6.1. Питейный поступок как «атом» питейного поведения
В настоящее время в связи с ослаблением влияния обычаев на потребление алкоголя (как и других сравнительно жестких элементов культуральной регуляции) питейное поведение стало хаотическим. Даже фактор приема гостей и хождение в гости также приобрел фиктивный характер (не потому выпивают, что нужно угостить гостей, пришедших с некой целью, а приглашают и ходят в гости, чтобы выпить). Поэтому большое значение приобрел анализ питейного поступка как единицы поведения личности. Важность такого взгляда подчеркивал Бехтерев: «...то, что известно в мире человека под названием поступков и действий, - писал знаменитый ученый, - находясь в полном соотношении со сферой личности, объединяется как в пространстве, так и во времени сообразно определенной цели, связанной с ее потребностями.
Вот почему поступки и действия являются тем объективным выражением, которое характеризует развитие личности в человеке (17; 397).
В.А. Ядов в книге о которой уже сказано выше (3.4) дает такое определение: «Поступок есть элементарно значимая «единица» поведения, и его цель - установление соответствия между социальной ситуацией и социальной потребностью (потребностями) субъекта» (167; 26-27). Как видим, в данном случае мы имеем дело с поведенческим адаптационным актом, и поэтому вычленение поступка из поведенческой непрерывности помогает лучше увидеть, проанализировать «состав» поведения и сопоставить его с другими культуральными явлениями.
Обращаясь же к нашей теме, можно, думаю, сказать, что питейный поступок - это сейчас ведущая культурема питейной традиции. Присмотреться пристальнее к питейному поступку тем более необходимо, что, вычленяя, в соответствии с клинической традицией, в качестве основной единицы прием алкоголя, мы приходим к заблуждениям и ошибкам, выйдя за границы медицины.
Между тем, прием алкоголя и питейный поступок - действия далеко не совпадающие, а понятия - совсем несинонимичные.
Питейный поступок совершает и трезвенник - конформист, который в компании просто изображает выпивку, и актер, чьи якобы-выпивки наблюдают десятки зрителей в зале или миллионы на телеэкране. Впрочем, и прием алкоголя может быть совершен без питейного поступка, хотя это и менее редкое явление, и далеко не столь значимое практически. Человека, допустим, могут подпоить втихую или даже насильно: физически или психологически (пресловутое «ты меня уважаешь?»). Главным распространителем вреда от приема потребления алкоголя сейчас - благодаря всеобщей телефикации - стал именно «сухой» питейный поступок, выпивка... без выпивки, не содержащая приема алкоголя.
6.2. Полезны ли таблетки от похмелья?
Переакцентировка внимания с приема алкоголя на питейный поступок, как на главного носителя питейной традиции и источник вредных последствий побуждает переосмыслить многие привычные факты антиалкогольной, антинаркотической практики. Простой пример. Телевидение транслирует хорошо отрежиссированный и эффектный ролик о таблетках, избавляющих от похмельных мучений... Оно же устами обаятельной Ю.В.Белянчиковой, с присовокуплением сакраментального «Минздрав рекомендует...» рекламирует антиникотиновые мундштуки или фильтры японского производства. Что тут можно возразить, если и врач в больнице избавляет пациента от последствий острого алкогольного отравления и фильтр действительно задерживает изрядную часть ядов? А возразить можно. Возражение подсказывает уже то, что производители спиртного и табака с охотой сами же финансируют такую рекламу. Они давно установили, что в конечном счете крупно выиграют благодаря распространению среди людей иллюзии об устранимости вреда, приносимого рюмкой или сигаретой. Ошибка же вышла из-за неосторожной, неправомерной, ненаучной (имея в виду в данном случае не медицину, а психологию) оценки и интерпретации клинических фактов. Но, как говаривал выдающийся русский теоретик медицины И. В. Давыдовский: «Перед господином фактом надо не только уметь снять шляпу, но и вовремя надеть ее» (166; 116).
6.3. «Репрессивный» характер квазипотебности в алкоголе
Питейная потребность не обойдена вниманием отечественных психологов, социологов, экономистов, философов, которые рассматривают ее в основном через призму двух оппозиций: разумные - неразумные потребности; подлинные - мнимые. Из той и из другой посылки следуют принципиально сходные рекомендации: нужно избегать и неразумных, и мнимых потребностей. С этим трудно спорить. Да и не нужно. Однако для глубокого познания явления такой уход от объективно- исторического анализа (выяснения природы, детерминации потребности в алкоголе) непригоден, так как означает бегство в морализаторство. Рассматривая этот вопрос как культуральный, то есть в контексте культурогенеза, функционирования питейной традиции, я нашел наиболее продуктивными две идеи: концепцию К.Левина о квазипотребностях (которая, при всем лексическом совпадении корней «мнимо-» и «квази-» не равнозначна концепции Б.М.Левина о мнимых потребностях) и трактовку Г. Маркузе большинства присущих современному человеку потребностей как ложных и «репрессивных», то есть сформированных «внешними (для человека) силами». К таким силам относятся как предмет этой потребности (производимый алкоголь), так и транслируемые питейной традицией социальные и социетальные (макросоциальные) нормы, образцы питейного поведения. При этом - в соответствии с воззрениями и трактовками экономистов (Маркс), философов (Л.Сэв), психологов (А.Н.Леонтьев), физиологов (Д.В.Колесов) проблема рассматривается в единстве «продукт-потребность», или «п/п», по Люсьену Сэву (199; 454; 101; 88; 84; 240-242).
6.4. Можно ли избежать «репрессий»?
Совместно действуя, питейная норма и алкогольный продукт, как правило, с успехом принуждают человека к выпивке. В случае же весьма жесткой физиологической питейной запрограммированности, приобретшей характер доминанты, тормозящей иные стимулы или преобразующей «под себя», это принуждение становится абсолютным и формирует однозначную направленность поведения. При этом подавленными могут оказаться даже элементарные жизненные потребности. Мне довелось слышать рекламную песенку-пародию на известный опереточный припев «Без женщин жить нельзя на свете». Пародия же утверждала:
«Мы можем жить без женщин. НО
Без пива жить нельзя на свете. Нет!»
Шутка отнюдь не бессмысленна. Субъект с алкогольной доминантой (а алкоголика можно описать и так) в ситуации выбора меж двух «предметов», один из которых - привлекательная женщина, а другой - бутылка, выбирает вторую. И не потому, что он истинный импотент, а потому, что - кастрат по мотивации. Речь в данном случае не только о сексуальной сфере.
Естественно, подавляющее большинство пьющих - люди со сложной, многозначной, многопредметной мотивацией. Интериоризированные («овнутренные») продукты, предметы, элементы внешней реальности, в которой человек живет и совершает поступки, не «свалены внутри него в кучу» (если он не психически больной), а как-то структурированы, хотя эта структура непрерывно подвижна. «Накануне» того или иного поступка эту структуру можно рассмотреть как сложную диспозицию, как предрасположенность совершить (или не совершить) поступок, совершить его так или этак, с помощью этих или тех средств. Упомянутая выше теория В.А.Ядова (5.4) как раз и дает понимание диспозиционной структуры сознания как некоего «пульта управления поведением», сложного образования, которое ведает саморегуляцией поведения личности.
Эта теория особенно привлекательна тем, что опирается на более широкий взгляд на регуляцию поведения, чем другие концепции (аттитюда, установки), достижения которых плодотворно осмыслены В.А.Ядовым и его сотрудниками. К примеру, такое достижение как концепция смены социальной установки, предложенная Д.Н.Узнадзе и разработанная с учетом экспериментов Д.Чарквиани (220). Выводы Чарквиани позволяют с определенной вероятностью прогнозировать возможность и закономерности смены социальной установки (в частности, установки на совершение питейного поступка): Чарквиани, например, выявил большую роль позитивной информации, позитивного убеждения сравнительно с отрицательной (см. 10.3).
Теория диспозицонной структуры претендует на большее: она исследует влияние на поведение не только ситуационных установок и не только в межличностных отношениях. Она «взвешивает» роль макросоциальных (социетальных) явлений, ценностей общего и частного уровней (не забывая, разумеется, при этом и установок), показывает непростую взаимосвязь различных элементов диспозиционной структуры, начиная с кратковременных ситуаций и кончая общими социальными условиями «жизнедеятельности человека», какими являются «экономические, политические, культурные (лучше все-таки: культуральные - С.Ш.) особенности образа жизни (167; 22). Из этого очевидно, насколько полезным может быть учет выводов этой теории для понимания механизмов поведения и условий его изменения, понимания соотношения внутренней и внешней регуляции, то есть саморегуляции и постороннего влияния.
Ядов и сотрудники выявили, экспериментально и теоретически обосновали иерархическую упорядоченность диспозиций, при которой «высшие ее компоненты несут ответственность за гармонизацию нижеследующих, но не столь жесткую, чтобы это мешало гибкому ситуативному поведению» (167; 81). Последнее, между прочим, означает и то, что, адаптируясь к ситуации (например, в пьющем окружении), человек без особого труда может отказаться от высших ценностей. Можно сказать и так: стереотипы образа жизни оказываются слабее императивов смысла жизни.
Таким образом, гибкость за счет «отрыва» от высших регулятивных «пружин» далеко не всегда благо для стратегических целей личности и для общества. И проявит ли сознательно человек негибкость (ригидность), пойдет ли он намеренно и мужественно на ситуационный стресс, отказавшись от адаптации к ситуации (в нашем случае, отказавшись от выпивки «для пользы дела») в особенности зависит от того, какую роль в сознании человека играют нравственные нормы, сильнее ли они, чем нравы, обычаи, привычка. Думаю, можно сказать, что, чем выше по иерархии диспозиционной структуры расположен ее компонент, тем ближе он к смыслу жизни и тем менее привязан к образу жизни. Философ Т.В.Карсаевская правильно отмечает, что совершенствование личности связано с приближением образа жизни к смыслу жизни (76; 31). А психолог К.Г.Сурнов достаточно заостренно восхваляет «умение наслаждаться любым стрессом, имеющим смысл в контексте реализуемой личностью нравственной парадигмы» (198; 49).
Разумеется, врач не имеет права предъявлять завышенные критерии к нуждающемуся в лечении. Он обязан избавлять от стресса, если тот может иметь печальные последствия, а не побуждать к нему. Его задача - терапия. Однако терапия идеалами или аретотерапия, по-видимому, является прерогативой не только учителя, но и врачевателя. Во всяком случае, известный русский врач конца ХIХ - начала ХХ века А.Яроцкий считал, что медицина, если она претендует быть чем-то выше ветеринарии, обязана применять и аретотерапию.
