Девятнадцатый век: Исторический сборник. Кн. 2. Стб. 150—151

щика. В* проекте Крюкова защищались помещичьи интересы, но вместе с тем и со стороны помещиков предусматривались серьез­ные уступки.³⁵

Можно полагать, что записки Малиновского и Крюкова оказа­лись у Аракчеева как у лица, которому доверено было готовить проект по крестьянскому вопросу, исходивший от императора и находившийся в поле его внимания. Правомерна гипотеза С. В. Мироненко, согласно которой проект Аракчеева не был осу­ществлен из-за отсутствия денег для проведения выкупной опера­ции, в связи с чем для обсуждения вопроса о реализации проекта был привлечен министр финансов Д. А. Гурьев и в секретном по­рядке создан особый Комитет.³⁶

В последнее время были обнаружены ранее неизвестные записки, благодаря чему можно более полно представить, что же являл со­бой проект Д. А. Гурьева, ставший предметом обсуждения в пер­вом секретном Комитете, учрежденном для разрешения крестьян­ского вопроса.³⁷ С. В. Мироненко привел свидетельства существо­вания этого комитета, проанализировал подготовленные примерно в 1818—1819 гг. записки, предлагавшие возможные пути для раз­решения крестьянского вопроса. М. А. Балугъянский, игравший главную роль в составлении этих записок, идеальным считал на­деление русских крестьян теми правами, которые имели крестьяне в Англии и в Австрии. Первыми шагами в этом направлении дол­жны были быть, по его мнению, предпринятые по инициативе пра­вительства изменения крестьянских повинностей, таких как «ре­визия, рекрутство, поголовная подать, земские повинности». М. А. Балугьянский подготовил проекты, которые «всем своим су­ществом... были направлены на то, чтобы ликвидировать крепо­стничество в России и создать условия для развития капитализ­ма», но при этом отличались «полной утопичностью», поскольку в них не была учтена сложная эволюция, проделанная за многие годы в таких странах, как Англия и Австрия, взятых за образец.³⁸ Тем не менее проекты Балугьянского симптоматичны в том смыс­ле, что показывают тенденцию к ликвидации архаических поряд­ков, существовавших в России, попытку достигнуть того уровня экономических и социальных отношений, которые были в некото­рых европейских странах.

В 1815—1820 гг. Александра I все больше занимают внешне­политические дела, особенно участие в деятельности Священного союза. Он являлся непременным участником всех его конгрессов. Весьма показательно, что о восстании в лейб-гвардии Семенов­ском полку, начавшемся в Петербурге 16 октября 1820 г., импе­ратор узнал 23 октября, находясь по случаю очередного конгресса Священного союза в силезском городе Троппау. «Семеновская ис-

³⁴ РГИА. Ф. 1409 (С. Е. И. В. Канцелярия). Оп. 1. Д. 2624.

Предтеченский А. В. Очерки общественно-политической истории Рос­ сии... С. 349.

Мироненко С. В. Самодержавие и реформы. С. 113.

Там же. С. 106—108.

Там же. С. 112.

тория» еще более усиливает тревогу Александра I. 1820 год озна­меновался волной революционных выступлений в Западной Евро­пе, особенно сильных в Испании, Неаполе и Португалии. Угроза революции — одна из причин того, что Александр I в своих коле­баниях все более склонялся в сторону реакции. Для сторонников реформ эволюция взглядов императора была тем более неожидан­на, что в начале 1819 г. — пусть небольшой круг лиц — знал о его намерении выполнить обещания, содержавшиеся в его варшавской речи, и начать работу над конституцией для России.

Главную роль в составлении конституционного проекта должен был играть Н. Н. Новосильцев. Его ближайшими помощниками были образованный французский юрист П. И. Першар-Дешан и П. А. Вяземский. Работа над проектом, начатая в секретном по­рядке в варшавской канцелярии Н. Н. Новосильцева, продолжа­лась на всем протяжении 1819 г., то прерываясь, то возобновля­ясь.³⁹

В октябре 1819 г. прусскому консулу в Варшаве Шмидту уда­лось получить копию документа, озаглавленного «Precis de la charte constitutionelle pour L'Empire Russe» («Краткое изложение основ конституционной хартии Российской империи»). Этот не­большой по объему документ содержал ряд важных положений. В нем определялись обязанности и права императора, на которого возлагалась исполнительная власть. Объявленный главой церкви и государства император возглавлял вооруженные силы, получал право объявлять войну и заключать договоры, производить назна­чения на все должности в империи. Наряду с формулировкой, гла­сившей, что «верховная власть неделима и принадлежит монар­ху», в главе, посвященной законодательству, не было указания на прерогативы императора, а говорилось о том, что законодательная власть передается общероссийскому Сейму, т. е. парламенту, со­стоящему из двух палат: верхней — Сената и нижней — палаты депутатов. Сенаторы назначались императором, а депутаты изби­рались. Создание представительного законодательного учрежде­ния на фоне регламентации прав монарха внесло бы принципи­альные изменения в государственное устройство России. Впрочем, сохранялась возможность расширительного толкования прерога­тив императора, за которым, помимо вышеназванных, сохраня­лось право окончательного выбора депутатов из числа избранных кандидатов и право помилования. Последнее означало вторжение императора, носителя исполнительной власти, в функционирова­ние судебной системы, так как давало ему право принимать жа­лобы на судебные решения. Против этого в свое время решительно выступал М. М. Сперанский.

В других разделах, наоборот, можно видеть сходство с проек­тами М. М. Сперанского. Так, в разделе о законодательстве пре­дусматривались три категории законодательных актов: 1) законы, основанные на незыблемых принципах; 2) положения, уставы и регламенты о порядке и управлении государством: 3) указы, де-

³⁹ Там же. С. 172. *

креты, распоряжения, предписания по частным делам и случай­ным вопросам. Как отмечалось в исторической литературе, эти формулировки близки к тому, что предлагал Сперанский в своих проектах. Не только это, но и мысли о создании парламента, а также провозглашение равенства всех граждан перед законом сви­детельствовали о том, что проект был ориентирован на те запад­ноевропейские государства, в которых были устранены если не все, то многие сословные ограничения и шла эволюция от фео­дальных к новым, капиталистическим отношениям. В «Кратком изложении основ» было еще одно новшество: попытка преобразо­вать структуру государства на принципах федеративного устрой­ства путем создания 10 наместничеств, включающих в себя по не­сколько губерний.

В духе «Краткого изложения основ» и был составлен, а затем отослан в Петербург Александру I проект конституции. Осенью 1820 г. Александр I посетил Варшаву, где, по-видимому, была за­вершена подготовка окончательного текста проекта конституции, составленного в двух экземплярах — на французском и на русском языках.

Конституционный проект первоначально был озаглавлен как «La charte constitutionelle de L'Empire de Russie» («Конституцион­ная хартия Российской империи»). Затем Александр I решил дать документу название «Государственной уставной Грамоты Россий­ской империи».⁴⁰ Из названия исчезло слово «конституционная». Его не было и в тексте документа. Но в действительности содер­жание «Уставной грамоты» предусматривало превращение России в конституционную монархию.

Это достигалось провозглашением народного представительст­ва в форме двухпалатного парламента — Государственного сейма (Государственной Думы), составленного «из государя и двух па­лат» (Сената и Посольской палаты). В Посольскую палату входи­ли «земские послы и депутаты окружных городских обществ». Предусматривались и наместнические сеймы, которые вместе с об­щероссийским Сеймом должны были содействовать императору в его законодательной деятельности. Как видим, права сеймов из­ложены с большой осторожностью. Скорее всего, это было след­ствием тех поправок и уточнений, которые были сделаны по при­бытии Александра I в Варшаву. Смысл же этих поправок можно усмотреть в намерении сочетать создание представительных уч­реждений с сохранением за монархом статуса самодержца.

Попытка ввести в России государственный строй, представляв­ший собой симбиоз западноевропейского парламентаризма и не­ограниченной монархии, была именно тем камнем преткновения, который мешал претворить в жизнь планы теоретиков «истинной монархии». Малейшие уступки при распределении функций вла­сти, сделанные в пользу представительных учреждений, неизбеж-

⁴⁰ Оба текста, французский и русский, см.: Государственная Уставная грамота Российской империи. La charte constitutionnelle de l'Empire de Russie // Preface de M. Th. Shimann. Berlin, 1903; Русский текст см. также: Шильдер Н. К. Император Александр I. Т. 4. С. 499—526.

но вели к постепенной ликвидации самец доой власти. Шага­ ми, пусть первыми и незначительными, й^^^ну ослабления по­ й б б ^^

у р, й^^^ну ослабления по

зиций самодержавия было бы предоста^^государственному сейму прав в области законодательства, jr* ^-п-ности, имелось в виду, что ни один закон не может быть «| ^А _п&шало Сейма и без его утверждения. Сохранению прерогайГ¹ ^ератора служило предоставленное ему право законодатель* инициативы. Систе­ма выборов депутатов, изложенная в Ус№ _о& грамоте, сущест­венно расширяла круг участвующих в нщЧ^_н^_лъных слоев. Так, в Посольскую палату в качестве кандида,^¹* _{мимо ДВО}рян, мог­ли бы пройти и представители городски^' &гяъ.

В руках императора сохранялась бы у^^тельная власть, он провозглашался ее главой, которому пл^^^ись преобразован­ный Государственный совет и министерс^* государственный со-

, к- слагавшего тельное расширение роли Гс^ударствеюцГ^^ета _в системе цен-

трального управления.

Элементы именно конституционного 1ь_оакТ-ера содержались в специальных главах «Уставной грамоты».Разглашавших граж­данские свободы: свободу слова, свободу>^_иС-_поведания, равен­ство всех жителей России перед закоц*^ „^прикосновенность личности, свободу печати. С точки зренщ?!^_иаЛЬНой важным бы­ло введение понятия частной собственнос^\_1тС, намечало тенден­цию к сближению с понятиями буржуаэцЛ^ _плава.

Новым в проекте конституции было^_мер^ние стать на путь федеративного устройства. Учреждение,, _то^_Ько Государствен­ного сейма, но и сейма в каждом наместк ^ могло иметь бла­гоприятные для страны последствия, пс^ _ьКу тенденция к де­централизации способствовала бы разв»^ _х<ззяйства в отдель­ных областях России.

«Уставная грамота» 1820 г. вызывала. ₁^,_{ации с} «Грамотой
российского народа» 1801 г. Оба проекта,Годной стороны, пред­
полагали ряд важных перемен, в особен|цГ_{и в} области предостав­
ления прав гражданам России, с другой ^_имеЯя в виду сохранить
самодержавие и крепостное право. Хотя ^уррзвная грамота», по­
жалуй, была более радикальной по свое^ _содержанию, она прин­
ципиально отличалась от конституций ^_екоТОрых европейских
стран, основополагающим положением i^-qpjjx был суверенитет
народа. Наряду с сохранением дворянски^ £_{вИлегии О}на, что то­
же важно, полностью умалчивала о крец. £_ноМ праве. «Уставная
грамота», в случае ее утверждения Аж _санДром I, в конечном
счете могла бы способствовать эволюции L_CCKOro самодержавия в
сторону конституционной монархии, По*_еННому возникнове­
нию в России представительных учрежден _й „япоминающих пар­
ламенты европейского типа. \у ^^

В 1820 г. казалось, что публикация «V^^oH грамоты» вполне реальна. Был даже подготовлен «Опыт ^_едения в Грамоту», ко­торый, будучи опубликованным в виде»,_анифеста, возвестил бы

о том, что Александр I дарует российским подданным конститу- '■ цию.

Однако «Уставная грамота» так и осталась лежать в канцеля- '\ рии Н. Н. Новосильцева. 1820 год не стал годом провозглашения в России конституции.

В исторической литературе последних лет высказывалось мне­ние, что Александр I не осуществил свои реформаторские планы, встретив сопротивление подавляющей части дворянства.⁴¹ При том, что ббльшая часть дворян, по-видимому, действительно была против реформ, все же настроения в этой части общества были неоднородны. К тому же, и это весьма важно, Александр I сам не был достаточно решителен в проведений реформаторского курса. С одной стороны, он ждал, что само дворянство проявит инициа­тиву в проведении реформ, и бывал крайне недоволен, когда его надежды не оправдывались.⁴² С другой стороны, Александр I не использовал и те случаи, когда такая инициатива проявлялась, ' как это было с попыткой группы влиятельных лиц создать в 1820 г. вольное общество помещиков, поставивших своей целью подгото*- \ вить условия для отмены крепостного права,⁴³ или (в том же году) < когда в Государственном совете обсуждался проект закона о не-! продаже крестьян без земли.⁴⁴ Непоследовательность его проявляв,' лась не раз, когда ему приходилось заниматься сложными и важ­ными государственными проблемами. Он так и не оформил долж­ным образом отказ великого князя Константина Павловича от < права на престол в пользу великого князя Николая Павловича.,j Это важное решение держалось в тайне и носило характер скорее j семейного договора. Не заботился Александр I и о том, чтобы Ни- | колай Павлович должным образом был подготовлен к вступлению \ на престол. В эти же годы он сам иногда говорил об отречении от престола. Не сумел Александр I в должной мере воспользоваться и тем, что ряд государственных деятелей, критически восприни­мавших ситуацию в стране, готовы были к сотрудничеству в деле проведения реформ, если бы в этом направлении твердо действо­вал сам император.⁴⁵ В значительной мере доверив текущие дела Аракчееву, оставляя в его руках всю полноту власти на время сво­его отсутствия в Петербурге, он в последние годы царствования уступал Аракчееву и при назначении высших должностных лиц в империи.⁴⁶

Александр I проявлял непоследовательность и при решении других проблем. Расширение границ России заставляло задумы-

⁴¹ См., например: Сафонов М. М. Проблема реформ в правительственной
политике России на рубеже XVIII и XIX вв. Л., 1988. С. 238, 240; Мироненко С. В.
Самодержавие и реформы. С. 232.

⁴² Мироненко С. В. Самодержавие и реформы. С. 99.

⁴³ Там же. С. 81—83, 124—136.

⁴⁴ Там же. С. 138, 139.

⁴⁵ См.: Семенова А. В. Временное правительство в планах декабристов. М.,
1982; Давыдов М. А. Оппозиция его величества: Дворянство и реформы в начале
XIX в. М., 1994; Экштут С. А. В поиске исторической альтернативы: Александр I.
Его сподвижники. Декабристы. М., 1994.

⁴⁶ Давыдов М. А. Оппозиция его величества. С. 180.

ваться над юридическим статусом присоединяемых земель, ула­живать конфликты с местной знатью и подавлять открытые вос­стания. Непросто утверждалась власть России в Грузии, хотя гру­зины исповедовали православие. Еще больше трудностей встреча­ло правительство на Северном Кавказе, населенном мусульманами. Были урезаны права, ранее предоставленные Фин­ляндии. Так, после 1809 г. 'Сейм не созывался, а в 1816 г. главный исполнительный орган — Правительственный совет — был преоб­разован в Императорский Финляндский совет. Это должно было подчеркнуть подчинение Великого княжества Финляндского вла­сти Российской империи.

* ♦ *

Включение в состав Российской империи по Бухарестскому до­говору 28 мая 1812 г. части молдо-валашского региона (террито­рия между Днестром и Прутом), которая называлась Бессарабией, удовлетворив имперские амбиции, в то же время породило массу проблем с точки зрения правовой, социальной и политической адаптации новоприобретенной окраины. Правовая жизнь опреде­лялась здесь своеобразным конгломератом норм, писаных законов и устных обычаев весьма пестрого происхождения. Источниками для бессарабского права (как уголовного, так и гражданского) яв­лялись старые земские обычаи, нигде не записанные, наряду с ко­торыми в ходу были отдельные предписания древних византий­ских правовых сборников (например, знаменитого «Шестикни-жия» Константина Арменопула XIV в.), навязываемые населению греко-фанариотскими чиновниками и отнюдь не всегда соответст­вующие его правовому сознанию. Административное право как та­ковое практически отсутствовало, права и обязанности местной администрации не были определены ни одним законом, в местеч­ках царил полнейший произвол. Нормы уголовного права были крайне немногочисленны, среди них превалировал молдавский за­кон, в некоторых случаях он оказывался суровее русского, и местные власти в Бессарабии колебались, например, приводить ли в испол­нение по приговорам кишиневского суда смертную казнь, которую в России в это время применяли в исключительных случаях.⁴⁷

Необходимость проведения правовых реформ осознавалась все­ми, практически сразу же начались подготовительные работы по созданию проекта Гражданского уложения для Бессарабии.

У истоков рождения нового кодекса стоял статс-секретарь И. А. Каподистрия (1776—1831), имевший от императора поруче­ние «курировать» бессарабские дела. Ясно, что общественно-по­литические взгляды этого государственного деятеля, греческого патриота на русской государственной службе, не могли не отра­зиться на ведении кодификационных работ в Бессарабии. Являясь сторонником сохранения национальной самобытности и само­управления новой провинции, Каподистрия мечтал о том, чтобы

⁴⁷ Кассо Л. А. Россия на Дунае и образование Бессарабской области. М., 1913.
С. 204—205. у

бессарабский эксперимент стал для всех очевидным доказатель­ством того, что сохранение местных и национальных особенностей за Бессарабией могло не только сделать ее полезной империи, но и обеспечить ей процветание.⁴⁸ Правда, учрежденная в 1817 г. по инициативе наместника Бахметьева комиссия из местных бояр с целью составления Уложения не достигла успеха, хотя в конце 1819 г. и отправила в Петербург первый проект Уложения. Будучи по большей части более или менее верным воспроизведением не­давно изданного для Молдавии кодекса Каллимаха (отчасти также со ссылками на валашский кодекс Ипсиланти и изредка — Ше-стикнижие Арменопула), проект вызвал нарекания Александра I: деление обывателей на свободных и невольных, объясняемое су­ществованием в Бессарабии небольшого числа дворовых цыган, было найдено нежелательным, как могущее вызвать предположе­ние о существовании рабства в новоприсоединенной области; пра­вила о расторжении браков были найдены противоречившими уче­нию православной церкви; наконец, было указано на целесообраз­ность замены правил об опеке, изложенных в этом проекте по римскому образцу, общерусским законом об опеке.

Проект был возвращен на доработку, которую поручили про­извести присланному в Кишинев графом Каподистрией как раз для этой работы юристу со специальным западноевропейским об­разованием, выпускнику парижской Ecole de droit Петру Манеге (1782—после 1840).⁴⁹ Но и второй проект кодекса, представлен­ный в марте 1822 г. Министерству внутренних дел, в ведение ко­торого перешло тогда управление бессарабскими делами, не был сочтен удовлетворительным. Министерство, основываясь на том, что источником бессарабского кодекса должны быть древние инс­титуты страны, для которой он предназначен, потребовало от ре­дакторов приведения текста законов, послуживших для них образ­цом, с тем чтобы они давали отчет в тех мотивах, по которым в некоторых случаях меняли древние законы или целиком заменяли их новыми. Исходя из этого, министерство обязало редакторов расположить материал по трем категориям: законы древние, зако­ны измененные, законы новые.

Дальнейшая разработка, порученная также Манеге главой ве­домства Министерства внутренних дел графом В. П. Кочубеем в 1822 г., длилась около трех лет и была окончательно завершена в 1825 г., причем в последней стадии бессарабских кодификацион­ных работ принял участие небезызвестный в истории российской дипломатии барон (впоследствии граф) Ф. И. Бруннов (1797— 1875), заслуживший в свое время, как и Манега, внимание Капо-дистрии и также получивший юридическое образование на Запа­де, в Лейпцигском университете.⁵⁰ По признанию самого Брунно-

⁴⁸ Кассо Л. А. Византийское право в Бессарабии. М., 1907. С. 4.

⁴⁹ Кассо Л. А. Петр Манега, забытый кодификатор бессарабского права. СПб.,
1914.

^s0 В обстоятельном биографическом очерке о Ф. И. Бруннове (см.: Русский биографический словарь. СПб., 1908. Т. 3. С. 371—384) его участие в кодифика­ционных работах в Бессарабии не упоминается.

ва (письмо к начальнику II отделения Собственной Его Импера­торского Величества канцелярии графу Д. Н. Блудову от 8 февра­ля 1824 г.), его роль в составлении кодекса была весьма скромной: он помогал Манеге учесть при редактировании текста требования, полученные из Петербурга, но кодификационная работа сама по себе принадлежит Манеге, как это охотно подчеркивал Бруннов.⁵¹

Законченная в 1825 г. работа на французском языке, озаглав­ленная «Projet de Code Civil pour la Bessarabie», была своевремен­но отправлена в Петербург, где ее ждало, однако, забвение: дело в том, что как раз в это время отношение центральной власти к бессарабскому самоуправлению стало меняться, вскоре на Бесса­рабскую область был распространен общерусский порядок управ­ления губернией, и о кодификации бессарабского права перестали говорить в ожидании общерусского гражданского уложения, кото­рое призвано было заменить jus particulare на этой окраине.⁵²

Структура работы, включающей в себя три книги (1 —о ли­цах — I том, 2—об имуществах — II том и 3—об обязательст­вах— III том), явно заимствована из кодекса Наполеона, что можно сказать и о целом ряде разделов Уложения. Составитель считал французский кодекс более правильным и точным вырази­телем соответствующей нормы римского происхождения, и это могло служить в глазах Манеги, считавшего римское право корен­ным источником для Бессарабии, достойным оправданием для та­ких заимствований, из которых не все, впрочем, снабжены соот­ветствующими ссылками.⁵³ Предполагалась еще четвертая книга, предназначавшаяся для гражданского судопроизводства, но она не была окончена Манегой.

Уложению должно было предшествовать предисловие, состав­ленное также по примеру французского кодекса.

Основным достоинством проекта Уложения провозглашалось то, что он зиждется на, древнем законодательстве. Важно, однако, подчеркнуть, что почти все это «древнее законодательство» отож­дествлялось Манегой с понятием «римское право», ибо, несмотря на скудость законов в Бессарабии (равно, впрочем, как и в сопре­дельных с нею княжествах Молдавском и Валашском), они явля­ются «богатыми наследницами всех законохранилищ, бывших в Риме и в Византии» (I, л. 254), и прежде всего Corpus Juris Civilis Юстиниана. Исходя из этой предвзятой и исторически неправиль­ной точки зрения о рецепции в Молдавии всей совокупности рим­ского права, о своеобразном правовом континуитете этого региона

⁵¹ Письмо Бруннова к Блудову опубликовано в издании проекта Уложения
(с. 1—5). См. примеч. 53.

⁵² Касса Л. А. 1) Византийское право... С. 10—11; 2) Петр Манега... С. 21.

⁵³ Projet de Code Civil pour la Bessarabie (1824—1825). St.-Petersbourg.
Imprimerie de l'Academie Imperiale des sciences. Vass-Ostr. 8 9-e ligne 8 № 12 [1914].
P. Ill—VII: Table des matieres + 273 p. (издание подготовлено Л. А. Кассо). В одном
компактном томе изданы все три книги. Рукопись Уложения и печатный экземпляр
издания хранятся в РГИА. После некоторых розысков удалось найти еще два пе­
чатных экземпляра Уложения: один— в Российской национальной библиотеке и
второй— в Библиотеке РАН (С.-Петербург). Влексте ссылки даются на рукопись
(РГИА. Ф. 1261. Оп. 1. 1840. Д. 15е, 15ж,/15и). ^

/ 249

(древней Дакии) с Римом, составители Уложения провозгласили своим общим принципом то, что в русской Бессарабии, как быв­шей части Молдавии, основаниями для кодификации должны слу­жить римские компиляции как вековой источник действовавшего там права (I, л. 256 об.).

Интенсивное использование французского кодекса также оп­равдывалось составителями тем, что «оный, будучи основан боль­шей частью на началах римского права, по многим отношениям ближе других подходит к учреждениям Бессарабской области» (I, л. 261—261 об.). Проект Манеги после 1826 г. (указ Сената от 14 декабря 1826 г.), т. е. во время некоторого оживления общих ко­дификационных работ империи, был все же в значительной части переведен на русский язык, но эти три рукописных тома русского перевода Уложения⁵⁴ разделили участь оригинала.

В Бессарабии, таким образом, все осталось по-прежнему. Суды по бессарабским делам, постоянно усматривая в местных источни­ках мнимые пробелы и кажущиеся противоречия, старались как можно чаще применять общерусский гражданский кодекс и, как отмечал Л. А. Кассо, мало сделали вследствие этого для развития местного бессарабского права в течение всего XIX в., пока в нача­ле XX столетия Кассационный департамент Сената не открыл для них новой дороги, «сделав возможным при применении бессараб­ского права обращение к Corpus Juris civilis как к заветному хра­нилищу истинного духа римского права, к которому прибегал и Манега, когда на полях своего проекта выписывал фрагменты из Дигестов или Кодекса».⁵⁵ Конечно, проект Манеги — получи он силу закона — по своему сравнительно высокому юридическому уровню был бы и в русском переводе на первых порах малопонят­ным для российских судей, не только в низшей, но и в высшей инстанции уже потому, считал Кассо, что большинство из них лишено было специального образования. Но постепенно, благодаря своему догматическому, отчасти даже дидактическому характеру, он допол­нил бы их подготовку, заставил бы судей выражать свое мнение более научным слогом и в общем содействовал бы усовершенство­ванию судебной практики, как это высказывал сам Манега в своем Discours preliminaire.⁵⁶ Однако этому не суждено было случиться.

Во внутренней политике России в последние годы царствования Александра I усилились реакционные тенденции. Казалось, что с надеждами на преобразования покончено.

Однако появлялись и проекты, предусматривавшие реформы. В 1824 г. проект постепенной отмены крепостного права предло­жил Н. Н. Муравьев.⁵⁷ В том же году проект, предусматривавший

⁵⁴ РГИА. Ф. 1261. Оп. 1. 1840. Д. 15.

⁵⁵ Кассо Л. А. Петр Манега... С. 20.

⁵⁶ Там же.

⁵⁷ Предтеченский А. В. Очерки общественно-политической истории Рос­
сии... С. 356.

существенные перемены в положении крепостных крестьян, пред­ставил Д. А. Гурьев.⁵⁸ Отправляясь в свое последнее путешествие 1 сентября 1825 г., перед самым отъездом из Петербурга в Таган­рог, Александр I, по свидетельству Н. М. Карамзина, обещал не­пременно дать «коренные законы России».⁵⁹ Генерал И. О. Витт вспоминал, что по прибытии в Таганрог император говорил о пла­нах разделить Россию на наместничества, перенести столицу в Киев.⁶⁰

Разрыв между правительством и теми, кто был готов принять реформы, своеобразно сказывался и на эволюции, которую проде­лали тайные общества. С одной стороны, радикальные силы шли к тому, чтобы стать на путь революционного переворота. С другой стороны, порой среди сторонников крайних мер начинались коле­бания, подобные тем, какие, по свидетельству Н. И. Лорера, были у П. И. Пестеля в ноябре 1825 г.⁶¹

О разнообразии взглядов, представленных в рядах тайных об­ществ, свидетельствуют проекты конституций. На смену умеренно либеральным проектам, которые составляли братья С. И. и Н. И. Тургеневы, пришли проекты Н. М. Муравьева и П. И. Пе­стеля. Но и они в какой-то мере перекликались с отдельными по­ложениями тех проектов, которые составлялись сторонниками ре­форм в правительственном лагере.

Г. В. Вернадский, внимательно изучавший и «Уставную грамо­ту», и «Конституцию» Н. М. Муравьева, полагал, что проект Му­равьева являл собой дальнейшее развитие основных положений «Уставной грамоты».⁶² Точку зрения Г. В. Вернадского оспарива­ли Н. М. Дружинин и С. С. Ланда.⁶³ Оставляя в стороне подроб­ный разбор этой полемики, обратим внимание на то, что и прави­тельство, и члены тайных обществ сознавали необходимость пере­мен и обдумывали планы преобразований. При этом правительство упорно затягивало решение вопроса о реальной подготовке ре­форм, а тем временем составленные в тайных обществах консти­туционные проекты принимали все более радикальные черты.

Как «Конституция» Муравьева, так и «Русская правда» Песте­ля безоговорочно предусматривали отмену крепостного права, уни­чтожение сословий. Муравьев имел в виду ввести в России кон­ституционную монархию. Однако наследственный император, представлявший исполнительную власть, оказывался в положении высшего государственного служащего с определенным жалованием (8 млн. руб. в год). Практически он не имел законодательной вла-

⁵⁸ Там же. С. 356—357.

⁵⁹ Шильдер Н. К. Император Александр Первый. Т. 4. С. 350—352.

⁶⁰ Ланда С. С. Дух революционных преобразований. С. 316 (ссылка на кн.:
Korczak-Branicki X. Les nationalites slaves: Letteres au Reverend P. Gagarin (s. j.).
Paris. P. 326—327).

⁶¹ Лорер Н. И. Записки декабриста. Иркутск, 1984. С. 74.

⁶² Вернадский Г. В. Скрытый источник конституции Н. М. Муравьева // Изв.
Таврического ун-та. Симферополь, 1919. Кн. 1. С. 127—141.

⁶³ Дружинин Н. М. Декабрист Никита Муравьев // Дружинин Н. М. Избран­
ные труды: Революционное движение в России XIX в. С. 140, 194, 237, 238, 240;
Ланда С. С. Дух революционных преобразований. С. 210, 349.

сти. Ему предоставлялось лишь право отсрочить введение закона, возвратив законопроект для вторичного рассмотрения в Народное вече, двухпалатный парламент, которому и принадлежала зако­нодательная власть. Для избирателей предусматривался довольно высокий имущественный ценз: 500 руб. серебром. Еще более вы­соким он был для тех, кого избирали бы на общественные долж­ности: для избрания областным судьей — 15 тыс. руб. серебром, а членом Верховной думы, верхней палаты Народного веча, — 60 тыс. руб. Тем не менее, по замыслу Муравьева, облик государ­ственной власти должен был измениться коренным образом. Еще дальше шел Пестель, предлагавший покончить с монархией и пре­вратить Россию в республику с однопалатным парламентом, как и у Муравьева, имевшим название Народного веча. Исполнитель­ная власть возлагалась на Державную думу, избираемую Народ­ным вечем из пяти лиц. Члена Державной думы избирали на 5 лет. При этом ежегодно один новый член Думы избирался в нее, а один, чей пятилетний срок истек, покидал ее. Президентом еже­годно становился тот, у кого истекал последний, пятый, год срока. В представлении Пестеля, таким путем можно было осуществить власть народа. «Народ российский не есть принадлежность или собственность какого-либо лица или семейства. Напротив того, правительство есть принадлежность народа, и оно учреждено для блага народного, а не народ существует для блага правительства». Первостепенное значение имело решение крестьянского вопро­са. Согласно последнему варианту «Конституции» Муравьева, крестьяне получали приусадебную землю и по 2 десятины пахот­ной земли на двор. Пестель предлагал в каждой волости разделить землю на две половины. Одна из них была бы общественной соб­ственностью, другая — частной. Из первой мог получить надел каждый, кто пожелал бы заниматься земледелием. Крупнейшие помещичьи имения подлежали конфискации, но частично поме­щичье землевладение сохранялось. Общественную землю нельзя было ни продавать, ни закладывать. Она должна была обеспечить необходимый продукт. Частная же должна была способствовать «изобилию». В отличие от Муравьева, вводившего высокий ценз, Пестель полагал наделить политическими правами граждан Рос­сии «без всякого изъятия». Каждый мог избирать и быть избран­ным. По-разному решая проблему государственного устройства (Муравьев — по федеративному принципу, Пестель — путем со­здания единого государства), оба автора конституционных проек­тов имели в виду ломку существующей системы. Чем чаще Алек­сандр I делал шаги, свидетельствовавшие о его колебаниях в про­ведении преобразований, чем больше он засекречивал планы реформ, чем сильнее становились в его окружении реакционеры и консерваторы, тем быстрее в русском обществе распространялись настроения, так или иначе порожденные деятельностью тайных обществ. Особенно это чувствовалось в Петербурге. Многое из то­го, что делалось и говорилось на собраниях членов тайных об­ществ, становилось достоянием широкого круга петербургского об­щества. А. И. Кошелев писал: «Смутно вспоминаю я о либе­ральных толках, бывших в 1818—1822 годах, особенно между

военными, возвратившимися из Франции после событий 1812— 1815 годов; но очень положительно и ясно сохранились в моей па­мяти жалобы на слабость императора Александра I в его отноше­ниях к Меттерниху и Аракчееву. И старики, и люди зрелого возраста, и в особенности молодежь, словом чуть-чуть не все, бес­престанно и без умолка осуждали действия правительства, и одни опасались революции, а другие пламенно ее желали и на нее по­лагали все надежды. Неудовольствие было сильное и всеобщее. Никогда не забуду одного вечера, проведенного мною, 18-тилет-ним юношею, у внучатого моего брата Мих. Мих. Нарышкина; это было в феврале или марте 1825 года. На этом вечере были: Рылеев, князь Оболенский, Пущин и некоторые другие, впослед­ствии сосланные в Сибирь. Рылеев читал свои патриотические ду­мы, а все свободно говорили о необходимости d'en finir avec ce gouvernement».⁶⁴

Пока в петербургских гостиных «свободно говорили» нелестные слова о правительстве, подошел к концу 1825 год. Впавший в ме­ланхолию император пребывал в Таганроге после поездки в Крым — одного из путешествий, от которых, по словам А. Е. Пре­снякова, оставалось «впечатление погони за новыми впечатлени­ями, за отдыхом от правительственных дел, за тревожным укло­нением от запросов власти, потерявшей для ее носителей личный смысл с крушением прежних планов и внешней, и внутренней по­литики».⁶⁵ Александр I считал, что без него дела огромной импе­рии крепко держит в своих руках А. А. Аракчеев. Но тут и у Арак­чеева начались неприятности: крестьяне с. Грузина убили нена­видимую ими любовницу графа Н. Ф. Минкину. Аракчеев был потрясен, отошел от дел; одним из последствий этого стала задер­жка с доставкой Александру I секретных сведений о тайных обще­ствах.

5 ноября Александр I написал императрице-матери письмо, где сообщал о своей болезни. Оно оказалось последним его письмом. С 17 ноября в Петербург стали поступать тревожные вести. 19 но­ября (1 декабря) 1825 г. Александр I скончался в Таганроге, 25 ноября в Варшаве Константин Павлович, получив известие о смерти императора, заявил, что отказывается от права на престол в пользу брата — вел. кн. Николая Павловича. Что же касается Николая Павловича, то он 27 ноября, получив известие о кончине Александра I, присягнул Константину, привел к присяге всех на­ходившихся в Зимнем дворце военных и гражданских сановников, после чего распорядился привести к присяге дворцовые караулы, гвардию и петербургский гарнизон. Началось междуцарствие, за­тянувшееся до 12 декабря и лишний раз продемонстрировавшее несовершенство самодержавной формы правления.

13 декабря Николай Павлович подписал манифест о своем вступлении на престол, пометив его 12 декабря, т. е. днем разре­шения династического кризиса. На 14 декабря была назначена,

⁶⁴ [Кошелев А. И.] Записки Александра Ивановича Кошелева. Берлин, 1884.
С. 13.