохристианские верования оказались настолько стойкими, что в той или иной форме сохранились вплоть до наших дней.16
Ислам к аланам начал проникать очень рано, в период первых завоевательных походов арабов на Кавказе. Но не всеми предками осетин он воспринимался однозначно, лишь незначительная часть алан становилась убежденными мусульманами. Некоторые принимали ислам под давлением обстоятельств или в политических целях. Для кого-то «религия арабов» была и вовсе неприемлема в силу того, что эти аланы входили в состав антиарабских политических союзов. В целом же можно предположить, что аланы с интересом отнеслись к новой религии и связанной с нею культурной традиции. Как и в случае с христианством, аланы смотрели на ислам в познавательном плане. Знакомством с новой культурой они обогащали свою традиционную религию, связанную с природными культами.
Проникновение и закрепление ислама среди части осетинского общества продолжалось на протяжении длительного периода, начиная от первых арабских походов на Северный Кавказ в VII веке. Довольно быстро народы Кавказа оказались вовлеченными в орбиту арабского влияния, арабской идеологии и арабской культуры. Народы Закавказья, Северо-восточного и Центрально-Северного Кавказа либо принимали ислам, либо становились данниками-зиммиями арабов. Сегодня трудно определить, какой процент алан стали мусульманами в период арабских завоевательных походов и установления арабского протектората в соседних Грузии и Дагестане. Возможность маневрировать, скрываясь в горном пространстве помогала тому, что число мусульман не становилось настолько высоким, чтобы говорить о глубоком процессе проникновения ислама в народные традицию и быт. В то же время, определенная часть алан служили в качестве наемных воинов в арабской армии и, видимо, были вынуждены становиться мусульманами. Нельзя исключать, что некоторые из них выезжали для дальнейшего обучения в исламские школы в Тифлисский и Дербентский эмираты; вполне возможно, что некоторые из предков осетин в VIII—IX веках могли побывать в арабских странах.
После окончательного разгрома Тамерланом аланского царства, кабардинцы завладели всеми выходами на плоскость из занятых осетинами ущелий, и осетины стали платить дань кабардинским князьям. Расположенные на северных склонах Главного Кавказского хребта осетинские общества заимствовали у своих соседей-кабардинцев и общественно-политический строй, и устойчивую ориентацию на ислам. Наибольшему влиянию кабардинцев подверглись их ближайшие соседи дигорцы, несколько слабее это влияние было на тагаурцев.
У куртатинцев не сформировалось детально выработанного деления на сословия, подобно тому, как это восприняли дигорцы и тагаурцы, однако не было и полного отрицания сословного деления. Наиболее удаленные от Кабарды алагирцы сумели сохранить свою родовую демократию, отрицавшую принцип сословного неравенства.
С высшими сословиями осетины связывали бытовавшие на протяжении многих лет предания. Так, например, дигорцы считают, что баделята ведут свою родословную от Бадели, который пришел в Дигорию из Маджара — многолюдного города, построенного в золотоордынскую эпоху и заселенного в основном кипчаками.17 Европейский путешественник XVI века И. Штедер писал в своем дневнике о том, что баделята являются братьями, потомками маджарского хана. Они пришли в Дигорию после разрушения Маджар. Местные жители приняли их как гостей, и они поселились в южной части ущелья. Поскольку они поселились в месте, замыкающем ущелье, то исполняли обязанности по его охране и получали за это добровольные пожертвования от жителей. Эта охрана и собираемая дань стали со временем наследственными. Вскоре баделята «сделались защитниками слабых семей, приобрели этим расположение народа, снискали себе всеобщее влияние и в результате защиты дигорцев сделались постепенно их властителями».18
Историк Грузии Вахушти Багратиони так характеризовал конфессиональную градацию среди осетинских сословий в средние века: «В старину все они по вере были христианами.., но в нынешнее время... только именуются христианами, что соблюдают великий пост, почитают и поклоняются иконам, церквам и священникам, а во всем другом несведущи... Но в Тагаури, Куртаули, Валагири, Дигории и Басиане главари и знатные суть магометане, а простые крестьяне — христиане, но они несведущи в той и другой вере: различия между ними состоят лишь в том, что кушающие свинину считаются христианами, а кушающие конину — магометанами».19
В начале XIX века у северных осетин (иронцев и дигорцев) были уже ярко выражены предпочтения, отдаваемые двум мировым религиям — исламу либо христианству. Среди южных осетин преобладали природный политеизм и в некоторой степени христианство. К моменту присоединения Грузии к России в 1801 году туальцы были практически изолированы от северных осетин.20 В этот период их насчитывалось до 25 тысяч человек.21 Одна треть туальцев, живущих по верховьям рек Арагвы, Ксана, Большой и Малой Лиахвы и Паци, находились в полукрепостной зависимости от грузинских владельцев. Вторая их треть, живущие в ущельях между Главным Кавказским хребтом и параллельным ему южным отрогом, были только данниками грузинских царей или князей, владевших выходами из ущелий в долины. И третья часть туальцев, живших на северных склонах по верховьям реки Ардон, находилась вне влияния грузинских князей. Эксперты военно-исторического отдела Кавказского военного округа, относительно конфессиональной принадлежности и политического устройства туальцев писали следующее: «Те же непроходимые горы, отделившие их от общения с остальным миром, и отсюда та же смесь христианства с язычеством, тот же родовой культ и то же отсутствие какого бы то ни было политического устройства. Дело, однако, обстояло здесь тем хуже, что туальцы не имели никакой племенной связи с грузинами и пользовались всяким несчастием в этом многострадальном царстве, чтобы спускаться с гор и делать хищнические набеги на ближайшие селения, угоняя скот и уводя пленников».22
