Культура в период образования Московского государства

 

В XIV в. в русских землях и княжествах наблюдался общий экономический подъем, оживленнее становилась городская жизнь, набирала силу политическая централизация, начался культурный подъем. Становление Московского государства сопровождалось формированием национального своеобразия русской культуры: крепло единство русского языка, вырос интерес к истории и распространению исторических знаний, русская литература оказалась строго подчиненной единой теме государственного строительства.

Московское «военно-национальное» государство, идя по мобилизационному пути развития, складывалось прежде всего как государство православное, основанное на «симфонии властей» — светской и религиозной. Это определяло ведущую роль государства и церкви в развитии культуры.

Особенно следует подчеркнуть роль русской православной церкви, которая в силу своего особого положения в условиях татарского господства стала центром сохранения культурных ценностей и духовной консолидации. Так, еще в 1247 г. церковный собор во Владимире принял постановление о сборе уцелевших от гибели рукописных книг. Благодаря церкви русская культура в целом сохраняла свой сакрально-синтетический характер, пронизанный единством духовной гармонии, которое раскрывалось прежде всего через богослужение в храме. Соборное воздействие на человека всеми средствами изобразительной культуры в ходе богослужения позволяло достичь эффекта катарсиса (очищения, просветления).

Ведущую роль в развитии культуры в период средневековья играли города как центры материальной и духовной жизни страны. Во-первых, города были центрами развития местных культурных традиций, которые в процессе образования Московского государства создавали основу национальной самобытности культуры русского народа. Во-вторых, экономические и другие связи между русскими городами и зарубежными странами способствовали обмену культурными ценностями, обогащению русской культуры культурными достижениями других стран и народов. Города, а также монастыри, которые в немалом числе

строились в то время в провинции, были интегральными цен­трами русской культуры.

Москва по мере ликвидации политической самостоятельности удельных княжеств в XIV-XV вв. приобретала значение не только государственного, религиозного и этнического, но и общенационального культурного центра. В Москве сосредоточивались лучшие культурные силы страны, деятельность которых способствовала развитию самобытной культуры великорусской народности на основе соединения культурного наследия древнерусской народности с лучшими традициями местных культурных центров и достижений культуры других стран и народов. Культурная жизнь Москвы отличалась наличием в ней сильных аристократических тенденций. Московская политическая элита и аристократическая знать являлись основными заказчиками и потребителями произведений культуры, создаваемых искусными мастерами и народными умельцами, которые, выполняя их утилитарные заказы (постройка храмов, дворцов, писание икон, фресок, создание произведений прикладного искусства и др.), творили высокохудожественные произведения, отражавшие национальные культурно-исторические традиции и содержавшие передовые для того времени художественные идеи и ценности.

В культурном отношении Московское государство было связано с Западом и Востоком, и прежде всего с Византией. По мнению А. Тойнби, Византия и Россия принадлежали к одной и той же цивилизации — православно-христианской. При этом он считал, что Россия являлась «дочерней зоной» византийской цивилизации, поскольку Русь получила христианство из Византии «как подарок высшей цивилизации». Многие ученые считают, что Россия не выводима только из Византии и не сводима только к Византии, но она также и не объяснима без Византии. Согласно теории «культурной эстафеты» Россия непосредственно переняла и понесла дальше культурную эстафету Византии в новых исторических условиях, при собственных творческих дополнениях и изменениях. При этом одни исследователи считают, что византинизм оказал влияние на Россию только в церковно-религиозной и духовно-нравственной сферах. Другие полагают, что византийское влияние обнаруживается и в политической области в плане отношений государства и церкви, государства и общества, государства и человека. Так, В. Ключевский писал, что византий –

ское влияние захватывало все общество, но не все стороны его жизни. Оно, по мнению ученого, руководило в первую очередь религиозно-нравственной жизнью русского народа.

В научной литературе также существуют различные оценки влияния византийской духовности на Россию. Например, К. Леонтьев и некоторые славянофилы (А. Хомяков, И. Киреевский) видели в византинизме не мертвый груз прошлого, а живое настоящее и будущее и положительно оценивали его влияние на Россию. В. Соловьев, напротив, открыто заявлял о своей неприязни «деспотической», «полуазиатской Византии», «чуждой русской жизни».

Византийское влияние на Московское государство было особым. Оно проводилось церковью и было направлено на формирование прежде всего религиозно-нравственных ценностей. Эти ценности, регулируя времяпрепровождение и семейные отношения, слабо отражались в будничных привычках и понятиях русских людей, предоставляя во всем этом свободный простор самобытному эмоциональному творчеству, основанному на языческой экзальтации духа.

Большое влияние на развитие русской культуры и формирование этнического самосознания великороссов в XIV-XV вв. оказал исихазм — этико-аскетическое учение в Византии о путях человека к единению с Богом через «очищение сердца» слезами и сосредоточения сознания на самом себе. Основные принципы исихазма сформулировали в XIV в. афонские монахи Григорий Синаит и Григорий Палама в полемике с западноевропейскими богословами, во взглядах которых получили отражение идеи теологического рационализма и элементы гуманизма.

Широкое распространение в Новгороде, а затем и в Пскове получило еретическое движение «стригольников», которые обличали нравы духовенства, отвергали церковную иерархию, требовали критического подхода к текстам Священного писания, отрицали исповедь, таинство причащения и похоронные обряды. Радикальная часть стригольников не верили в существование загробной жизни, а Христа считали не Богом, а простым проповедником и учителем. Церковь и государство решительно расправились со стригольниками: в 1375 г. были казнены их руководители — дьяконы Карп и Никита.

Новый подъем еретического движения в Новгороде, Пскове, а затем и в Москве отмечался в конце XV в. По мнению ре-

шительного борца с еретиками Иосифа Волоцкого, основателем новой ереси был прибывший в Новгород в 1471 г. из Литвы «жидовин Схария», а еретиков он назвал «жидовомудрствующими». Из 27 известных по именам участников этой ереси 22 принадлежали к попам, дьяконам и членам их семейств. Они отвергали церковные обряды и иерархию, осуждали «мздоимство» и стяжания, а также не признавали идею троичности Бога как противоречащую учению о единобожии.

С конца XV в. в русской православной церкви развернулась борьба между осифлянами во главе с Иосифом Волоцким и нестяжателями, среди которых выделялся Нил Сорский, а после его смерти — Вассиан Патрикеев. Нестяжатели выступали с проповедью отказа церкви от земли и других богатств, а также аскетизма, осифляне, наоборот, были сторонниками сильной и богатой церкви. На первых порах Иван III поддерживал нестяжателей, но когда на церковном соборе он поставил вопрос об изъятии церковных земель, а И. Волоцкий стал решительно отстаивать церковное землевладение, то Иван III не пошел на открытый конфликт с церковью. В 1504 г. воинствующие церковники во главе с И. Волоцким добились казни еретиков.

В целом же большое влияние исихазма на русскую культуру наряду с правительственными и церковными репрессиями позволило преодолеть различные рационалистические ереси, в результате чего России удалось избежать религиозных войн, свойственных Европе позднего средневековья.

Византийское влияние в большей степени обнаружилось в московский период русской истории, когда Византия уже пала под ударами турок. Поэтому византийское влияние на Россию шло прежде всего через культуру. Ученые обратили внимание на то, что любая «культурная эстафета» возможна лишь при условии, если культура-реципиент уже «подготовлена» ходом своего развития к восприятию, заимствованию элементов другого культурного опыта. Существует некий «горизонт ожиданий», благодаря которому люди «открывают» в чужих культурах свои духовные ценности.

Культурная эстафета возможна, если существуют такие «культурные ожидания», горизонт которых задается или областями культурного совпадения, или степенью соизмеримости (сопряженности) социокультурного опыта. В этом смысле можно вести речь, в частности, о соизмеримости исторического опыта

Византии и России в геополитическом плане. Византийская империя по своему территориально-географическому и военно-политическому положению долгое время выполняла роль «буфера» и посредника между Европой и Азией, свыше тысячи лет защищая европейские страны от арабо-мусульманской и тюркской внешнеполитической экспансии. Затем эта геополитическая роль перешла к России.

В византийско-христианской культуре земное существование человека, рассматривавшееся как эпизод на пороге вечной жизни, не представляло самоценности. Поэтому основной жиз­ненной задачей и ценностью была подготовка человека к смерти, которая представлялась как начало жизни вечной. Отсюда в православной культуре шло пренебрежение к земным благам, отношение к работе не как к средству созидания и творчества (поскольку земные блага ничтожны и скоротечны), а как к «служению», способу самоуничижения и самодисциплины.

На основе противопоставления божественного (скрытого) и земного (доступного непосредственному восприятию) в византийской культуре особенно отчетливо обнаруживалось стремление к вскрытию истинного (мистического) смысла явлений. Из иллюзорного обладания истиной вытекала нетерпимость, закрепленная в православном культурном архетипе, ко всякого рода инакомыслию, которое трактовалось как ересь, уклонение от благого пути. Рассматривая свою культуру как высшую, византийцы сознательно ограждали себя от иноземных влияний, в том числе и культурных. Эта нормативно-ценностная автаркия (обособление) порождала в православной культуре черты мессианизма.

С православием на русскую почву были перенесены такие важные его элементы, как идея соборности, созерцательно-пантеистические идеалы духовного подвижничества и нравственного усовершенствования, а также традиции обрядоверия, т. е. усиленной театральности религиозного переживания и поведения. Под соборностью обычно подразумевается коллективное жизнетворчество и согласие, единодушное участие верующих в жизни мира и церкви. В этом смысле соборность противополагалась индивидуальному мудрствованию с его рассудочной по православным представлениям абстрактной спекуляцией. Соборное переживание и поведение ориентировалось скорее на ценности («движение сердца») и эмоции, чем на интеллект, но в то же

самое время стремилось всегда к конкретности, осязательности религиозных актов, их согласованию с обычаем, «исконными» привычками, а не с отвлеченными принципами.

Православная традиция соборной интеграции нашла выражение и в характерном для русской культуры сращивании понятий красоты и добра в слове «благолепие». Эту особенность православного миросозерцания русский философ С. Булгаков определил как «видение умной красоты духовного мира», синтез мудрости, добра и красоты. В русско-православной духовной традиции сращенность эстетического и этического видения мира дополняется конкретно-практическим подходом ко всему сущему. Именно эта красота была призвана, по мысли Ф. Достоевского, спасти мир. Поэтому в красоте (а не в истине) православие усматривало высший идеал человеческой жизни.

Византия считала себя наследницей «вечного города» Рима, что давало империи, с точки зрения самих византийцев, право господства над миром. Будучи христианским царством, Византия рассматривалась в качестве земного образа царства Божьего. Поэтому в Византии и вселенская империя, и церковь сливались в единое целое, и выразителем этого единства был император, «василевс ромеев» — живая икона Христа, его служитель и наместник на земле. Из этого вытекало, что любой, признающий себя рабом божьим, неизбежно должен был признавать и покорность императору, божьему наместнику. Поэтому, с точки зрения византийских идеологов, крещение по восточному обряду означало признание имперского подданства.

Религиозное обособление православной России от ближайших соседей привело к тому, что русские постепенно стали осознавать свою исключительность как православного народа, заслуги которого в деле защиты истинной веры (как от «поганых», так и от «латинян») были ничуть не меньше, чем у их учителей-греков, поэтому стремление отстоять свою самобытность и избавиться от обременительной опеки византийцев приняло форму идеи «богоизбранности Руси», окончательно сложившейся в годы ордынского господства.

В XIV-XV вв. и сами византийцы волей-неволей вынуждены были укреплять в русских веру в их особое предназначение. Едва сдерживая натиск турок, Византия должна была заискивать перед московскими князьями, от которых получала денежные субсидии. В 1439 г. была заключена Флорентийская уния (согла –

шение) об объединении католической и православной церквей. В этих условиях русскому церковному и светскому руководству нужно было решать вопрос о том, куда идти дальше, и оно, отвергнув унию в противовес Константинопольской Матери Церкви, оказалось верным византийскому религиозному и духовному наследию.

Россия отвергла Флорентийскую унию, подписанную греками, в надежде на организацию антитурецкого похода. Это еще более укрепило ее репутацию как последнего оплота православия. Поэтому, когда через 14 лет после этого Константинополь под ударами турок пал, ни у кого не оставалось сомнения, кто является законным правопреемником погибшей Византии. В 1492 г. митрополит Зосима впервые официально провозгласил Москву «Новым Градом Константина». Затем эта идея получила реализацию в теории «Москва — третий Рим», которая обосновывала особую мессионистскую роль православной России в мире.

С Западной Европой Россия была связана через такие культурные центры, как Новгород и Псков, где греко-славянские традиции успешно сочетались с западноевропейскими. Однако враждебность русской православной церкви к католическому Западу препятствовала активному восприятию достижений культуры эпохи Возрождения, начавшейся в ряде западно-европейских стран.

Влияние Востока на Московское государство в это время было иным. Непосредственно оно сказывалось прежде всего на образе государственной власти московских князей, а затем царей. Восточное влияние на политические институты Московского государства шло через татар, которые, например, заимствовали многие политические принципы организации ханской власти и ее институтов у китайцев. Это влияние проявлялось в первую очередь в том, что Золотая Орда дала первый пример централизованной политической власти, с которой нельзя было входить в соглашение и которой надо было подчиняться безусловно. Русские князья переняли у татар и политическую философию, сводившую функции государства к взиманию дани и налогов, поддержанию порядка и охране безопасности. Вместе с тем эта философия была полностью лишена сознания ответственности за общественное благосостояние.

Таким образом, культурный мир Московского государства можно было сравнить со Вселенной: московское самодержавие строилось по татарским образцам, заимствованным последними у китайцев; духовная культура Радонежского, Рублева и Дионисия уходила своими корнями в Византию; и вместе с тем «Троица» Рублева, как показали исследования, строго следовала всем постановлениям VII Вселенского собора. В культуре Московского государства соединились степная воля и византийский канон, татарский деспотизм и европейский дух свободы. Вместе с тем Московское государство постепенно стало выстраивать собственную — евразийскую — линию своего культурного развития. Эта линия с явно выраженными чертами азиатчины и византийского утонченного деспотизма внешне, казалось, была открытой и для Востока и для Запада, но на практике являлась дивергентной, ориентированной на самоизоляцию.

Экспансия Московского государства привела к ликвидации последнего очага Древней Руси — новгородской культуры, которая была конвергентной и внутренне открытой для диалога с Западом. Новгород и Москва в конце XV в. представляли две культурные альтернативы. Первая показывала путь вхождения России в общий мир христианской цивилизации, приобщения к «универсальным» европейским культурным ценностям. Однако эта альтернатива не была реализована. В конце XV в. Новгород был насильно присоединен к Москве, а в XVI в. уже при Иване Грозном были окончательно ликвидированы остатки самобытной культуры Новгородской земли. Вторая альтернатива делала геополитическую возможность маргинализации России исторической реальностью и «обрекала» страну на мессианскую исключительность. В результате в Московском государстве утвердился особый тип маргинальной культуры, утратившей, с одной стороны, связь с западноевропейской христианской цивилизацией, но и не ставшей, с другой стороны, восточной.

Уклад жизни Московского государства — восточно-бюрократический централизм, насилие как основной способ функционирования общественных структур, презрительное отношение ко всякой производительной деятельности, неприятие этической легитимизации торговли и купечества — создал тот особый тип евразийской культуры, который долгое время доминировал и сохранялся в России.

Эта культура базировалась на традиционном стиле мышления. Основным его догматом было представление о том, что все таково, каким оно есть и было всегда, и, следовательно, по-другому быть не может. Главная задача мышления в этом случае — не спорить, а находить способы примирения с существующим положением вещей. Вот почему даже в самые мрачные века русского средневековья, в годы правления Ивана Грозного «безмолвствующее» большинство оставалось «безмолвствующим», а всякое обличение воспринималось как юродство.

В XIV-XV вв., как показывают находки берестяных грамот, свидетельства летописей и житийной литературы, в России удалось сохранить традиции образования, письменности и грамотности. Центрами образования по-прежнему оставались церкви и монастыри, в которых учителями выступало духовенство. Образование здесь носило элементарный характер: изучались чтение, письмо, церковное пение, счет. Основное внимание уделялось православно-нравственному воспитанию. Были также и светские школы, которые существовали в основном в городах. Определенной системы светского образования не было, уровень обучения в этих школах был неодинаковым. Нередко обучение осуществлялось с голоса, без освоения чтения.

В период образования Московского государства получило развитие устное народное творчество преимущественно в форме героического эпоса (былины, песни, легенды, сказки). Гусляры, скоморохи, песнопевцы создавали и несли в повседневную жизнь образы отважных, добрых, беззаветно преданных родной земле героев, выходцев из низов, презирающих крамольных князей и богатых спесивых бояр. Среди них можно назвать Илью Муромца, Святогора, Микулу Селяниновича и других русских богатырей. Ведущей темой в устном народном творчестве стала патриотическая тема борьбы с татарами. Одним из приемов разработки этой темы было обращение к героическому прошлому Киевской Руси. Древний цикл былин о киевских богатырях перерабатывался и дополнялся: в них главными врагами выступали уже не печенеги и половцы, а татары.

Среди жанров русской литературы ведущую роль в это время продолжало сохранять летописание. После временного упадка, вызванного татарским нашествием, летописание возобновилось во всех крупнейших политических центрах России. По мере политического объединения русских земель особую

роль стало играть московское летописание, последовательно проводившее идеи общерусского единства, исторической миссии Москвы как наследницы Киева и Владимира. Это нашло отражение в московских летописных сводах, составленных на рубеже XIV-XV вв., в которых обосновывались непрерывность великого княжения московских князей и их исторические права на главенство в объединительном процессе. Летописание играло также важную роль в развитии этнического самосознания великороссов.,

Московское летописание велось прежде всего при дворе митрополита всея Руси, где внимательно следили за положением дел во всех областях, в церковном отношении подчиненных митрополиту. Поскольку митрополит стоял над всеми церковными организациями областей и имел с ними непосредственную связь, его канцелярия могла собирать у себя копии, а иногда и подлинники летописей, которые велись по княжествам, городам и монастырям всей России. Потому естественно, что именно московские митрополиты первыми взяли на себя руководство созданием общерусских летописных сводов. Общерусские своды сыграли существенную роль в политической деятельности князей Московского дома, так как давали идеологическое обоснование процессу объединения русских земель под эгидой Москвы.

В XIV-XV вв. важными центрами летописания, кроме Москвы, были крупные города, такие как Новгород, Псков, Тверь, Ростов, Нижний Новгород, Рязань и Смоленск. Местные летописи служили своеобразным ориентиром в политической жизни городов и княжеств и были средством политического воспитания общества. В этих летописях, прежде всего в Новгородском и Тверском сводах, содержались и идеи общерусского характера, связанные с необходимостью объединения русских земель, но с позиций местных интересов. Поэтому местные летописи пристрастно возвеличивали одних князей и политических деятелей, умалчивали о других и ниспровергали третьих.

В середине XV в. в Москве был создан первый «Хронограф» — сборник занимательных и нравоучительных новелл по всемирной истории с включением в нее сведений из русской истории. Составителем «Хронографа» был серб Пахомий Логофет, который дополнил переведенные им фрагменты из европейских хронографов материалами русских летописей и исторических

повестей. В изложении «Хронографа» вся мировая история — это цепь нравоучительных историй, рисующих неслыханные злодеяния, неимоверные подвиги благочестия, мученичество праведных и преступления нечестивых. При этом тексты насыщены чудесными событиями, предвещаниями и указаниями на символическое значение тех или иных событий.

B XIV-XV вв. большое распространение в России получили книги, переписка которых была налажена в Москве, Новгороде Великом, Пскове, Нижнем Новгороде, Твери и в других более мелких городах. Это были Книги самых различных жанров: церковно-служебная литература, жития святых, историко-патриотические и светские повести, «хожения» (описания путешествий). Больше всего до нас дошло церковно-служебных книг, поскольку каждая церковь должна была иметь «Апостол», «Евангелие», «Служебник», «Псалтырь» и другие книги.

Другим жанром церковной литературы тематического содержания были жития святых, которые содержали много географических, исторических и богословских сведений, материалов чисто бытового и нравоучительного характера, а также рассуждения о пользе чтения книг. Одним из лучших житийных писателей того времени был Епифаний Премудрый. Он долго путешествовал по Востоку, хорошо знал греческий и другие языки, отличался поразительной начитанностью и превосходным знанием современной ему церковно-богословской, житийной и исторической литературы. Его перу принадлежат два литературных памятника — жития Сергия Радонежского и Стефана Пермского. В них рисовался образ русских подвижников духа, который отличался от соответствующих образов в древнерусской и византийской литературе прежде всего их активной деятельностью на благо людей, связанной с благотворительностью, просветительством, мирной миссионерской деятельностью.

В XIV-XV вв. развивается литература светского характера. Основным ее жанром были повести исторического и национально-патриотического содержания, в которых отражались две особенно важные в то время темы: борьба против ордынского господства и политическое объединение русских земель. Это «Повесть о Шевкале», цикл повестей о Куликовской битве, «О Московском взятии от царя Тохтамыша и о пленении земли Русской».

Большинство повестей национально-патриотического содержания вошли в летописи. Среди них особенно выделялись произведения Куликовского цикла. Первым откликом на Куликовскую битву была «Задонщина» —- фольклорное произведение, сочиненное вскоре после битвы рязанским боярином Софонием. В конце XV в. она в виде исторической повести была записана старцем Кирилло-Белозерского монастыря Ефросином. Рассказывая историю «злых времен татарщины» от битвы на Калке до Мамаева побоища; автор «Задонщины» призывает своих читателей «восславить битву Куликовскую» и спеть «лучшую песню, чем раньше пелись» в честь двух ее главных героев — Дмитрия Донского и серпуховско-боровского князя Владимира Андреевича.

«Задонщина» прославляет Москву как новый государственно-политический центр всей Руси и московского князя Дмитрия Ивановича Донского, сумевшего организовать и объединить политические силы почти всей Руси для борьбы с врагом. Эта роль Москвы подчеркивается и в написанном в церковных кругах «Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русьскаго».

В первой половине XV в. также было создано «Сказание о Мамаевом побоище», которое, как и «Задонщина», воспевает великого князя Дмитрия Ивановича и проникнуто чувством восхищения подвигами русских воинов.

Утверждение в семейной жизни моральных начал, проповедуемых православной церковью, привело к появлению в русской литературе XIV-XV вв. образа целомудренной и верной супруги. Например, в «Повести о Петре и Февронии Муромских» рассказывается о сильной и верной супружеской любви муромского князя Петра и рязанской крестьянской девушки Февронии, преисполненной чувства собственного достоинства, женской гордости, необычайной силы ума и воли. До конца дней своих она свято хранит любовь к мужу и умирает одновременно с ним, так как не мыслит жизни без него.

Культурные связи с другими странами способствовали развитию такого литературного жанра, как «хожения», что свидетельствовало об особом интересе образованных русских людей к путешествиям в другие страны. Так, смоленский дьякон Игнатий, сопровождавший митрополита Пимена в его поездке в конце XIV в. в Царьград, обладая незаурядным литературным

талантом, подробно описал это путешествие, обычаи, нравы и порядки константинопольского двора, включив в «Хожение» и некоторые другие сведения, например, об истории средиземноморской торговли. Наряду с традиционными «хожениями» русских церковных деятелей и паломников в Царьград и Палестину все большее место занимают описания пребывания русских людей в западноевропейских странах. Среди последних особо выделяются «хожения» русской церковной делегации в Италию для участия в заседаниях Флорентийского собора.

В целом литературная жизнь в России в XIV-XV вв. была сложной и многообразной, что проявлялось в росте числа литературных произведений, поисках новых стилистических форм, дальнейшем развитии литературных жанров, активной деятельности русских книжников по переводу и обработке зарубежных литературных произведений.

В современной исторической науке русскую культуру XIV-XV вв. иногда характеризуют как «русское Возрождение», имея в виду возрождение и дальнейшее развитие нарушенных татарским нашествием лучших традиций культуры древнерусской народности, и прежде всего искусства. В конце XIII — начале XIV в. русское искусство даже в Новгороде переживало упадок, например, иконопись этого времени в своем большинстве отличалась примитивностью рисунка и бедностью цветового решения. Однако вскоре начинается возрождение русской живописи (преимущественно церковной иконописи) вначале в Новгороде, Пскове, Твери, Ростове Великом, а затем со времен Ивана Калиты в Москве, за которой постепенно закрепилась главенствующая роль в развитии русского искусства в целом. Со временем все местные школы в большей или меньшей степени стали испытывать ее влияние.

Отличительной чертой русской иконописи была тема соборности. «Собор Богоматери», «Собор архангелов», «Собор всех святых» и др. раскрывали образ соборного идеала народной жизни, не подавляющего индивидуальности, но сохраняющего иерархический порядок общественных связей. Русская живопись XIV-XV вв. достигает своего наивысшего расцвета благодаря творчеству Феофана Грека, Андрея Рублева и Дионисия, чье творчество было порождено слиянием утонченного религиознофилософского учения исихастов и художественно-мистической

практики иконописцев. В нем наиболее адекватное отражение получило русское духовное самовыражение.

Феофан Грек как художник сформировался в Византии. До прибытия в Россию он расписал ряд церквей в Константинополе, Халкидоне и Кафе (Феодосии). В своем творчестве в России, где Феофан Грек прожил более 30 лет, ему удалось синтезировать лучшие традиции византийского искусства с успехами русских живописных школ, что оказало огромное влияние на современных ему русских мастеров, с которыми он работал сначала в Новгороде, а потом в Москве.

Живопись Феофана Грека отличалась экспрессивностью и эмоциональностью. Используя мощные световые потоки, блики, символизирующие Фаворский свет, он стремился передать идею глобальной греховности человека перед Богом. Феофану Греку была присуща не только темпераментная, но и смелая, поражавшая современников манера письма. Он подчас не считался с принятыми канонами и образцами иконописи, создавая образы людей, полных внутреннего духовного напряжения, драматизма и погруженных в мудрую созерцательность. Лучшими работами Феофана Грека были фрески в новгородской церкви Спаса на Ильине и часть икон в иконостасе Благовещенского собора в Московском Кремле.

Противоположным по своей живописной культуре было прозрачное и светоносное творчество Андрея Рублева, выражавшего идею гармонии, добра, красоты, любви и человечности. Произведения Андрея Рублева отличаются от работ Феофана Грека теплым, мягким и спокойным колоритом, сдержанной манерой кисти, глубокой человечностью и лиризмом образов, несущих идеи прощения, заступничества и гармонии. В отличие от экспрессивных, часто полных душевного драматизма образов Феофана Грека, Андрей Рублев стремился соединить в своих художественных образах глубоко индивидуальные черты с обобщенным идеалом нравственного совершенства, чистоты и просветленности, передать тончайшие душевные переживания, добиваясь от каждого образа полного гуманистического содержания, обобщения и зрительной наглядности. Поэтому Андрей Рублев был непревзойденным мастером лаконичной и в то же время необыкновенно выразительной композиции, удивитель­ного по мягкости и гармоничности живописного колорита.

Перечень сохранившихся работ художника невелик. В начале XV в. он участвовал в росписи Благовещенского собора Московского Кремля и Успенского собора во Владимире, а также Андроникова монастыря в Москве; создал иконостас Троицкого собора и сделал большую часть его росписи; сделал знаменитый Звенигородский чин (иконы для соборного иконостаса) и оформил Евангелие Хитрово — прекраснейшую рукопись с миниатюрами. Бессмертным творением Андрея Рублева явилась неповторимая «Троица», принадлежащая к самым выдающимся произведениям мирового изобразительного искусства, наиболее полно раскрывающая его творческие принципы и живописные приемы.

До Андрея Рублева Троицу обычно изображали в виде Бога-отца, Бога-сына и Бога-Святого духа, часто символически заменяемого изображением голубя. На иконе художника под сенью большого дуба за столом сидят трое прекрасных юношей и ведут неторопливую и дружескую, но исполненную печали беседу. Таким образом художник стремился отразить в живописи заветную русскую мечту о согласии и спокойствии в этом мире. Поэтому в «Троице» как бы воплощен идеальный образ человека и духовно объединенного народа.

Одним из жанров художественного творчества в XIV в. становится геральдика — оформление княжеских, земельных и городских гербов. Многие знаменитые гербы русских городов ведут свое начало от того времени, например, герб Москвы, на котором изображен скачущий всадник, поражающий копьем дракона. Московского всадника во времена императрицы Анны Иоанновны (30-е гг. XVIII в.) назвали Георгием Победоносцем. Однако согласно летописям эпохи Московского царства всадник изображал великого князя Московского. Всадник, изображающий самого великого князя, впервые появился при Александре Невском, но окончательно утвердился на эмблеме Москвы при Дмитрии Донском.

В русской культуре XIV-XV вв. большое развитие получила архитектура. В это время продолжалось развитие местных архитектурных школ, среди которых выделялись прежде всего московская и новгородско-псковская, причем первая начинала играть все большую роль.

Московская архитектурная школа опиралась на традиции владимиро-суздальского зодчества. Московские архитекторы

реставрировали и обновили соборы во Владимире, Переяславле-Залесском, Юрьеве-Польском и других городах. В традициях владимиро-суздальского зодчества в начале XV в. были выстроены соборы Успенья на Городке и в Саввино-Сторожевском монастыре близ Звенигорода, Троицкая церковь в Троице-Сергиевом монастыре и собор Андроникова монастыря в Москве.

При Иване Калите в Москве началось каменное строительство, заложившее основу соборного ансамбля Московского Кремля. При Дмитрии Донском в Москве был воздвигнут первый в Северо-Восточной Руси белокаменный Кремль, а также были сооружены крепости-монастыри вокруг Москвы. Для московских зодчих в это время характерным было стремление к использованию в каменном строительстве элементов деревянного зодчества, что в дальнейшем привело к созданию в храмовом строительстве особого, шатрового стиля.

В XIV-XV вв. каменное строительство осуществлялось не только в Москве. Каменные церкви возводились в Нижнем Новгороде, Рязани и других городах. Яркое представление о характерных особенностях новгородской архитектуры дают два сравнительно небольших посадских храма — церкви Спаса на Ильине и Федора Стратилата на Ручье. В отличие от сурового и тяжелого по форме внешнего облика новгородских церквей предшествовавшего времени, лишенных каких-либо украшений, новые храмы поражали легкостью, нарядностью и торжественностью. Это явилось следствием влияния деревянного зодчества, для которого характерным было стремление к созданию светлых, радостных, «узорочных» сооружений.

Однако новгородское зодчество в целом отличалось искусственной консервацией старых архитектурных форм и традиций, постоянно повторяя в новых сооружениях облик старых построек. В этом просматривалась идеологическая подоплека: новгородцы тем самым стремились подкрепить идею «исконней» независимости «Господина Великого Новгорода» и его культуры. Поэтому в отличие от московского зодчества, впитывавшего опыт и традиции местных архитектурных школ с целью выработки общенационального архитектурного стиля, новгородский архитектурный стиль порождал культурную автаркию и застой.