И способ нормативного мышления 1 страница

Совершенно невозможно на одной или нескольких страницах рассмотреть основные этапы исторической эволюции процедуры публичного обращения за защитой нарушенного права. Но все-таки попытаемся максимально коротко охарактеризовать суть и важ­ность темы, которая вынесена в название нашего небольшого рас­суждения.

Речь идет о вечной проблеме эффективного способа обращения с надличностными, могущественными силами, к которым, без вся­кого сомнения, следует отнести публичное судебное разбирательст­во. Сам термин «обращение» направляет мысль к сфере внешнего выражения усилий по осуществлению присущего человеку намере­ния достичь поставленной цели.

При обращении за судебной защитой осуществление этого на­мерения зависит не только от наших усилий, но и от того, как мы обратились, какой прием использовали при этом; оказалось ли такое действие приемлемым для суда; было ли оно четко сформулирован­ным и понятным.

В архаических способах обращения за судебной защитой ис­пользовались различные словесные, предметно выраженные магиче­ские и ритуальные формулы, безукоризненное использование кото-

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 427

рых только и могло принести эффект в отстаивании права со сторо­ны истца.

Не следует забывать, что судебная процедура первоначально сформировалась в религиозной сфере отношения к действительно­сти и составляла принадлежность жреческого знания. Это знание являлось тайным и функционировало публичным образом в формах предсказания, предвидения и распределения ответственности в об­ществе в случае возникновения конфликтов в отношениях между людьми и будущего устроения общественных дел.

Обращение за разрешением конфликта было устным и сопрово­ждалось строгим соблюдением ритуала в обосновании просьбы, ко­торая адресовалась жрецу или коллегии жрецов (понтификов). При обращении за судебной защитой использовалась система приемов и специальных двигательно-знаковых и словесных формул. В даль­нейшем социальные качества судебной инстанции и способы обра­щения за судебной защитой развивались и совершенствовались, су­дебное право постепенно освобождалось от религиозного содержа­ния и находило опору в рациональном подходе к действительности. Таким рациональным средством явился письменный закон как от­крытое универсальное правило, равным образом распространяю­щееся на всех. Однако этот закон в области процессуального права и судопроизводства развивался опытным путем и не сразу получил закрепление в специальном законе.

Скажем, в римском праве адекватность качества обращения за судебной защитой стала корректироваться правом претора. Он вы­давал судье формуляр, в котором характеризовался возникший спор и устанавливались возможные варианты его разрешения в зависимо­сти от установленных по нему обстоятельств. Стадиями преторского права являлись' intentio— изложение претензии; condemnatio— по­ручение судье разрешить дело в различных возможных вариантах, demonstratio — краткое перечисление фактов и обстоятельств дела; adjudicatio — поручение, содержащее предписание о применении ответственности к той или другой стороне в споре.

Иными словами, рационализация способа обращения за судеб­ной защитой в процессуальном праве открывает, делает общедос­тупной и публично обозримой процедуру судебного разбирательст­ва, устраняет из общества тайное знание, недоступное для лица, ко­торое обращается в суд. Это способствует все большей

428____________________________________________________ Глава 4

самостоятельности судьи в усмотрении обстоятельств дела и в итоге отделению судебной процедуры от иррациональных систем знания и произвольного предписывающего указания различных форм испол­нительной власти. Знание о праве, которое подлежит судебной за­щите, сосредотачивается в самом публичном правосудии как специ­фической сфере деятельности, находящейся в собственной компе­тенции судьи по делу. При этом суд становится инстанцией, перед которой разворачивается система форм представительства, основан­ная не на ритуальной демонстрации претензии, а на рациональном основании, которое заключено в письменном юридическом законе. Дефицит этого знания, неумелое пользование им в повседневной жизни восполняются через организацию профессиональной защиты в суде и путем использования собственных процессуальных ресур­сов закона.

Формулирование претензии или иска переходит в русло исполь­зования знания закона как особого специального знания и образова­нию всеобщего общественного сословия юристов. Отсюда берет на­чало институт адвокатуры и профессионализация способа обраще­ния за судебной защитой в истории цивилизации. С точки зрения профессионального юридического знания дело может быть устрое­но, подготовлено и выиграно в суде. В русской правовой традиции адвокат— это стряпчий по делу, т. е. юрист, который превращает ситуацию спора в готовое, приемлемое для суда состояние примерно в такой же модификации обычной жизни, когда сырое посредством определенной технологии приготовления становится годным к употреблению.

Закон становится общим фундаментом рационального подхода к определению прав и обязанностей сторон в споре. В этом отноше­нии судебная инстанция уже представляет собой открытое про­странство, где используется риторика и аргументация к действую­щему законодательству, ритуальная часть в виде символических действий трансформируется и вместо прежнего качества внутренней принадлежности и сущностного компонента судебного разбиратель­ства становится его формальным атрибутом, будучи вытесненной в пространство внешней символики и знакового присутствия правосу­дия в обществе.

Правосудие становится устным воспроизведением спорной си­туации перед судом, а формуляр иска — письменным как и текст

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 429

закона. В этом отношении способом, с помощью которого достига­ется благополучный исход дела, становится знание закона, а также особое юридическое умение и правильное его применение судом и лицами, участвующими в деле. Это значит, что дело должно быть соответствующим образом подано и представлено суду в контексте юридического знания, которое является уже общедоступным. Таким образом, доступ к правосудию обеспечивается за счет надлежащего, т. е. законосообразного, применения этого знания сведущими в этом людьми.

При условии дефицита знания у большинства людей относи­тельно правильного использования закона при обращении за судеб­ной защитой возникает особое качество власти — юридическое как вид публичной рациональной деятельности, внутреннее существо которой освобождается от тайного религиозного содержания. Дис­танция между судом и населением также приобретает рациональное и вполне доступное для повседневного понимания качество досу­дебной процедуры. При ее осуществлении происходит доведение искового формуляра до надлежащего удобоваримого для судебного разбирательства состояния — приемлемости заявления суду в двух измерениях: возможности его рассмотрения судом как компетент­ным органом и принятия его к рассмотрению тем судом, к подсуд­ности которого оно отнесено по закону. Именно на этой стадии реа­лизуется первичная стадия доступа к правосудию.

Кроме религиозной традиции при анализе категории доступа к благу уместно обратиться и к народным представлениям, которые бытуют в сфере нравов.

Можно вспомнить известную магическую формулу: «Сезам, от­кройся!», или другие фольклорные и сказочные сюжеты, скрываю­щие древние способы осмысления идеи доступа к тому, что обеспе­чивается за счет обретения тайного, священного знания или особых сил и способностей лица, которое стремится к обретению блага. Пределы блага здесь определяются как получение максимум воз­можного для человека — богатства, счастья, справедливости, красо­ты, истины.

Историческая традиция и общественные нравы отсылают нас в поисках блага к идее средств доступа к нему, к поиску и нахожде­нию ключа благообретения. Такими ключами к благу могут быть словесные приемы, магические формулы и практические навыки

430____________________________________________________ Глава 4

обращения с миром вполне обычных вещей, использование которых обеспечивает и делает возможным вход, проникновение перемеще­ние в пространство нахождения блага. Образно говоря, лампу Алла-дина нужно увидеть, т. е. найти, понять ее чудодейственные свойст­ва и умело воспользоваться ею. При этом следует не забывать, что она изготовлена из меди.

То, о чем говорилось ранее, есть лишь краткое введение к про­блемам настоящего дня и трудностям, которые возникают при осу­ществлении правосудия на основе действующего российского граж­данско-процессуального законодательства. Поэтому из глубин исто­рической традиции и фантастических высот народных нравов и представлений о ключе благорасположения и доступа к благу, где справедливость как результат правосудия есть не что иное, как бла­го, наше рассуждение должно войти в пространство текущих про­блем применения гражанско-процессуального права.

Далее изложение приобретает характер «сжатой» в объеме саги о такой прозаической вещи, как форма и содержание искового заяв­ления (ст. 131 ГПК РФ) и его строгое качество. Строгость оценива­ется как некая модификация оптимального состояния и обладает со­ответствующим нормативным динамическим потенциалом.

Смысл таких неожиданных переходов состоит в том. чтобы об­наружить в текущей судебно-процессуальной деятельности на ста­дии принятии искового заявления (жалобы, заявления об установле­нии юридического факта) неопределенность подхода и элементы бесперспективной борьбы с действительной или мнимой юридиче­ской неосведомленностью лиц, обращающихся за судебной защитой и претендующих на доступ к правосудию. Следует отметить, что в строгом письме современного искового формуляра воплощен исто­рический опыт практической юриспруденции, начало которому по­ложила ритуальность, которая воспроизводилась при осуществлении космологического способа обращения за правосудием в архаические времена.

Между тем, суды не всегда отдают себе отчет о серьезных про­цессуальных ресурсах этой статьи закона, касающейся истока су­дебной процедуры. При этом динамическая многозначность слова «исток» имеет решающую конструктивно-перспективную значи­мость, поскольку его качество определяет качество и правильность всей последующей судебной процедуры («хорошее начало— пол-

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 431

дела»). Это значит, что истец имеет суверенное, т. е. независимое и самостоятельное, право формулировать исковое заявление, предос­тавленное гражданину РФ ст. 46 Конституции РФ. Это право не мо­жет ограничено, откорректировано или трансформировано судом под видом или по мотивам исправления недостатков заявления.

Второе обстоятельство, которое также во многих случаях не учитывается при оценке приемлемости искового заявления и степе­ни его годности для использования в процессе судебного разбира­тельства, — это границы термина «указаны». Его терминологиче­ская однозначность не предполагает трактовать его смысл как обос­нование посредством представления соответствующих доказа­тельств. Другой момент, который связан с ограничительным процессуальным смыслом этого термина, касается применения п. 4 ст. 131 ГПК РФ. Если привести правило, закрепленное в нем полно­стью, то оно будет иметь следующий вид: в заявлении должны быть указаны обстоятельства, на которых истец основывает свое требова­ние, и доказательства, подтверждающие изложенные истцом обстоя­тельства.

Текущая практика деятельности судов свидетельствует о том, что происходит неправомерная трансформация правила об указании на доказательства в обоснование искового требования в предписа­ние со стороны суда об их представлении. Такое положение харак­терно для стадии оценки приемлемости искового заявления при ре­шении вопроса о принятии его к производству судом и выражается в неоправданно широком применении такого процессуального дейст­вия, как оставление заявления без движения (ст. 136 ГПК РФ).

Противоположностью применения в таком широком диапазоне п. 4 ст. 131 ГПК РФ является отсутствие должного дисциплинарного подхода в оценке соответствия содержания искового заявления тре­бованиям п. 5 ст. 131 ГПК РФ. При этом акцент в рассуждении ста­вится нами совсем не на ужесточении способов борьбы суда с граж­данами, обратившимися за судебной защитой средствами закона, и не на создании хронической проблемы их право на доступ к право­судию. Ударение ставится на том, что доступ к правосудию должен происходить не путем произвольного толкования содержания ст. 131 ГПК РФ, как в отношении чрезвычайно широкого толкования обя­занностей истца по надлежащему оформлению искового заявления, так и в отношении нестрогого подхода к оценке его качества с точки

Глава 4

 

зрения действительных недостатков, которые ему присущи. Речь идет об обязательном требовании, предъявляемом к содержанию искового заявления, когда истец при обращении за судебной заши­той должен указать характер нарушения принадлежащих ему прав, свобод и охраняемого законом интереса.

Данное обстоятельство имеет существенное значение при оценке качества искового заявления с точки зрения его приемлемо­сти и возможной судебной процедуры, поскольку названные со­держательные параметры заявления определяют предмет спора, родовую подсудность дела и являются условием для применения такого процессуального действия, как отказ в принятии искового заявления (ст 134 ГПК РФ). Нестрогий подход в оценке качества искового заявления приводит к тому, что судебная процедура отя­гощается внутренним исходным дефектом и исправляется судом с помощью временных и интеллектуальных затрат в процессе судеб­ного разбирательства, что нередко сопряжено с риском существен­ного нарушения норм процессуального права при вынесении ре­шения по делу.

Устранение дефектов через такие процессуальные действия ист­ца, как изменение исковых требований, отказ от иска (ст. 39 ГПК РФ), замена ненадлежащей стороны на надлежащую (ст. 41 ГПК РФ), передача дела по подсудности (ст. 33 ГПК РФ) нередко оборачиваются для судов нарушением процессуальных прав участ­ников судебного разбирательства и приводят к отмене судебных по­становлений.

По международно-правовым стандартам задача гражданского судопроизводства состоит в устранении неопределенности в праве, и судебная процедура должна воссоздать эту определенность. На язы­ке п. 1 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и ос­новных свобод это звучит как универсальная возможность рассчи­тывать на четкое определение прав и обязанностей в обществе: «Каждый имеет право при определении его гражданских прав и обя­занностей или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявленного ему. на справедливое судебное разбирательство де­ла в разумный срок независимым и беспристрастным судом, создан­ным на основании закона». Поводом для использования судебной процедуры является потребность граждан в устранении неопреде­ленности в праве, которая возникает в случае конфликта и спора.

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 433

В этом отношении большое значение при осуществлении права на судебную защиту и обеспечения беспрепятственного доступа к правосудию имеет дисциплина в определении приемлемости заявлений граждан при реализадии такого права, сопряженная с выработкой должного нормативного вкуса. Под должным вкусом в оценке искового формуляра (в широком смысле) подразумевается использование судом уравновешенного стандарта при оценке соответствия его формы и содержания требованиям ст. 131 ГПК РФ.

Причины неустойчивого подхода в оценке качества подаваемых в суд исковых заявлений кроются в забвении ключевой значимости древнего юридического стандарта о строгом исковом формуляре. Только отчетливое представление о строгих очертаниях формы и содержания искового заявления может придать устойчивость оценке их качества. Отнесение к этому стандарту обеспечивает и строгое отношение к действительному установлению фактов надлежащего или ненадлежащего обращения за судебной защитой. Реализация права на иск должна быть законосообразной, т. е. выполненной в точном и строгом соответствии с требованиями закона. Другими словами, в обществе должна существовать строгая дисциплина об­ращения за судебной защитой, и такое правомерное дисциплини­рующее воздействие на граждан принадлежит суду как носителю судебной власти. Но принципы этой дисциплины должны в равной. а может быть в большей степени, если принять во внимание миссию юриста в обществе, распространяться на суд. а не на граждан, кото­рые при осуществлении принадлежащих им прав нуждаются в со­действии с его стороны как субъекта судебного права.

Особенностью правосудия является то. что оно является пуб­личным способом рассуждения о правом и неправом и сопряжено с оценкой обстоятельств, событий и фактов. Первичным и опреде­ляющим основанием для того, чтобы то или иное действие стало объектом или предметом подобного рассуждения является наличие такого публичного установления, как юридическая норма. Наличие этого опорного пункта публичного рассуждения является необходи­мым условием для того, чтобы рассуждение о праве и неправе во­обще имело место. Подобное рассуждение необходимым образом связано с существованием в обществе такого институционального механизма как правосудие, этот механизм находит свое полное во­площение в модификации судебной власти. Именно такая историче-

434____________________________________________________ Глава 4

екая форма институциализации правосудия может обеспечить объ­ективность и независимость публичного рассуждения о правом и неправом

Если материальное право определяет параметры социально при­емлемых отношений между людьми, то процессуальный закон обес­печивает такую же по качеству приемлемость способа определения правомерности их поведения. Установление параметров упорядо­ченного социального взаимодействия людей в обществе и способы квалификации актуальных человеческих поступков в том или ином конкретно историческом обществе не являются неизменными, а по­стоянно эволюционируют. С точки зрения истории права можно го­ворить о совершенствовании способа правосудия, которое использу­ет в своей эволюции закономерности институционализированного языка, существующего в обществе в тот или иной период времени, реализуясь с той или иной степенью полноты и совершенства прин­ципов и методов правосудия.

Особенностью юридического суждения является оценивание качества социальной действительности в контексте соответствия того или иного поведения требованиям юридической нормы. В этом отношении поведение человека может признаваться как правомер­ное или противоправное.

Это общая оценка общественных отношений, которая связана с определением их правового качества и постановкой диагноза соци­альной системы в контексте правопорядка. Такая диагностика долж­на проводиться на политическом государственном уровне, если пре­тендует на то, чтобы представлять собой официальное рассуждение со стороны государственной власти. Итоговая диагностика нравов, составляющих общество, основывается на статистических данных, которые представляют собой количественное измерение результатов деятельности правоохранительных органов и правосудия.

Таким образом институциональная сфера публичного праве применения отображает правовое качество социальной действитель­ности, и эта действительность является первичным объектом, кото­рый находится под регулятивным воздействием государства

Цифры статистики скрывают за собой процессы правопримене­ния, которые имеют индивидуализированное приложение, и одной из составляющей такого приложения является отправление правосу­дия, где вопрос о правом и неправом конкретизируется в модусе

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 435

рассуждения о взаимодействующем единстве факта и права. В тео­ретической юриспруденции эта локализация традиционно именуется как концепт юридического факта, представляя собой системную ха­рактеристику многообразия его составных частей. Юридический факт (событие, действие, состояние, с которыми связывается насту­пление тех или иных правовых последствий в отношениях между людьми) представляет собой потенциальный динамический центр, вокруг которого кристаллизуется та или иная конфигурация право­вой реальности Эта правовая реальность развертывается в различ­ные качественные образования. Она может быть источником реали­зации возникновения субъективных прав и обязанностей (например, открытие наследства, вступление в брак, рождение ребенка, дости­жение пенсионного возраста и т. д.), либо служить основанием для применения юридической ответственности при совершении престу­пления, причинении вреда, неисполнении договорного обязательст­ва. Вступивший в законную силу судебный акт также является юри­дическим фактом.

Юридический факт не может существовать сам по себе без юридической нормы, в которой определяются параметры правового качества общественных отношений. При осуществлении публичного государственного правоприменения юридическая норма во времен­ном и логическом отношениях предшествует социальной фактогра­фии. Но это совсем не значит, что она конструирует действитель­ность и является атомом в заранее спланированном строительстве правопорядка в обществе.

Речь идет о существовании и деятельности государства, его ин­ститутов, которые составляют особый слой социальной действи­тельности, укорененный в обществе и выделенный в дистанциро­ванное от частного способа существования людей п\ блинное уста­новление. Относительно самостоятельное пребывание этого слоя создает иллюзию суверенитета юридической деятельности, посколь­ку она существует как особая сфера функционирующего знания, имеющая производительный характер. Этот производительный ха­рактер заключается в том, что задача по воссозданию правопорядка и устранению неопределенности в праве может, как уже отмечалось, измеряться количественно. Такой количественный подход, как вся­кое математическое измерение, характеризует логику механистиче­ского представления о качестве социальных процессов Он присущ и

436 Глава 4

самому правосудию как публичному способу рассуждения о правом и неправом, выражаясь, например, в таком феномене как судебная статистика.

Действующая система законодательства служит основанием для существования специфической материальной логики оценивания и создает возможность для методического аксио-логизирования соци­альной действительности. В отличие от логики экономического оце­нивания с позиции материального блага и от политической оценки, связанной с ценностями власти по степени ее полноты в таких моду­сах как могущество, подчиняющее влияние и самообладание, юри­дическая аксиология обусловлена потребностью в реализации соци­ального компонента справедливости внутри распределительного процесса прав, осуществляемого на частном и публичном уровнях общественной жизни. Этот процесс имеет коммуникативный харак­тер и осуществляется в гражданском обществе в логических пара­метрах естественного распределения посредством частной инициа­тивы («на свой страх и риск»), что в публичной сфере находит вы­ражение в обязывающем предоставлении субъекту права того, что ему причитается по закону.

Такая дифференциация распределения обуславливает необхо­димость дискурса, т. е. системы социальной коммуникации и пуб­лично-правовой практики, который бы удерживал законосообраз­ность как следование юридическому закону в направлении реально­го воссоздания правопорядка. Именно такой дискурс в качестве необходимого отправления социального организма и представляют собой публичное разбирательство и судебное право в форме судеб­ной власти. Судебная власть устраняет хаос процесса естественного распределения, где перестают действовать и быть эффективными ресурсы коммуникативной справедливости, внедряя в этот хаосмос, или неопределенность в праве, разграничительное начало в виде су­дебного акта. Иными словами, в основе юридической аксиологии лежит процедура оценивания, которая связана с такими неимущест­венными благами, как свобода, право, интерес. Объем и полнота свобод, прав и удовлетворение законного интереса служат предме­том оценивания при осуществлении правосудия, его функция за­ключается в том, чтобы обеспечить каждому получение того, что причитается ему по праву. Учитывая, что речь идет о специфиче­ском регулятивном процесс приведения в состояние нормы, следует

Юридическая эпистемология и юридическое мышление_____________ 437

говорить о двух процессах упорядочивания в общественных отно­шениях — устранении неопределенности в праве в случае спора и применении ответственности в случае прямого посягательства на принадлежащие гражданину свободу, право и законный интерес. В гражданском праве говорят в этом случае об обязательствах из дого­вора и обязательствах из причинения вреда (деликте).

Теория процессуального права — это один из трудно реконструи­руемых регионов юридического знания, в котором традиция и опыт юридической деятельности с некоторого времени как бы застыли на месте. Отказ от теории формальных доказательств явился последним шагом практической юриспруденции, который в XIX в. ознаменовал переход к свободе судейского усмотрения и «гештальту» внутреннего убеждения суда как способу оценки доказательств по делу.

В свое время известный русский ученый-юрист Л. Е. Влади­миров, оценивая историческое значение теории формальных доказа­тельств в уголовном процессе, указывал, что «логика уголовного процесса вовсе не требует замены судейского убеждения слепым исполнением законодательного повеления, а лишь такого способа исследования истины, который бы дал возможность судье пол>"чить все необходимые материалы для составления правильного убежде­ния. Истина в уголовном суде может быть обеспечена только пра­вильным способом исследования, вытекающим из свойств уголовно-судебной достоверности, а не законодательными положениями о силе доказательств, не могущими защитить истины в отдельном случае, представляющем по своей индивидуальности ему только одному свойственные черты. Имея методологическое основание ус-тановлять те или иные способы исследования доказательств, опре­деляя допустимость тех или других доказательств, законодательст­во, однако, ничем не может заменить внутреннего убеждения судьи, этого единственного годного мерила силы доказательств, допущен­ных законом и разработанных на основании способа, освященного Кодексом».¹

Отказ от применения детального законосообразного норматив­ного механизма в оценке доказательств способствовал переходу от публично-властной методологической схемы в процедуре установ­ления истины по делу к свободе усмотрения в оценке доказательств

¹ Владимиров Л. Е. Учение об уголовных доказательствах. Тула, 2000. С. 85.

Глава 4

как методу осуществления судебного права. Это по существу озна­чало выражение доверия со стороны государства к судье и системе правосудия как социальному институту на пути его утверждения в номинации судебной власти.

Но наше рассуждение будет касаться не истории судебного про цесса, а его современной теории, как она представлена в российско гражданско-процессуальном праве.

Прежде всего, необходимо определить параметры самой проце­дуры судебного познания, если говорить о публичном правосудии как особом виде познавательной деятельности. В работе А. Т. Боннера «Установление обстоятельств гражданских дел» ука­зывается: «В юридической литературе правильно подчеркивается, что познавательная деятельность суда подчиняется не юридическим законам, а законам познания, диалектики, логики. Судебное позна­ние отличается от научного. Здесь не требуется целенаправленного, планомерного систематического и практически бесконечного накоп­ления знаний об окружающем мире во всем многообразии его про­явлений. Суд должен познавать существование и черты лишь от­дельных, изолированных явлений действительности... Судебное по­знание, в отличие от житейского познания, подчинено определенной цели — выяснить обстоятельства дела, права и обязанности участ­вующих в деле лиц и, следовательно, имеет целенаправленный ха­рактер».²

Кроме того, по словам А. Т. Боннера, субъектом познания в

г: '

этом случае является публичный государственный орган, а не от­дельный индивид, и сам процесс познания происходит на основании процессуальных норм, регулирующих судебное разбирательство по делу.

В то же время процедура познания не отделяется автором кар­динальным образом от «житейского» познания и, судя по всему, ориентирована, как и в последнем случае, на познание окружающей действительности. Такая установка в определении предмета позна­ния делает не совсем корректным другое обозначение предмета по­знания, которое А. Т. Боннер выносит в название главы, посвящен­ной судебному познанию: «Специфика судебного познания обстоя-

108.

Боннер Л. Т. Установление обстоятельств гражданских дел. М., 2000 С. 107,

Юридическая эпистемология и юридическое мышление 439

тельств дела». Воспроизводимая автором картина того, чем не явля­ется судебное познание, не дает развернутого представления о том, чем же все-таки оно является с точки зрения «специфики специфи­ческого предмета», если принять за аксиому, что судебное познание подчинено общим закономерностям познания, свойственным любо­му виду познавательной активности.