В юриспруденции. Истина судебного разбирательства по делу

Особенностью такой действительности, как социальное или об­щество, является то, что индивидуальное восприятие отношений между людьми имеет здесь контекстуальный характер и не отделено от существования других людей в виде дистанции между субъектом и объектом, как это имеет место в познавательной ситуации в сфере естествознания. Специфика восприятия других людей со стороны такого социально-контекстуального субъекта состоит в том, что оно не является восприятием чистого вида предметной данности, как она обнаруживает свое присутствие в математическом измерении при­родных объектов. Это восприятие человеком своей собственной жизни в мире природы и мире человеческих дел.

Мышление индивида не есть беспристрастное отражение внеш­них процессов, а участливое, деятельное мышление, снабженное ре­чью, действием, трудом, борьбой. Таким образом, это не только и не столько созерцание, наблюдение и мышление с целью описания и природно-процессуальной хронологии, но мышление, ориентиро­ванное на воссоздание способности к человеческой жизни, ее сохра­нение и спасение.

Совместно существующие люди создают восприятие своей соб­ственной совокупной жизни, они производят общество через уста­новление норм поведения как стандартов согласования, совмещения рядоположенности бытия друг с другом, взаимопривыкания, образ­цов успешного взаимодополнения своих усилий в способах перено­сить тяжесть пребывания друг с другом как необходимое условие выживания. В этой зависимости друг от друга усматривается воз­можность взаимоопределения и дистанцирования людей друг от друга в поисках своего собственного интимного самопребывания и определенного места в общем для всех динамическом эмпирическом идеале доли существования, или счастья.

Норма как мера пребывания в общем создается как оптималь­ный способ обращения человека с самим собой и другими людьми в рамках дозволительности и взаимоприемлемости поведения, что и составляет смысл самого феномена общения или коммуникации.

163ак 4184

482____________________________________________________ Глава 4

Коммуникация означает создание общего для всех места пребыва­ния или доступа к жизни в обществе себе подобных.

Подобие как подражание, подчинение образцу, согласие как общая мысль указывают на то, что в общественной стихии присут­ствует некое созвучие с динамикой природных процессов, лишен­ных мысли. Однако природные процессы закономерны, но не зако­носообразны; телеология природы и телеология свободы и права радикальным образом отличаются друг от друга. Говорить о том, что способы постижения природного естества и исторического есте­ства являются однотипными, есть величайшее огрубление специфи­ки когнитивных процессов, направленных на познание природных явлений и аналогичных процессов участия человека в общественной эволюции

Различение «наук о природе» и «наук о духе» нельзя признать адекватной формой выражения дистанции между способами вос­приятия природного мира и мира человеческих отношений. Позна­вательная продуктивность такого различения в определении спе­цифики естественнонаучного познания от «социологического зна­ния», приобретаемого в процессе совместной жизни людей в обществе ничтожно мала Термин «социологическое знание» ис­пользуется нами для того, чтобы усилить акцентуацию названной дифференции

Малопродуктивность разграничения «наук о природе» и «наук о духе» заключается в том. что как «науки о природе», так и «науки о духе» представляют собой принадлежность социального знания в широком смысле, поскольку другого знания в обществе не сущест­вует. Отличие состоит не в оптической спецификации естествозна­ния, а в той когнитивной контексту ал ьности познавательной ситуа­ции, которая сопровождает носителя «чистого разума» и носителя социального действия, познающего окружающий мир через «сетку» социального взаимодействия В первом случае человек выступает носителем восприятия, а во втором — его содеятелем, соучастником и автором. В первом случае позиционность восприятия обусловлена максимальным дистанцированием и чуждостью предмета воспри­ятия, которые, кстати, базируются на онтологическом разрыве кон­тинуума мироздания. Здесь обрывается мировая неорганическая контекстуальность природных процессов, которые не обладают коммуникативными качествами.

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 483

Человек — это остаток мироздания и избыток природного ес­тества, претендующий на звание интегрального существа бытия. И в этом случае его положение не является положением субъекта, притязающего всего лишь на статус обособленной суммы этого бытия Однако указанная дистанция не есть радикальный отрыв от мироздания, а удаленность от природы на расстояние, с которого может быть обеспечена максимальная степень объективности в по­знавательном отношении к ней Именно здесь когнитивная проце­дура может быть свободна от ценностей, а истина выявляется в ви­де безупречно чистого соответствия между мыслью и действитель­ностью. Именно в такой диспозиции человека как чистого субъекта познания она предстает как процесс открытия и установления за­кономерностей природных процессов по типу их зеркального от­ражения.

Можно выделить несколько способов восприятия социума, при этом общество представляет собой конституируемую данность в модификации предметного дара и результат социальной активности, ориентированной на благосозидание:

1) сотворение трансцендентного восприятия;

2) сотворение социального восприятия;
3)сотворение индивидуального имманентного восприятия.

В этом смысле «социологическое» ъос-приятие есть не что иное, как эстетика активности и не является видом эстетики воспри­ятия, имеющего качество пассивного отражения. Последнее подобно процессу подчиненного принятия человеком в свою субъективность и совершенно интимное пространство сознания силового воздейст­вия окружающей действительности.

Отличие «социологической» эстетики от эстетики tabula rasa или эстетики пассивной, страдательной состоит в том, что она явля­ется эстетикой социальной активности, посредством которой созда­ется свой, присущий только общественным отношениям мир. Этот мир является средой совместного коллективного существования лю­дей. Отдельные регионы такой среды могут быть усвоены и приоб­рести качество собственности в виде местопребывания человека (семьи, касты, группы, класса, профессионального сообщества и т, д.) Здесь бытие человека устраивается как бытие в себе и для се­бя, представляя собой исторически конкретный тип самообладания в определенном сообществе.

484____________________________________________________ Глава 4

Человек творит собственную предметность по форме трех со­ставляющих сотворения того, что входит в регионы восприятия или усвоения:

1) сотворение трансцендентного восприятия — сфера религии;

2)сотворение социального восприятия — сфера общества, куль­туры и цивилизации;

3) сотворение имманентного персонально-личностного — сфера внутренней ценности, достоинства и смысла жизни — философская антропология и этика.

Как видим, из сферы восприятия выпадает наука, поскольку она имеет подчиненный характер и в качестве знания входит в этику. Этика получает статус знания о мире в целом, поскольку только этическое знание может оформить всеединым универсальным обра­зом философское мировоззрение в целом.

Уточняя Г. В Ф. Гегеля, можно сказать, что только через этику философия переходит от состояния любви к мудрости как самообла­дающему благосозидающем\ знанию. Это согласуется с идеей вос­приятия как созидания человеком присущего ему способа бытия и приемлемого качества жизни в обществе Универсальной социаль­ной интенцией является стремление человека к развертыванию блага и умиротворения за счет своих собственных ресурсов.

Можно согласиться с Ж П Сартром и, анализируя субъект-объектный способ восприятия сущего через отражение, сказать, что рефлексия есть имтльс морального сознания Такое утвер­ждение основывается на том, что в результате рефлексии разрыва­ется непрерывность пассивного восприятия и происходит переход к восприятию активному, направленному на построение собствен­ной мыслительной связи Такое построение имеет свое продолже­ние вовне, принимая форму общения с Другим. Эта форма консти­туируется в активности показа, рассказа, действия — демонстра­ций, направленных на понимание и имеющих знаково-смысловой характер Таким образом создается выразительная данность или эксгибиционизм смысла. В этом отношении акт рефлексии можно считать учредительным актом динамики смыслообразования. В нем присутствует обращенность вовнутрь и вовне. поскольк} реф­лексия означает момент, мгновение, где течение восприятия как отражения прерывается Разрыв течения есть не что иное, как дви-

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 485

жение к сотворению восприятия через отталкивание от стихии пре­терпевающего восприятия

Наличие такого же функционально-конструктивного динамизма, но уже в сфере социального действия, обнаруживают П. Бергер, Т. Лукман: «В общем деятель идентифицирует себя с социально объективированными типизациями поведения in aktu, но дистанци­руется от них по мере размышления о своем поведении Эта дистан­ция между деятелем и его действием может сохраняться в сознании и проецироваться на повторение действия в будущем. Так что и я сам, и другие, совершая действия, воспринимаются не как \никаль-ные индивиды, а как типы»²⁰ Типизацию можно рассматривать как начало конституирования обыкновения в перспективе создания уз­ловых пунктов социальной предметности.

В этой связи критическую философию И. Канта следовало бы оценить как историческую попытку осмыслить мир как целое, исхо­дя из возможностей его субъект-объектного восприятия Здесь вос­приятие активно в схематизме анализа чувственного материала, а генерализующей способностью, дающей синтетическое знание, яв­ляется разум. Рассудок есть способность осуществления правосуд­ного процесса, где определяется мера смысл о образования сущего Рассудок получает опору в этом через априорные формы чувствен­ности, создающие упорядоченное восприятие. В этом отличие И. Канта от предшествующей западноевропейской традиции сенсуа­лизма и рационализма, где чувства и разум радикально дифферен­цированы друг от друга по качеству (рационализм), либо имеют лишь степенное различие (сенсуализм).

Но логика И Канта имела естественнонаучный, или. говоря со­временным языком, сциентальный характер. Ее антропологическое приложение в области нравов и гражданского общества заключалось в утверждении, что человек представляет собой существо, обречен­ное на коллективное существование в сфере отрицательной комму­никации «необщительного общения», которая, с его точки зрения, имеет благотворное значение для удовлетворения материальной ну­жды и развития цивилизации, но не отнюдь не способствует про­грессу морали и нравов. Такой внутренний настрой социальной

Бергер П, Лукман Т Социальное конструирование реальности М, 1995 С. 122.

486____________________________________________________ Глава 4_

коммуникации не может быть исправлен во всеобщем гражданском плане средствами практического разума или гетерономного мораль­ного законодательства. Границы для негативных способов подобно­го типа коммуникации могут быть установлены только с помощью всеобщего, т. е. публичного институционализированного законода­тельства, или юридического разума.

Антропологический диагноз, который поставил И. Кант, заклю­чался в том, что в человеке присутствует радикальный, относитель­но естественный, т. е. касающийся самой его природы, недостаток или зло, которое искривляет его истинную социальность как добрую природу.

Этот исторический экскурс необходим нам для того, чтобы в общих чертах охарактеризовать философскую традицию разграни­чения между когнитивными процедурами воссоздания теоретиче­ской естественнонаучной истины и познавательными усилиями, свойственными постигающему процессу благосозидающего, ценно­стного знания. С нашей точки зрения не существует радикальной несовместимости или разрыва между гносеологическими качества­ми когнитивных процедур теоретического естественнонаучного по­знания и постижения мира в параметрах добра и красоты. Суждения в познавательных усилиях человека относительно Вселенной, кос­моса, общества и самого себя представляют собой органическое триединство в познании.

Уже Г. В. Ф. Гегель подверг критике нормологикг кантовского категорического императива, отрицая его как субъективную модель устроения человеческих дел, заподозрив в ней частную форму дол­женствования, не обладающую потенциалом всеобщей нормы пуб­личного характера и не способную воссоздать действительную сис­тему нравственности. Онтология долга формулируется Г. В. Ф. Ге­гелем как универсальный диалектический процесс перехода к разумному или нравственному оформлению общественных отноше­ний посредством предметно исторической феноменологии духа. В итоге он, как и И. Кант, пришел к выводу, что право, юриспруден­ция и государство являются самыми совершенными способами са-

Нормология — буквально наука о нормах, т. е. систематическое знание, со­держанием которого является описание закономерностей формирования и формули­рования социальных норм.

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 487

мосохранения человека в условиях общества. С его точки зрения государство и право являются объективными формами уподобления божественному творению, которые воссоздаются посредством чело­веческого разума как земного представителя универсально конст­руктивной абсолютной идеи.

Не касаясь гипотетических оснований правогенеза и генеалогии политического господства, отметим, что создание этих социальных институтов происходит в рамках «технического» освоения челове­ком самого себя, т. е. через знание в сфере «социального вкуса» как нормы совмещения в коллективном существовании людей. В этом отношении юриспруденцию следует считать нормативной наукой или динамической логикой социальной нормы в исторической эво­люции общественных нравов.

Юридический закон сменяет религиозное верование и божест­венное законодательство и занимает место религии как универсаль­ной регулятивной силы человеческого сообщества. В новое и но­вейшее время моральное законодательство как органическая часть религиозной системы регуляции общественных нравов теряет фун­даментальное публичное качество трансцендентной ответственности каждого перед Богом. В отсутствие этой фундаментальной основы религиозная мораль постепенно начинает дробиться и становится плюралистичной, укореняясь в приемлемой для нее почве того или иного типа деловой активности. Последнее обстоятельство в виде исторической модификации кагаггалистического истока и было за­фиксировано М. Вебером как результат религиозной реформации в известной работе «Протестантская этика и дух капитализма».

Стандарт добродетели приобретает буржуазные черты универ­сального стандарта предприимчивости. Этот стандарт, как показали К- Хоркхаймер и Т. Адорно, есть не что иное, как историческое вос­произведение античного варианта просветительской идеологии хит­роумия, свойственного человеку Одиссею. Только Одиссей эпохи буржуазного Просвещения использует хитрость человеческого ра­зума в новых условиях свободы и права, пытаясь перехитрить не одноглазого циклопа Полифема как представителя дикого, варвар­ского типа существования человеческого рода, а использовать ее как универсальный метод и оружие современного, цивилизованного об­раза жизни человека (от лат. civilise — общественный, государст­венный, гражданский). Необходимо было только упорядочить хит-

488____________________________________________________ Глава 4

рость по отношению к своему ближнему, используя его существова­ние как материал для приложения частных, партикулярных усилий новой антропологической индивидуальности.

Добродетель переходит в разряд характерологии и психологии и из публично обозреваемого стандарта становится принадлежностью буржуазной добропорядочности. Этому способствовал интенсивный процесс разделения бессословной социальной микстуры буржуазной цивилизации на сферы частной и публичной жизни. Добродетель могла признаваться как индивидуальное богатство и ценность толь­ко в отсутствие четких границ между этими сферами общества, ко­гда доступ к политической власти был относительно свободным. Этот исторически уникальный вариант возникновения социально конструктивного стандарта добродетели характерен для первона­чального «наивного» индивидуализма античности.

В современной литературе нередко используется ставшее уже хрестоматийным логико-гносеологическое противопоставление двух типов отношения к действительности — истинностного и ценност­ного. В схематизме хитроумия эти два вида постижения как раз и совмещаются в динамике социального просвещения через созидание правил функционирования знания.

С точки зрения такого социально-когнитивного дуализма чело­век с одной стороны представляет собой безучастного наблюдателя и созерцателя сущего, регистратора процессов окружающей дейст­вительности, с другой стороны — он существо, склонное к оценке этой действительности в номинациях добра, блага и пользы. С точ­ки зрения тотальной идеологии Просвещения истина его существо­вания может быть обретена только в чистой, исторически беспред-посылочной, максимально дистанцированной от прошлого, гносеологической интенции, а не через ценностный подход к действитель ности.

Современное формально-логическое, а по сути претендующее на онтологический результат, прочтение такой идеологии можно увидеть, например, в следующем рассуждении: «Истинностный и ценностный подходы к вещам не тождественны друг другу. Они имеют противоположную направленность и уже поэтому не могут совпадать. В сл\"чае истинностного подхода движение направлено от действительности к мысли. В качестве исходной точки выступает действительность, а задача заключается в том. чтобы дать ее адек-

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 489

ватное описание. При ценностном подходе движение осуществляет­ся от мысли к действительности. Исходной является оценка сущест­вующего положения вещей, и речь идет о том, чтобы преобразовать его в соответствии с этой оценкой или представить в абстракции та­кое преобразование. Цель описания — сделать так, чтобы слова со­ответствовали миру, цель оценки — сделать так, чтобы мир отвечал словам. Это две диаметрально противоположные функции. Очевид­но, что они несводимы друг к другу. Нет также оснований считать, что описательная функция языка является первичной или более фундаментальной, чем его оценочная функция. Истинностный и ценностный подходы взаимно дополняют друг друга, и ни один из них не может быть сведен к другому или замещен им. Однако исто­рия теоретического мышления показывает, что попытки такого све­дения были в прошлом обычным делом. Более того, редукция ис­тинностного подхода к ценностному, или наоборот, едва ли не все­гда рассматривалась как необходимое условие правильного теор етизирования»"".

С этой точки зрения истина и добро пребывают в обществе как два автономных региона социальной активности, но вместе с тем, будучи почему-то противоположными друг другу способами отно­шения к действительности, они взаимодополняют друг друга в ка­кой-то непонятной номинации этой действительности.

На наш взгляд, все дело в том, что оценивающий аспект мыш­ления, а не языка, как утверждается в цитированном высказывании, не нуждается в том, чтобы состояться в материале детализированно­го описания. Этот аспект принадлежит феномену самообладания человека в окружающей действительности, и его генезис имеет ха-битуальный характер. Это значит, что прескриптивная составляю­щая человеческого опыта возникает в результате предметного обра­щения с этой действительностью в контексте инструментального самообнаружения индивидом своего целостного состояния как вла­дения телом и совмещения своей активности с аналогичной актив­ностью других индивидов. Такой способ отношения к непосредст­венному окружению М. Хайдеггер определял как подручность и способность согласования присущей человеку активности, которая изначально пребывает в контексте заботы, с интенциями умения,

Ивин А. А. Теория аргументации. М., 2000. С. 180, 182.

490____________________________________________________ Глава 4

обозревающего учета месторасположения в пространстве и расчета, который обеспечивает достижение успеха в освоении мира. Носи­тель боли, проблемы, выбора цели или потерпевший от насилия не нуждаются в детальном дескриптивном обзоре этих ситуаций, они их воспринимают непосредственно и объясняют другим через диаг­ностику своего состояния, характеристику наличного проблемного положения и самооценку. В этом отношении оценивающее сознание обладает теми же самыми когнитивными ресурсами, что и чисто по­знавательное теоретическое отношение к действительности По­следнее исходит из соображений освоения этой действительности как бы впрок, без непосредственной связи мыслительной активности с актуальной инструментально индивидуализированной жизненной ситуацией

В отличие от этого ценностный когнитивный процесс происхо­дит в локализации «здесь и сейчас», суть его заключается в предель­ной антропологической соотносимости индивида с наличным со­стоянием дел и жизненными об-стоятелъствами, т. е. с кругом со­циальных предметностей, которые его окружают. Когнитивный процесс, который сопровождает такую соотносимость человека с обстоятельствами, имеет целостный характер их обнаружения и са­мообнаружения человеком самого себя в круге этих обстоятельств. Такой целостный когнитивный акт имеет качественное отличие от мысли, не имеющей актуального инструментального предназначе­ния, скажем, мысли о движении небесных тел или химическом со­ставе какой-то глыбы камня, которая попалась на нашем пути. Опасность природной стихии, контакт с ядовитым растением, укус насекомого, встреча с хищным животным- случаи односторонней озабоченности человека своим существованием, которые создаются через опыт взаимодействия с миром по типу сопротивления окру­жающего чисто пространственному присутствию человека, его на­хождению в природе. Значимость поступка, его благотворность или вредоносность, воспринимаются в контексте взаимных интеракций.

Таким образом, бытие человека реализуется через целостные акты смыслообразования. Гносеологическая локализация чисто субъект-объектной дистанции человека возникает тогда, когда он находится в состоянии, свободном от опасности, и когда необходи­мость в инструментальном диагностическом контакте с сущим от­сутствует. Другими словами, смыслообразование мира в чисто тео-

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 491

ретическом познавательном аспекте имеет место в том случае, когда возникает дистанция в витально-антропологическом контакте чело­века с окружающими обстоятельствами и его присутствие в мире не обременено непосредственной нуждой и опасностью. Понятно, что такая свобода в социальном смысле есть принадлежность опреде­ленного этапа исторической эволюции и не есть самоочевидная дан­ность исходного антропологического измерения действительности

По словам П. Бергера и Т. Лукмана, «общее развитие человече­ского организма и человеческого Я в социально детерминированной окружающей среде зависит от особой человеческой взаимосвязи между организмом и Я. Эта взаимосвязь является эксцентрической. С одной стороны, человек есть тело в том же самом смысле, как это можно сказать о любом животном организме. С другой стороны, че­ловек имеет тело. То есть человек воспринимает себя как существо, не идентичное своему телу, а, напротив, имеющее это тело в своем распоряжении Другими словами, восприятие человеком самого себя всегда колеблется между тем, что он является телом и обладает им, и равновесие между ними нужно вновь и вновь восстанавливать. Эта эксцентричность восприятия человеком своего тела имеет опреде­ленные последствия для анализа человеческой деятельности как по­ведения в материальной окружающей среде и как экстернализации субъективных значений. Для адекватного понимания любого чело­веческого феномена следует принимать в расчет оба эти аспекта на том основании, что корни их — в фундаментальных антропологиче­ских фактах»'

В интеллектуальной установке противопоставления и убеж­дающей демонстрации дуализма между истинностным и ценност­ным отношениями к действительности происходит установление контрадикторной дистанции между фактичностью и значимостью воспринимаемого человеком Однако в реальной действительности эти интенции мысли, слова и действия неразрывно связаны.

Формальная логика, с позиций которой осуществляется приве­денный анализ, исходит из семантико-лингвистических квалифика­ций, свойственных аналитической философии. С нашей же точки зрения, формальная логика по своим познавательным ресурсам и научному статусу не способна к целостному и универсальному фи-

Бергер П., Лукмэн Т. Указ соч. С 85, 86

492____________________________________________________ Глава 4

лософско-антропологическому дискурсу, она не обладает суверен­ным потенциалом онтологии сущего. Она представляет собой «нау­ку о законах и операциях правильного мышления. Формальная ло­гика отделяет правильные способы рассуждения от неправильных и систематизирует первые. Ее можно определить, таким образом, как науку о правильном рассуждении. Она занимается, конечно, не только связями утверждений в правильных выводах, но и другими темами. В числе последних — проблемы смысла и значения выра­жений языка, различные отношения между понятиями, определение понятий, деление и классификация, вероятностные и статистические рассуждения, софизмы и парадоксы. Но главная и доминирующая тема формальной логики — это, несомненно, анализ правильности рассуждения, исследование «принудительной силы речей»²⁴.

Формальная логика представляет собой науку о нормах челове­ческого мышления и ориентирована на упорядочение процесса мышления в контексте отражения действительности и закрепления результатов этого процесса в языке, это аналитика рассудочного мышления с точки зрения его форм и нормативного соотношения между ними.

Было бы алогичным демонстрировать самостоятельное сущест­вование формальной логики как результат исторического формооб­разовательного процесса в сфере индивидуального мышления и про­тивопоставлять ее институциональному мышлению, свойственному всему обществу в целом. Формальная логика является выражением универсального нормологического освоения действительности в специфическом регионе сущего — мысли, причем такой мысли, ко­торая отвлекается от изучения актуального содержательного аспекта отражения и не занимается анализом противоречивых процессов социальной действительности. При этом следует отметить, что нор-мологический процесс в целом, включая законы формальной логики, является общественным процессом. И, вместе с тем, этот процесс не знает другого способа развития своего потенциала, кроме как через индивидуальное усилие.

Выражением такой универсальной антропологической нормоло-гии является правопорядок и функционирующее юридическое зна­ние в виде системы позитивного законодательства. В условиях пра-

Ивин А. А. Логика. М., 2001. С. 9,12.

Юридическая эпистемология it юридическое мышление 493

вового государства законодательство в качестве принципиального внутреннего содержания формулирует право как форму и способ осуществления свободы всеобщим образом, устанавливая конститу­тивную значимость права на частном уровне жизни как индивиду­альную принадлежность. Одновременно с этим происходит установ­ление порядка внутри общества, динамика порядка выступает при этом как публичное конституирующее начало.

В законодательстве воспроизводится регулятивная норма суще­ствования человека в обществе посредством модели прав и свобод и в этом отношении создается нормативный фундамент для соответст­вующей социальной активности граждан. Такая норма и есть выра­жение ценностного подхода к действительности, а также утвержде­ние актуальной истины существования человека в обществе.

Поскольку генеалогия юридической нормы является самостоя­тельным предметом исследования, в данном случае необходимо от­метить, что созидание социальной действительности означает одно­временно и ее восприятие, объяснение и понимание. Отличие юри­дической деятельности заключается в том, что это регулятивный способ отношения к действительности, а действующее законода­тельство представляет собой нормативную систему, с помощью ко­торой обосновывается социальное как правопорядок. Эта норматив­ная система есть предметно фиксированное в тексте юридического закона и в институционально организованной публичной власти — государстве — ценностное отношение к действительности или пред­метная когнитивная аксиология, которая определяет границы права и свободы как специфических конфигураций неимущественного общественного блага. В юридическом знании закрепляется антропо­логический аспект отношения к социальной действительности и дается описание правомерного и неправомерного. При этом соци­ально приемлемым признается то, что соответствует закону как об­щественном}' благу, а неприемлемым то, что противоречит этому закону и разрушает его.

В правах и свободах выражается возможность обретения инди­видуального жизненного блага и всеобщее стремление к счастью. В контексте такого антропологического движения устанавливаются границы, пределы и юридическая ответственность. Нормативно принудительная функционирующая институализация социального в виде органов государственной власти необходима как раз для того,

494 Глава 4

чтобы оптимально дистанцировать субъектов социального созида­ния и восприятия как акторов общественных нравов друг от друга и от инстанции, которая относит формы и способы проявления их дея­тельности к норме и стандарту. Посредством судебной процедуры как публичного ценностного восприятия происходящих социальных процессов устанавливается и определяется то, что соответствует и не соответствует праву, распределяется ответственность при нару­шении границ дозволенного, определяется мера юридически законо­сообразного поступка

По логике автономного дескриптивного познания человек не может прийти к восприятию свободы и права в обществе, он спо­собен только к отображению социальной действительности как су­губо безучастное существо, наблюдатель и созерцатель политиче­ских процессов Кстати, в этом заключается ироничный смысл формулы «свобода есть осознанная необходимость», где под необ­ходимостью можно понимать действия политической власти и лю­бое принуждение

Однако участие человека в этих процессах имеет антропологи­ческую форму и способ и фиксируется в идее суверенности народа в целом в таком феномене, как избирательное право. В области изби­рательного права созидание социального восприятия действительно­сти происходит через формирование органов государства в виде единства законодательной, исполнительной и судебной ветвей вла­сти. В идее публичного права имплицитно присутствует иллюстра­ция общественного договора Ж. Ж. Руссо, где государство пред­ставляется результатом общей воли и его создание есть процесс со­гласованного восприятия того способа, с помощью которого можно обеспечить общественное благо.

Особенность правосудия состоит в том, что оно является пуб­личным способом рассуждения о правом и неправом и сопряжено с оценкой обстоятельств, событий и фактов. Первичным и опреде­ляющим основанием для того, чтобы то или иное действие и посту­пок стало объектом или предметом этого рассуждения является на­личие такого публичного установления, как юридическая норма. Наличие опорного пункта в виде социального института публичного рассуждения является необходимым условием для того, чтобы рас­суждение о праве и неправе было бы возможным и вообще имело место Поэтому подобное рассуждение необходимым образом свя-

Юридическая эпистемология и юридическое мышление

зано с существованием в обществе такого институционального ме­ханизма как правосудие, оптимальное качество которого возможно только в таком способе его легитимации как судебная власть Имен­но такая историческая форма институциализации правосудия может обеспечить объективность и независимость публичного рассужде­ния о правом и неправом.

Если материальное право определяет параметры социально при­емлемых отношений между людьми, то процессуальный закон обес­печивает так\ ю же по качеству приемлемость в способе определения правомерности их поведения. Установление параметров упорядо­ченного социального взаимодействия людей в обществе и способов квалификации актуальных человеческих поступков в том или ином конкретно-историческом обществе не являются неизменными, а на­ходятся в постоянном изменении или эволюционируют. С точки зрения истории права, можно говорить о совершенствовании спосо­ба правосудия, использующего в своей эволюции закономерности институционализированного языка, который существует в обществе в тот или иной период времени. Особенностью юридического суж­дения является оценивание качества социальной действительности в контексте соответствия того или иного поведения требованиям юри­дической нормы. В этом отношении поведение человека может при­знаваться как правомерное или противоправное.

Эта общая оценка общественных отношений, которая связана с определением их правового качества и постановкой диагноза соци­альной системы в контексте правопорядка. Такая диагностика про­водится на политическом государственном уровне, если претендует на то, чтобы представлять собой официальное рассуждение со сто­роны государственной власти Ее артикуляция основывается на ста­тистических данных, которые являются итогом количественного измерения результатов деятельности правоохранительных органов и правосудия

Таким образом институциональная сфера публичного право­применения дает отображение правового качества социальной действительности и эта действительность является первичным объектом, который находится под регулятивным воздействием государства. Цифры статистики скрывают за собой процессы пра­воприменения, которые имеют индивидуализированное приложе­ние, и одной из составляющей такого приложения является от-

496____________________________________________________ Глава 4

правление правосудия, где вопрос о правом и неправом конкретизируется в модусе рассуждения о взаимодействующем единстве факта и права.

В теоретической юриспруденции эта локализация традиционно именуется как концепт юридического факта, представляя собой сис­темную характеристику многообразия его составных частей. Юри­дический факт (событие, действие, состояние, с которыми связыва­ется наступление тех или иных правовых последствий в отношениях между людьми) представляет собой потенциальный динамический центр, вокруг которого кристаллизуется та или иная конфигурация правовой реальности. Эта правовая реальность развертывается в различные качественные образования. Она может быть источником возникновения и реализации субъективных прав и обязанностей (например, открытие наследства, вступление в брак, рождение ре­бенка, достижение пенсионного возраста и т. д.), либо для примене­ния юридической ответственности при совершении преступления, причинении вреда, неисполнении договорного обязательства.

Юридический факт не может существовать сам по себе без юридической нормы, в которой определяются параметры правового качества общественных отношений. При осуществлении публичного государственного правоприменения юридическая норма во времен­ном и логическом отношениях предшествует социальной фактогра­фии. Но это совсем не значит, что она конструирует действитель­ность и является атомом в архитектурном, т. е. заранее спланиро­ванном, строительстве правопорядка в обществе.

Речь идет о существовании и деятельности государства и его институтов, которые составляют особый слой социальной действи­тельности, укорененный в обществе и выделенный в дистанциро­ванное от частного способа существования людей публичное обра­зование. Относительно самостоятельное пребывание этого слоя соз­дает иллюзию суверенитета юридической деятельности, поскольку существует особая сфера функционирующего знания, имеющего производительный характер. Этот производительный характер за­ключается в том, что задача по воссозданию правопорядка и устра­нению неопределенности в праве может, как уже отмечалось, изме­ряться количественно. Такой количественный подход, который как всякое математическое измерение характеризует логику механисти­ческого представления о качестве социальных процессов, присущ и

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 497

самому правосудию как публичному способу рассуждения о правом и неправом.

Действующая система законодательства служит основанием специфической материальной логики оценивания или аксио- логизирования социальной действительности. В отличие от логики экономического оценивания с точки зрения материального блага и от политической оценки, связанной с ценностями власти в категори­ях степени ее полноты в модусах подчинения, влияния и самообла­дания, юридическая аксиология обусловлена потребностями спра­ведливого отношения в распределительном процессе прав, который осуществляется на частном и публичном уровнях общественной жизни. Этот процесс реализуется в логических параметрах внеин-ституционального «естественного» распределения посредством ча­стной инициативы («на свой страх и риск») и в институциональной публичной сфере как предоставление субъекту права того, что ему причитается по закону. Такая дифференциация распределения обу­славливает необходимость дискурса, который бы удерживал законо­сообразность в ее реальном воплощении правопорядка. Именно та­кой дискурс в качестве необходимого отправления социального ор­ганизма и представляет собой право государства в форме судебной власти. Судебная власть устраняет хаос процесса естественного рас­пределения, где перестают действовать и быть эффективными ре­сурсы коммуникативной справедливости, внедряя в него уравни­тельное начало в виде юридической нормы.

Иными словами, в основе юридической аксиологии лежит про­цедура оценивания, которая связана с такими неимущественными благами, как свобода, право, интерес. Объем и полнота свобод, прав и удовлетворение законного интереса служат предметом оценивания при осуществлении правосудия, функция которого заключается в том, чтобы обеспечить каждому получение того, что причитается ему по праву. Учитывая, что речь идет о специфическом регулятив­ном процессе приведения в состояние нормы, следует говорить о двух процессах упорядочивания в общественных отношениях, а именно: об устранении неопределенности в праве в случае спора; и о применении ответственности, когда происходит прямое посягатель­ство на принадлежащие гражданину свободу, право и законный ин­терес.

Глава 4

 

Эти две пропозиции юридической аксиологии, используемые при осуществлении правосудия, связаны с расчетом в области соци­ального качества, который привлекает для своих квалификаций по­нятия полноты, объема, универсальности, суверенитета как внешне­го и внутреннего самообладания Здесь же присутствуют геометри­ческие и количественные, арифметические параметры динамики измерения созидательной и разрушительной активности в виде гра­ницы, предела, опасности, вреда, ущерба, выгоды, пользы и блага. Этот расчет качества осуществляется с помощью математического инструментария при определении степени нарушения права и объе­ма юридической ответственности. Юридическая ответственность локализована в своем математическом выражении в полном возме­щении вреда и в наказании как публичной санкции за совершенное преступление. Первичное деление ответственности связано истори­чески с понятием деликта в двух его видах — уголовном преступле­нии и гражданско-правовом обязательстве из причинения вреда. Эти два вида нарушения прав не укладываются в частный способ рас­пределяющей активности индивидов, которая осуществляется за счет коммуникативной справедливости в контексте обещаний, обя­зательств и договоров. Договор как вид обменных операций в сфере общественных отношений признается гос>дарственной властью в качестве режима построения правопорядка, если он не противоречит юридической норме В связи с этим предметом юридической аксио­логии при осуществлении правосудия является состояние этих от­ношений, определение их качества с позиций юридической нормы, которая служит индикатором этого качества.

Что является поводом для публичного рассуждения о правом и неправом в отношениях между людьми⁹ В каких формах в настоя­щее время осуществляется право на судебную защиту? Можно ли считать реализацией такого права сообщение о факте совершенного преступления в правоохранительные органы, которые осуществляют предварительное расследование по уголовным делам, либо таковым следует считать только непосредственное обращение граждан в суд по административным и гражданским делам?

Если исходить из того, что окончательное суждение относи­тельно совершенного преступления и применение уголовной ответ­ственности располагается в юридической дискреции правосудия, то деятельность органов следствия подпадает под общую генерализа-

Юридическая эпистемология и юридическое мышление__________ 499

цию юридической справедливости, которая реализуется в обществе только посредством правосудия. Деятельность органов предвари­тельного следствия в этой связи можно охарактеризовать как подго­товительный этап на пути к завершенной, открытой, публичной и гласной форме ос\ ществления такой справедливости

В каких же качественных показателях может артикулироваться нормативная справедливость в обществе как задача правосудия?

Первичная оценка в этом отношении связана с постулатом част­ного правосознания, которое вообще сомневается в том, что право­судие может обеспечить эффективный способ распределения ответ­ственности в обществе и правильно организовать восстановитель­ный процесс права, которое оказалось нарушенным. Этот скепсис основывается на том. что сама юридическая норма и публичное пра-восхдие являются несовершенными средствами в деле установления справедливости в обществе, когда нарушаются права граждан. Та­кой импульс исходит из пространства частного рассуждения о пра­вом и неправом, где отсутствуют четкие и определенные параметры оценки при установлении и распределении ответственности.

Индивидуальное правосознание может использовать аксиоло­гию абсолютной либо относительной справедливости, подвергая критическому анализу качество самой юридической нормы и офи­циального правоприменения, которое осуществляется органами го­сударственной власти

Отношение к правосудию и наличному качеству воспроизводи­мого им стандарта справедливого подхода к определению юридиче­ской ответственности может осуществляться в контексте абсолют­ных и сравнительных оценок: хорошо—безразлично—плохо, луч­ше—равноценно—хуже. Здесь мы имеем образец рассужения или рефлексии по поводу качества процессуальной справедливости, ко­торая прис>тствует в судебных постановлениях при осуществлении разбирательства по уголовным, административным и гражданским делам

Таким образом, частное правосознание применяет к правосудию как легитимному способу распределения ответственности в общест­ве содержательную моральную аксиологию, основанную на понятии о личном имущественном и неимущественном благе, общих пред­ставлениях о добре и зле.

500____________________________________________________ Глава 4

В отличие от такого правосознания юридическая аксиология не использует моральных установок по отношению к результатам пра­восудия, она оперирует универсальными принципами внутренней рефлексии законностью и обоснованностью. Другими словами, пра­вовой схематизм юридической аксиологии, который действует внут­ри правосудия, основан на собственных ресурсах позитивного зако­нодательства. Его источниками являются соответствие закону и пра­вильное его использование.

В этом отношении оценка правового качества общественных отношений со стороны правосудия осуществляется не с позиций до­бра и зла, а с позиций блага, которое принадлежит носителям прав, свобод и интересов. Это благо имеет имущественный и неимущест­венный характер, его объем, качество, границы определяются дина­микой осуществления права, свободы и интереса. Социальные кон­фликты и правонарушения возникают в результате нарушения инди­видуальных очертаний права и свободы, которые принадлежат тому или иному лицу, в результате действий, совершаемых другими субъ­ектами права.

Среди таких переходов в пространство прав других лиц особое место принадлежит преступлению как разрушительной активности, которая отрицает саму идею закона, существующего в исторически фундаментальной и первоначальной модальности запрета. Закон в модификации свободы и права является достижением нового и но­вейшего времени и представляет собой современный слой формооб­разования нормативной юридической аксиологии. До этого юриди­ческий закон существовал в формах запрета, обязанности, повинно­сти, сословной привилегии, властного правомочия государственной власти. Превалир>ющей или доминантной составляющей в правооб-разовании первоначально являлось дифференцированное иерархиче­ское подчинение, где объем прав существовал в форме публичного дарования властных полномочий, определяемых местом в иерархии сословий. В зависимости от этого дифференцированного расслоения качество права можно было бы оценивать не в модификации дозво­ленного, а определяемого устройством сословной власти.

Античная демократия могла существовать как максимум част­ной власти, где в качестве условия ее существования являлся труд рабов. В этих условиях право свободного человека обеспечивалось за счет объема, создаваемого отсутствием каких-либо прав у подне-

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 501

вольной части населения государства. Исторические формы зависи­мости и подчинения служат как бы почвой и средой, где происходит зарождение позитивного правового качества. Изначально оно могло существовать только в определении места и объема, которые имеют стационарную фиксацию, определяемую иерархией.

Свободное, т. е. не имеющее признаков правовой формы и гра­ницы в праве, устроение общих дел в условиях общества, которое М. Вебер назвал традиционным, возможно только на вершине ие­рархии. Античная демократия могла существовать как смена поли­тических режимов в общем труде публичной власти среди свобод­ного населения. Это свободное население было высвобождено от зависимости служения высшей публичной власти, которая бы суще­ствовала как собственность династии, будь то царский период в ар­хаической истории или времена феодальной абсолютной монархии. Но в самой смене политических режимов во времена античности отсутствовал устойчивый компонент права и свободы, который бы обладал качествами целостной индивидуальной собственности с предикатами неотъемлемости и неотчуждаемости. В итоге демокра­тия могла легко смениться тиранией и трансформироваться в режим деспотического правления.

Правовое качество юридического закона создает новый компо­нент юридической аксиологии, когда ценностным ориентиром в процедуре распределения прав, обязанностей и ответственности становятся права и свободы человека и гражданина, а не ценностное качество самодостаточной публичной власти в виде государства, имеющего максимально властное наполнение и публичное самооб­ладание с признаками политического произвола.

Таким образом, высший уровень юридической аксиологии свя­зан с тотальной диагностикой качественного состояния общества с позиций правопорядка, где юридическая норма получает двуединое назначение и смысл, как двуедино по своему смысловому наполне­нию словосочетание «правовое государство».

Ценностное отношение к действительности является также и ис­тинностным процессом. Как и сциентальное дескриптивное позна­ние в естествознании, оно формулирует в себе и для себя процесс выделения нормы самообладания и бытия человека в его коммуни­кативной социальной ценности через юридический закон и право, отражая в себе и своей сущности показатель и уровень человечности

502 Глава 4

в обществе. Это отношение является выражением целостного антро­пологического отношения к действительности через такую институ­циональную нормативную область функционирующего социального знания, как позитивное право. Этот процесс когнитивной аксиоло­гии реализуется в процедуре установления истины по делу при осу­ществлении правосудия. Является ли эта истина абсолютной, или она относительна? Относится ли она к материальной или процессу­альной, или попросту представляет собой юридическую истину? Находится ли ее местопребывание в автономной профессиональной юридической деятельности, имеет ли она в связи с этим чисто инст­рументальные назначение и смысл, или ее назначение и смысл яв­ляются совершенно другими? Целый ворох этих и подобных вопро­сов постоянно с той или иной периодической интенсивностью воз­никает в правоведении. Запутанность в проблематизации вопроса об истине в юриспруденции существует и по настоящее время и вряд ли будет полностью устранена ввиду естественного обстоятельства, связанного с принципиальной открытостью такой социально-когнитивной сферы, как социология знания. Юридическая деятель­ность относится к этой области, поскольку, как уже отмечалось, представляет собой регион функционирующего публичного соци­ального знания, имеющего конститутивное значение для общества.

При характеристике этой проблемы мы можем сослаться на труды таких отечественных авторов 50-60-х гг. XX в., как М. С. Строгович. О. В. Иванов, М. А. Гурвич. С. В. Курылев и других ученых в области процессуального права и правосудия. В контексте затянувшейся судебно-правовой реформы в России эти вопросы вновь составляют предмет оживленных дискус­сий в отечественной юридической литературе, в основном ка­сающихся обновления гражданско-процессуального законода­тельства (А. Т. Боннер, В. М. Жуйков, И. В. Решетникова, М. К. Треушников и др.).

В качестве примера специфики юридического познания и ква­лификации истины, которая устанавливается при осуществлении правосудия, можно привести рассуждения А. Г. Коваленко: «Нами усматривается целесообразность переноса центра тяжести в анали­зируемой проблематике с сугубо теоретических аспектов в плос­кость практических судоустройственных и процессуальных конст­рукций как минимум по следующим основаниям: во-первых, само

Юридическая эпистемология и юридическое мышление_____________ 503

понятие объективной истины (вне зависимости от факта включения и исключения этой дефиниции из правовой материи) относится к сфере высокого уровня философско-теоретических абстракций и гносеологических проблем фундаментальной науки и, считаем, не может прямо привноситься в правовую норму; во-вторых, в связи с существенной коррекцией гражданского процессуального законода­тельства и принятием Арбитражного процессуального кодекса Рос­сийской Федерации (1995г.), отошедших от этого понятия; в-­третьих, потому что проглядывающие здесь споры зачастую не ока­зывают заметного влияния на характер функционирования конкрет­ных механизмов правосудия, организация которых должна быть максимально подчинена достижению реальной защиты прав и за­конных интересов граждан и иных субъектов процесса, обращаю­щихся за защитой. В то же время вопрос о том, обладает ли челове­ческое мышление предметной истинностью, — вовсе не вопрос тео­рии, а практический вопрос».²⁵ Поэтому следует согласиться с теми авторами, которые не связывают судебное познание с категориями научного и обыденного познания. «"Истина определяется как полез­ность" так характеризовал ее прагматик Дж. Дьюи. Современная общая судопроизводственная концепция, не опираясь именно на та­кое понимание судебной истины, тем не менее, в реальном методе интерпретации все более склоняется в его сторону, понимая под по­лезностью рационально формируемые конструкции судоустройства и судопроизводственной деятельности»²⁶.

Мы относим познание в области правосудия к процедуре когни­тивной аксиологии, осуществляемой на основе действующего зако­нодательства. При этом в объем истины по делу входят как истина факта, так и истина права. Установление истины факта представляет собой дискриптивный способ восприятия действительности, которая подпадает под предмет судебного разбирательства и входит в сферу юридической фактологии и юридически значимых обстоятельств. Дескриптивный способ отображения действительности характерен для конституирующей фазы формулирования судебного постанов-

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 1, 2.

²⁶ Коваленко А. Г, Институт доказывания в гражданском и арбитражном судопро­изводстве. М., 2002. С. 26, 27, 30, 32.

Глава 4

 

ления, которая находит выражение в перформативе (то есть в слове-действии) «установил».

Аналитика установленного через соответствие и несоответствие праву и закону связывается с мотивировкой судебного решения, предшествующей окончательному выводу о правовом качестве си­туации (диагноз) и ее юридических последствиях (наличии или от­сутствии необходимости применения юридической ответственно­сти). Все это базируется на фундаменте доказанности факта и права, совокупная демонстрация которых при осуществлении судебного разбирательства и определяет окончательный характер принимаемо­го по делу решения, составляя тем самым частную конкретную реа­лизацию публичного права на судебную защиту.

Через внутреннее убеждение суда как результат динамического удостоверения в правом и неправом, сформировавшееся в процессе судебного разбирательства дела, происходит принятие решения и переход к последующему гражданско-процессуальному перформа-тиву: «решил». В решении, как связном цельном тексте, в нормоу-строительной функции которого дублируется позитивный закон, происходит индивидуальное конкретное воплощение процедуры истины по делу как завершение познавательного процесса в форме когнитивной аксиологии.

Ценностный аспект отношения к действительности в судебном решении как акте реализации права на судебную защиту представ­лен в таких публично-диагностических характеристиках, как закон­ное, обоснованное или, наоборот, не соответствующее закону, не­обоснованное, неправомерное.

Аксиологической или ценностной по своему типу является оценка доказательств по делу. Юридическое качество доказательств по делу не является конкретно определенным и предписанным зако­ном процессом их селекции при осуществлении судебного разбира­тельства. Для этого используются лишь внешние принципы подхода к ним— относимость и допустимость. В этом также состоит отли­чие процедуры познания в судебном процессе от обычного созерца­ния и наблюдения по отношению к окружающей действительности.

Судебное заседание представляет собой воссоздание через ак­тивность сторон и реализацию принципа состязательности целост­ного, снабженного правовой аргументацией устного и гласного раз­бора сути разрешаемого дела в его юридически значимом контексте.

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 505

Аргументация отсутствует в природном мире как мире явлений. Удостоверяющееся в сути дела восприятие суда не является безуча­стным восприятием природных процессов и явлений социальной действительности, в которые человек не был вовлечен и не проявлял собственной активности. Суд воспринимает доводы спорящих сто­рон, их отсылки на нарушение права, эти отсылки снабжаются дос­товерными свидетельствами, т. е. подтверждением, которое не явля­ется демонстрацией способности к логическому мышлению и по­строению научной теории.

Судебная версия как гипотетический способ познания может представлять собой версию нарушения права, которая верифициру­ется (подтверждается) или фальсифицируется (опровергается) в процессе рассмотрения дела. Подобная версия представляет собой модель определенно сложившихся обстоятельств, которые имели место в прошлой действительности и явились причиной нарушения права, свободы, охраняемого законом интереса. И здесь мы сталки­ваемся уже с нормативной процессуальной моделью когнитивной аксиологии в виде феномена доверия к доказательствам.

Доверие к природе как наличному проявлению соответствую­щих процессов не является проблемой. Критика или проявление скепсиса, недоверия, подозрительности касается только процедуры ценностного отношения к действительности и не свойственно про­цедуре наблюдения и свободного восприятия, характерного для чис­то интеллектуального познания, не связанного с удовлетворением наличной сиюминутной практической потребности.

Феномен доверия к природе и окружающей действительности в истории познания создается негативно методологически. Отец науки нового времени Р. Декарт формулирует эту проблему через гносео­логическую дефектацию когнитивной аксиологии человеческого тела, конституируя субъекта познания как автономно мыслящее су­щество, лишенное ценностной предикации и находящее свое един­ственное достоверное самообнаружение в мысли. И последним мо­ментом, в котором мышление черпает свою собственную достовер­ность и со всей бесспорностью обнаруживает себя, является сам феномен интеллектуального сомнения без его витальных и социаль­но-контекстуальных экспликаций — скепсиса, недоверия и подозри­тельности.

506 Глава 4

В обоснование такого подхода к действительности Р. Декарт приводит примеры телесных и зрительных иллюзий и выносит вер­дикт о том, что сфера телесно антропологического обманчива в предоставлении материала познания. Доверие в обществе создается через справедивость и правдивые, честные отношения между людьми. Для Р. Декарта в его. кстати также интеллектуальной борьбе с католической схоластикой и богословием, этих ресурсов восприятия общественных отношений и социального знания как бы не существует. В связи с этим очевидность как начало познания в постижении окружающей действительности имела для него мате­матический смысл и не касалась устроения человеческих дел, в ко­торых, по его мнению, отсутствовал порядок, подобный геометри­ческому порядку Вселенной.

Именно такая методологическая установка стала господствую­щей в познании и сформировала автономизированную модель субъ­екта познания, когда процедура истины получила одностороннее выражение как познание в рамках соответствия между чистой теоре­тической мыслью и действительностью.

Эта установка действительно противоположна установке, кото­рая исходит из созидательного отношения к миру социального, где человек предстает одновременно в двух ипостасях. Во-первых, как существо, истолковывающее смысл происходящего в этом созида­тельном процессе через усвоение его значения для него лично. А во-вторых, как существо само участвующее в общественных отноше­ниях. В связи с этим практическое созидание становится для него также интеллектуальным и ценностным восприятием социальной действительности. Доверие к Другому здесь формируется через ин­дивидуальное и коллективное приятие и неприятие, совместимость или несовместимость активной жизнедеятельности в сообществе людей. Приемлемость совместного существования откладывается в норме, стереотипе, стандарте и образце обращения одного человека с другим. Такая приемлемость есть не что иное, как состояние порядка или констатация пользы как того, что пригодно, нравится и ценится во всеобщем совместном существовании людей друг с другом.

При характеристике нравов сошлемся еще раз на высказывание П. Бергера и Т. Лукмана «Всякая человеческая деятельность под­вергается хабитуализации (опривычиванию). Любое действие, кото­рое часто повторяется, становится образцом, впоследствии оно мо-

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 507

жег быть воспроизведено с экономией усилий и ipso fakto осознано как образец его исполнителем. Кроме того, хабитуализация означа­ет, что рассматриваемое действие может быть снова совершено в будущем тем же самым образом и с тем же практическим усилием. Иначе говоря, несмотря на то, что социальный мир отмечен объек­тивностью в человеческом восприятии, тем самым он не приобрета­ет онтологический статус, независимый от человеческой деятельно­сти, в процессе которой он создается».²

При осуществлении правосудия рассуждение о правом и непра­вом ведется на двух уровнях. Во-первых, на уровне восприятия спорных обстоятельств в контексте юридической нормы и, во-вторых, в контексте фактографического установления того, действи­тельно ли произошло нарушение права, свободы и интереса как уни­версальных ценностей, находящихся под защитой закона. Это рас­суждение ни на минуту не теряет органически связного сочетания указанных уровней в ходе всего судебного разбирательства по делу. Данное обстоятельство и составляет сущность двуединого процесса установления истины права и истины факта, которые объединяются в целостное состояние истины по делу при вынесении решения.

Очевидность, или полное удостоверение, того, что воспринятое обладает качеством истины судебного разбирательства, носит харак­тер «убеждения». Вот, например, какое общее определение понятию убеждения дает А. А. Ивин. «Убеждение -— одна из центральных категорий человеческой жизни и деятельности, и в то же время это сложная, противоречивая, с трудом поддающаяся анализу категория. Убеждение изучается многими науками: психологией, логикой, лин­гвистикой, философией, риторикой, теорией социальной коммуни­кации и др. Убеждение касается высказывания (утверждения) и представляет собой веру в то, что данное высказывание должно быть принято в силу имеющихся оснований. Предметом убеждения может быть не только отдельное высказывание, но и связная система высказываний: сообщение о каких-то событиях, доказательство, концепция, теория и т.п. Убеждение не совпадает ни с истиной, ни с верой, лишенной сколько-нибудь отчетливых оснований («слепой верой»). Когда утверждение истинно, описываемая им ситуация ре­ально существует. Но если утверждение представляет собой чье-то

Бергер П., Лукман Т. Указ. соч. С 89, 90, 102.

Глава 4

убеждение, это не обязательно означает, что ему что-то соответству­ет в действительности. В отличие от чистой веры, способной слу­жить основанием самой себя, убеждение предполагает определенное основание. Последнее может быть совершенно фантастическим или даже внутренне противоречивым, но тем не менее оно должно суще-

ствовать».

Усмотрение правовой очевидности в системе аргументации, ко­торая используется сторонами в споре, в их активности по представ­лению достоверных доказательств (показаний свидетелей, докумен­тов как письменных свидетельств о фактических обстоятельствах дела) и есть не что иное, как внутреннее убеждение судьи. Это оче­видность на уровне юридического значения и смысла обстоятельств спора, которые устанавливаются через воссоздание и конструирова­ние каждой из сторон целенаправленного демонстрационного вос­приятия, чтобы убедить суд в своей правоте. При этом воссоздается картина действительности, в которой присутствует прошлое, на­стоящее и расчет на будущее, т. е. здесь имеет место убеждающее намерение относительно: нарушения права, требования судебной защиты и применения юридической ответственности, предусмот­ренной в данном случае по закону. Таким образом, в публично обо­зримое пространство судебного заседания вовлекается фрагмент со­циальной действительности, который должен быть проверен на на­личие правого или неправого в спорной ситуации, которая стала предметом судебного разбирательства.

В обзоре и исследовании притязания на судебную защиту при осуществлении разбирательства по делу присутствует обращение к потенциалу когнитивной аксиологии в двух параметрах: с точки зрения установления факта нарушения права и свободы в конкрет­ном ее субъективно-правовом проявлении и в отношении обнаруже­ния самого факта правонарушения. Единая модификация судебного правоустановления, которое вносит определенность в спорные от­ношения, состоит в