Глава 13. Философская методология. Ее соотношение с методологией конкретнонаучной

 

13.1. Метод восхождения от абстрактного к конкретному

Значение философской методологии для естественных наук не ограничивается только разработкой всеобщих (диалекти­ческих) методов познания. Не менее важна ее роль в разработке ориентиров для упорядочения конкретнонаучного знания.

Известно, что кратчайший путь познания явления — обра­щение к его истокам, вскрытие тайны его происхождения. По­скольку отцом диалектического метода является Гегель, по­стольку обращение к его теории метода с уровня современ­ного состояния науки в высшей степени полезно. Тем более что все последующие методологические исследования носят прежде всего описательный характер, затрагивают по преиму­ществу область явлений и не могут сравниваться с гегелевской глубиной проникновения в сущность диалектического метода.

Абсолютный, или диалектический, метод познания Гегель характеризовал как движение мышления по формуле отрица­ния отрицания. Что понимал философ под, отрицанием отри­цания? (Его характеристика в наиболее развернутом виде содержится в главе «Абсолютная идея» третьей книги «Науки логики»).

1.Развитие идеи осуществляется через отрицание. Любое понятие обременено собственным отрицанием, которое вызывает переход этого понятия в противоположное.

2.Само отрицание, или понятие, противоположное перво­му, отрицается новой, синтезирующей категорией, которая также оказывается противоречивой и содержит в себе свое отрицание.

3.Синтезирующая категория, или отрицание отрицания, являясь высшей ступенью развития данного цикла понятий, вместе с тем означает возвращение к начальному пункту дви­жения. Понятие возвращается уплотненным, неся с собой по­ложительное содержание второго момента развития— отри­цательного.

Следует отметить содержательные, при всем формализме Гегеля, моменты раскрытия понятия «отрицание». Первое от­рицание, в ходе которого исходная целостность изучаемого явления подвергается анализу, вскрывает противоречивость. Исследователь не просто обнаруживает различные и проти­воположные стороны, но заостряет их, доводит до крайности, и понятые так противоположности становятся подвижными по отношению друг к другу, вскрывают источник самодвижения и развития. В отличие от первого отрицания, обнаруживаю­щего противоречивость исследуемого явления, второе доходит до осознания единства противоположных моментов, т. е. сни­мает противоречивость.

Для Гегеля движение мышления по схеме отрицания отрицаний является единственно правильным и составляет суть диалектического метода. Поскольку на первом этапе этого движения происходит отрицание исходной целостности пред­мета познания и вычленение крайних моментов, постольку метод абсолютного познания аналитичен. Но этот метод так­же синтетичен, так как диалектическое познание в отличие от метафизического не ограничивается изолированным рассмот­рением противоположных сторон, но доходит до сознания их единства: на смену аналитическому приходит синтетическое отрицание, воссоздающее в мышлении целостность объекта познания. Аналитическое отрицание Гегель называл также аб­страктным, ибо в ходе его конкретная целостность объекта познания раздваивается и вычлененные противоположные его моменты (тезис и антитезис), будучи взяты отдельно, высту­пают как абстрактные и односторонние. Таким образом, пер­вое отрицание соответствует движению познания от исходного конкретного к абстрактному. Второе отрицание, или отрицание отрицания, являясь конкретным (так какего результат есть единичное, конкретное, субъект), соответствует движению по­знания от абстрактного к новому конкретному как совокуп­ности абстрактных определений.[49]

В таком понимании способ отрицания отрицания действи­тельно совпадает с диалектическим методом, так как его со­ставляют особым образом связанные анализ и синтез, абст­рактное и конкретное. Движение от анализа, в ходе которого первичная целостность предмета расчленяется в мышлении на крайние моменты, к синтезу, воссоздающему в мышлении целостность, реально присущую предметам исследования, проявляется в восхождении от абстрактного к конкретному.

Как уже отмечалось выше, важнейшая особенность метода есть его двойственная, объектно-субъектная природа. Отсюда следует, что поскольку предметом диалектики является изу­чение противоречий в самой сущности явлений, процессов,[50] постольку метод диалектики должен находиться в отношениях единства и различия с единством противоположностей, со­ставляющим суть, ядро объективной диалектики.

Чем вызвана необходимость триадической формы движенияпознания? Ответ на вопрос также можно найти у Гегеля, который считал, что материал — противоположные определе­ния в пределах одного соотношения — уже положен и нали­чествует для мышления. Это означает, что мышление лишь вскрывает объективные противоречия и процесс этот происходит по схеме отрицания отрицания. Мысль об органической связи единства противоположностей и отрицания отрицания постоянно прослеживается в «Науке логики» Гегеля. Характе­ризуя свой метод как форму внутреннего самодвижения со­держания логики согласно отрицанию отрицания, Гегель пи­сал: «Я, разумеется, не могу полагать, что метод, которому я следовал в своей системе логики или, вернее, которому следо­вала в самой себе эта система, не допускает еще значитель­ного усовершенствования, многочисленных усовершенствова­ний в частностях, но в то же время я знаю, что он единственно истинный. Это само по себе явствует уже из того, что он не есть нечто отличное от своего предмета и содержания, ибо именно содержание внутри себя, диалектика, которую он име­ет в самом себе, движет вперед это содержание».[51] Именно противоречивая природа предмета исследования предопреде­ляет сложный путь познания его: от одной противоположности объекта исследования — к другой и только затем — к их един­ству, взаимодействию.

Действие отрицания отрицания в познании, обусловленное противоречивой природой реальных предметов, определяется также спецификой самого мышления, отличием движения мышления от движения природы. Именно восхождение позна­ния от чувственного опыта к логическому мышлению и от не­го — к их единству в опосредованной практикой теории позна­ния, составляющее суть диалектики познания, и есть наиболее наглядное выражение ее специфики.

Первый этап этого движения — от чувственного опыта к логическому мышлению (одновременно — от явления к сущ­ности, от единичного к общему) является аналитическим, так как в ходе его обнаруживается, раскрывается двойственность объекта исследования, вскрываются его противоположные моменты. В результате же синтетического рассмотрения, осу­ществляемого в процессе перехода от логического мышления к обогащенной практикой теории, достигается (познается) не только единство вскрытых ранее противоположных моментов, но и единство знания об объекте с самим объектом, т. е. истина. В итоге этого движения познание возвращается к основанию, исходному предмету, но делает это, неся с собой по­ложительное содержание второй ступени — логической. Имен­но поэтому возвращение осуществляется на новой, более вы­сокой основе.

Вкратце сущность отрицания отрицания как гносеологиче­ской формы движения и разрешения противоречия может быть выражена так: движение в силу противоречивости мира от исследования одной стороны предмета переходит к исследо­ванию его противоположной стороны и затем к их синтезу для получения целостного представления об изучаемом объекте. Познать явление — значит познать сначала одну сторону про­тиворечия (тезис), затем другую, противоположную (антите­зис) и, наконец, их единство (синтез). Познание не может не развиваться в форме триады, если оно правильно. Разумеется, для нас триада есть не мистическое порождение понятием са­мого себя, а наиболее адекватная форма выражения в мыш­лении противоречивости самого мира.

Данную форму движения познания, которая является диа­лектическим методом достижения истины и, следовательно, также способом построения научной системы, Гегель ограни­чивал сферой мышления. Он справедливо отмечал, что логи­ческая операция разделения должна охватывать весь объем предмета и, чтобы быть естественной, а не искусственной, исходить из природы подлежащего делению предмета. И если в зоологии при делении млекопитающих за основание приняты зубы и копыта, поскольку сами млекопитающие отличаются друг от друга именно этими частями тела, то в сфере духа преобладает трихотомия.[52] Но многие ученые распространяли закономерность, присущую движению мышления, на движение самой объективной реальности. В частности, Энгельс, исходя из верной посылки о вторичности, производное законов по­знания от законов внешнего мира, сделал неверное заключение, что законы природы и духа одинаковы, одни и те же. В дейст­вительности же законы природы и духа находятся между со­бой в отношении диалектического соответствия, предполагаю­щего как единство, так и различие между ними.

В чем состоит тождество и различие рассматриваемых он­тологической (единство и борьба противоположностей) и гно­сеологической (отрицание отрицания) форм движения противоречия? Тождественно их содержание, основные элементы: противоположные стороны, и их единство в объективной дей­ствительности, составляющие диалектическое противоречие, соответствуют тезису, антитезису и синтезу отрицания отри­цания. Различие — в способе связи этих элементов. Если ос­новные элементы противоречия явлений действительности об­разуют нерасторжимую целостность (один момент не сущест­вует без других, отрицание одного момента означает отрица­ние, гибель всего явления в целом), то в познании основные компоненты рассматриваются отдельно и связь между ними осуществляется через первое (аналитическое, абстрактное) и второе (синтетическое, конкретное) отрицания. Именно осо­бая природа отрицания и их особая последовательность, связь — то новое, что определяется спецификой мышления и чего нет в законе единства противоположностей.

В связи со сказанным встает вопрос: может ли диалектика процесса познания отличаться от диалектики объективного мира? Ход развития науки все более свидетельствует, что да. Иначе ускользает специфика субъективной диалектики, стано­вится ненужным разделение диалектики на объективную и субъективную.

Поэтому несколько иначе должен решаться вопрос о связи законов природы и духа. Старое положение о том, что они одинаковы, одни и те же, было истинным для своего времени, однако любые положения, любой принцип, если он не разви­вается, теряет свою истинность. Признание отрицания отрицания превращенной формой единства противоположностей, т. е. формой схватывания, фиксации, отображения его в познании, никак не противоречит принципу материалистического монизма. Единство законов бытия и мышления сохраняется, но оно становится подлинно диалектическим, так как включает в се­бя и различие, поскольку сферы, в которых они действуют (природа и дух), не только едины (одно есть отражение дру­гого), но и различны.

Исторически исходная, триадическая форма отрицания от­рицания, разработанная Гегелем применительно к развитию мышления, действительно имеет в нем смысл, и в то же время она не может быть механически перенесена на развитие онто­логических объектов: если тройственный ритм существен для понимания процесса познания, то в объективной действитель­ности относительно завершенный цикл развития, может проис­ходить практически через любое количество отрицаний; если переход от тезиса и антитезиса к синтезу в познании осуществляется посредством абстрактного и конкретного отрицаний, то в объективной действительности, как известно, абстрактных отрицаний нет; если в процессе познания возврат якобы к ста­рому происходит на основе воспроизведения существенных признаков (познание действительно возвращается к исходной целостности предмета, утраченной в процессе абстрактного отрицания), то в объективной действительности возврат осу­ществляется либо в количественном росте, либо в качествен­ном изменении, либо на основе новой формы; если в познании отрицание и отрицание отрицания означают переход в проти­воположность, точнее, к противоположной стороне, то такая форма развития в природе и обществе представляет скорее аномалию, чем норму. И, наконец, триадическая форма раз­вертывания противоречия (сначала одна противоположна сторона, затем другая, после этого их единство), будучи един­ственно правильной в познании, принципиально неприменима к явлениям природы, где противоречие, единство противопо­ложностей возникает не на какой-то стадии развития явления, а вместе с явлением.

Таким образом, сущность триадической формы отрицания отрицания сострит в том, что она есть специфическая и в то же время наиболее адекватная форма отражения в познании объективного противоречия, следовательно, общий путь дости­жения истины.

Отрицание отрицания Гегель называл абсолютным мето­дом познания. В марксистской литературе господствует точка зрения, что абсолютного метода не существует. Если под аб­солютным понимать метод, который заменяет собой все дру­гие, то такого метода действительно нет. Абсолютный метод есть метод, всеобщую форму которого принимают все методы, если применение их доводится диалектически до конца. Мы не настаиваем на прилагательном «абсолютный», как не на­стаивал и Гегель, называя этот метод и единственно истин­ным, и диалектическим. Можно дать название «всеобщий». Все названия верны, суть не меняется. Отрицание отрицания— это, собственно, диалектический метод, что обусловливает его универсальность, всеобщность по отношению ко всем другим методам, заимствованным философией из конкретных наук. Именно в силу абсолютности объективного противоречия, аб­солютной формой его познания и выражения и является абсо­лютный метод.

В процессе движения научного познания от живого созер­цания к теории происходит смена одного научного метода другим, их синтез и снятие друг в друге. Этот переход назы­вается обращением (оборачиванием) метода. Как бы ни был хорош отдельно взятый метод, в ходе научного исследования возникает необходимость перейти к использованию противо­положного (и поэтому столь же одностороннего) метода. На­пример, метод индукции обращается в метод дедукции. Это оборачивание методов, означающее их взаимодополнение, «снятие» одной противоположности другой, осуществляется путем отрицания отрицания, что действительно для любой науки.[53] Именно потому, что отрицание отрицания является общей формулой движения всех конкретных методов, определение его как абсолютного (в значении «всеобщий», «диалек­тический») является обоснованным.

Высоко оценивая гегелевский диалектический метод считая его несомненным открытием, сутью его логики, классики марксизма тем не менее дали ему другое название: не отрицание отрицания, а восхождение от абстрактного к конкрет­ному. Почему появилась необходимость в новом названии? В чем состоит единство и различие гегелевского метода отрицания отрицания и Марксова метода восхождения от абст­рактного к конкретному?

Согласуясь с Гегелем, выступавшим против отождествления приема познания объекта с движением самого этого объекта, Маркс заявил, что «метод восхождения от абстрактного к конкретному есть лишь тот способ, при помощи которого мышление усваивает себе конкретное, воспроизводит его как духовно конкретное. Однако это ни в коем случае не есть процесс возникновения самого конкретного. Восхождение от абстрактного к конкретному характеризует движение, но не реального предмета, ко­торый всегда есть конкретная живая целостность, а «мыслящей головы», осваивающей для себя эту целостность единст­венно возможным для нее способом».[54]

Отметив, что его метод противоположен методу Гегеля по основанию (материалистический; а не идеалистический), Маркс в то же время согласился с основными признаками, содержанием гегелевского метода. Первый этап метода начинается с восприятия живого целого и заканчивается тем, что «путем анализа выделяют некоторые определяющие абстракт­ные всеобщие отношения». Как только эти отдельные моменты абстрагированы и зафиксированы, начинается второй этап, связанный с возникновением экономических систем и прояв­ляющийся в восхождении от простейшего — абстрактных от­ношений — к конкретному, которое «потому конкретно, что оно есть синтез многих определений, следовательно, единство многообразия... На первом пути полное представление под­верглось испарению путем превращения его в абстрактные определения, на втором пути абстрактные определения ведут к воспроизведению конкретного посредством мышления».[55]

Как видим, основные характеристики метода Гегеля сохра­няются, получая материалистическое истолкование в теории метода Маркса, за исключением одного: вместо гегелевских аналитического и синтетического отрицаний у Маркса анали­тический и синтетический пути. Это должно показать, что пе­реход от анализа к: синтезу не есть мгновенный акт, совершае­мый по 'вдохновению или произволу исследователя, а много­трудный процесс, длящийся иногда столетиями. Не случайно Маркс использовал для обозначения диалектического метода альпинистский термин «восхождение», и не случайно успех в науке он ставил в зависимость от способности карабкаться по ее каменистым тропам.

Существует и ещё причина, почему Маркс называл свой метод не «отрицание отрицания», а «восхождение от абстракт­ного к конкретному». Потому, как об этом пишет сам Маркс, что первый путь метода — от живого целого к абстрактным определениям — был уже пройден экономистами предшеству­ющих столетий, вследствие чего Маркс, разрабатывая эконо­мическую систему, ударение перенес на вторую, синтезирующую, часть метода — восхождение от абстрактного, ранее уже выделенного другими авторами, к конкретному. Впрочем, Маркс иногда проходил и первую часть пути, когда, напри­мер, разрабатывал понятия «абстрактный труд», «прибавоч­ная стоимость». Поэтому в целом диалектический метод пра­вильнее было бы назвать так: восхождение от чувственно-конкретного к абстрактному и от него — к духовно-конкрет­ному посредством аналитического (абстрактного) и синтети­ческого (конкретного) отрицаний. Можно также сохранить и традиционное название «восхождение от абстрактного к кон­кретному», если под ним понимать метод в целом, с двумя присущими ему путями (отрицаниями).

Если в названии «восхождение от абстрактного к конкрет­ному» акцент делается на форме, внешнем проявлении метода, то в наименовании «отрицание отрицания» — на его внут­реннем механизме, содержании. Поэтому оба названия имеют равное право на существование, взаимодополняют друг друга.

Хотя Гегель и полагал, что в науке как таковой может быть лишь один метод, в действительности же он дал философии два ее собственных метода: метод восхождения от абстрактного к конкретному, в основе которого лежит механизм отрицания отрицания, и метод единства исторического и логиче­ского. Второй метод имеет такую же двойственную, объектно-субъектную природу, как и первый. Двойственная природа метода выражена уже в его названии, где «историческое» об­ращено, прежде всего, к объекту познания, ко всему бесконеч­ному многообразию его функционирования и изменения, а «логическое» — к субъекту, отражающему историю объекта в удобной для себя, логической форме.

Между историческим и логическим существуют сложные отношения единства и различия. Единство их состоит не толь­ко в том, что логическое отражает историческое, но также и том, что историческое имеет в себе определенную логику раз­вертывания и развития, а логическое исторично. Различие же их в том, что логическое лишь с известной долей приближения отражает историческое. Необъятную историю адекватно отра­зить не в силах никакие самые сложные логические структу­ры. Трудный характер взаимоотношений этих двух сторон метода обусловил и его различное понимание разными фило­софами. Если, например, Энгельс подчеркивал единство исто­рического и логического, поскольку логическое у него являет­ся не чем иным, как тем же историческим способом, только освобожденным от его исторической формы и от нарушающих случайностей, то Маркс, напротив, столь же решительно подчеркивал нетождественность исторического и логического, утверждая, что было бы недопустимым и ошибочным брать экономические категории в той последовательности, в которой они исторически играли решающую роль, и что у него отноше­ние экономических категорий «прямо противоположно тому, которое представляется естественным или соответствует после­довательности исторического развития».[56]

Несмотря на столь различное понимание основоположни­ками марксизма вопроса соотношения исторического и логиче­ского, в марксистской литературе возобладала первая, энгельсовская интерпретация, приводящая фактически к отождествлению исторического и логического. На наш взгляд, это обусловлено идущей еще от античности рационалистической традицией в европейской философии, которая своего высшего проявления достигла в учении Гегеля («панлогизм» — «логика во всем»), а от него по наследству досталась философии марк­сизма. Рационализм, как уже отмечалось, обычно понимается как способ познания, основанный на человеческом разуме. В некоторых философских системах (немецкая классическая философия, марксизм-ленинизм, сциентизм и др.) он абсолю­тизируется и противопоставляется, с одной стороны, эмпириз­му как опытному знанию, с другой — иррационализму, вклю­чающему моменты непостижимости, интуиции, озарения и др. В тех сферах, где научному знанию не придается основопола­гающего значения, часто абсолютизируется сенсуализм или иррационализм. Для адекватного познания окружающего ми­ра и человека необходимо гармоническое сочетание всех этих подходов.

Точка зрения тождества исторического и логического не учитывает того простого факта, что историческое всегда отра­жается, воспроизводится исследователем сообразно его умст­венным способностям и мировоззренческим ориентирам, следо­вательно в известном смысле субъективно, односторонне. Когда-то Н. Г. Чернышевский справедливо заметил, что каж­дая политическая партия в истории видит подтверждение пра­воты своих идей. То есть в истории не одна, а множество ло­гик, а это значит, что она не только логична, но и алогична, не только рациональна, но и иррациональна. Блестящее под­тверждение этому мы видим сегодня, когда на наших глазах переписывается новейшая история Отечества и то, что совсем недавно осознавалось как белое, зачастую трактуется как черное, и наоборот. И самое интересное, что находится доста­точное количество фактов, подтверждающих как новую, так и старую интерпретацию.

Субъективизм, односторонность обнаруживаются в логике описания не только истории общества, но и всякой истории вообще, в том числе эволюции живого мира. Ч. Дарвин, раз­рабатывая свое эволюционное учение, выстроил всех живот­ных в логическую цепочку, ведущую к венцу творения приро­ды — человеку. Хотя эта логика имеет определенное основа­ние в эволюции живого мира, но она не охватывает всего дей­ствительного многообразия происходящих процессов. Ведь основная масса бактерий и простейших «не желают» стано­виться хордовыми и рыбами, основная масса земноводных и пресмыкающихся никогда не станут птицами и млекопитаю­щими, а современные высшие животные не перейдут в чело­века. Когда-то обезьяноподобные существа начали путь пре­вращения в человека, и хотя с той поры прошло около 4 млн. лет, больше ни одно животное не проявило «желания» идти по этому пути. Механизм эволюции в биологии, значение ло­кальных принципов развития, отсутствие цели эволюции при наличии самоорганизации и прогресса — все это еще нуждается в осмыслении наукой.

Подчеркивая различие исторического и логического (пер­вое необъятно, второе ограничено, первое многосторонне, вто­рое, как правило, односторонне, первое объективно, второе субъективно...), мы не ставим цель противопоставить две не­отъемлемые стороны диалектического метода. Наоборот, вы­явление различия этих сторон — непременное условие снятия этих различий, достижения максимально возможного тож­дества между ними. Ведь чем более непредвзята позиция уче­ного, чем больше фактов, тенденций принимается им во вни­мание, тем больше логическое будет соответствовать истори­ческому, хотя, разумеется, абсолютного совпадения никогда не будет.

Рассматриваемые нами два диалектических метода — метод восхождения от абстрактного к конкретному, в основе ко­торого лежит механизм отрицания отрицания, и метод един­ства исторического и логического — едины, так как обуслов­лены противоречивой природой объектов. Но если отрицание отрицания дает знание структуры противоречия, то единство исторического и логического показывает основные ступени, этапы его развития. В философии восхождение от абстракт­ного к конкретному и единство исторического и логического трактуются и как стороны диалектического метода, и как два диалектических метода. Оба подхода имеют свое основание.

Поскольку сущность явления определяется его историей, а ис­тория явления — его сущностью, постольку метод проникновения в сущность предмета и метод вскрытия логики его разви­тия едины, взаимодополняют друг друга. Тем не менее, мы счи­таем сейчас более важным для науки делать упор на их различии, дабы избежать ошибки Гегеля, отождествлявшего способ познания объекта с движением самого объекта, тем более, что это отождествление продолжается и поныне.[57] Гегель смешивал два диалектических метода, ибо у него осознание сторон про­тиворечия отождествлялось с движением последнего, вслед­ствие чего в его философии диалектический процесс и тройст­венный ритм в известном смысле выступают как тождествен­ные. В действительности же отрицание отрицания является хотя и существенной, но все же только одной стороной диалек­тического метода. Собственное развитие предмета вскрывает не метод восхождения от абстрактного к конкретному, а ме­тод единства исторического и логического: первый главенст­вует при системном подходе, второй — при историческом; все­стороннее рассмотрение требует привлечения обоих методов. Метод единства исторического и логического в научном труде приобретает форму метода единства исторического и теоретического, к рассмотрению которого мы переходим.

13.2.Метод единства исторического и теоретического.

Процесс познания многообразен, представлен различными сред­ствами познания, специфическими формами выражения познаватель­ной деятельности. Одним из важнейших видов научного познания яв­ляется историческое познание, историческая точка зрения на мир. Смысл историзма заключается в обращении к истории предмета при познании его существа, в учете прошлых знаний при решении совре­менных теоретических проблем.

Обращение к истории научного познания имеет значение для теоретического мышления в ряде отношений. Историческое познание играет примерно ту же роль, какую в деятельности человека играет память. Память хранит большой объем информации. Благодаря ей че­ловек в состоянии передавать сведения о случившихся событиях. А история познания есть память человечества, хранилище фактов и идей. Поэтому наука имеет возможность двигаться вперед не только за счет открытия новых научных фактов и их теоретического осмысления, но также и за счет пересмотра (переосмысления, переоценки) пере­житого наукой в прошлом. По мнению историков науки, область, ох­ваченная исторической критикой, еще крайне мала по сравнению с тем, что осталось ею нетронутым.

В ходе развития науки происходит переоценка значимости исто­рического материала. Изучение истории науки позволяет разобрать­ся, что из этого материала является важным, истинным или нужным для практических целей. Для объективной оценки тех или иных со­бытий прошлого необходима дистанция во времени. Современники не всегда в состоянии определить характер окружающих явлений, они не вполне понимают истинное значение того времени, в котором жи­вут. Напри­мер, первая эволюционная теория, созданная Ламарком, не была по достоинству оценена его современниками. Они не поняли значения его трудов и не увидели в нем одного из величайших натуралистов — мыслителей своего века. И только утверждение исторической точки зрения в биологии в конце XIX в. заставило искать в прошлом биоло­гической науки пионеров эволюционного учения. Должное гению Ламарка воздали потомки.

История есть хранительница накопленного человеческого опыта. Индивидуальный опыт человека ограничен, и естественно, что в поле его внимания попадает мало событий (даже из числа тех, которые со­вершаются в современной ему жизни). Жизнь слишком коротка, зна­ние приобретается слишком долго, и даже гениальный мыслитель не может надеяться освоить весь опыт человечества. Но индивидуаль­ный опыт человека может быть дополнен результатами опыта его пред­ков. Знакомство с историей науки расширяет пределы его опыта.

Практическое значение исторического опыта для современности заключается в том, что он позволяет контролировать события теку­щей жизни. Все знания о прошлом выступают своеобразным мето­дом решения задач настоящего и будущего. Кроме того, что опыт истории содержит умственные приобретения, высокие идеалы и нрав­ственные заветы, уроки прошлого предостерегают нас от ошибок. По мнению виднейшего историка дореволюционной России В. О. Клю­чевского, «прошлое оставило нам такой обильный запас ошибок и по­роков, что нам достаточно не думать и не поступать как наши предки, чтобы стать умнее и порядочнее, чем мы теперь» [1].

Каждый шаг вперед в науке не возможен без опоры на уже достигнутые результаты, ассимиляция которых необходимо предполагает их критический анализ и творческое преобразование. Творческий скеп­тицизм, правильно организованное сомнение есть метод, под углом зрения которого оценивается и повергается критической переработке научное наследие прошлого.

Творческий скептицизм выступает элементом характеристики метода научного познания. Научное мышление отличается не только со­вокупностью ряда способностей, но и отсутствием определенных недостатков. Следовательно, в понятие о научном методе включается соображения не только о том, чем он должен быть, но и о том, чем и каким он быть не должен. Такая постановка вопроса о методе аналогична приемам обучения языку. Лингвисты учат тому, как нужно го­ворить или писать, и предостерегают от того, как не следует это делать.

Вторым важным средством творческого преобразования при ис­пользовании исторического материала в теоретическом построении является систематизация. Исторические сведения ценны для науки не в той изолированности, в какой они находятся до их теоретичес­кой обработки, а лишь в более или менее обширной методической связи. Научное знание (теория) всегда представляет собой определен­ным образом организованную систему. «Под управлением разума, — говорил И. Кант, — наши знания вообще должны составлять не от­рывки, а систему, так как только в системе они могут поддерживать существенные цели разума и содействовать им. Под системой же я ра­зумею единство многообразных знаний, объединенных одной идеей»(2; 680). Классики философии систематичность и научность зна­ния тесно связывали между собой, справедливо полагая, что философствование без системы не может иметь в себе ничего научного.

Следующим шагом в концепции использования исторических зна­ний в современном теоретическом построении является уяснение того, в какой форме здесь старое соединяется с новым. Историческая преемственность является непременным условием развития науки, но принцип преемственности сам по себе не может раскрыть процесс создания нового знания в науке. Одна систематизация ранее накопленных знаний не охватывает всего многообразия познавательной работы, которая совершается при получении новых знаний. Если бы при создании новой теории мы ограничивались одной историей познания, то было бы не ясно, откуда берется прибавка научных знаний, как происходит обогащение науки.

Чем же определяется порядок расположения прошлого мыслительного материала в современном те­оретическом построении? Ответить на поставленный вопрос лучше всего с позиции взаимосвязи исторического и логического познания. При теоретическом познании того или иного предмета необходимо учитывать не только изменение знаний о предмете, но и развитие самого предмета. Теоретическое исследование призвано нарисовать картину современного состояния рассматриваемого предмета. Для этого надо научный материал (понятия, законы) располагать логически, подчинить его порядку, которого требует данное (современное) качественное состояние исследуемого предмета.

Во взаимоотношении истории и теории следует учитывать не толь­ко то положение, что теория создается на основе изучения истории, но также и обратное: научная история предмета невозможна без зна­ния его современного состояния, без его теоретического объяснения. «Без истории предмета нет теории предмета; но и без теории предме­та, — говорил Н. Г. Чернышевский, — нет даже мысли о его истории, потому что нет понятия о предмете, его значении и границах» [3].

Чтобы изучить историю физики или философии, нужно знать те­оретически предмет физики или философии. Чтобы разглядеть со­держание предмета в его многочисленных проявлениях и дать истин­ное истолкование его, исследователь должен обладать понятием о предмете. Теоретическое осмысление современного состояния науки является непременным условием познания ее прошлого.

Реконструкция истории науки совершается с позиций теории современного научного познания. Историк науки должен иметь разви­тую способность к теоретическому мышлению, чтобы в исторических системах знаний, содержащих немало заблуждений и субъекти­вистских мнений, понять и изложить то, что представляет собой ра­зумное содержание. «Для того, чтобы в эмпирической форме и явле­нии, в которых исторически выступает философия, познать ее посту­пательное шествие как развитие идеи, — говорил Гегель, — мы должны, разумеется, уже обладать познанием идеи, точно также, как верно то, что при оценке человеческих поступков мы заранее должны уже об­ладать понятиями о справедливом и должном» [4]. Уму, лишенному руководящей идеи, история философии представляется лишь беспо­рядочным собранием мнений. А авторов, пишущих об истории философии, не зная предмета философии, Гегель сравнивал с животны­ми, которые прослушивают все звуки музыкального произведения, не улавливая гармонии этих звуков.

Подлинно научный исторический метод предполагает направляющую работу мысли, руководящей идеи, теории при воспроизведении конкретно-исторической действительности. Выполняя методологическую роль, теория выступает средством ориентировки в историческом материале. Научное изучение предмета, раскрытие его сущности предполага­ет анализ его различных сторон, свойств, отношений и обусловливает разные подходы к исследованию.

Характер освещаемых в нашей работе вопросов позволяет обратить внимание на два методологических подхода, под углом зрения кото­рых можно проводить научное исследование того или иного предмета. Во-первых, предмет может рассматриваться в момент его исследования, как результат развития предмета, как ставшую систему, и, во-вто­рых, он же может быть проанализирован в процессе его изменений во времени, с точки зрения генезиса и развития предмета.

Историческое изучение реализуется в выявлении временной пос­ледовательности явлений, в их периодизации. Если прибегнуть к гео­метрической терминологии, то можно сказать, что историческое изу­чение представляет вертикальный разрез изучаемых явлений, их рас­пределение «по этажам». Теоретичес­кий же подход в познании, в сравнении с историческим, представля­ет горизонтальный разрез изучаемых явлений, воспроизводит систе­му современного положения вещей.

Для анализа предмета, рассматриваемого в его современном со­стоянии, наукой используется целый ряд понятий: «организация», «система», «структура», «функция». В качестве системы может выс­тупать определенная совокупность предметов, их свойств или отно­шений. Система представляет определенную взаимосвязь образую­щих ее частей и элементов. Греческое слово «система» означает це­лое, состоящее из частей. Системой обычно называют такую совокупность элементов, которые взаимодействуя, настолько тесно связаны между собой, что образуют определенную целостность, единство. Между составными элементами системы имеется посто­янная и устойчивая связь.

Однако «систему» не следует понимать как синоним «систематич­ности», в смысле упорядоченности и последовательности рассматри­ваемых явлений. В основе «системы» лежит ее структура. Она является основой функционирования системы. Познание, углубляясь, движется от изу­чения системы к изучению ее структуры. Понятие структуры отображает устойчивое состояние системы. В науке структура истолковыва­ется как инвариантный аспект системы.

Когда проводится системный, структурный анализ изучаемого объекта, то это не есть анализ объекта абсолютно неподвижного, ста­тичного. Структура характеризует момент устойчивости в существова­нии объекта, но не неподвижности его. Жизнедеятельность системы состоит в том, что составляющие ее элементы находятся в движении и изменении. Но это есть движение, взаимодействие одновременно су­ществующих элементов в пределах данной системы, это есть функцио­нирование данной системы. Например, функционирование языка осу­ществляется в его деятельности по определенным правилам и нормам на основе тех структурных особенностей, которые свойственны дан­ной системе языка.

Анализ взаимодействия одновременно существующих предметов, элементов системы есть существенный признак теоретического по­знания, отличающий его от исторического изучения предметов, рас­сматриваемых в разные периоды времени.

Таким образом, в узел познавательных приемов и форм теорети­ческого познания увязывается и функциональный подход. Под фун­кцией элемента или системы понимается способ реагирования их на внешние взаимодействия, а именно — как этот элемент или эта система преобразует воздействия, которые они испытывают со стороны других элементов или систем, а также способ воздействия этого эле­мента на другие элементы или системы. Функционирование – это вза­имосвязь, взаимодействие частей в рамках некоторого целого, систе­мы. Функциональное изучение тесно увязывается с системно-струк­турными исследованиями. В результате их синтеза в науке появились новые производные методы (отличные от однородных, оригинальных, первоначальных методов), новые научные термины: в социологии «структурно-функциональные методы», в биологии часто употребляются термины: «структурно-функциональная организация», «морфо-функциональная организация».

Что объединяет такие, на первый взгляд, совершенно различные, познавательные подходы, как системный, структурный и функциональ­ный? Общим для них является изучение предметов, элементов системы, существующих одновременно. Общим для них (в сравнении с историческим подходом) являются познавательные операции над объектом в его современном состоянии. Это общее мы выражаем термином теоретический метод.

В соотношении с историческим познанием «теоретическое» познание означает изучение предмета в его настоящем, современном виде. Историческое познание интересуется прошлым изучаемых предметов и явлений. Теоретический же подход выясняет их настоящее бытие: что они собой представляют, из каких элементов состоят, каков характер взаимосвязи составляющих их элементов?

Основанием исторического и теоретического подходов, как от­носительно самостоятельных исследовательских приемов, являет­ся отношение вещей внешнего мира. В процессе познания проис­ходит расчленение предметов и явлений на отношения сосущество­вания их разнокачественных состояний в пространстве и на отношения, выражающиеся в смене их качественных состояний во времени. Временные отношения предметов — это взаимоотношения их предшествующего состояния и последующего, низшего и высшего, пространственные же взаимоотношения одновременны. Пространственные взаимоотношения представляются структурно-функциональными связями элементов, временные отношения — генетическими связями развивающегося объекта.

Каждый из этих аспектов рассматривается в специфической фор­ме. В одном случае нас интересует логика анализируемого объекта, в другом — его история, в одном случае познание осуществляется, по словам Энгельса, в теоретически последовательной форме, в другом — оно осуществляется конкретно исторически, хронологически.

Таким образом, при теоретическом познании предмета большое значение имеет исторический подход. Историзм в познании являет­ся важнейшим условием научного исследования. Историческая точ­ка зрения выступает своеобразным катализатором, облегчающим про­текание познавательного процесса. При построении теоретических знаний историзм используется так же, как средство обоснования си­стемы знаний. Исторические факты, данные истории науки служат источником создания научной теории, являются материалом, из ко­торого извлекаются всеобщие абстрактные определения действитель­ных отношений. Масса исторического материала выполняет в позна­нии и еще одну роль — она иллюстрирует общие теоретические выво­ды, абстрактные определения, составляющие структуру научной теории. Теория создается на основе изучения теории. С другой сторо­ны, научная история предмета невозможна без знания его современ­ного состояния, без его теоретического объяснения. Взаимосвязь ис­торического и теоретического представляет собой один из важней­ших принципов научного познания.

13.3. Соотношение диалектических и конкретнонаучных методов

В науке существуют два рода методологии: общенаучная (философская) и частнонаучная, и три рода методов, разде­ляемых по широте их применения в науке: философские, об­щенаучные и конкретнонаучные.

Философские (диалектические) методы в силу всеобщности философии применимы к любому конкретному исследованию. Более того, методы конкретных наук, выстроенные логически правильно, воспроизводят структуру диалектического метода. И это еще раз подтверждает, что именно методология и ло­гика являются связующим звеном между философией и ес­тествознанием. Конкретнонаучные методы применяются в од­ной или группе родственных наук. Например» к биологическим методам управления изменчивостью растительных организмов относятся метод акклиматизации, метод половой и вегетатив­ной гибридизации. Область применения общих методов шире, чем конкретнонаучных, но они не являются всеобщими, ис­пользуются не на всех стадиях исследовательской работы, при решении не всех задач науки. Так, статистическим мето­дом можно исследовать лишь те явления, которые выразимы количественно, но им нельзя пользоваться там, где нет массо­вых явлений, где в предметах отсутствуют индивидуальные различия.

Кроме того, методы можно классифицировать в зависимо­сти от содержания изучаемых наукой объектов. Например, методы естествознания имеют свои особенности по сравнению с методами гуманитарных наук; методы изучения живой при­роды иные по сравнению с физико-химическими методами.

Если классифицировать методы в связи с основными эта­пами познавательного процесса, то выделяются следующие две основные группы: методы эмпирического уровня познания (наблюдение, эксперимент, описание, измерение, классифика­ция и т. п.) и методы теоретического уровня познания (мыслен­ный эксперимент, идеализация, аксиоматизация, формализа­ция, гипотеза, дедукция, систематизация и т. п.).

В структурном плане методы различаются тем, что одни просты и однородны, а другие сложны и неоднородны. Так, логический анализ прост, однороден, а метод моделирования сложен, так как для его проведения используются элементы наглядности и научной абстракции, приемы сравнения, гипо­тезы и др. Оригинальных методов мало. Разнообразие же на­учных методов обусловлено специфическим сочетанием в каж­дом из них небольшого числа исследовательских приемов. В последнем случае понятие «метод» употребляется в собира­тельном смысле, как совокупность, «ансамбль» ряда методов.[58]

Диалектический метод применяется в стратегическом плане и не отдельно от частнонаучных методов, не наряду с ними, а в них и через них. Это значит, что формула восхождения от абстрактного к конкретному является лишь самой общей ха­рактеристикой познавательного процесса, который в действи­тельности проходит гораздо более сложный и многоступенча­тый путь. Восхождение от абстрактного к конкретному или от эмпирии и умозрения к теории (если пользоваться терминоло­гией В. П. Бранского) осуществляется не силой «мыслящего разума» (Гегель), не непосредственно, а при помощи целого набора эмпирических и теоретических методов исследования.

Во взаимоотношениях философского и конкретнонаучных методов, видимо, можно выделить две основные линии. Во-пер­вых, диалектический метод является общей стратегической ли­нией применения конкретнонаучных методов. Во-вторых, по мере диалектизации конкретной науки, когда на стадии зре­лости к ней приходит свой собственный, имманентный внут­реннему содержанию фундаментальный метод, последний об­наруживает явное сходство с диалектическим методом.

Здесь встает вопрос: как совместить положение о необходимости наличия в каждой науке своего собственного, соот­ветствующего внутреннему содержанию метода с тем фактом, что методов меньше, чем наук? Практика развития научного знания дает следующие три ответа на поставленный вопрос: во-первых, хотя все науки пользуются богатым арсеналом об­щих методов, но в разных науках разные методы из этого ар­сенала выступают как главенствующие; во-вторых, общие ме­тоды в отдельных науках обретают, с учетом их содержания, специфическую окраску; в-третьих, науки используют интегративный, «ансамблевый» метод, образованный сочетанием прос­тых методов, учитывающим специфику предмета данной науки.

Пример первого решения вопроса дает химия. В известном смысле Менделеев сделал в химии то же самое, что Гегель в философии: он не только систематизировал основной извест­ный в то время материал химии, но и дал ей ее собственный метод, который был назван сравнительным. Аналогия может быть распространена дальше. Метод анализа и синтеза был известен в науке изначально, открыл его не Гегель. Но если в конкретном научном исследовании это один из заурядных, второстепенных методов, что отмечается и современными методологами, то в философии метод перехода от анализа к синтезу, сопровождаемый восхождением от абстрактного к кон­кретному, является основной формой отражения диалектического противоречия как сути диалектики. То же можно ска­зать и о сравнительном методе. Не Менделеев его открыл. Сравнительным методом пользуются все науки, особенно на стадии первоначального накопления материала. В химии же он приобретает совершенно особое значение, вызванное спе­цификой ее как науки. Эта специфика заключается в том, что только в химии мы имеем чистое, почти идеальное соотноше­ние качественной и количественной определенности явления. Физическая и особенно механическая формы движения материи характеризуют величины: массу, давление, скорость, путь, время и т. д. Закон инерции в равной степени относится и к неодушевленному предмету, и к человеку, поскольку здесь учи­тываются прежде всего тело и силы, на него воздействующие. Биология, напротив, имеет дело с качественной определен­ностью (особи, популяции и т. д.). Соотнесенность с количест­вом здесь явно не выражена.

Следовательно, хотя закон соответствия качественной и количественной определенности является всеобщим, но только в химии он проявляется в идеально чистом виде, почему примеры действия этого закона, как правило, заимствуются из химии. С точки зрения философии поэтому справедливо сле­дующее определение химии, данное Энгельсом: «Химию мож­но назвать наукой о качественных изменениях тел, происходя­щих под влиянием изменения количественного состава». Без натяжек такое определение может быть дано химии и только химии, и хотя закон перехода количественных изменении в качественные является всеобщим, «но свои величайшие триум­фы открытый Гегелем закон природы празднует в области химии».[59]

Из особой роли закона взаимного перехода количественных и качественных изменений в химии вытекает и особая роль в ней сравнительного метода: будучи подсобным во всех других науках, в химии он становится ее душой, наиболее бога­тым и содержательным из всех методов. Выражая философию химии, этот метод поэтому наиболее близок (в его химической интерпретации) философскому методу. Важнейшей стороной
сравнительного метода является постоянное улавливание пе­рехода от абстрактного к конкретному, от всеобщего (закон) через особенное (частные законы и правила) к единичному.
Соединение анализа и синтеза в процессе познания — другая важнейшая сторона научного метода Менделеева, который писал: «Надо искать в окружающем те стороны, которые, подчиняясь анализу, способны вести к синтезу».[60]

Помимо различия в ведущих методах, одни и те же методы в разных науках могут приобретать разное содержание и смысл. Так, в биологии сравнительный метод проявляется иначе, чем в химии, что на примере морфологических исследо­ваний было показано К. А. Тимирязевым: «Для того, чтобы понять жизнь растения, необходимо, прежде всего ознакомить­ся с его формой... Бросим же прежде всего беглый взгляд на те внешние, формальные проявления растительной жизни, для наблюдения которых не нужно никакой подготовки, никаких технических приемов исследования».[61]

И, наконец, каждая наука отличается специфическим для нее «ансамблем» методов, что обусловлено как ограниченны­ми возможностями каждого отдельно взятого метода, так и сложным характером объекта исследования. В науках, объек­тами которых являются сложные, многоуровневые структуры — а к таким относятся все биологические и сельскохозяй­ственные науки,— составные методы выступают в качестве ведущих. Еще Тимирязев, сопоставляя различные методы на­учного исследования в биологии, отмечал, что ни морфология с ее сравнительным методом, ни физиология с ее еще более мощным экспериментальным методом не исчерпывают всех задач биологии. Та и другая ищут дополнения в историческом методе, призванном объяснить загадочное совершенство орга­нических форм.

Отсюда можно сделать вывод, что в науках, интегративных по своему характеру, ведущим должен быть «ансамблевый» метод, представляющий собой диалекти­ческое единство различных методов, в наибольшей мере учи­тывающее специфику предмета науки.

 

Литература

1. Ключевский В. О. Письма, дневники, афоризмы и мысли об ис­тории. М., 1968. С. 680.

2. Кант И. Соч.: В 6 т. Т. 3. М., 1964. С. 314.

3. Чернышевский Н. Г. Избр. филос. соч. М., 1950. Т. 1. С. 303.

4. Гегель Г. Соч.: В 15 т. Т. 9. С. 35.

5. Гегель. Наука логики. В 3-х т. М., 1970-1972. Т. 1. С. 95-138. Т. 2. С. 65-69. Т. 3. С. 288-310.

6. Диалектика отрицания отрицания / Под ред. Б.М.Кедрова. М., 1983.

7. Иванова Р.И., Симанов А.Л. Реализация методологической функции философии в научном познании и практике. Новосибирск, 1984.

8. В.П.Лежников. Сельскохозяйственное образование: методологический анализ. М.. 1992.

9. Макареня А.А., Обухов В.Л. Методология химии. М., 1985.

10. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд. Т. 46. Ч. 1. С. 37-44.

11. Обухов В.Л. Системность элементов диалектики. Л.. 1985.

12. Философия и методология познания. /Под ред. В.Л.Обухова. В.П.Сальникова, Ю.Н.Солонина. СПб., 2003.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Гармония человека и окружающего его мира во все вре­мена являлась идеалом, к которому должно стремиться чело­вечество. Естественно поэтому, что люди предлагали различ­ные, часто взаимоисключающие, варианты достижения такой гармонии. Но все попытки применить такие теории на прак­тике неизменно приводили к негативным результатам как в древности, таки в наши дни. Так и остались утопиями рас­суждения Платона об идеальном государстве, Августина Блаженного о построении «града божьего» на земле, наконец, идея по­строения коммунистического общества.

Проведенный анализ различных аспектов взаимоотношений науки и философии показал, что существует целый ряд конфликтов между техногенной цивилизацией и природой, теорией и практикой, рациональным и эмоциональным, В то же время в последние десятилетия мировая человеческая мысль предпринимает настойчивые по­пытки в поисках преодоления такого рода конфликтов и на­хождения путей гармонизации противоречий. С середины 70-х годов 20 века ведущую роль в этом направлении начинает играть «Римский клуб», по инициативе которого развернулись широ­кие исследования «глобального моделирования» перспектив развития человеческого общества.

В европейской традиции постоянно предпринимались по­пытки изучения человека и природы в рамках рационалисти­ческого подхода. Такой подход завершился уже в античности построением картины мира, в которой, казалось, человек на­шел свое место. Но вскоре выяснилось, что далеко не все стороны последнего охватываются этими рамками. Не только духовный мир человека, но даже элементарные проявления живого в форме аристотелевской энтелехии не смогли найти себе места в этой картине мира.

Рационалистический подход тем не менее сыграл позитив­ную роль в развитии науки.[62] Но все же приходится констати­ровать, что длительное развитие науки и философии в рам­ках рационалистической схемы так и не смогло дать целост­ного представления о природе и человеке. Вся научная и фи­лософская традиция, включая Гегеля и Маркса, верно отра­зила одну сторону человека и природы, но оказалась не в со­стоянии учесть другие их аспекты. Религиозный и иррацио­нально-философский подходы также оказались односторон­ними.

На биологическом уровне гармония человека и природы была достигнута в ходе длительной эволюции. Преобразова­ние же природы привело к нарушению такой гармонии. Сей­час уже стало понятно, что приспособление человека к изме­ненной природе и одновременно к социальным условиям воз­можно только при включении духовного фактора. Необходи­мость включения духовного фактора в природу была осознана уже П. Тейяром де Шарденом. К этой же мысли, но уже ис­ходя из анализа естественнонаучного материала, пришел В. И. Вернадский, который реализовал ее в своем учении о ноосфере. В этом учении мысль рассматривается как пла­нетарное явление, непосредственно включенное в круговорот вещества на нашей планете. Такой подход уже означает пря­мой выход за рамки рационалистической схемы, которая, ви­димо, не в состоянии включить в себя в полном объеме духов­ный фактор, ибо духовное не тождественно рациональному. Кроме ноосферной к числу таких попыток можно отнести органическую концепцию, характерную для русского космизма, философию «общего дела» Н. Федорова, космическое видение Н. Рериха и Е. Блаватской и др. Исследователи справед­ливо возлагают сейчас большие надежды на подобные под­ходы и считают, что они смогут дать решение многих акту­альных проблем современного мира.

Человек должен осознать, хочет он того или нет, что он живет в плюралистическом, альтернативном мире. И его ос­новная задача — научиться жить в этом мире и правильно реагировать на его требования, не пытаясь его разрушить или деформировать. Тогда основная задача обучения и воспита­ния будет заключаться в том, чтобы научить человека жить в альтернативном мире, уметь спокойно принимать его.

Альтернативное, плюралистическое восприятие мира пред­полагает формирование многостороннего, целостного челове­ка. Только целостная личность может сочетать и гармонизи­ровать противоречивые воздействия, идущие на нее из внеш­него мира. Односторонний человек под влиянием таких воз­действий деформируется и начинает деградировать. Кроме того, человеку всё чаще приходится решать жизненно важные проблемы, требующие плюралистического подхода. И чем дальше, тем таких проблем будет больше.

Односторонне-рационалистический взгляд на природу и человека сформировал технократический стиль мышления, который в последние десятилетия получил широкое распрост­ранение во всем мире, в том числе и в нашей стране. Такой подход приводит к формированию одностороннего, одномер­ного человека, бесконтрольная деятельность которого порож­дает неразрешимые конфликты и катастрофы. Мы действи­тельно являемся свидетелями возникновения многочислен­ных межнациональных конфликтов в различных регионах России, безвыходных политических противостояний, затянув­шегося экологического кризиса[63] и пр. Преодоление техно­кратизма возможно только на базе концепции реального гу­манизма, когда высшей ценностью признается не абстрактный, а конкретный человек как уникальное, неповторимое об­разование.

Целостный, многосторонний человек, ориентированный на гуманистический принцип, не возникает спонтанно. Он всегда является итогом длительного культурного и исторического развития общества. Только реальный исторический процесс постоянно ставит человека в новые позиции по отношению к природе, обществу и другим людям. В результате вырабатывается терпимость к различным взглядам, тео­ретическим и философским построением, вырабатывается способность становиться на позиции другого человека, если даже они кажутся на первый взгляд странными, необычными и парадоксальными. Известно, что результаты такого много­планового гуманистического видения мира и человека фикси­руются в лучших достижениях мировой культуры (наука, фи­лософия, литература, искусство, религия и т. п.). Поэтому без освоения реального исторического опыта и культурного на­следия невозможно сформировать целостного, всесторонне развитого человека с оригинальным мышлением.

В культурном наследии человечества особое место при­надлежит философии. Будучи составной частою культуры, философия никак не претендует на то, чтобы заменить ее. Да это и в принципе невозможно: культура во всех своих прояв­лениях является практически бесконечным образованием. Но, тем не менее, философия по самой своей природе синтезирует все важнейшие достижения духовной культуры, поэтому опре­деление ее как квинтэссенции культуры является не просто красивой метафорой, а строго установленным фактом. Совер­шенно справедливо поэтому утверждение Э. Гуссерля в его известном венском докладе 1935 г. «Кризис европейского че­ловечества и философия», что философия сохраняет за собой ведущую функцию и свою особую бесконечную задачу — функ­цию свободного и универсального осмысления, охватывающего все идеалы сразу и всеобщий идеал. По целостности миропо­нимания лишь искусство приближается к философии. Не слу­чайно поэтому с полным правом мы говорим о философских воззрениях того или иного писателя.

Поскольку целостное миропонимание является сутью фи­лософии, постольку нынешнее состояние перехода от форми­рования одномерного человека, являющегося придатком про­изводственной функции, к формированию целостного чело­века, для которого сам человек становится центром его вни­мания, придает новый статус философии, в чем-то родствен­ный ее статусу в античном мире.

И этот новый статус философии выстрадан всей новейшей историей человечества. Разорванное сознание одномерного человека, ориентированного на выполнение какой-то одной частной задачи любой ценой, все более подрывает сами основы существования человечества. Поэтому без философии, даю­щей целостное мировосприятие, человечество вряд ли может рассчитывать на преодоление затянувшегося кризиса, грозящего катастрофой, на сохранение и выживание. Именно фи­лософия, будучи своеобразным соборным разумом, способна помочь человечеству подняться над узким горизонтом технократического мышления, политических амбиций, националь­ных и религиозных претензий. И, наконец, способность фило­софии совместить, гармонизировать рациональные и иррациональные факторы, воздействующие на человека (к последним можно отнести образно-эмоциональные, космические, а также те, природа которых пока нам неизвестна), должна проявить­ся в ее функции врачевания таких растущих негативных явле­ний, как неврозы, психические заболевания, деморализации, паралич воли.

Таким образом, систематическое и углубленное занятие философией становится деятельностью не только социально престижной, но и личностно-значимой.

Само развитие науки подтверждает сказанное здесь о философии. Если классическая наука ориентировалась только на внешний мир, существующий вне человека и замыкалась только на рационализме и при этом духовная составляющая игнорировалась, как ведущая к субъективизму, отказу от верной картины природы, то возникшая в начале 20 века неклассическая наука уже требовала обязательного включения человека в контекст научной теории. В настоящее время сформировалась постнеклассическая наука, которая требует обязательного включения этических принципов. Стало быть, само развитие науки доказывает неразрывность материального и духовного начал, а значит рационального и иррационального начал. И здесь, как мы уже отмечали, без философского подхода не обойтись.

 

 

Вопросы на раздумье к кандидатскому экзамену по истории и философии науки

1. Является ли наука единственным средством получения адекватного знания?

2. Как Вы объясните слова Гегеля: «Истина возникает как ересь, а умирает как предрассудок»?

3. Виктор Гюго: «Искусство – это Я, наука – это мы». – Какую природу науки раскрывают эти слова?

4. «Наука, которая не решается забыть своих основателей, - утверждал Уайтхед, - погибла». – Почему?

5. Многие полагают, что научное познание является высшей формой познания. –Так ли?

6. Наука – не единственный способ познания мира. Как она соотносится с другими, вненаучными формами познания?

7. Имре Лакатос: «Слепая приверженность теории вовсе не достоинство ума – это преступление ума». – Как это понимать?

8. Способна ли современная наука развиваться, не опираясь на философию?

9. Правомерны ли притязания науки на исключительность в качестве способа описания и понимания?

10. Существуют ли такие аспекты реальности, которые не способна объяснить наука, но может истолковать философия, религия, мифология?

11. Как объяснить тот факт, что ученые утром работают в лаборатории, а после обеда идут в церковь, истинно молятся, прося о прощении грехов, а, увидев кошку, перебегающую дорогу, готовы отложить запланированные дела?

12. Почему в соотношении научных и вненаучных знаний мы склонны отдать предпочтение науке?

13. «Надо любить истину так, - говорил Л. Толстой, - чтобы всякую минуту быть готовым, узнав высшую истину, отречься от всего того, что прежде считал истиной». – Как это понимать?

14. Тур Хейердал, отвечая на вопрос, «какую роль выполняет в науке философия?», сказал: «Ученые подобны копателям, настолько они зарываются в своих областях науки, что появляется необходимость кого-то оставлять «наверху» в качестве дирижера. - Объясни!

15. Истина как греховность, как нагота. – Есть ли сферы, в которых наука бессильна?

16. М. Хайдеггер пишет, что «сущность техники – не техническая». – О чем он говорит?

17. «Истина – дочь времени, а не авторитета». – Что сказал Ф. Бэкон?

18. Библия: «В многой мудрости много печали: и кто умножит познания, умножает скорбь» - как Вы это прокомментируете?

19. Ортега-и-Гассет: «Нет большего признака зрелости науки, чем кризис ее законов». – Как это объяснить?

20. Академик Н.Семенов предупреждал: для исследователя «нет ничего опаснее, чем слепая страсть к науке». – Почему это так?

21. В чем Вы видите несостоятельность формулы «философу - философово, а учено­му – науково»?

22. Религия всегда права, наука не права никогда. Не потому ли это происходит, что наука постоянно отменяет свои результаты, замещая их новыми? Ньютон «отодвинул» Аристотеля, самого Ньютона потеснил Эйнштейн. Правда, он попросил прощения: «Прости меня, Ньютон!»

23. Чем объяснить тот факт, что «коренные изменения в науке сопровождаются интенсивным углублением в ее философские основания»?

24. Как объяснить с точки зрения соотношения науки и религии «Феномен Ньютона»?

 

 

Оглавление

 

ПРЕДИСЛОВИЕ. 3

РАЗДЕЛ I. ФИЛОСОФИЯ И НАУКА, КЛЮЧЕВЫЕ СТАДИИ ИХ ИСТОРИЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ. 5

Глава 1. Становление философии и науки в традиционных культурах Древнего Востока и Запада. 5

1.1. Основные достижения «пранауки» в культуре Древнего Востока. 6

1.2. Культура античного полиса и становление первых форм теоретического знания: философии и преднауки. 11

1.3. Особенности античной досократовской натурфилософии. Атомизм и его эвристическое значение в развитии науки. 13

1.4. Платоновское учение об идеях и познании. Платон и математическая физика. 24

1.5. Онтологическое и теоретико-познавательное учение Аристотеля. 26

1.6. Греческая наука и ее достижения. 29

Глава 2. Философия и наука в эпоху Средневековья и Возрождения. 31

2.1. Философия и наука в арабо-мусульманских странах. 32

2.2. Есте