Глава 7. Синергетика как новая парадигма самоорганизации бытия

 

7.1. Синергетика как новая парадигма.

Как человечество представляет себе тенденции развития с точки зрения организации общества? В ответе на этот вопрос можно выделить два противоположных подхода.

В первую очередь, это понимание развития как стремления к целенаправленному порядку. Эта модель социального бытия рождена еще машинным промышленным производством, закреплена индустриально-информационным обществом. Она представляет мир как единое синхронизированное устройство, подобно машине, работающей по четким, повторяющимся, устойчивым законам, овладев которыми, можно предсказать, планировать, оптимизировать его работу. И если мир — это работающая фабрика, то государство — мудрый управляющий инженер. Вершиной управленческой мысли XX в. стали научная организация труда и социальная инженерия. Наиболее последовательной и вместе с тем наиболее спорной формой реализации социальной инженерии на макросоциальном уровне стал социализм, где централизм, планирование и государственный контроль распространились на все сферы социальной жизни, включая самые обыденные.

Однако живая жизнь упорно не желала вписываться в установленные для нее управленческие рамки. XX в. стал веком стремительных и незапланированных перемен в способе жизни — традиционно-патриархальное общество сменилось урбанистическим. Тема свободы, спонтанности волеизъявления стала основным мотивом философии, искусства, литературы XX в., найдя свое наиболее экстравагантное проявление в идеях экзистенциализма и беззаботно-незлобивом движении хиппи.

Итак, вторая тенденция в мироосмыслении XX в.— это осознание спонтанности, стохастичности, непредсказуемости развития, высвобождения духа из пут навязываемой извне традиционной формы. В центре внимания такого миропонимания оказывается все неуловимое, неустойчивое, невыразимое сложившимся языком, иными словами — все становящееся.

В рассмотренных нами двух моделях миропонимания столкнулись, таким образом, противоположные принципы развития: устойчивость и изменчивость, детерминизм и стохастачность, закономерность и случайность. Причем это не просто абстрактные принципы. За ними стоят различные системы ценностных ориентации, определяющие выбор цели, смысл существования целых национальных сообществ и отдельного человека: лояльность или нетерпимость к чуждым взглядам и идеям, коллективизм или индивидуализм, послушание закону (предназначению) или свободное самоопределение. Подобные аксиологические дилеммы стояли перед человечеством и раньше, но лишь в современном обществе противостояние этих двух типов миропонимания стало столь острым постольку, поскольку они выступают на равных.

Кажущийся паритет противоположных мировоззрений всегда означает канун перемен в сложившейся системе ценностей. А тектонические сдвиги в ценностных установках, по мнению известного методолога науки Т. Куна, есть преддверие научной революции, смены типа рациональности, научной парадигмы.[34]

Концепция Куна о смене научных парадигм, на наш взгляд, чрезвычайно плодотворна, так как описывает нелинейный характер развития научной мысли. Она открывает простор для творчества, особенно молодого ученого, не отягощенного методологическими стереотипами, и оживляет интерес к философии, как необходимому элементу осмысления нового знания.

В сжатом виде теория Куна такова. История науки представляет собой этапы конкурентной борьбы между научными сообществами, связанными с различными парадигмами. В этом процессе выделяются две фазы: «нормальная наука», когда безраздельно господствует установившаяся парадигма; «научная революция», когда исчерпавшая себя парадигма распадается. Возникает конкуренция между альтернативными парадигмами, в результате которой побеждает одна из них, и наступает новый период «нормальной науки».

Подобный процесс происходит и сейчас, когда в рамках естественных наук (физики, химии, биологии), изучающих нелинейные, неравновесные процессы, зародилось новое научное направление, претендующее на отыскание всеобщих, универсальных принципов развития мира через его самоорганизацию, направление получило название синергетика. Что же представляет собой синергетика? Почему она буквально взорвала спокойствие в мире науки и позволила многим ученым говорить о ней как о новой научной парадигме?

В чем ее принципиальная новизна, а в чем просматривается методологическая преемственность с принципами предшествующих научных направлений? Все эти вопросы необходимо выяснить, чтобы показать новые горизонты научного поиска, начертить поле проблемных ситуаций, порождаемых синергетикой, решение которых — дело будущих поколений ученых.

Синергетика, представляет собой новую универсальную теорию изменения, в основе которой лежат законы самоорганизации материального мира. Прежде всего, важно отметить, что появление синергетики является одним из последовательных этапов развития научного знания. Поиск единых универсальных законов меняющегося мира начался еще в рамках натурфилософии, а в XX в. породил череду таких наук, как тектология, общая теория систем, кибернетика и, наконец, синергетика. Проявившаяся здесь тяга к универсализации в познании мира весьма примечательна: она является естественной попыткой преодоления непомерной раздробленности современной науки, специализации и атомизации научного знания, за которыми ускользает целостное видение мира, так необходимое дли гармоничного самоощущения человека в мире сегодняшнем и в мире историческом. Пришло время «собирать камни» исторического опыта для строительства единого общенаучного (методологического и мировоззренческого) каркаса человеческих представлений о мире. Как порой отмечают методологи, науки в современном мире напоминают по своей дробности и пестроте «вавилонское столпотворение». Для преодоления этого необходим переход на «греческий путь», т. е. отыскание и обоснование наиболее общих законов многообразного и самоорганизующегося мира.

Возникновение синергетики связывают с именем профессора Штутгартского университета Г. Хакена, выступившего в 1973 г. с докладом на тему «Кооперативные явления в сильно неравновесных и нефизических системах». Рассматривая ряд различных по своей природе явлений (фазовые переходы, гидродинамическую неустойчивость, автокаталитические реакции, динамику популяций, образование макромолекул, астрофизические явления, образование циклонов, моду), Хакен зафиксировал, что при переходе от неупорядоченности к порядку во всех этих явлениях возникает сходное поведение элементов, которое он назвал кооперативным, синергетическим эффектом (от греческого слова «синергетикос» — «совместное действие», «сотрудничество»).

Найденный термин показался Хакену методологически емким. В предисловии к своей книге «Синергетика» он пишет, что назвал новую дисциплину таким образам по двум причинам: во-первых, в ней исследуются совместные действия многих элементов системы, во-вторых, для нахождения общих принципов самоорганизации необходимо кооперирование различных дисциплин. Таким образом, с самого начала синергетика заявила о себе как междисциплинарное направление.

За последние 20 лет, когда по законам науковедения наступает период экспоненциального роста числа публикаций по новой прежде проблематике, издано большое число трудов по синергетике — и отечественных и зарубежных учебных, среди которых особо выделяются работы одного из родоначальников синергетики, ученого русского происхождения И. Пригожина. В этой связи еще раз обратим внимание на удивительный феномен Хакена, плодотворность его идей. Ведь с точки зрения классической науки он не сделал никакого открытия — не обнаружил нового эффекта, не выдвинул новой гипотезы. Однако высказал продуктивную концепцию, дающую начало новому стилю мышления. Поэтому многие ученые считают, что синергетика — скорее новая парадигма, нежели конкретная теория. Исходя из этого, можно сказать, что каркас синергетического подхода — это некие универсальные принципы спонтанной самоорганизации материи, обнаруженные и изучаемые учеными разных специальностей и сведенные в одно целое. Синергетику в первую очередь интересуют нестационарные состояния, живая динамика, взаимопереходы, разрушения и созидания. Поэтому предмет синергетики — открытые (обменивающиеся веществом и энергией с внешним миром) нелинейные (описывающиеся нелинейными уравнениями) системы. Синергетика изучает механизмы самоорганизации, т.е. самопроизвольного возникновения, относительно устойчивого существования и саморазрушения макроскопических упорядоченных структур любой природы. Иными словами, механизмы перехода от хаоса к порядку и наоборот.

Что же представляет собой новая синергетическая модель изменения мира через его самоорганизацию? Каждая открытая система, именно благодаря своей открытости, способности (следуя принципу положительной обратной связи) усваивать внешние воздействия, находится в постоянном изменении — флуктуации. Собственно флуктуации порождают состояние неравновесности, нелинейности развития системы. Флуктуации могут оказаться столь сильными, что возникает необратимость развития: прежняя система либо качественно изменяется, либо вообще разрушается. Такой переломный, критический момент неопределенности будущего развития (в том числе и возможной катастрофы) получил название точки бифуркации. Зона точки бифуркации характеризуется принципиальной непредсказуемостью: неизвестно, станет развитие системы хаотическим или родится новая, более упорядоченная структура, названная диссипативной. Возможность спонтанного возникновения таких структур (порядка) из хаоса — важнейший момент процесса самоорганизации системы.

Сильно неравновесные состояния в аналогичных системах высокой сложности могут превратить даже слабые возмущения «на входе» в гибельные, разрушительные катаклизмы. В данном контексте синергетический смысл обретают такие социальные реальности, как войны, революции, смены научных и технологических парадигм.

Таким образом, в синергетическом описании возникает новый образ мира: мир открыт и сложноорганизован, он не ставший, а становящийся, непрерывно возникающий. Он эволюционирует по нелинейным законам, т. е. полон неожиданных поворотов, связанных с выбором путей дальнейшего развития.

Теперь, когда мы вкратце изложили суть синергетического подхода, ответим на вопрос: в чем же парадигмальная новизна синергетических идей? Для этого сравним синергетический образ мира с моделью мира, господствующей уже несколько столетий классической научной парадигмы, которая может быть названа ньютоновской.

Наука классического периода оперировала простыми системами— с периодическим поведением, имеющим обратимый характер. Знание законов существования таких систем предохраняло от неожиданностей. В классической, ньютоновской картине мира судьбу определенного явления можно было вычислить с принципиальной точностью, если знать, какие начальные условия ему заданы («демон Лапласа»). В основе такой картины мира лежало мировоззрение машинной цивилизации XVII — XVIII вв., когда образ однородного, простого механизма переносился на описание устройства мира в целом. Не случайно символом этого времени и одновременно моделью мира становится часовой механизм, в котором неизменно задано и детерминировано поведение любых равновесных систем; «Математические начала натуральной философии» Ньютона венчают этот парадигмальный ряд.

Можно сказать, что классическое естествознание мыслило мир как правильный процесс, а природу — как мертвое, пассивное начало, действующее по принципам автомата. Отсюда культ рациональности в науке, а также идея социального прогресса как продолжение рационального, целенаправленного переделывания мира во имя счастья человечества.

Таким образом, парадигма классической науки основное внимание уделяла устойчивости, порядку, однородности, равновесию — тем параметрам, которые характеризуют замкнутые системы и линейные соотношения, в которых малый сигнал на входе вызывает равномерно во всей области малый отклик выходе.

Классическую модель мира как детерминистической машины впервые пытались поставить под сомнение в XIX в. термодинамика, а в XX в.—квантовая механика, которая занималась соотношением неопределенности. Как отмечает О. Тоффлер, детерминистическую модель «кололи... острыми копьями, били по ней тяжелыми молотками, пытались подорвать динамитом. И все же, несмотря на все оговорки, пробелы и недостатки, механистическая парадигма и поныне остается для физиков «точкой отсчета»... образуя центральное ядро науки в целом».[35]

Новая неклассическая (или постнеклассическая) парадигма вырастает из мировосприятия 2-й половины XX в.— стадии резкого ускорения социальных процессов, уплотнения темпа социальных изменений. И социальная динамика, и развитие естествознания за последние сто лет подготовили условия для формирования новой модели мира. Эта модель признает, конечно же, наличие в мире замкнутых систем, действующих как механизмы, но они составляют лишь незначительную часть мировых явлении. В основном мир состоит из открытых систем, которые интенсивно обмениваются энергией, веществом, информацией с окружающей средой и, следовательно, характеризуются совершенно иными принципами — разупорядоченностью, разнообразием, неустойчивостью, неравновесностью, нелинейными соотношениями.

Обосновывая парадигмальный сдвиг, породивший синергетику, авторы книги «Порядок из хаоса» проводят следующие аналогии: «Каждый великий период в истории естествознания приводит к своей модели природы. Для классической науки такой моделью были часы, для XIX века—периода промышленной революции — паровой двигатель. Что станет символом для нас? Наш идеал, по-видимому, наиболее полно выражает скульптура... В некоторых наиболее совершенных образцах скульптуры, например, в фигуре пляшущего Шивы... отчетливо ощутим поиск трудноуловимого перехода от покоя к движению, от времени остановившегося к времени текущему. Мы убеждены в том, что именно эта конфронтация определяет неповторимое своеобразие нашего времени».[36]

Однако было бы чрезвычайным упрощением считать, что оформление синергетики как научного направления автоматически означает крах прежней научной парадигмы. Классическая наука не утратила монополию в претензии объяснить мир своими методами. Но вместе с тем новые парадигмальные поиски породили существенный дрейф традиционной науки в сторону неклассического знания. Так, например, современная физика почти исключительно изучает неустойчивые, неравновесные состояния и необратимые процессы. Математика ищет новый язык для описания таких процессов. Хорошим тоном и критерием профессионализма в экономике стали критика теорий экономического равновесия и изучение неравновесных, мало прогнозируемых процессов.

Поэтому не будем строить иллюзий. Вполне вероятно, что синергетика, подобно своим предшественницам — квантовой механике, наукам о самоорганизации (общей теории систем, кибернетике), не разрушит здание классической науки в одночасье. И ее ждет их печальная (а может быть и почетная) судьба — раствориться в классической науке, оплодотворив ее новыми методами, терминологическим языком, экспериментами с расширением исследовательского поля. Таким образом, синергетика явится одним из последовательных этапов прорастания нового парадигмального неклассического знания. Но она уже потому имеет признаки (характеристики) новой парадигмы, что, согласно теории Куна, обратила внимание на совокупность фактов, ареал исследовательских объектов, ранее не изучавшихся классической наукой.

Весьма примечательно, что неклассическая, синергетическая парадигма находит свои истоки в доклассическом знании. С появлением синергетики ряд исследователей обратили внимание на созвучие ее выводов идеям об устройстве мироздания, заложенным в древнейших философских системах различных цивилизаций, — идеям, отброшенным классической наукой с ее пренебрежением к внерациональным аргументам и метафорическим образам.

Например, синергетика придает важное значение так называемым резонансным возбуждениям — особой стадии нелинейного процесса, когда система особенно чутка к воздействиям, согласованным с ее внутренними свойствами. В этом случае даже весьма незначительные внешние влияния на систему оказываются гораздо более эффективными, нежели сильное воздействие, но не согласованное со свойствами системы. Стоит ли доказывать, что именно на этом принципе базируются многие методы древневосточной медицины — иглоукалывание, массаж и др.

Образ мира как неостановимого процесса самоорганизации узнаваем в Гераклитовой метафоре: мир был, есть и будет вечно живым огнем, закономерно воспламеняющимся и закономерно угасающим. Древнекитайский трактат «Дао дэ дзин» также дает образ постоянно меняющейся Вселенной, где все — в становлении, росте, где нет стационарных состояний. Мир в древних мифологиях — это сложные взаимопереходы хаоса и порядка.

Излагая принципы синергетики и говоря о степени ее научной новизны, мы пытались продемонстрировать, как много еще на пути формирования нового знания нерешенных проблем, неоднозначных ответов, неопределенных перспектив. Выражаясь языком самой синергетики, этап смены парадигм (научных революций) есть бифуркационный момент, когда существует несколько возможных путей развития, но трудно предложить, какой именно путь выберет развивающаяся система. В науке такая поливероятность развития («хаотизация» научных направлений) рождает чрезвычайно плодотворные для исследователя условия, когда вызревающие теории еще отвергнуты научным сообществом, когда поощряется теоретическое экспериментирование. Точки роста в развитии науки — особенно в этот период — связаны с междисциплинарностью, когда комбинирование методов смежных (а порой и далеких друг от друга) наук дает неожиданные результаты и порождает нетривиальные объяснительные модели. Собственно, это и есть «кухня» творческого открытия — «хаос созидающий», означающий наложение, синкретизм различных смыслов, исследовательских объектов, методов. Можно сказать, что изучение синергетических закономерностей, междисциплинарных по сути, развивает в исследователе методологическую гибкость, стимулирует творческую фантазию.

 

7.2. Синергетический подход к общественным явлениям.

Автор попал под гносеологическое обаяние синергетики, поскольку увидел в ней перспективу стать основой для смены социологической парадигмы. Остановимся на этой теме несколько подробнее.

Как уже отмечалось, механистическая парадигма пустила глубокие корни, переплелась с живой тканью многих наук и до сих пор прорастает идеями однолинейного детерминизма. Это касается и социальных наук. В частности, марксизм с его экономическим детерминизмом как основным объяснительным принципом социальных явлений испытал на себе сильнейшее влияние подобной модели. Сама идея смены общественно-экономических формаций, определяемой изменениями производительных сил и производственных отношений, является однонаправленной эволюционной моделью, где революция играет лишь роль сцепки эволюционных звеньев. «Все общественные порядки, сменяющие друг друга в ходе истории, представляют собой лишь преходящие ступени бесконечного развития человеческого общества от низшей ступени к высшей».[37]

Впрочем, идея смены общественно-экономических формаций есть парафраз господствующей и во времена рождения марксизма, и сейчас идеи прогресса, отражающей не столько понимание необратимости исторического времени, сколько однофакторность оценки происходящих изменений. Идея прогресса сводит исторические «шумы» — явления, не укладывающиеся в оценочную колею прогрессивного развития, к «шлаку» истории, случайному регрессу как расплате за прогресс.

Справедливости ради надо отметить, что классики марксизма чувствовали уязвимость этого методологического пласта своей теории. Еще в ранних работах, выступая против абсолютизации идеи прогресса младогегельянцами, они отмечали, что вопреки претензиям прогресса постоянно наблюдаются случаи регресса и кругового движения. Неоднозначность исторического процесса, его «непослушность» теории заставили Энгельса в 90-е годы XIX в. вплотную заняться проблемой полидетерминации социальных явлений. На исторических примерах он рассмотрел возможности обратного влияния неэкономических факторов на базисные отношения (роль общественного сознания, правовой системы, политической ситуации и т. д.), т. е. тот комплекс явлений, который в советском обществоведении стал называться относительной самостоятельностью общественного сознания, надстройки по отношению к базису. Однако в самом этом названии подчеркивается вторичность, исключительность влияния внеэкономических факторов в обществе. С тех пор попытки равноположенного рассмотрения экономических и внеэкономических детерминант считались ересью и идеалистическим уклоном. И лишь в последнее время, когда наука начинает осознавать самоценность различных социальных мутаций, не укладывающихся в парадигму формационного развития (так, одним из наиболее труднообъяснимых феноменов является советская модель социализма), социальная теория вплотную подошла к рождению многофакторной объяснительной парадигмы, учитывающей в исторической полифонии самостоятельные голоса отдельных инструментов.

Намечается, на наш взгляд, и второй крупный поворот в грядущей новой парадигме социального знания, который повлечет за собой революцию в научном способе мышления. Речь о смене акцентов в понимании закономерного и уникального, случайного и необходимого в социальных явлениях. Дело в том, что идея вычленения в человеческой истории общественно-экономических формаций на основе повторяющихся, устойчивых социальных форм в различных странах и в различные времена — эта идея считалась признаком научности в обществоведении.

Действительно, это было первое научное видение общества, в классическом, ньютоновском понимании, где закон тождествен необходимости, повторяемости. Отсюда сама Марксова идея о сознательном, планомерном переустройстве мира, который можно, постигнув его законы, отладить как несовершенную машину. И хотя эта идея в практике социалистического строительства в нашей стране была доведена до абсурда лозунгов партийных съездов, которые надо было «проводить жизнь», тем не менее в свое время, во 2-й половине XIX в. она, действительно, венчала храм ньютоновской классической модели мира и чрезвычайно стимулировала познание социальных закономерностей, механизмов общественного воспроизводства.

Синергетическое видение мира расширяет горизонты понимания общества: оно мыслится как органическая часть синхронно развивающегося мира в единстве его микро- и макроуровней. Однако этим не устраняется роль наработанного метода экономического детерминизма, хотя этот метод теряет прежнюю царственную силу: ему приходится потесниться, так как расширяется спектр включаемых в анализ иных, неэкономических воздействий. В научный оборот вводится историческая случайность, непредсказуемость, что позволяет видеть в хаосе социальных катастроф не просто временное неудобство, а необходимое условие для создания новых социальных структур.

Говоря о непосредственном применении синергетических закономерностей как объяснительных принципов в социальном знании, необходимо понимать, что нельзя сводить описание сложноорганизованных социальных систем к более простым моделям, выработанным синергетикой на естественнонаучном материале. При отыскании общих закономерностей, характеризующих природу и общество, обязательно остается некий остаток «тайны социума», связанный с проявлением свободы воли исторического субъекта — этой «божественной флуктуации» человеческого рассудка.

Однако вместе с тем родоначальники синергетики не видели препятствий в использовании синергетических закономерностей в социальном анализе. Они находили синергетические эффекты в первую очередь в массовидных социальных явлениях, где человек предстает статистической, исчисляемой единицей, а именно в урбанистических, демографических процессах, в процессе формирования моды и т. д.

 

7.3. Закономерности чередования динамики и стагнации в историческом развитии.

Остановимся на авторской интерпретации проблемы чередование динамики и стагнации в историческом развитии. Какие универсальные закономерности самоорганизации здесь проявляются? Как можно объяснить тайну ускоренного или замедленного развития определенного социального сообщества исходя из синергетической методологии?

Обратимся еще раз к синергетической модели «порядка и хаоса», открывающей механизм внутренних структурных изменений системы под воздействием внешних влияний. В этом процессе логически можно выделить две противоположные тенденции — стремление системы к устойчивости, самосохранению, стабильности, гомеостазу и стремление к росту разнообразия, изменчивости, стохастичности и неопределенности. Ясно, что эти две тенденции обусловливаются, обслуживаются разными отношениями системы с внешней средой. В открытой системе ее структура усложняется, возрастает неоднородность внутренних элементов и соотношений. Вместе с тем уменьшается устойчивость самой системы: она может легче разрушиться, трансформироваться. В закрытой системе все наоборот: налицо упрощение внутренней структуры и увеличение ее однородности. Но именно благодаря такому упрощению внутренних соотношений растет организованность и устойчивость всей системы в целом.

Рассмотрим, как проявляются эти синергетические принципы в структурном развитии социальных систем. Начнем с описания открытых систем.

В избранном нами контексте открытая система — это тот тип социального сообщества, который благодаря внешним воздействиям на него (и в первую очередь — сообразно этим воздействиям) может качественно менять свою внутреннюю структуру, когда из потока внешних хаотических влияний рождается новый порядок — новая структура. Действительно, если взглянуть на крупномасштабные исторические изменения, то бросается в плаза повторяющаяся зависимость: то или иное сообщество делает рывок в своем развитии, когда оно открывается миру, интенсифицирует свои контакты с другими сообществами. Этот обмен внешними энергиями (назовем его социальным метаболизмом) представлен двумя основными потоками – обмен товарами, капиталом (экономическая сфера) и обмен идеями, ценностями (информационно-культурная сфера).

Первый исторический рывок в этом плане был связан с возникновением рынка, сложившегося и развивающегося с углублением разделения труда.

Ярчайший пример социального метаболизма — эпоха Возрождения. Во-первых, раннебуржуазное развитие связано с возникновением национальных рынков, размыканием мелких обособленных натуральных хозяйств феодального типа. Во-вторых, культура эпохи Возрождения — один из наиболее плодотворных в истории образцов диалоговой культуры, когда произошло переплетение и взаимообогащение средневековой и античной традиции.

Характерно, что наиболее динамично в эпоху раннебуржуазного общества развивались те страны, в которых создание внутреннего общенационального рынка сопровождалось широкой колониальной политикой, кардинально расширяющей границы и возможности экономического и социального обмена. В первую очередь имеются в виду Испания и Англия.

В продолжение этой традиции можно отчасти рассматривать и современный феномен Соединенных Штатов Америки — страны эмигрантской культуры, исторического тигля, переваривающего почти все мировые влияния. Постоянная открытость этой страны для впитывания внешних воздействий (капитала, интеллекта, культуры) — один из наиболее очевидных источников ее динамического развития. Нельзя не видеть также, что и в нашей стране национальное и культурное многообразие является глубинным преимуществом в плане исторической перспективы, несмотря на то, что оно столь болезненно проявляется в современный период.

При этом надо помнить, что исторический динамизм, порожденный активной открытостью системы, требует жесткой и трагической расплаты. Поскольку социальный метаболизм увеличивает разнородность, стохастичность возможных альтернатив в социальной системе, то оборотной стороной ускорения социального развития всегда бывает набор явлений, характеризующий, в восприятии участников событий, растущий хаос, —социальные потрясения, перевороты, рост преступности, болезненная по своему ходу и последствиям социальная мобильность, требующая все нового передела благ и привилегий, усиливающаяся социальная дифференциация.

Советская перестройка 80-х годов также была связана со значительным расширением внешнеполитических контактов. Именно прорвавшийся сквозь железный занавес образ «цивилизованного Запада» стал скрытым или явным ориентиром разворачивающихся преобразований в стране. Но, как уже отмечалось, динамизм перестройки сопровождался структурными изменениями — ростом неравномерности и дифференциации структурных компонентов, повышением меры непредсказуемого социального развития. В стране «равных возможностей» началось стремительное расслоение на богатых и бедных. Передел власти между старыми и новыми хозяевами жизни обернулся кризисом политической власти и сменой приоритетов в производственной сфере, что повлекло за собой экономический упадок. Расхождение региональных и национальных интересов, связанное с естественной разницей производственного и культурного потенциала бывших советских республик, породило серию кровавых национальных войн и конфликтов. И тем не менее переживаемые нами времена, которые мы воспринимаем как хаос, анархию и неопределенность, есть обязательный и необходимый этап единого организационного процесса, когда в разнообразии тенденций создается банк возможностей и перспектив развивающегося социума. Открытое противостояние, конфликт — знаки внутреннего динамизма. Неопределенность и болезненность социального «самочувствия», сопровождающие такой социальный рост, есть залог и условие рождения нового социального порядка.

Теперь перейдем к характеристике противоположной тенденции — усиление порядка и единообразия структур при замыкании социальной системы. В этой ситуации социальная система не становится абсолютно закрытой, но она начинает искусственно ограничивать свои контакты, локализовать их, временно замыкаясь.

Причины (а потому и последствия) такой замкнутости могутт быть различны. Наиболее чистый вид замкнутости представляют собой социальные «робинзонады»: как правило, в тотально неблагоприятных условиях определенное человеческое сообщество вынуждено для самосохранения «уйти от мира». Так поступали в течение многих веков различные религиозные секты. У нас наиболее известны подобные поселения старообрядцев. Расплата за это добровольное ограничение — гомеостаз, стагнация «вневременного» существования, но зато — и желанное воспроизводство способа жизни в почти не тронутом веками виде. В этой модели особенно ясно видно, что замкнутость рождает тип устойчивой системы, который препятствует ее развитию.

В XX в. родилась новая историческая форма социальной замкнутости, связанная с потребностью защитить от окружающего мира исключительный социальный эксперимент, не принимаемый другими странами. Имеется в виду построение социализма в одной, отдельно взятой стране или в отдельном регионе. И наша страна обладает здесь печальным первенством.

С годами мы получили полный синергетический набор последствий такой социальной практики. Система добилась своего: за десятилетия Советской власти было минимизировано внешнее воздействие и достигнута внутренняя устойчивость. Но сделано это было ценой стагнации, застоя (это слово, ставшее названием целого периода, являет собой синергетически абсолютно точный термин). Более того, возник эффект замкнутого круга: для самосохранения и поддержки нейтралистского типа организации, наиболее приспособленного к таким условиям, системе стало выгодно поддерживать неблагоприятные условия своего существования. Унификация и упрощение такого типа социальной структуры в опыте построения социализма проявились как стремление уравнять советских людей в доходах, образе жизни и образе мысли.

Подводя итог сказанному, важно еще раз подчеркнуть, что для любой социальной системы нет единого, универсального для всех периодов ее существования типа внешних контактов. Всякая система должна пережить и этапы более открытого, динамичного (но нестабильного) состояния, и этапы более замкнутого, стабилизирующего (но более однородно-упорядоченного) состояния. Поиск меры, оптимума в соотношении хаоса и порядка, изменчивости и стабильности — задача, у которой нет единого, раз и навсегда данного ответа. С каждым последующим поворотом истории эту задачу надо ставить и решать по-новому.

Говоря о механизмах, порождающих динамизм и гомеостаз (стагнацию) развития социальных систем, отметим, что синергетическая интерпретация социальных процессов пока больше ставит вопросов, чем дает готовых ответов. Приведем в пример хотя бы один из парадоксов социальной энтропии, связанный с рассмотренными тенденциями нарастания хаоса и порядка в развитии социальной системы. Как уже было сказано, психологически гомеостаз, отсутствие динамизма, устойчивость в социальном развитии воспринимаются живущими в этой системе людьми как порядок. Подтверждение тому — расхожая сейчас фраза: «При Сталине порядка было больше!» А социальная ситуация динамики, структурного разнообразия и обострения социальной дифференциации, ведущая к возникновению нового порядка, воспринимается ее современниками как социальный хаос, смута, дезорганизация. Объяснить эту неоднозначность процесса социальной самоорганизации ученым еще предстоит.

Итак, мы обозначили лишь одну закономерность самоорганизации в социальной жизни — изменение структуры социальной системы при усилении или ослаблении ее метаболизма. В заключение отметим, что синергетический подход по своим методологическим перспективам способен подарить самые невиданные и плодотворные открытия в объяснении живой динамики самоорганизующихся систем самой различной природы. Исследователи разных специальностей могут реализовать здесь свои творческие притязания.