Традиционная теория залогов, запутавшаяся в противоречиях, была отвергнута передовыми грамматистами половины XIX в. К. С. Аксаков пытался, не отказываясь окончательно от учения о залогах, вложить в него новое грамматическое содержание445. К. С. Аксаков решительно выдвигает принцип соотносительности как основу залоговых различий. Прежде всего он противопоставляет глаголы без -ся глаголам возвратным (с -ся). В глаголах без -ся К. С. Аксаков различает два залога — действи-
тельный (переходный) и средний (непереходный). Граница между ними очень подвижна. Глаголы действительного залога могут употребляться непереходно. С другой стороны, переходное значение может развиваться и у средних глаголов. «Большая часть глаголов средних и даже все вообще средние глаголы (с некоторыми исключениями) могут употребляться в смысле действительных». Ср Не он ушел, а его ушли. Ср. в письме А. И. Тургенева к В. А. Жуковскому (от 28 апреля 1823 г.): «Я никого не заблуждал, никого не обманывал, ни себя, ни других, ее: всех меньше»446. Опираясь на синтаксические свойства глагольного слова как основной критерий залоговой классификации, К. С. Аксаков подчеркивает, что грамматическое различие между действительным и средним залогом сводится к способности глагола управлять винительным падежом или к отсутствию такого управления. Действительным глаголам противостоят страдательные обороты: действительные глаголы могут быть обращены в страдательные. Так устанавливается один ряд залоговых соотношений и противопоставлений: средне-действительные глаголы и страдательные формы глагола. Другой ряд залоговых соотношений и различий перекрещивается с первым: он покоится на противопоставлении глаголов средне-действительных глаголам возвратным. Так как грамматика может опираться только на форму, «на самый язык», то «возвратный глагол остается при всяком его употреблении все возвратным глаголом»*. Залоговые деления внутри самих возвратных глаголов покоятся не на различиях форм, а на различиях функций. Богатство залоговых значений возвратной формы в русском языке, по мнению Аксакова, объясняется тем, что в суффиксе -ся слились разные падежные формы и значения возвратного местоимения (винительного-родительного падежа -ся и дателыют -си). Залоговая дифференциация возвратных глаголов опирается на различия в отношениях действия к субъекту, к самому действующему лицу, а не объекту. Понятие о действии прямом, случайном, конкретном (например, мажусь) может у возвратного niaiojia перейти в «понятие о действии общем, более или менее постоянном, составляющем иншла необходимую принадлежность или состояние того или другого существования» (например, учусь). «В действии прямом, случайном волю свою осуществляю я сам, и действии обычном, отвлеченном воля моя осуществляется — и только. Действие отвлеченное легко переходит в состояние с участием моей воли на такое состояние... а отсюда легко возникает значение глагола среднего, например, он теряется (ср. терять что-нибудь), здесь является только подобие воли». Таким образом, со 5 с г и с п н о возвратные глаголы (умываться, одеваться и т.п.) отличаются от возвратно-средних. «Те возвратные глаголы, которые принимают значения состояния, но в то же время удерживают действительный оттенок, переходят в значение uuioi а страдательного», не сливаясь, однако, со страдательными причастными оборотами (ср.: on уважается всеми и on уважаем всеми). Образование возвраттю-средпих и возвратно-страдательных глаголов «понятно» так же, как и в ч а и м н о - в о з в р а т и ы х. Во взаимных глагольх «действия перекрещиваются и налают взаимно па тех же самых, от кою они исходят» (например, они бьются). <> Гораздо труднее объяснить употребление -ся в глагопах другого рода... — слушаться, ручаться... Сюда же относятся глаголы жжется, щиплется, бросается, плюется и пр.»44*. К. С. Аксаков очень тонко определяет значение этой группы глаюлов, которая пополняется образованиями, произведенными и от действительных, и от средних uiaiojioi). В них действие, «падая на другие предметы относится к самому себе как ограждение, как защита или даже как выражение себя>>44д. Вместе с тем «здесь дей-стние получает значение общее: или значение свойства, или также значение особого отношения к производящему оное лицу, значение характеристической черты в этом лице» (ср. (hi кидается гртыо). «Например: Посмотрите. он кидает грязью — здесь просто действие, которое может сейчас прекратиться; Посмотрите: он кидается гр'чыо - здесь уже друтс; здесь не только вы видите действие, но и отношение к нему лица действующего... видно сочувствие действующего лица, видно, что по этому
* Ср. kikvkc протест К. С. Аксакова против буслаевского произвола в распределении глаго-]|()п по ш.тошм: «...мы признаем только то в языке, что в языке же самом нашло выражение. Мы признаем ijiuioji возвратный, ибо видим в нем глагол сложный или лучше сросшийся с ча-итиксю -см (взаимный сем. тот1 же возвратный); в глаголах торить, воевать (отнесенных Буслаевым к взаимному залогу.— В В.) мы частицы -ся не видим и за взаимные глаголы их не при-!насм; до их чисто нпу i ренпего, тичнот значения в грамматике мы нужды не имеем»447.
самому действие повторяется и будет повторяться и возобновляться» 45°. Ср.: плеваться, щипаться и т. п.
Отдельно останавливается Аксаков на значениях тех разрядов возвратных глаголов, которые соотносительны только с непереходными глаголами среднего залога, например: светиться, синеться и т. п. К. С. Аксаков вслед за Г. П. Павским выводит своеобразие их значений из старинной формы дательного падежа возвратного местоимения си. «Здесь дательный падеж совпадает со смыслом самого глагола и объясняет его. Белеть, например, значит: возрастать в белом цвете; значит также: быть видным своим белым цветом, и к белеть в этом-то втором значении присоединяется -ся: белеться. Белеться значит тоже (как белеть): быть видным своим белым цветом, но не столь постоянно и положительно; действию придается какой-то живой, зыблющийся, даже неверный оттенок, даже как бы произвол какой-то, — что все сообщается глаголу этим -ся (или -си, как мы думаем), например: что-то белеет вдали и что-то белеется вдали. Белеется, то есть белеет себя»45^.
К. С. Аксаков стремится определить и разграничить те общие оттенки, которые могут вноситься в непереходные глаголы суффиксом -ся. «Попасть есть тоже глагол средний, но при нем употребляется и -ся, например: попал в сеть, попался в сеть; оттенок понятен: попал в сеть — можно попасть ногою, можно попасть и выйти как-нибудь; но попался... значит: попасться самому, быть пойману; так что здесь сейчас переносится мысль на подлежащее этого глагола, на то, что попалось и что является пойманным» 452. Следовательно, общее значение формообразующего суффикса -ся при сочетании его с глаголами непереходными состоит, по Аксакову, в усилении признака непереходности этих глаголов.
Концепция К. С. Аксакова почти целиком совпадает с тем учением о залогах русского глагола, которое было впоследствии развито акад. Ф. Ф. Фортунатовым в статье «О залогах русского глагола» и прочно вошло в современную русскую грамматику под его именем.
Но современными К. С. Аксакову грамматистами и ближайшими его преемниками аксаковская теория залогов не была воспринята.