(Ок.480-525)
Аниций Манлий Торкват Северин Боэций1 родился в конце V в.
Точная дата его рождения неизвестна, однако обычно ее относят
к 480 г. Философ происходил из знатного римского рода Анициев,
пользовавшегося в то время немалым влиянием: отец Боэция, Фла-
вий Манлий, был консулом и префектом Рима. После его смерти
(482) Боэция принял в свою семью знатный патриций Аврелий
Меммий Симмах, в доме которого будущий философ и получил об-
разование.
Творческая деятельность Боэция началась, по-видимому, с на-
писания работ, посвященных группе математических наук —
арифметике, геометрии, астрономии и музыке. Судя по всему, фи-
лософ написал специальный трактат по каждой из этих наук;
до нас, однако, дошло только два — «Наставление в арифметике»
(De institutione anthmetica) и «Наставление в музыке» (De institu-
' Оба слова (и lucus, и глагол luceo, употребленный в форме 3 л. ед. ч.
luceat) производим от lux (свет).
' Встречается, в частности в PL, написание имени Боэция как Boetius.
(Примеч. ред.)
tione musica). Эти трактаты в значительной степени представ-
ляют собой латинскую адаптацию, а иногда — дословное изложе-
ние работ некоторых грекоязычных авторов. Так, «Наставление
в арифметике» является, по сути дела, прямым переложением на
латынь сочинения «Введение в арифметику» Никомаха из Геразы,
а «Наставление в музыке» — компилированным изложением мне-
ний различных авторов, прежде всего александрийского астронома
и математика Птолемея и уже упоминавшегося Никомаха.
К раннему периоду творчества Боэция относится и большин-
ство его сочинений по логике. В планы философа, по всей видимос-
ти, входил перевод и комментирование всего корпуса логических
сочинений Аристотеля, известного как «Органон». Следуя устано-
вившейся еще в античности традиции, Боэций начал с комменти-
рования «Введения» Порфирия к «Категориям» Аристотеля, ка-
ковое «Введение» считалось необходимыми пролегоменами к логике
Стагирита. Составив два комментария к этому трактату, Боэ-
ций приступил к переводу на латынь и комментированию трудов
собственно Аристотеля. Результатом его работы явился «Ком-
ментарий к „Категориям" Аристотеля в четырех книгах» (in
Categonas Anstotelis libri quatuor), «Малые комментарии к книге
Аристотеля „Об истолковании"» (In librum Anstotelis de interpre-
tatione commentana minora), «Большие комментарии к книге Ари-
стотеля „Об истолковании"» (In librum Anstotelis de interpreta-
tione commentana majora), переводы на латынь некоторых других
сочинений Аристотеля по логике, три монографии, посвященные
силлогистике. Кроме того, Боэций составил комментарий к «То-
пике» Цицерона.
Как самостоятельный философ Боэций наиболее ярко проявил
себя в сочинениях, составивших корпус так называемых Opuscula
sacra, то есть теологических работ. Этот корпус составляют:
«Каким образом Троица есть единый Бог, а не три бога» (Quomodo
Tnnitas unus Deus est ас поп ires dii), «Могут ли „Отец", „Сын" и
„Святой Дух" сказываться о Божестве субстанциально» (Utrum
Pater et Filius et Spintus Sanctus de divinitate substantialiter praedicen-
tur), «Каким образом субстанции могут быть благими в силу того,
что они существуют, не будучи благами субстанциальными» (Quo-
modo substantiae in ео quod sint bonae sint cum поп sint substantialia
bona), «Книга против Евтихия и Нестория» (Liber contra Eutychen
et Nestonum), «О католической вере» (De fide catholica). Хотя все
эти трактаты затрагивают преимущественно теологическую
проблематику, при решении богословских вопросов Боэций активно
использует средства, предоставляемые философией и логикой.
В трактате «Против Евтихия и Нестория» философ дает свое
знаменитое определение личности; здесь же мы находим совершен-
но новую онтологию, отличную от онтологии Аристотеля и неко-
торых других античных авторов. Интерес к теологическим сочине-
ниям Боэция в Средние века был очень высок. Среди комментато-
ров его работ были Гильберт Порретанский и Фома Аквинский.
Несмотря на свою активную научную деятельность, Боэций,
следуя традициям своей семьи, не оставался в стороне и от дел го-
сударственных. В 510 г. он становится консулом, а в 522 г. занима-
ет должность «магистра всех служб» — высший административ-
ный пост в королевстве остготов, возникшем в конце пятого
столетия на руинах Западной Римской империи. Однако Боэций
недолго находился при дворе остготского короля Теодориха: в 523 г.
он был обвинен в антигосударственной деятельности, заключен
в тюрьму, а затем казнен.
В тюрьме Боэций написал свое самое знаменитое произведе-
ние — «Утешение философией» (Consolatio philosophiae). В «Уте-
шении» затрагиваются многие метафизические и этические про-
блемы, как то: природа Бога, предопределение и судьба, свобода
воли и происхождение вселенной. В Средние века «Утешение» бы-
ло чуть ли не самым известным и популярным философским про-
изведением. Его читали государственные деятели, поэты, теологи
и философы. Книга была переведена на староанглийский и старо-
немецкий языки. Влияние «Утешения» можно проследить у Данте,
Чосера, в англо-норманнской и провансальской поэзии.
Уже в раннем Средневековье в Павии возникло почитание Боэ-
ция как святого и мученика. Официально Боэций был канонизиро-
ван 15 декабря 1883 г. указом папы Льва ХШ.
Философию Боэций рассматривает как род, а ее виды состав-
ляют теоретическая (speculatwa) и практическая (actwa) фило-
софии. Видами практической философии в свою очередь являются
этика, политика и экономика. Что же касается теоретической,
то ее Боэций подразделяет сообразно объектам, которые она изу-
чает. В своем первом комментарии к «Введению» Порфирия фило-
соф делит эти объекты на три категории: интеллектибелъные
(intellectibilia), интеллигибельные (intelligibilia) и физические (nat-
uralia). Первые он описывает так: «Интеллектибелъным являет-
ся то, что, будучи само по себе одним и тем же, всегда пребывает
в Божестве (divinitas), постигаемое не чувствами, но одним лишь
умом (mens) и интеллектом»1. Философию, которая исследует
такие объекты, Боэций именует теологией. Второй подвид теоре-
тической философии, название которого Боэций не сообщает, за-
нят исследованием интеллигибельных объектов, то есть высших
причин, высших областей мира, а также человеческих душ, кото-
рые, по мнению философа, принадлежали к интеллектибелъному,
но, соединившись с телом, перешли в новое состояние. Третий под-
вид теоретической философии, именуемый Боэцием физиологией
(physiologia), изучает свойства и природу тел.
' Boetius. In Porphiriis commentaria // PL. Т. 64. Col. 16.
Отдельно Боэций рассматривает четыре науки, составляющие
квадривий (quadrivium), то есть четверной путь к мудрости, или фи-
лософии. Это — четыре математические науки: арифметика — на-
ука о множестве самом по себе (multitudo per se); музыка — наука
о множестве по отношению к иному (multitudo ad aliquid); геомет-
рия — наука о неподвижной величине (magnitudo immobilis); астроно-
мия — наука о движущейся величине (magnitudo mobilis). Помимо ква-
дривиума Боэций рассматривает тривий (trivium), группу дисциплин,
которую составляют логика, грамматика и риторика. Это не науки
в собственном смысле слова, но скорее искусства, изучающие способы
и методы изложения.
В отношении логики, однако, у Боэция возникают сомнения:
«Некоторые, — пишет он, — утверждают, что она [т. е. логика]
является частью философии, а другие — что она не часть, но не-
кое орудие (Jerr amentum) и некоторым образом средство (su-
pellex)»1. Рассмотрев аргументы той и другой стороны, философ
приходит к выводу, что оба мнения правильны. Он утверждает,
что между указанными двумя позициями нет никакого противоре-
чия, поскольку ничто не мешает логике одновременно быть и час-
тью, и инструментом философии, подобно тому, как рука являет-
ся одновременно и инструментом, и частью тела. Однако если
логика является частью философии, она должна обладать своим
собственным предметом. Следовательно, надлежит выяснить, ка-
ков этот предмет.
Для Боэция логика, или диалектика, — это умение правильно
строить умозаключения и рассуждать (ratio dilligens disserendi).
Философ не различает термины «диалектика» и «логика», пола-
гая, что это названия одной и той же науки, и характеризует ее
следующим образом: «Итак, эту науку, как бы наставницу в [ис-
кусстве] рассуждения, которую древние перипатетики называли
логикой, Цицерон определил как „умение (ratio) искусно рассуж-
дать". Она многими трактуется по-разному и называется разны-
ми именами. Так, например, как уже было сказано, перипатетики
называли „умение искусно рассуждать " логикой, [и оно] включало
в себя искусства нахождения и суждения. Стоики же „умение ис-
кусно рассуждать" трактовали несколько уже, так как не разра-
батывали [искусство] нахождения, остановившись лишь на [искус-
стве] суждения... именуя [его] диалектикой... Эту [науку]Платон
называет диалектикой, а Аристотель — логикой; ее же Цицерон
определил как „умение искусно рассуждать 'V.
Что же касается предмета логики, то им являются «посылки,
силлогизмы и прочее в том же роде». Под «прочим в том же роде»
понимаются прежде всего имя и глагол, или, иначе говоря, терми-
ны, слова, из которых составляются посылки. По мнению Боэция,
слова — «простые элементы логики»1 и из них составляются по-
сылки и силлогизмы, поэтому в любом трактате по логике в пер-
вую очередь речь идет именно о словах. Ясно, однако, что если бы
логика имела бы своим предметом только речь (будь то слова или
целые высказывания), она мало бы отличалась от грамматики или
риторики. И хотя связь этих дисциплин очевидна (ведь все они
суть части тривия и все трактуют о словах), логика тем не менее
кардинально отличается от двух других.
Рассмотрению логики подлежат не просто слова как таковые,
но слова, которые обладают обозначающей функцией, которые яв-
ляются частью высказываний, и, опять же, не всяких высказыва-
ний, но таких, в которых что-то утверждается или отрицается
относительно чего-то, или, иначе говоря, речь в связи с реально су-
ществующими вещами. Вещи, с точки зрения Боэция, пребывают
в относительно неизменном состоянии и, будучи воспринимаемыми
человеком, образуют в душе определенные подобия (similitudines),
которые философ называет понятиями (intellectus). Понятия име-
ют естественное происхождение, неизменны и общи для всех людей.
И латинянин, и варвар, мысля лошадь, мыслят одно и то же, а имен-
но подобие чувственно воспринимаемой вещи. Разные народы, одна-
ко, приспособили для выражения и обозначения этих понятий (а за-
одно и вещей) различные имена (vocabula) и написания (litterae),
которые суть знаки этих имен, отсюда и происходят различия язы-
ков. Поэтому ясно, что «вещи всегда предшествуют словам», а по-
тому, если мы говорим об истинных высказываниях, то, что имеет
место в вещах, имеет место и в речи.
Итак, понятно, что предметом логики являются в первую оче-
редь слова, которые обладают определенным значением, то есть
обозначают определенную вещь, а во вторую очередь — высказы-
вания, составленные из таких слов, в которых имеет место отри-
цание или утверждение. В этом логика проявляет себя как отдель-
ная наука или часть философии. А целью логики как инструмента
философского познания является проверка утверждений на ис-
тинность, ибо «всякий, кто возьмется за исследование природы
вещей, не усвоив прежде науки рассуждения, не минует ошибок.
Ибо не изучив заранее, какое умозаключение поведет по тропе
правды, а какое — по пути правдоподобия, не узнав, какие из них
несомненны, а какие — ненадежны, невозможно добраться в рас-
суждении до неискаженной и действительной истины»1.
Комментарий Боэция к «Категориям» Аристотеля, написан-
ный около 510 г., входит в корпус логических сочинений, составля-
ющих так называемую logica vetus, или ars vetus, старую логику.
' Boetius. In Porphiriis commentaria // PL. Т. 64. Col. 17.
* Boetius. In Topica Ciceronis commentaria // PL. T. 64. Col. 1045.
' Boetius. In Categorias Aristotelis commentaria // PL. T. 64. Col. 161.
2 Боэций. Утешение философией. С. 7.
Этот комментарий пользовался в Средние века огромной известно-
стью, о чем свидетельствует число дошедших до наших дней ману-
скриптов: более трехсот, что очень много. Неясно, является ли
этот трактат единственным комментарием к «Категориям», на-
писанным Боэцием, или же существовал и другой, более обширный
и глубокий комментарий, о намерении создания которого Боэций пи-
шет в первой книге вышеуказанного сочинения. В пользу того, что
таковой был написан, долгое время не было никаких свидетельств,
за исключением слов самого Боэция, однако в XIX столетии П. Адо
(P. Hadot) обнаружил некий отрывок латинского комментария
к «Категориям»; предполагается, что это и есть часть утраченно-
го второго комментария Боэция.
Следует сказать и о том, что Боэций не только комментировал
«Категории», но и был одним из первых переводчиков трактата
Аристотеля на латинский язык. Отдельные попытки перевода
«Категорий»· предпринимались и ранее (известен, например, пере-
вод Мария Викторина и перевод, или, скорее, близкое к тексту изло-
жение, приписываемое Августину, озаглавленное «Десять катего-
рий» — Decem categoriae), но наиболее удачной оказалась попытка
Боэция; удачной настолько, что его переводом пользовались в тече-
ние всего Средневековья.
Выше уже было сказано, что Боэций предполагал, что обозна-
чающие слова репрезентируют существующие вещи. Отсюда Боэ-
ций понимает категории Аристотеля (сам Боэций называет их
предикаментами — praedicamenta), как обозначающие звуки, при-
званные обозначать высшие роды сущего. «Аристотель, — пишет
он, — усмотрел десять родов всех вещей... всякая вещь непременно
должна найти свое место в одном из видов десяти родов»1. Но вы-
членение этих родов из бесконечного числа существующих вещей
потребовало создания специального категориального аппарата —
упомянутых десяти предикаментов, то есть наиболее общих ска-
зуемых. Смысл этой операции таков: число единичных вещей бес-
конечно, их многообразие не может быть охвачено умом, и они не
могут стать объектами науки. Но поскольку вещи обладают опре-
деленной общей природой, то в конечном счете любая из них под-
падает под тот или иной род, может быть определена и познана.
«Итак, Аристотель ограничил малым числом десяти предикамен-
тов неопределенное и бесконечное множество различных вещей
с тем, чтобы то, число чего бесконечно, и что не может стать
предметом научного исследования, ограниченное десятью своими
родами, могло бы постигаться наукой (scientia). Следовательно,
десять предикаментов, о которых мы говорим, суть роды для бес-
конечных значений, [данных] в звуках; но поскольку любое значение
звуков относится к вещам, которые обозначаются звуками, в том,
' Боэций. Утешение философией. С. 11.
что они суть обозначающие, то [предикаменты] необходимо обо-
значают роды вещей»1.
Отдельно следует сказать о том, что, согласно Боэцию, являет-
ся объектом науки — индивид или общее. С одной стороны, ясно, что
в силу вышеуказанных обстоятельств «Индивидам нет числа, а зна-
чит, [о них]нет и науки»2; с другой стороны, и Боэций неоднократ-
но на это указывает, «Вид „человек", а равно и „животное", которое
есть род, мы собираем (colligere) только лишь из познания индивиду-
ального... общность познается (intelligere) из чувственных восприя-
тий (sensus) единичного >>\ Решение, как представляется, лежит
в том же горизонте, что и предложенное Боэцием в комментарии
к «Категориям» решение проблемы универсалий, то есть проблемы
онтологического статуса общего. Поскольку общее, с точки зрения
философа, находится в чувственно воспринимаемых вещах, хотя
и мыслится отдельно от них, то же относится и к объекту науки:
им является общее, но то общее, которое реально существует в ин-
дивидах и которое познается благодаря чувственному восприятию
индивидуальных вещей.
Публикуемые фрагменты из «Комментария к „Категориям"
Аристотеля» переведены на русский язык впервые.
А. В. Аполлонов
1 Boetius. In Categorias Aristotelis commentaria. Col. 161.
' Боэций. Утешение философией. С. 69
' Boetius. In Categorias Aristotelis commentaria. Col. 182.
Комментарий
к «Категориям» Аристотеля1
КНИГА ПЕРВАЯ
[Введение]
Закончив с тем, что изложено в учении Порфирия2 относитель-
но предикаментов3 Аристотеля, я продолжил ряд [сочинений], на-
писанных простым и доступным языком, составив и эти коммента-
рии на ту же тему. Я не примешал ничего из сферы более глубоких
вопросов, но ради соблюдения соразмерности в освещении стре-
мился к тому, чтобы не стеснить читателя краткостью [изложения]
и не смутить его большим объемом. Поэтому, как представляется,
вначале следует вкратце представить цель этого труда, которая та-
кова: существует только один человеческий род, способный давать
вещам имена, поскольку вещи пред-положены и преимущественно
пребывают в характерном состоянии [своей] природы11. Отсюда яс-
но, что, снабжая [именами] все [вещи] по очереди, человеческий
© А. Аполлонов, перевод, примечания, 1999
1 Перевод выполнен по изданию: A. M. S. Boetii. In Categorias Aristotelis
libri quatuor // PL. T. 64. При переводе текста Аристотеля в некоторых случа-
ях привлекался перевод А. В. Кубицкого (Аристотель. Категории. М., 1939).
Первая публикация текста: Вестник РХГИ. 1999. № 3.
2 Боэций имеет в виду свои комментарии к «Введению» Порфирия к «Ка-
тегориям» Аристотеля. Как известно, он составил два комментария. Первый,
имевший диалогическую форму, представлял собой пояснение к латинскому
переводу «Введения», осуществленному Марием Викторином. Эта работа,
однако, не удовлетворила Боэция — он составил второй комментарий, пре-
восходящий по объему предыдущий, причем перевел «Введение» сам. Судя
по всему, комментарий к «Категориям» был написан после того, как философ
закончил оба комментария к трактату Порфирия.
3 Предикамент (praedicamentum) — так Боэций переводит греческий тер-
мин категория (κατηγορία).
Здесь и далее Боэций излагает так называемую конвенциональную тео- рию языка. Согласно ей, имена вещам даются человеком ad placitum, то есть, по произвольному соглашению между людьми; имя не имеет какого-либо сверхъестественного происхождения и связано с вещью лишь постольку, по- скольку обычно употребляется для ее обозначения.
дух (animus) приспособил слова для каждой отдельной вещи и, на-
пример, это вот тело назвал человеком, то — камнем, другое дере-
вом, третье — цветом; и, опять же, назвал именем отца всякого, кто
порождает из себя что-либо иное. Также он определил границы
множества формой особого имени: установил, например, [величи-
ну] в две пяди или в три; и в других случаях подобным же образом.
Итак, распределив все имена (nomina), он возвратился обратно —
к свойствам и фигурам самих имен (vocabulum), и ту форму, которая
может изменяться по падежам, назвал именем (nomen), ту же, кото-
рая распределяется по временам, — глаголом (verbum). Первая же
позиция' имен была та, посредством которой он обозначил субъекты
для интеллекта или чувств. Вторая — посредством которой рассмат-
ривают отдельные свойства имен (nomen) и фигуры. Таким образом,
первое имя (primum nomen) есть самое имя (ipsum vocabulum) вещи,
например, когда та или иная вещь называется «человек». Что же ка-
сается того, что самое имя (ipsum vocabulum), то есть «человек», на-
зывается именем (nomen), то это относится не к значению имени
(nomen), но к фигуре, в силу того, что оно может изменяться по па-
дежам. Итак, первая позиция имени (nomen) образуется в соответст-
вии со значением слова (vocabulum); вторая — сообразно фигуре;
первая позиция [предназначается] для того, чтобы вещи получали
имена, вторая — чтобы иными именами обозначались сами имена.
Ведь в то время, как «человек» есть имя (vocabulum) подлежащей
субстанции2, то [имя], которым называется «человек», есть имя
(nomen) [имени] «человек», являющееся наименованием (appellatio)
самого имени. Ибо мы спрашиваем: каким словом (vocabulum) явля-
ется «человек»? — и [нам] правильно отвечают: именем [существи-
тельным] (nomen).
Итак, цель этого трактата — рассуждение о первых именах ве-
щей и о звуках, обозначающих вещи безотносительно того, что
они образуются согласно каким-либо свойствам и фигурам,
но в том, что они суть обозначающие (in eo quod significantes
sunt). Ибо что бы ни сказывалось о субстанции, — претерпевание
1 Имеются в виду первичная и вторичная интенции, или импозиции. Так,
например, в высказывании «Сократ есть человек» «человек» — термин первич-
ной импозиции, то есть имя определенной вещи. В высказывании «человек
есть имя существительное» «человек» — термин вторичной импозиции, то есть
имя имени.
1 Подлежащей, или субъектной, субстанцией (substantia subjecta) Боэций
называет субстанцию, о которой идет речь в высказывании или которая обо-
значается тем или иным словом, то есть под-лежит этому слову (от subjicere —
подкладывать, служить основанием). Вообще термин «субъектный» и «субъ-
ект» Боэций использует достаточно широко: субъектом может быть термин
в высказывании, то есть логико-грамматическое подлежащее, и субстанция
как субъект акциденций, то есть как то, в чем находятся акциденции; чувст-
венно воспринимаемая вещь может быть субъектной, с одной стороны, чувст-
вам, а с другой — своему закрепленному в языке имени.
или действие, [здесь] исследуется не то, как одно из имен может
изменяться по падежам, а другое — по временам, но как имя обо-
значает или человека, или лошадь, или какого-либо индивида,
или вид, или род. Итак, целью этого труда является исследование
звуков, обозначающих вещи, в том, что они суть обозначающие.
Безусловно, это исследование, следующее за [комментариями]
к Порфирию, приспособлено к обстоятельствам введения и неис-
кусного повествования, ибо мы изложили то, что, как будет видно,
более ясно и не вызывает затруднений. В дальнейшие же наши пла-
ны входит обсуждение назначения, пользы и порядка [предикамен-
тов] в трех вопросах, один из которых будет [посвящен] назначе-
нию предикаментов. Это будет сделано, разумеется, в другом
задуманном мною комментарии о тех же категориях, для людей бо-
лее ученых, и там, перечислив мнения различных [писателей], мы
будем учить тому, с чем совпадет наше собственное суждение. По-
этому пусть теперь никто не удивляется и не противится этому на-
мерению, так как он увидит, насколько все это выше того, что мог-
ли бы вместить умы начинающих, для которых, обучающихся, мы
написали эту [книгу] простым и доступным языком. Итак, те, кого
мы собираемся допустить до этого знания, посредством доступно-
го изложения должны быть подведены как бы к самым дверям этой
дисциплины. Поэтому пусть читатель поймет причину различия
мнений в каждом из трудов, ведь в одном случае излагаются взгля-
ды, подходящие для науки пифагорейцев и совершенного учения
(doctrina perfecta), а в другом исследование соответствует простым
стадиям изложения того, что требуется для введения.
Однако вернемся теперь к основной теме. Назначение (inten-
tio) «Предикаментов» в данном случае то, о котором сказано вы-
ше, то есть рассуждение о первых звуках, обозначающих первые
роды вещей, в том, что они суть обозначающие. Поскольку [число]
вещей бесконечно, также необходимо бесконечно и [число] зву^
ков, которые их обозначают, однако познание бесконечного невоз-
можно, ибо бесконечное не может быть объято духом (animus).
То же, что не может быть охвачено мыслительной способностью,
нельзя заключить в границы никакой науки (scientia), поэтому на-
уки о бесконечном не существует. Однако Аристотель трактует
здесь не о бесконечном [числе] обозначений вещей, но вводит де-
сять предикаментов, к которым должно быть сведено бесконечное
множество обозначающих звуков. Так, например, когда я говорю
«человек», «дерево», «камень», «лошадь», «животное», «свинец»·,
«олово», «серебро», «золото» и прочее в том же духе, [число] чего,
разумеется, бесконечно, то все это сводится к одному только име-
ни субстанции. Ведь эти [имена] и бесконечное [число] других
имен включает одно имя субстанции. И, опять же, когда я говорю:
«размером в две пяди», «в три пяди», «шесть», «четыре», «десять»,
«линия», «поверхность», «тело» или что-нибудь в этом же роде,
[число] чего бесконечно, [все это] объемлется одним именем коли-
чества, ибо подпадает под [общее имя] количества. И далее, когда
я говорю «белое», или «знание», или «хорошее», или «плохое»,
или что-нибудь подобное в этом роде, что так же бесконечно, все
же находится одно имя, включающее все качества, и точно так же
в других случаях.
Итак, Аристотель ограничил малым числом десяти предикамен-
тов неопределенное и бесконечное множество различных вещей
с тем, чтобы то, число чего бесконечно и что не может стать объек-
том научного исследования, ограниченное десятью своими родами,
могло бы постигаться наукой (scientia). Следовательно, десять пре-
дикаментов, о которых мы говорим, суть роды для бесконечных
значений, [данных] в звуках; но поскольку любое значение звуков
относится к вещам, которые обозначаются звуками, в том, что они
суть обозначающие, то [предикаменты] необходимо обозначают
роды вещей. Итак, чтобы закончить с [вопросом] о назначении пре-
дикаментов, следует сказать, что в этой книге речь пойдет о первых
звуках, обозначающих первые роды вещей, в том, что они суть обо-
значающие.
[Теперь], поскольку о назначении предикаментов уже сказано,
нужно коротко осветить полезность этого труда. Ведь поскольку
бесконечное [число] вещей обозначается так же бесконечным
[числом] звуков и, как уже было сказано, не может подпасть под
[рассмотрение] науки, этим ограничением (defmitio), каковое со-
вершается делением на десять предикаментов, мы приобретаем
науку (disciplina) обо всех вещах и обозначающих звуках. Отсюда
следует, что стремящимися к [изучению] логики эта книга долж-
на быть прочитана первой, поскольку, так как вся логика строит-
ся на основании силлогизмов, а силлогизмы связываются посыл-
ками (propositio), посылки же состоят из слов (sermo), первая
польза [этой книги] — познание того, что обозначает то или иное
слово (sermo) определением особой науки. Это исследование де-
сяти предикаментов также весьма полезно для нас при рассмотре-
нии физического учения и моральной философии Аристотеля,
что станет для изучающих более ясным из отдельных [случаев].
Поэтому содержание этой книги затрагивает также и порядок
[учения]. Ведь так как простые вещи по природе предшествуют
составным и составные образуются из простых, то эта книга Ари-
стотеля, поскольку трактует о простых звуках, обозначающих ве-
щи, согласно истинной природе самой простоты, является первой
Для начинающих.
Нет почти никакого сомнения, к какой части философии отно-
сится замысел этой книги. Действительно, тот, кто трактует об
обозначающих звуках, будет в известной мере трактовать также
и о вещах, поскольку вещь и обозначение вещей связаны. Но пер-
вично то исследование, которое относится к словам (sermo), и
