ПРЕДЛОЖЕНИЕ И ЕГО АКТУАЛЬНОЕ ЧЛЕНЕНИЕ
На различие между языковой системой и смысловой структурой я обратил ваше внимание еще в самом начале своей статьи, а практически мы получили об этом ясное представление, когда рассматривали вещественное содержание языкового наименования. Мы выяснили тогда, что различие между языковой системой и смысловой структурой проявляется в различии между общим представлением, обозначаемым языковым наименованием, стоящим обособленно и вне контекста, и индивидуальным представлением, обозначаемым, как правило, языковым наименованием в конкретном высказывании. Вспомним лишь наше рассуждение о слове* «дом». Само по себе это слово обозначает дом вообще, но в конкретном высказывании — определенный дом, о котором мы как раз говорим. Перейдем теперь от языкового наименования ко второму основному элементу высказывания — к конструкции предложения. И здесь мы сразу же столкнемся с наглядным доказательством различия между языковой системой и смысловой структурой. Речь идет о различии между грамматической структурой предложения и его актуальным членением.
Грамматическая структура предложения опирается, как мы уже знаем, на подлежащее и сказуемое. При актуальном членении предложения, напротив, выделяются две другие основные части предложения. Мы уже знаем, что с помощью предложения говорящий выражает свое актуальное отношение к какому-либо явлению действительности. Это означает, что в предложении о чем-либо что-то высказывается. Чтобы понять, что говорящий хочет выразить в своем предложении, мы должны ясно различать то, о чем он говорит, и то, что он об этом говорит. Тем самым определяются основные части предложения с точки зрения его смысловой структуры. Предложение как выражение актуального отношения к факту действительности является высказыванием, и потому мы называем то, о чем в предложении что-то говорится, основой высказывания, а то, что об этом говорится, ядром высказывания. Основа высказывания может совпадать с грамматическим подлежащим, а ядро высказывания — с грамматическим сказуемым, но это не обязательно. Представим себе, например, что дети ждут отца. Когда раздадутся шаги и, выглянув, они обнаружат, что идущий действительно их отец, они выразят этот факт предложением: «Папа уже идет!». Однако ситуация может быть и иной: дети не ждут отца, и, когда послышатся чьи-то шаги, они с любопытством выглянут, чтобы увидеть, кто этот нежданный гость. Выяснится, что идет отец, и в итоге возникнет предложение: «Это идет папа!». В обоих только что приведенных предложениях грамматическая структура в принципе одна и та же; в роли подлежащего в них выступает существительное «папа», в роли сказуемого — личный глагол «идет». Различная же ситуационная связь приводит к тому, что смысловая структура предложения оказывается каждый раз иной. В первом случае приход отца является чем-то предполагаемым, и предложение «Папа уже идет» показывает, что ожидаемый приход осуществился. Поэтому в данном предложении основой высказывания является существительное «папа», а ядром высказывания — глагольное выражение «уже идет». Грамматическая структура предложения здесь совпадает с его смысловой структурой. Грамматическое подлежащее является вместе с тем и основой высказывания, а грамматическое сказуемое — ядром высказывания. В другом случае, приведенном нами, приход отца не берется в расчет. Исходным фактом является приход неизвестного лица, услышанный детьми, которые приходят к выводу, что нежданный гость — их отец. Именно этим определена смысловая структура предложения «Это идет папа!». Основой высказывания здесь является глагольное выражение «это идет», а ядром высказывания — существительное «папа». Как мы видим, смысловая структура предложения в этом случав не совпадает с его грамматической структурой. Грамматическое подлежащее здесь является не основой высказывания, как в первом предложении, а ядром высказывания, а грамматическое сказуемое является здесь основой высказывания, а не его ядром.
Для характера высказывания, а тем самым также и для впечатления, преднамеренного или непреднамеренного, производимого высказыванием, крайне важен порядок следования друг за другом основы и ядра высказывания в предложении. Отдельные их члены, особенно маргинальные, иногда переплетаются, но, как правило, совершенно ясно, где находится центр тяжести основы высказывания или его ядра — в первой ли части предложения, в начале его, или во второй части предложения, в его конце. В соответствии с этим мы различаем два типа актуального членения предложения. Иногда на первом месте оказывается основа высказывания, а за нею уже следует его ядро, так что исходят из того, что уже известно или хотя бы понятно, и переходят к тому, что об этом говорится нового. Этот порядок естествен и дает возможность слушателю без затруднений понять произносимое высказывание. Поскольку при таком порядке принимаются во внимание потребности слушателя, мы называем такой порядок объективным. Противоположным является порядок слов, при котором на первом месте мы находим ядро высказывания, следовательно, то, что говорится нового, а уже потом как бы для добавочного пояснения — его основу. Говорящий в таком случае не принимает во внимание, что слушающий еще не знает, о чем идет речь, он целиком увлечен тем, что ему самому кажется самым важным. Поэтому такой порядок мы называем субъективным. Пример объективного порядка слов наблюдается в обоих предложениях, подробно разобранных нами в предшествующем абзаце. Пример порядка субъективного мы можем получить, если изменим второе предложение таким образом, что неожиданный приход отца будет восприниматься в нем с удивлением, радостным или наоборот: «Папа идет!».
Объективный порядок характерен для высказываний спокойных, слабо окрашенных чувством. Это типичный порядок для спокойной констатации фактов, для спокойного рассказа, для спокойного изложения, а тем самым нормальный порядок слов для повествовательного предложения. Субъективный порядок слов является для повествовательного предложения чем-то исключительным и придает ему взволнованный характер. Оба случая повествовательного предложения могут встретиться и в произведениях художественной литературы. Достаточно сопоставить развертывание повествования народной сказки, спокойное течение которой сплошь насыщено повествовательными предложениями, имеющими объективный порядок слов, и поэтически взволнованное повествование современного писателя, состоящее из повествовательных предложений с порядком субъективным. Вот отрывок из народной сказки: И через минуту каждый принес Иржику по сосуду из тыквы, полному воды: в одном сосуде была живая вода, в другом — мертвая. Иржик обрадовался, что ему так удивительно посчастливилось, и поспешил к замку. На опушке леса он увидел протянутую от ели к ели паутину, в центре паутины сидел большой паук, высасывал муху. Иржик взял сосуд с мертвой водой, плеснул на паука, и паук упал на землю, как перезрелая вишня, он был мертв. Потом он побрызгал муху из другого сосуда живой водой, и муха стала метаться, выкарабкалась из паутины и ж-ж... в воздух». Совершенно иначе выглядят следующие отрывки у современного чешского прозаика: «Закрылся храм за женщиной выходящей, закрылся перед мужчиной входящим. Смущенно стоял здесь Шимон Влк»; «Открыт до сих пор был дом, к которому она шла. Холодно издали уже чернелся вход, как будто отпугнуть хотел ангела-хранителя»; «Не должна все же с позором умереть Ева. Долго ждет бог, он не может допустить, чтобы, может быть, навсегда лишилась Ева своего сияния. И упорно сопротивлялся Дух».
Все эти отрывки взяты из середины повествования. Это имеет свои причины, ибо первое предложение занимает в повествовании исключительное место, поскольку речь идет об актуальном членении предложения. Если повествование не исходит по своему содержанию из того, что ему предшествовало, или если рассказчик ничего не говорит о себе, то в начале повествования нет, собственно, ничего известного и понятного. При строго объективном порядке слов такое повествование должно было бы, следовательно, начинаться так, как иногда начинаются сказки: «Жил-был один король, и был он так мудр, что понимал даже, о чем говорят все животные». Такое начало, однако, часто кажется рассказчику слишком растянутым и громоздким. Поэтому, как правило, он предпочитает прямо вторгнуться в повествование, чтобы принять за нечто известное или непосредственно личность героя, или какое-либо обстоятельство, с ним связанное, и сразу с него начать первое предложение. Это отступление от строго объективного порядка слов является таким привычным в начале повествования, что мы наблюдаем его даже в сказках, для которых в других случаях объективный порядок в повествовательных пассажах вполне типичен. В качестве примера приведем два начальных предложения из сказок: «Либор был единственным сыном бедной вдовы»; «В одном городе жили муж и жена, и было у них три дочери». Если даже в сказках часто проявляется стремление начинать повествование без обиняков, то не следует удивляться, что в повествовании с намерением более осознанным это наблюдается сплошь да рядом. Приведем для иллюстрации начальные предложения из нескольких чешских современных рассказов: «Край был подготовлен тишиной принять чудовище» («Вокзал на мгновение стал знаменитым»); «Джонни был подкидышем» («Мать подбросила его на третий день после рождения к дверям костела, чтобы с ним уже никогда не встретиться»); «Солнце уже стояло на небе, и гудки пароходов раздавались на Дунае, когда пьяница Ян проснулся» («Он вылез из-под перевернутой баржи, которая здесь, на песке, ожидала ремонта, и спустился вниз к воде умыться».)
Повествовательные предложения являются основным материалом для построения рассказа или изложения, но это не единственный тип предложений, существующих в языке. Кроме них, есть в языке и другие типы предложений. Мы должны кратко упомянуть и о них, чтобы не умалить богатого разнообразия языка. Совершенно иначе по сравнению с повествовательными предложениями ведут себя в плане актуального членения предложения, побудительные предложения. Этими предложениями мы побуждаем слушателя к какому-либо действию, или к ответу на наш вопрос (вопросительные предложения), или к тому, чтобы он поступил соответственно нашему приказанию или требованию (повелительные предложения). Из числа вопросительных предложений можно выделить дополнительные вопросы, посредством которых мы спрашиваем о каком-либо неизвестном факте, хотя в остальном ситуация нам ясна, и которые построены по принципу субъективного порядка слов. Они начинаются с вопросительного местоимения или наречия, функционирующего в качестве ядра высказывания, тогда как остальная часть предложения представляет собой основу высказывания. Правильность этого положения подтверждается тем, что при ответе на такой вопрос ядро высказывания соответствует как раз тому вопросительному местоимению или наречию, с которого начинается вопрос. Так, на вопрос «Кто это идет?» можно ответить предложением «Это идет отец», а на вопрос «Куда пойдет отец?» — предложением «Отец сейчас пойдет на прогулку». Вопросы, поставленные с той целью, чтобы выяснить, соответствует ли истине то или иное предположение (которое мы считаем возможным), строятся, как правило, подобным же образом. Они начинаются обычно личным глаголом, который является самой важной частью ответа, так как от его положительной или отрицательной формы зависит значение ответа. На вопрос «Пойдет сейчас отец на прогулку?» можно ответить или положительно: «Да, отец пойдет сейчас на прогулку», или отрицательно: «Нет, отец сейчас не пойдет на прогулку». Вопрос такого выяснительного характера мы можем поставить и так, что выделенной частью окажется не глагол, а другая часть предложения. Тогда она будет стоять не в начале вопроса, а в конце его, а в отрицательном ответе — может отрицать или сам глагол, или, непосредственно либо косвенно, акцентируемую часть вопроса. Мы можем, например, спросить: «Это с вами пойдет Мила?»; отрицательный ответ может быть следующим: «Нет, Мила с нами не пойдет», или: «Нет, с нами пойдет Власта». Точно так же на вопрос «Отец сейчас пойдет на прогулку?» мы можем ответить отрицательно: Ке, «Нет, отец сейчас не пойдет на прогулку», или: «Нет, отец сейчас пойдет с визитом». Как видно, выяснительный вопрос строится в таких случаях по принципу объективного порядка.
Повелительные предложения по своему актуальному членению напоминают выяснительные вопросы. Как правило, они начинаются энергичным словом, в котором сосредоточивается призыв: «Поди сюда!»; «Сюда поди!»; «Не ходи туда!»; «Найди мне эту книгу!». Их построение отвечает субъективному порядку. Возможны также повелительные предложения с объективным порядком слов. Это отклонение от правила всегда несет определенную функцию. Простому приказу «Не ходи туда!» противопоставляется «Туда не ходи!» скорее как настоятельное предупреждение; в противоположность приказу «Найди мне эту книгу!» предложение «Эту книгу мне найди!» звучит скорее как убедительное напоминание или просьба. Если при объективном порядке слов в том же самом смысле вместо повелительного мы употребим повествовательное предложение в будущем времени, то выразим тем самым приказание с оттенком угрозы: Тат перигее «Ты туда не пойдешь!»; «Эту книгу ты мне найдешь!»
Подобное функционально-смысловое разнообразие актуального членения, какое мы наблюдали в предложениях побудительных, мы находим и в предложениях экспрессивных, то есть в предложениях, посредством которых передается удивление по поводу того или иного явления действительности, воспринимаемого одобрительно или неодобрительно (восклицательные предложения), или высказывается пожелание, чтобы воображаемая действительность превратилась (или не превратилась) в реальность (условные предложения). Условные предложения обычно начинаются союзом, например союзом «если бы» или «если бы, когда бы», а остальная часть таких предложений строится в соответствии с порядком объективным. Например: «Если бы ты мне по крайней мере написал, что это случилось!»; «Если бы он из всего этого выбрался благополучно!» Восклицательные предложения делятся на повествовательные и вопросительные. В первом случае к ним применимы при актуальном членении те же правила, что и для предложений повествовательных. <…> Во втором случае возможен и тот и другой порядок, но смысловое различие между ними приглушено тем, что предложение всегда начинается вопросительным словом <…>. При более углубленном рассмотрении в экспрессивных предложениях удалось бы обнаружить много любопытного, но для нас достаточно и того, что уже было изложено. Надеюсь, что мне удалось убедить внимательного читателя в том, как важны и интересны языковые процессы, группируемые нами под названием актуального членения предложения.
АКТУАЛЬНОЕ ЧЛЕНЕНИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ И СТИЛЬ
Простой и ясный повествовательный стиль требует прежде всего соответствующего обозначения наших представлений и ясной и последовательной формулировки мыслей в предложении. О соответствующем выборе выражений, то есть о первом факторе, мы уже говорили при рассмотрении языковых наименований. В главе об актуальном членении предложения мы коснулись и второго фактора. Последняя проблема весьма важна, и ей необходимо уделить особое внимание. При этом речь идет не об изолированном предложении, не о модели предложения, являющейся частью языковой системы, а о предложении в контексте ситуации и высказывания, о предложении как о части языкового выражения. Мерилом, с которым мы подойдем к нему, будет не грамматическая правильность предложения, а его удачная смысловая структура. И оно должно стремиться стать, как мы уже сказали, предложением ясным и последовательным. Порукой в том, что этого можно достичь, служит нам предложение, выработанное современной чешской прозой. Простое и ясное предложение, являющееся ее великим завоеванием, все еще остается, однако, достоянием лишь художественной литературы и утонченной журналистики и только в виде исключения проникает в специальный стиль. Тем упорнее нужно работать, чтобы оно стало достоянием хотя бы всех тех, кто претендует на горделивое звание людей образованных. Этому должны помочь школа и усилия отдельных лиц. Однако путь к конечной цели ведет через познание того, на чем же основано построение простого и понятного предложения и какие стилистические дефекты стоят на его пути. Мы лучше усвоим все сказанное, если то, что было изложено в общем плане об актуальном членении предложения в предшествующей главе, сведем к конкретным положениям, касающимся стиля.
В предыдущей главе был сформулирован также основной принцип, из которого можно вывести все остальные требования. Там было сказано, что для правильного понимания предложения необходимо ясно отличать то, о чем в нем говорится, от того, что об этом говорится. Первое специальное положение, вытекающее из этого основного принципа, заключается в требовании, чтобы каждое самостоятельное предложение содержало только одну мысль, со всей основательностью выступающую как ядро высказывания. Чешский язык, по крайней мере чешский язык на современном этапе стилистической обработки, едва ли допустит, чтобы в предложении одновременно высказывался целый ряд мыслей. Он требует, чтобы цепь мыслей постепенно распутывалась и делилась на отрезки, которые благодаря этому уже легче выразить. Требование наличия в контексте одной основной мысли, единственного ядра высказывания, актуально не только для простых предложений, но и для любого сочетания главного предложения с распространяющими его придаточными предложениями. Можно сказать, что к четкому и ясному повествовательному стилю чешского языка мы придем прежде всего благодаря тому, что будем, насколько это возможно, употреблять простые в смысловом отношении предложения и такие сложные предложения, в которых придаточные предложения лишь развивают содержание главного предложения или дополняют его необходимыми пояснениями. Не следует в придаточное предложение (и вообще в любое дополнительное определение, не являющееся предложением) включать мысль, которая своей вескостью в контексте может возбудить подозрение, что здесь мы имеем дело с вторичным ядром высказывания одного и того же предложения. Если не обращать на это внимания, то возникают предложения, смысл которых читатель пли слушатель улавливает с трудом, хотя речь идет о явлении, которое само по себе вполне понятно. Речевые периоды, перегруженные смыслом вплоть до того, что становятся неясными, конечно, не являются образцом хорошего повествовательного стиля, ибо мы никак не можем признать удачным любой повествовательный стиль, если он представлен предложениями, которые становятся понятными только после неоднократного прочтения. При этом часто неясность предложения объясняется отнюдь не трудностями его смысла, а лишь неправильностью его стилистического оформления.
Примеров на предложения, содержащие вторичное ядро высказывания, можно найти в нашей специальной литературе сколько угодно. Приведем хотя бы один из таких примеров (я нашел этот пример в трактате одного признанного специалиста, вышедшем во втором десятилетии после первой мировой войны):
«Важно, что после Липан центром стала не южная, таборитская Чехия, менее подходившая для этого своим радикализмом, который после поражения сухопутного войска был менее способен овладеть ситуацией в целом, чем прежде, в период гуситских войн, пока он был в своей полной силе, так и своей относительной разобщенностью, имеющая сильных соперников, территориально проникающих в ее владения, на юге в лице самого крупного чешского магната Олдржиха из Ружомберка, а на западе в лице крепко организованного плзенского ландфрида, а этим фундаментом новой, утраквистской Чехии была восточная Чехия, в религиозном отношении более компактная и более сконцентрированная. (Там сиротская партия...)». Есть ли смысл биться об заклад, чтобы доказать, что ни один читатель не сможет повторить на память содержание этого сложного периода сразу же после первого чтения. Причина ясна. Приведенный пример, помимо основного высказывания («Важно, что после Липан центром стала не южная, таборитская Чехия, а то, что этим фундаментом новой, утраквистской Чехии стала восточная Чехия»), в своих дополнительных обстоятельственных отрезках, образующих предложения и стоящих отдельно, содержит целый ряд вторичных высказываний, и все эти высказывания так взаимно переплетаются, что на разъяснение их взаимоотношений и правильного смысла требуется немало времени. Трудности в понимании приведенного периода связаны не с неясностью смысла, а с запутанностью стилистических формулировок. Это можно легко доказать, сопоставив первоначальный текст с текстом, переделанным так, чтобы каждое высказывание в соответствии с принципом, провозглашенным выше, было выражено, насколько это возможно, самостоятельным предложением. Текст, переработанный таким образом, будет выглядеть примерно так:
«Важно, что после Липан центром стала не южная, таборитская Чехия, а то, что этим фундаментом новой, утраквистской Чехии явилась восточная Чехия. Несомненно, что южная Чехия к этой задаче была менее подготовлена, что обусловливалось двумя причинами. Ее радикализм мешал ей овладеть ситуацией в целом даже прежде, в период гуситских войн, когда он был в полной силе, еще менее она была способна к этому теперь, после поражения сухопутных войск. Помимо этого, южная Чехия была относительно разобщена, так как у нее были сильные противники, проникавшие на ее территорию; на юге ее соперником был самый крупный чешский магнат Олдржих из Ружомберка, а на западе — крепко организованный плзенский ландфрид. Восточная Чехия была в религиозном отношении более компактной и сконцентрированной. (Там сиротская партия...)»
Дальнейшие требования касаются уже деталей актуального членения предложения. Речь идет о трех факторах, которые, собственно, располагаются в разных плоскостях. Мы должны обращать внимание на то, чтобы основа высказывания в предложении была отчетливо выражена и вытекала непосредственно из контекста ситуации и высказывания. То же необходимо соблюдать и по отношению к смысловому построению более обширного целого, например к абзацу. Мы должны далее заботиться о том, чтобы основа и ядро высказывания отделялись бы друг от друга в предложении с достаточной четкостью; чтобы части предложения, обозначающие основу и ядро высказывания, следовали друг за другом, если нет причин для перемены мест, как того иногда требует так называемый объективный порядок слов. Последние два требования также касаются смысловой структуры самого предложения. На каждом из них следует остановиться особо.
Требование отчетливой и ясно вытекающей из ситуационной связи основы высказывания касается, как уже было сказано, смыслового построения абзаца; чтобы быть правильно построенным, он должен иметь общую основную тему, заключенную в его границах или развивающуюся и развертывающуюся в нем. Эта основная тема абзаца, конечно, не должна выступать, в каждом его предложении в качестве актуальной основы высказывания. Абзац может включать предложения, основа высказывания которых отклоняется от его общей темы. Однако основа высказывания этих предложений должна быть связана с общей темой абзаца и исходить из него, и если эта связь на первый взгляд не вытекает из самого содержания, то она должна быть специально выражена. Кроме того, общая тема должна, как правило, совершенно четко проявиться вновь, лишь толька будет восстановлена связь с предложениями, отклонившимися от общей темы. Это требование совершенно естественно, ему без труда удовлетворяет и простой стиль наших сказок. Обратите внимание, например, на следующие предложения:
«Дальше уже должен был идти Иржик пешком. Он шел долго-долго лесом, и когда, наконец, стал выходить из леса, то увидел перед собой далекое, безбрежное море. На берегу моря ссорились два рыбака. Они поймали сетью большую золотую рыбу, и каждый хотел взять ее себе. «Моя сеть, моя и рыба!» А другой на это: «Твоя сеть бы не помогла, если бы не моя лодка и не моя помощь».— «Если второй раз опять такую поймаем, то будет твоя».— «Нет, так не пойдет!.. Ты жди другую, а эту мне дай».— «Я вас рассужу, — сказал Иржик. — Продайте мне эту рыбу, я хорошо вам за нее заплачу, а деньги поделите между собой пополам».
Общей основной темой всего отрывка является Иржик. Это основа высказываний первых двух предложений, причем в первом он указан совершенно определенно, а во втором подразумевается. В третьем предложении наблюдается отклонение от этой общей темы, и основой высказывания следующих предложений становятся два рыбака вместе или поочередно один из них. Переход к новой основе высказывания проведен здесь сжато. Переход, передаваемый целиком, без сокращений, имел бы следующий вид: «На берегу моря было два рыбака, и они ссорились друг с другом». Как видно, новой основой высказывания здесь прежде всего становится сочетание «на берегу моря», которое вытекает из ядра высказывания предыдущего предложения, а к нему в качестве ядра высказывания присоединяется: «два рыбака». Это сочетание в свою очередь тотчас же становится основой высказывания (в сокращенном тексте это сопровождается стилистическим опережением), и довольно продолжительное время сохраняется именно эта основа высказывания. Затем мы снова возвращаемся к общей основной теме отрывка. А поскольку в связи с отклонением от основной темы она строилась уже на другой основе высказывания, то старая основа должна быть опять указана вполне определенно («говорит Иржик»). Все это хорошо известно любому хорошему рассказчику, даже если он неопытен. Тем не менее у нас эту очевидную истину при написании статей и трактатов иногда забывают. Авторы бывают так захвачены своей основной темой, что им даже не приходит в голову повторять ее, когда это необходимо. Эта ошибка все же легко вскрывается, легко исправляется.
Значительно труднее удовлетворить требованию четкого отделения основы высказывания от ядра высказывания. Положение облегчается, если между обеими основными частями смысловой структуры предложения есть пробел, заполненный переходными элементами. Эти элементы, хотя и относятся уже к ядру высказывания, но находятся еще на его периферии, и благодаря им образуется переход от основы высказывания к его ядру. Там, где пробел между основой высказывания и собственно ядром высказывания отсутствует, прозрачность смысловой структуры легко затемняется. Об этом свидетельствует, например, сложное предложение, взятое из критического отчета: «Это относится к странностям нашего возврата к прошлому в области театрального искусства, когда многое рассудочное и отжившее было объявлено сохранившим ценность и в результате чего остался ни с чем один из немногих наших действительных творцов, девизом которых является кулак и удар».
Автор, очевидно, стремился к сжатому в выразительном отношении тексту и пожертвовал при этом ясностью и понятностью смысловой структуры. Он построил свое сложное предложение так, что центром его являются два длинных и содержательных придаточных предложения, первое из которых относится к основе высказывания, а второе — к его ядру. Поэтому границы между основными частями смыслового целого стали нечеткими, и актуальное членение так затемнилось, что мало кто поймет предложение сразу при первом чтении. Правильность нашего диагноза подтверждает переработка первоначального текста с целью прояснения смысла предложения. Переработку этого предложения можно провести различными способами. Приведем три возможных варианта:
«Наш возврат к прошлому в области театрального искусства, при котором очень многое рассудочное и отжившее объявлялось сохранившим ценность, отличается также той странностью, что из-за этого остался ни с чем один из немногих наших настоящих творцов, девизом которых является кулак и удар».
«Странностью нашего возврата к прошлому в области театрального искусства является то, что очень многое рассудочное и отжившее было объявлено сохранившим ценность, причем из-за этого остался ни с чем один из немногих наших настоящих творцов, девизом которых является кулак и удар».
«При нашем возврате к прошлому очень многое рассудочное и отжившее было объявлено сохранившим ценность, и причем, как это ни странно, из-за этого остался ни с чем один из немногих наших настоящих творцов, девизом которых является кулак и удар».
Из этих возможных вариантов пусть читатель выберет любой по своему собственному вкусу. Я надеюсь все же, что каждый из исправленных вариантов понятнее текста, из которого мы исходили. Этого достаточно для нашего доказательства.
Третье, и в этой связи последнее наше требование, касается расчленения основы и ядра высказывания в соответствии с принципом объективного порядка слов. Этот принцип, как мы знаем, предполагает, что основа высказывания представлена в первой части предложения, тогда как ядро высказывания выражено второй его частью. Если не обращать на это внимания, то стиль изложения (и, конечно, разговорный стиль) получает взволнованную окраску. Это мы уже наблюдали, когда в предыдущей главе сопоставляли отрывок из народной сказки с отрывком из современной чешской эпической прозы. Если мы требуем, чтобы в обычном изложении и в обычном рассказе порядок слов и предложений определялся принципом объективного характера, то это не значит, конечно, что в изложении или рассказе недопустимо иногда употребление субъективного порядка слов и тем самым более взволнованного стиля. Стиль взволнованный, равно как и стиль осложненный, является индивидуальной стилистической разновидностью, которая вырастает из индивидуальных потребностей или склонностей и поднимается выше среднего уровня, присущего обычному повествовательному стилю. Если оставаться в границах хорошего стиля, то даже эти стилистические разновидности не должны пренебрегать принципами, установленными нами для обычного стиля. От них всегда зависит ясность смысловой структуры, а это—качество, без которого нельзя представить себе хороший стиль.
ОСНОВНЫЕ ФУНКЦИИ ПОРЯДКА СЛОВ
Порядок слов в чешском предложении является одним из наиболее тонких выразительных средств, которые имеются в чешском языке. Порядок слов в чешском языке не является свободным, и никто из желающих правильно говорить или писать по-чешски не должен расставлять слова в предложении произвольно, как придется. Порядок слов в чешском предложении очень чувствителен ко всем моментам, могущим иметь на него влияние, и потому очень пластичен. В этом отношении чешский язык значительно отличается от наиболее известных у нас культурных языков — немецкого, французского и английского: в указанных языках порядок слов преимущественно устойчивый и прочный, причем в немецком языке в меньшей степени, а в английском — в большей. Сравнение с этими языками отчетливо показывает нам, какие моменты больше всего влияют на порядок слов в чешском языке и каковы, следовательно, его функции.
Беспристрастному наблюдателю, который пойдет по этому пути, совершенно ясно, что основная функция порядка слов в чешском языке — помочь актуальному членению предложения. Причем — и это второй основной момент, от которого зависит порядок слов в чешском языке,— в эмфатической [подчеркнутой] речи или вообще взволнованной речи порядок слов иной, чем в речи спокойной. В повествовательных предложениях (которых в речи всегда много больше остальных и где закономерности порядка слов наиболее ясны) при спокойной речи обычно используется объективный порядок слов, тогда как в подчеркнутой речи возможен порядок двоякий в зависимости от того, где стоит выделяемое слово — в конце или в начале предложения. Если оно стоит в конце предложения, то в предложениях повествовательных при подчеркнутой речи остается в силе порядок объективный, если же оно находится в начале предложения, то следует, как правило, употребить субъективный порядок.
Актуальное членение предложения и различие между высказыванием спокойным и эмфатическим не являются, разумеется, единственными факторами, определяющими порядок слов в чешском языке, хотя они и оказывают на него наибольшее влияние. Порядок слов в чешском языке является результатом гармонии и соперничества целого ряда факторов, которые, разумеется, отличаются друг от друга степенью своего воздействия и важности. Эта количественная сторона отдельных факторов является таким же важным основанием своеобразия порядка слов в чешском языке, как и сторона качественная, то есть способ проявления этого воздействия. Наглядно это проявляется в роли момента грамматического, который заключается в том, что место члена предложения определяется его грамматической функцией в предложении. Этот момент в английском языке, например, является самым важным
фактором порядка слов, тогда как в чешском ему принадлежит по сравнению с главными факторами лишь второстепенная роль. Грамматический момент приводит, с одной стороны, к фиксированному порядку слов, а с другой — к нормальному порядку слов, который мы можем назвать также нейтральным порядком слов. Фиксированный порядок слов означает, что член предложения, о котором идет речь, в соответствии со своей грамматической функцией занимает в предложении всегда одно и то же место. Так, например, аппозиция, или приложение, всегда следует за словом, которое оно определяет: «Иржи, король чешский, и Матиаш, король венгерский, встретились у Вилимова для того, чтобы лично заключить мир». Нормальный, или нейтральный, порядок слов проявляется в том, что член предложения, о котором идет речь, занимает в предложении в соответствии со своей грамматической функцией всегда определенное место до тех пор, пока какой-либо другой фактор порядка слов не вызовет изменения его позиции. Такое привычное место в предложении занимает, например, составное сказуемое. Оно, как было уже сказано выше, стоит, как правило, перед существительным, которое и определяет, но может случиться так, что в целях, например, выразительности требуется поместить его после существительного.
С моментом грамматическим тесно связан момент принадлежности слова к тому или иному члену предложения. Степенью связанности членов предложения друг с другом определяется возможность или невозможность включения между ними других членов предложения. Выше мы уже видели, что подлежащее и сказуемое в чешском языке могут отделяться друг от друга целым рядом других членов предложения, так что в длинном предложении подлежащее может стоять в самом начале, а сказуемое в самом конце предложения или наоборот, что абсолютно невозможно в некоторых других языках. Несо-гласуемое же определение в родительном падеже в чешском языке так тесно связано с существительным, которое оно определяет, что между ними невозможно (как это бывает в некоторых других языках) вставить другое определение. <…>
Очень своеобразно влияет на порядок следования слов в чешском предложении третий из второстепенных факторов — момент ритмический. Его функционирование проявляется в том, что слова безударные, особенно энклитики <…>, следуют, как правило, сразу же после первого ударного члена предложения, даже в тех случаях, когда благодаря этому они значительно удаляются от слов, к которым относятся по значению. <…> Ритмический момент, в сущности, касается произношения, и поэтому нас не должно удивлять, что его влияние проявляется обычно в повседневной разговорной речи. В письменной речи, в особенности при передаче сложной мысли, при расстановке слов моменту ритмическому противодействует момент принадлежности слов к тем или иным частям речи. Поэтому на письме иногда появляется стремление не отрывать возвратные местоимения от глаголов, к которым они относятся, а ставить их непосредственно за глаголами. Сейчас, разумеется, в связи с требованием хорошего стиля необходимо учитывать влияние ритмического момента на построение предложений. Поэтому хорошие стилисты при выборе между фактором ритмическим и фактором принадлежности слов к определенным членам предложения почти всегда предпочитают момент ритмический. Прежде это бывало не всегда, и у таких замечательных писателей, как Палацкий и Эрбен, упомянутое противоречие решалось в пользу фактора принадлежности слов к определенным членам предложения. Об этом свидетельствует следующее предложение из Палацкого:
«Все движется, крик и шум усиливаются со всех сторон, тревога охватила толпы, телеги вырываются из рядов и разъезжаются, кавалеристы группами рассеиваются и обгоняют друг друга, но все движется не вперед, а назад».
В переложении на современный стиль это монуметальное предложение звучало бы приблизительно так: «Все движется, вокруг растет крик и шум, тревога охватила толпы, телеги вырываются из рядов и разъезжаются, кавалеристы группами рассеиваются и обгоняют друг друга, но все движется не вперед, а назад».
Ритм, с помощью которого в чешском предложении осуществляется расстановка безударных слов и энклитик, основан на ударении, следовательно, он является ритмом ударения (или акцентуации). Наряду с ритмом акцентуации для порядка слов в чешском языке существенным является и ритм равновесия, влияние которого состоит в том, что он определяет позицию членов предложения или их частей. Позиция же слов и словосочетаний в предложении зависит от того, являются ли они длинными, сложными, трудными для произношения или краткими, простыми, легкими. Известно, скажем, что по правилам хорошего стиля в чешском языке слишком сложное согласованное определение не может занимать привычного места перед определяемым существительным, а должно стоять после него или распределяться между двумя позициями. Такое определение мы находим, например, в предложении: «Как я отмстил в своей с полным названием уже выше указанной статье, речь идет здесь не о случайных явлениях, а о цепи причин и следствий». Это предложение звучит гораздо лучше и понятнее в такой переделке: «Как я отметил в своей статье, указанной с полным названием уже выше, речь идет здесь не о случайных явлениях, а о цепи причин и следствий». На то, что здесь действительно влияет ритм равновесия, указывает то обстоятельство, что исправление порядка слов становится здесь излишним или даже нежелательным, если сложное согласованное определение, стоящее перед существительным, уравновешивается сложным несогласованным определением, стоящим после существительного, как, например, в следующем тексте: «Как я указал в своей с полным названием уже выше указанной статье о решающих моментах в экономическом развитии, речь идет здесь не о случайных явлениях, а о цепи причин и следствий». Наоборот, хорошему стилю не свойственно, когда в конце предложения стоит слишком краткий член, отделенный от всего предложения предшествующим подчиненным предложением или распространенным оборотом, не имеющим характера предложения. При исправлении здесь следует руководствоваться или приемлемой перестройкой порядка слов, в результате которой это слишком краткое выражение утратит свою конечную позицию, или таким изменением порядка слов, которых! устранит его изолированность и сохранит его на своем месте, или, наконец, превращением слишком краткого выражения в более обширное выражение путем присоединения к этому краткому выражению новых слов. Приведем примеры: «Давайте просмотрим, как такой анализ, который должен научить мастерству критического подхода и оценки, выглядит». Это предложение с исправленным порядком слов выглядит так: «Давайте посмотрим, как выглядит такой анализ, который должен научить мастерству критического подхода и оценки». Мы можем здесь, конечно, обойтись и без перестановки порядка слов и удовлетвориться одним лишь распространением конечного члена предложения. Тогда мы получим предложение: «Давайте посмотрим, как такой анализ, который должен научить мастерству критического подхода и оценки, выглядит в действительности». Как показывает первое из двух исправлений, формально ясная и удовлетворяющая требованиям ритма равновесия структура предложений с успехом достигается мелкими и не искажающими смысл отклонениями в порядке слов, вызываемыми актуальным членением. Приведенные примеры, думается мне, не только проиллюстрировали способ воздействия ритма равновесия на порядок слов в чешском языке, но и показали также, что ритм равновесия оказывает в чешском языке меньшее влияние на порядок слов, чем ритм акцентуационный. Место энклитик, как уже мы отмечали, в современной разговорной и письменной речи, за исключением преднамеренных отклонений, всегда определяется ритмом акцентуации. Воздействие ритма равновесия зависит, однако, от стилистической чуткости писателя. Следовательно, ритм равновесия влияет на порядок слов в чешском предложении не всегда, а лишь в некоторых случаях. Таких окказиональных факторов, воздействующих на порядок слов в чешском языке, как и в любом культурном языке, имеется несколько, и в тщательном стиле их необходимо всегда учитывать. К ним относится хотя бы принцип стилистической ясности, требующий и в деталях такой расстановки слов, чтобы не возникало неопределенности в понимании их взаимоотношений и смысла. <…> Момент стилистической ясности является очень важным фактором в письменной речи уже потому, что в ней мы не можем подчеркивать ударением, паузами, понижением и окраской голоса смысл слов и предложений. Соотношение речи письменной и разговорной, однако, следует иметь в виду. Ведь плох стиль того произведения, которое некрасиво звучит при чтении вслух. Поэтому и в письменной речи мы должны следить за выразительностью и благозвучностью. Эти моменты также влияют на порядок слов. Известно, например, что не следует ставить друг за другом слова, от соседства которых возникает цепь неприятно звучащих или трудно произносимых звуков. Устранить это может или подбор других слов, или иная их расстановка. Окказиональным фактором порядка слов является также мелодия речи, наиболее значительной составной частью которой является интонация, колебание звукового тона. Здесь речь идет, конечно, не об интонации в ее функциональном смыслоразличительном плане, которой отличается, например, вопрос от утверждения и утверждение спокойное от утверждения взволнованного и которая имеет место в определенное время в пределах конкретного диалекта вообще, а об интонации в плане чисто личном и эстетически самодовлеющем. Мы знаем, что один говорит грубо, а другой мягко, знаем, что что-то читается плавно, а что-то отрывисто, с резкими паузами. Эти различия зависят не только от подбора слов, но и от их расстановки.
