Схема залогов, восстановленная по фрагментам записок Потебни и по статье его рядового слушателя, наполняется сложным историческим содержанием, если обратиться к «Синтаксическим исследованиям» А. В. Попова. Потебня писал в некрологе о Попове: «Как не встречал, так, вероятно, уже и не встречу другого такого». Попов рисует генезис категории залога. Он тоже связывает развитие категории залога с историей субъектно-объектного строя предложений. Самый древний из оборотов, относимых к категории залога, — это, по мнению Попова, допускавшего, вопреки Потебне, первичность одночленного предложения, безличный страдательный оборот. Попов —
вслед за Курциусом — считает, что «именительный, звательный и винительный падежи представляют группу более древних и более близких между собой падежей» и что винительный был некогда общим косвенным падежом480; дательный и творительный сформировались гораздо позднее. Из изложения ясно, что применение терминов именительный и винительный падежи к характеристике древнейших синтаксических отношений очень условно. Речь идет о той стадии, когда еще не было существительных и прилагательных, не было и резких различий между именем и глаголом. Следы именно этой стадии можно видеть в страдательных безличных оборотах типа в девках сижено, горя мыкано или построено там три терема (винительный объекта)481.
Причастия — это синкретическая часть речи, предшествовавшая выделению имени и глагола. Чем дальше в древность, тем заметнее, что причастия страдательные одинаково употребительны как в глаголах, означающих действие (verba tran-sitiva), так и в глаголах, означающих состояние (verba intransitiva), так что в более древнее время переходность не противополагается страдательности. «В причастиях этих замечается усиливающееся по направлению к древности колебание между действительным и страдательным значением»482. «Не может быть и речи о том, что страдательные причастия имели первоначально определенно-страдательное значение: страдательные с современной точки зрения причастия в более древнее время не могли иметь большей определенности заложного значения, чем та, какую до последнего времени обнаруживают слова, имеющие одинаковые с причастиями страдательные суффиксы (например: nasutus — носат; carnuius — рогат и т.п.)».
Итак, страдательное причастие в безличных оборотах типа послано, хожено и т. п.— это не глагол и не имя в нашем смысле. «По направлению к древности употребление винительных объекта при именах существительных и прилагательных заметно усиливается, причем многие из таких имен оказываются тождественными с страдательными причастиями...»483. Следовательно, в древнейших конструкциях этого типа винительный падеж не мог первоначально зависеть ни от залога, ни от глагола вообще. «Страдательные причастия первоначально могли только указывать, что действие, обозначенное глагольным корнем, принадлежит, относится к тому, о чем идет речь, не обозначая того, производитель ли это действия, или только ближайший объект, на котором проявляется действие, или лишь одно только обозначение проявления действия» 484.
Первоначально «не было различия категории действительного и страдательного залогов». Это различие возникает в связи с развитием противопоставления активных глаголов, глаголов действия, и пассивных глаголов, глаголов состояния.
Категория залога формируется в связи с разграничением глаголов переходных и непереходных 485. «Первоначально не могло быть заметного различия между переходными и непереходными словами». Дифференциация имени и глагола ведет к «спе-циализированию значения глаголов». Глаголы делаются переходными в том случае, когда склоняются к значению действия, направляющегося на другой предмет486. В связи с этим процессом «идет развитие более позднего значения винительного объекта» как предмета, на который направляется действие подлежащего, как объекта, которому причиняется известное действие или состояние. Категория объекта соотносительна с категорией субъекта. С формированием этих категорий связано развитие субъектно-объектного или номинативного строя предложения. На фоне этой эволюции и возникает противопоставление активных и пассивных оборотов; развивается категория залога.
«Главное различие действительных оборотов от страдательных заключается в следующем: в действительных оборотах главный с логической точки зрения предмет, т. е. производитель действия или состояния, является вместе с тем и главным предметом речи, т. е. подлежащим; в страдательных же оборотах главным предметом речи является или самое действие, факт (безличные страдательные обороты), или второстепенный с логической точки зрения предмет, на котором проявляется известное действие или состояние (личные страдательные обороты), причем производитель действия вполне или в значительной степени игнорируется» 487.
Таким образом, «залог есть известного рода отношение между производителем действия, объектом и подлежащим; следовательно, заложное значение есть такое формальное значение глагола, которым обусловливается отношение между производителем действия, объектом и подлежащим» 488. Образование действительного и страда-
тельного залогов связано с эволюцией категорий объекта и субъекта, активности и пассивности, переходности и непереходности.
«...Транзитивность первоначально (и вообще i более древних формациях) вовсе не составляет исключительной принадлежности действительного залога и не противоположна ни медиальности, ни страдательности и даже не составляет исключительной принадлежности глагола вообще, но свойственна и значительной степени существительному и прилагательному; следовательно, актимность первоначально вовсе не тождественна с транзитивностью, как учат грамматики. Но с течением времени происходит следующее. Между verba activa transitiva (т.. е. переходными.— В. В.) и verba activa intransitiva (т. е. непереходными. — В. В.) постепенно увеличивается различие; при последних (intransitiva) делается невозможным употребление винительного объекта, а вследствие этого делаются от них невозможными и личные страдательные обороты. Таким образом, суживание употребления винительного объекта идет параллельно с суживанием употребления страдательных оборотов489. В кругу действительных глаголов устанавливается различие между субъективными глаголами, не имеющими при себе никаких дополнений (объектов), и объективными.
Итак, формируются два класса глаголов.
1. Действительные, т.е. такие, при которых подлежащим является про
изводитель действия; объекта может или вовсе не быть (непереходные действи
тельные), или может быть один и даже (редко) два объекта (переходные действи
тельные).
2. Страдательные, т.е. такие, при которых «производитель действия впол
не или в значительной степени игнорируется, а подлежащим является или второсте
пенный с логической точки зрения предмет, на котором проявляется действие (являю
щийся в действительных оборотах объектом), или грамматического подлежащего
вовсе нет; изредка при них возможен и винительный объекта, особенно во втором
случае (страдательные переходные глаголы)»4411.
3. В связи с образованием этих залоговых различий возникает и третий залог —
медиальный, средний. Основных залогов три: действительный, стра
дательный и средний. «Удобство термина средний залог заключается
в том, что указывает на отношение его к действительному и страдательному, средние
глаголы представляют нечто среднее между действительными и страдательными, так
как в них подлежащим является предмет, который вместе есть и производитель дей
ствия (признак действительного залога), и объект действия (признак страдательного).
Это отношение понимали уже древнегреческие грамматики, которым принадлежит
и само введение термина средний»491.
Итак, рядом с действительными и страдательными располагаются медиальные глаголы, т. е. такие, при которых производитель действия является вместе и подлежащим и объектом, на что указывает медиальная форма или возвратный объект; другого объекта при этом обыкновенно (особенно в более поздних формациях) не бывает (непереходные media); но он может и быть (переходные media). (Ср. я взглянул в зеркало и испугался себя; ср. просторечное словосочетание боюсь жену.) Один из видов медиума составляют глаголы взаимные. Постепенно «транзитивность делается противоположною медиальности и страдательности и совпадает с активностью».
Итак, «медиальная форма указывает на то, что действие, возникающее от субъект та, имеет тот же субъект и своим объектом»492.
Но так как медиальные глаголы начинают формироваться еще тогда, когда понятие объекта было очень широко и разные виды прямой и косвенной объективности — переходности и непереходности — не были дифференцированы, то значения медиальной формы очень сложны и разнообразны. Ведь местоименный корень (-ся), являющийся в виде возвратного местоимения или заключенный в среднем глаголе, может отражать всю широту и недифференцированность значений так называемого «винительного» падежа, которыми этот падеж обладал до образования современной системы падежей.
1) Так, -ся может заступать место одного из винительных падежей при древних глаголах с двойным винительным. Например, в таких оборотах, как класть кому что (или кого во что), давать, делать кому что, надевать на кого что (или одевать кого во что), более древние языки употребляют два винительных (двойные винительные различного значения). Когда -ся выступает в роли одного из этих винительных, возникают возвратные глаголы типа одеваться, обуваться, полагаться, надеяться и т. п.44-1
Конечно, последующая эволюция лексических значений изменяет первоначальные связи и соотношения глаголов.
2) Подобным образом из двойных винительных объясняются средние глаголы со
значением: удалять от себя что, лишаться чего-и т. п., например: раздеться, лишить
ся и т. п.
3) Кроме того, в более древних языках существовал «винительный коммо-
дальный: всякий глагол с винительным падежом возвратного местоимения мог полу
чить значение действия для себя, в свою польз у». Так объясняется возникнове
ние возвратных глаголов типа строиться, проститься, молиться и т. п.
4) В связи с этими значениями становится понятно, что «средние глаголы могут
между прочим указывать на то, что объект принадлежит действующему лицу, соста
вляет его часть или принадлежность», например: издержаться, тратиться и т. п.
5) Значительная часть винительного объекта имела первоначально к о м и т а -
тивное значение, близкое к значению творительного. Комитативное значение
возвратного объекта легко усматривается в таких глаголах, как: носиться, возиться,
бросаться, пускаться, биться и т. п. {биться в таких оборотах, как рыба бьется об
лед, значило: бить собою, а не себя).
Из такого основного комитативного значения в средних глаголах развиваются следующие два значения: взаимное и обособительное.
6) Взаимные глаголы. В них часто действие относится к обоим предме
там, т. е. каждый из двух предметов (или групп предметов) является вместе и субъек
том, и объектом, например: человек борется с зверем — значит: человек борет зверя,
а зверь человека; в таком случае возвратный — местоименный объект, заключенный
в среднем глаголе, получает взаимное значение (друг с другом, друг друга), и такие
средние глаголы называются взаимными. Оба субъекта, выступая одновременно и
в роли объектов, изредка выражаются именительным; обыкновенно же второсте
пенный из двух предметов является объектом, выражаясь в более древних языках ви
нительным, а в более новых — творительным (сначала без предлога, а потом с пред
логами, означающими сообщество). Например: знаться с кем, видеться с кем,
перекинуться с кем словом и т. п.
7) Полувзаимные глаголы. В этих глаголах представляется как бы «по
ловина действия, выражаемого взаимными глаголами: только ответное действие» (ср.
откликаться при перекликаться).
Так объясняется -ся в глаголах отзываться, откликаться, отражаться, отдаваться, слушаться, ослушаться, отговориться, отбиться.
8) Действие, которое совершает производитель действия сам с собою, есть дей
ствие обособленное, замкнутое; из значения обособленности легко развивается значе
ние независимости, произвольности и отсюда бессмысленности действия.
Например: целиться, рубиться (порубись дров, помолотись), жечься (крапива жжется), колоться, царапаться, лягаться, бросаться (он бросается камнями без причины).
Сюда же, вероятно, относятся многие из глаголов, означающих аффекты.
9) Обособительное значение особенно широко распространяется в свя
зи с развитием значения непереходности в медиальной форме.
Так объясняется образование медиальной формы от многих глаголов непереходных, например: стучаться, звониться и т. д. В этом случае происходит как бы усиление значения непереходности с помощью медиальной формы.
10) Verba media в страдательном значении. «Медиальная форма может указывать
на то, что слово, являющееся подлежащим, есть объект действия, означенного ска
зуемым (а это именно и означают личные страдательные обороты); при этом, конеч
но, игнорируется то, что в медиальном обороте объект действия есть вместе с тем
и производитель действия»494.
По аналогии с безличными страдательными оборотами развиваются и безличные медиально-страдательные обороты. В них характерен особый оттенок значения: произвольности, бессмысленности, непонятности действия. Например: спится, сидится, лежится, пьется, зевается, хочется и т. п.
«Учение о безличности, по мнению А. В. Попова, есть известного рода дополнение к учению о залогах»495.
В самом деле, «очевидно, что объект и подлежащее составляют важные факторы в развитии залогов. Спрашивается, возможны ли такие случаи, когда один из этих
факторов равняется нулю, т. е. отсутствует в предложении? Факты показывают, что возможны. Так, с одной стороны, часто не бывает объекта при действительных глаголах (непереходные действительные глаголы); с другой стороны, некоторые глаголы всех трех залогов имеют такое значение, что не нуждаются в подлежащем. Такие глаголы принято называть безличными. Итак, безличность есть частный случай отношения между членами предложения, когда сказуемое по своему значению не нуждается в подлежащем.
Это бывает в тех случаях, когда главным предметом речи является само действие. Относящиеся сюда глаголы обозначают обыкновенное физическое, физиологическое или психическое состояние или действие, производитель которого неизвестен. Например, темнеет, шумит, зудит и т. п. просто значат: является темнота, происходит шум, чувствуется зуд. В безличных глаголах, говорит Штейнталь, самому субъекту дана глагольная форма: es dunkelt — Dunkel isi wird496.
Гейзе заметил, что безличные глаголы представляют форму предложения, выражающего существование (Existentialsatz), означающего простое бытие или превращение (Sein oder Werden), факт без субъекта, т. е. без отдельного субъекта, так как факт сам по себе есть вместе и субъект»*.
Таковы взгляды А. В. Попова на залог, в основном очень близкие к концепции Потебни 497.
Здесь категория залога, в сущности, выводится далеко за пределы грамматического учения о слове, становясь основной проблемой исторического синтаксиса простого предложения498.