2.2.1. Словосочетания со значением обладания. Синтаксическая структура словосочетания теснейшим образом связана с содержанием, передаваемым словосочетанием. Многие современные лингвисты склонны считать, что именно семантическое содержание определяет структуру синтаксического построения. Даже если не придерживаться этого крайнего взгляда, все же бесспорно, что семантическое содержание и структурное выражение тесно связаны друг с другом. Однако нельзя утверждать, что только семантикауправляет структурой, так как общеизвестно, что одно и то же
семантическое содержание может быть передано разными синтаксическими структурами. Правда, следует отметить, что не все лингвисты с этим согласны, и многие считают, что с изменением структуры меняется и содержание и что разные структуры Moгут соотноситься только с одним и тем же референтом (фактом) реальной действительности, но не с одним и тем же содержанием высказывания.
По мнению ряда лингвистов, нельзя считать построениями о идентичным содержанием приведённые ниже предложения:
I have some tetters for you to sign. — There are some letters for you to sign. — There are some letters that you should sign. — I have got some letters for you to sign. — I have got some letters that you should sign, и т. п.
He вдаваясь в подробности сложнейшего вопроса соотношения значения и формы, перейдем к рассмотрению типов соотношения синтаксических структур и передаваемого ими смыслового содержания в различного типа словосочетаниях. Например, если сравнить два словосочетания he has a house и his house,1 то оба эти словосочетания обозначают «принадлежность» в традиционной трактовке этого отношения как отношения обладания («кто-то обладает чем-то»). Сопоставление глагольной и именной репрезентации этого факта показывает, что между этими двумя сочетаниями существует различие не только в синтаксической структуре, но и в способе передачи семантического содержания. Сравниваемые построения различаются по степени уверенности, с которой утверждается факт принадлежности объекта лицу. В глагольной структуре he has a house степень уверенности в принадлежности объекта лицу меньшая, чем в именной. Это можно объяснить тем, что в глагольной структуре существительное, обозначающее принадлежащий объект, имеет сигнификативное значение. Как известно, сигнификативным называется такое значение, которое передает понятийное содержание, но не соотнесено с реальным, конкретным объектом действительности. Сигнификативное значение существительного в глагольной структуре приводит к тому, что объект обладания оказывается представленным не как индивидуальный, реально существующий предмет, а как набор свойств и признаков идеального объекта, т. e. как абстрактный прообраз реального объекта. Поэтому все высказывание носит гипотетическую окраску, допускающую элемент сомнения в устанавливаемых отношениях. Именная группа his house, в отличие от глагольной, предназначена для реализаций денотативного значения, так как существительное при подобном употреблении имеет референтную соотнесённость с индивидуальным объектом реальной действительности, называя совершенно определённый отдельный предмет. Денотативное значение существительного в именном словосочетании со значением принадлежности делает степень уверенности в существовании отношений принадлежности
1 Оба сочетания рассматриваются только в значении принадлежности, 150
более высокой. Различие в степени уверенности существования устанавливаемых отношений приводит к различию в функционировании рассматриваемых типов построений. Именная структура создается для передачи значения принадлежности, представляемого как нечто незыблемое и не вызывающее сомнений, тогда как глагольная структура оставляет вопрос о степени достоверности отношения принадлежности открытым. Таким образом, общее значение принадлежности, присущее рассматриваемым сочетаниям, оказывается недостаточным для однотипного функционирования сравниваемых групп. Более того, само значение принадлежности представлено столь различно в этих двух структурах, что даже на уровне смысла их нельзя считать синонимами. Следовательно, общность в передаваемом содержании не дает основания считать синонимичными словосочетания не только на уровне синтаксиса, но и на уровне семантики.
2.2.2. Словосочетания со скрытым объектом. В современном английском языке существуют словосочетания, в которых постоянно и закономерно отсутствуют эксплицитно выраженные элементы, требуемые семантикой ядра. Это явление наиболее специфично для структур с постпозитивным определением, выраженным неличной формой глагола: extra tickets to sell, a problem to discuss, a dangerous flight to undertake. В подобных построениях наблюдается расхождение между направлением синтаксических и смысловых связей. Постпозитивное определение, выраженное неличной формой переходного глагола, не имеет эксплицитно выраженного дополнения, хотя, по представлениям традиционной грамматики, переходный глагол не может функционировать без дополнения. Вместе с тем в синтаксической схеме подобных структур не предусмотрено места для эксплицитного представления дополнения, требуемого смысловым содержанием переходного глагола, выполняющего функцию постпозитивного определения.
Несмотря на отсутствие дополнения в синтаксической структуре, смысловая структура высказывания сохраняет связь объекта с действием, однако объект скрыт в антецеденте, т. e. в грамматически господствующем слове, функционирующем как определяемое.
Сопоставление распределения синтаксических и семантических связей позволяет установить, что в синтаксических структурах ядром словосочетания является существительное, выступающее как определяемое, которому подчинен инфинитив-определение, а на Уровне семантики объектом действия является тот предмет, который обозначен определяемым: схема распределения синтаксических связей такова, что синтаксические связи идут от подчинённого инфинитива к подчиняющему имени:
←-------\ ←-------\
some extra tickets to sell; a problem to discuss1
1 Стрелка показывает направление от подчинённого к подчиняющему,
На семантическом уровне распределение смысловых связей иное: инфинитив обозначает действие, направленное на объект, выраженный субстантивным элементом. Следовательно, смысловые связи идут в обратном направлении: от глагола-действия к объекту. определяемому. Если синтаксические связи изобразить сплошной линией, а семантические прерывистой, то схематически разнонаправленность этих двух типов связей может быть представлена следующим образом:
Аналогичное положение наблюдается и в тех случаях, когда позицию атрибута занимает определительная предикативная единица: Не would soon see something he recognised (I. Murdoch).
Во всех рассмотренных структурах позиция дополнения в синтаксическом построении не предусмотрена и синтаксические группы этого рода построены иным способом, так как объект переведен в импликацию. Семантическая недостаточность определения, независимо от способа его выражения, становится очевидной при изоляции этого синтаксического элемента от остальной структуры: to sell, to discuss, to undertake, he recognised. Однако при объединении атрибутивного элемента с синтаксически господствующим элементом эта семантическая недостаточность исчезает, так как возникает смысловая связь с реальным объектом действия.
Во всех рассмотренных типах синтаксических построений дополнение при глаголе не только отсутствует, но и не может быть эксплицитно представлено, так как в рассматриваемых структурных схемах не предусмотрена позиция, в которую это дополнение можно было бы уместить. Всякая попытка вставить дополнения приводит к неграмматичности результирующих структур: *some extra tickets to sell some extra tickets и т. п.
Безобъектное функционирование переходных глаголов, выполняющих роль определения в постпозиции, представляет собой один из наиболее ярких примеров несовпадения синтаксических и семантических структур. Такое несовпадение не ограничивается словосочетаниями с постпозитивными атрибутами, но характерно и для ряда других типов словосочетаний.
Кроме постпозитивных атрибутов способностью к импликации объекта обладают и препозитивные атрибуты. При причастии II, выступающем в функции препозитивного атрибута, распределение отношений аналогично их распределению в структурах с определением в постпозиции, и доминирующий член синтаксического уровня является названием объекта при переходе на уровень семантики.
Например: a broken vase, a frightened child — to break a vase, to frighten a child.
Употребление причастия I в этой же функции характеризуется иным типом семантических отношений: a questioning look, a disarming smile. В словосочетаниях приведённого типа причастия также образованы от переходных глаголов, что приводит к необходимости появления объекта. Однако отношения между определением и определяемым в подобных структурах иные, чем в сочетаниях с причастием II в качестве атрибута. Между определяемым и определением обозначенным причастием I, устанавливаются отношения субъектного типа: the look questions и the smile disarms. Объект проецируется на семантическом уровне как нечто всеобщее, охватывающее весь класс предметов подобного рода: a questioning look обозначает взгляд который вопрошает (всех, кто его увидит), a a disarming smile — улыбку, которая производит обезоруживающее действие (на всех кто её видит). Таким образом, в подобных структурах наблюдается явление иного порядка: объект не скрыт ни в одном из представленных членов словосочетания, а полностью отсутствует, и это отсутствие значимо, так как указывает на его всеобщность. Отмеченная особенность характеризует не только неличные формы, функционирующие как атрибуты, но и личные, выполняющие роль сказуемого: he does not smoke обозначает, что он не курит ничего из того, что можно курить, т. e. ни папирос, ни трубки, ни сигар, и т. п.
Таким образом, значение всеобщности объекта приводит к возможности его опущения в структуре.
Рассматриваемые особенности некоторых типов словосочетаний объясняются общеизвестной закономерностью несоответствия семантической («глубинной») и синтаксической («поверхностной» структур. Как показали исследования последних лет, между семантической и синтаксической структурами обычно не наблюдается однозначного соответствия. Как правило, в синтаксическом построении не все элементы семантической структуры получают эксплицитное выражение и, в свою очередь, не все элементы синтаксической структуры могут быть соотнесены с элементами семантической структуры. Кроме приведённых примеров со скрытым объектом, возможны и другие варианты. Например, в форме повелительного наклонения как норма не получает эксплицитного выражения лицо, к которому обращен призыв: Come here!
С другой стороны, отдельные элементы синтаксической структуры могут не иметь соответствий в семантической структуре. К таким элементам в первую очередь относится приинфинитивная частица to, не соотносимая ни с чем в семантической структуре Аналогичными свойствами обладает безличное it в сочетания, типа it is cold, it is raining и вводное there в построениях there is/are.
Проблема изучения соотношения смысловых и синтаксических структур в настоящее время привлекает внимание многих исследователей, но ещё далека от окончательного решения.
2.2.3. Влияние морфологического класса ведущего слова на семантику ядерного словосочетания. Влияние формальной стороны языка на передаваемую семантику заслуживает особого внимания, так как специфика языкового знака обусловливает существенное участие формальных признаков в образовании языковых структур.
Как уже было отмечено ранее, одна и та же ситуация может свободно получать различное воплощение в синтаксических структурах. Более того, одно и то же действие или состояние должно соотноситься с одним и тем же количеством участников. Для эксплицитного выражения в синтаксической структуре того или иного участника действия/состояния решающим является та морфологическая форма, в которой воплощено передаваемое семантическое содержание. Иными словами, валентные способности части речи, в которой представлено данное значение, определяют, какие участники и в каком синтаксическом представлении могут появиться в словосочетании. Несмотря на то, что влияние категориальной принадлежности единицы на синтаксическую структуру гораздо более значительно и существенно, чем её семантическое содержание, этот факт не получил должного освещения в современной лингвистике. Свойство морфологических единиц образовывать группы только с определёнными классами слов и только в определённых синтаксических функциях ясно прослеживается на примере поведения в синтаксических структурах однокорневых слов разноклассного состава, объединенных общностью семантики.
Если проследить функционирование слов типа anxious — anxiously — anxiety, ready — readily — readiness, easy — easily — easiness и т. п., т. e. слов, объединенных общностью лексического значения, но принадлежащих к различным частям речи, то выявляется интересная закономерность в плане их использования для передачи функциональной перспективы предложения.
Прилагательное anxious, существительное anxiety и наречие anxiously семантически близки, так как передают однотипное психическое состояние. Так как все три вышеперечисленные части речи относятся к предикатным словам, есть все основания считать, что, хотя приведённые языковые единицы принадлежат к различным частям речи, они должны соотноситься с одинаковым набором участников, появление которых в синтаксической структуре естественно ожидать в виде зависимых элементов, подчинённых одному из слов рассматриваемого ряда. Однако в действительности этого не происходит, и синтаксическое поведение каждой из указанных единиц в отношении появления зависимых подчинено совершенно определённым закономерностям, не разделяемым другой единицей этого же ряда.
Прилагательное anxious, выступая именной частью сказуемого, обычно комбинируется с зависимыми, раскрывающими суть или причину передаваемого им психического состояния: She was already anxious about the next assignment. (T. Hovey) Ernest was anxious to find the café. (A. E. Hatchner)
Наречие anxiously, хотя и служит для передачи аналогичного психического состояния, не способно комбинироваться с зависимыми, раскрывающими суть его содержания в силу своей морфологической природы. Как и другие качественные наречия, anxiously может комбинироваться только с наречиями степени типа very и некоторыми другими наречиями. Но чаще всего качественные наречия функционируют в синтаксических структурах изолированно: ...peered anxiously over the rail (D. Sayers); "Was it very rude and uncomfortable?' he asked anxiously. (G. Heyer)
Качественные наречия могут служить примером того, как языковая форма вступает в противоречие с передаваемым ею семантическим содержанием, причем побеждает форма, так как вопреки требованиям семантического содержанияединицы адвербиальная форма представления этого смысла исключает возможность появления зависимых элементов, раскрывающих причину или суть называемого наречием качественного признака.
В отличие от наречия, существительное обладает значительно более широкими комбинаторными возможностями и способно присоединять как препозитивное, так и постпозитивное определение разного морфологического состава, которые могут свободно называть участников передаваемого факта. Несмотря на то, что существительное не связано комбинаторными ограничениями формального порядка, свойственными адвербиальному классу слов, поведение существительных в тексте при наличии однокорневых единиц других морфологических классов, и в частности прилагательного, скорее походит на поведение наречия. Вместе с тем, исходя из большей комбинаторной свободы существительного, было бы естественно ожидать, что синтаксическое поведение существительных должно быть ближе к прилагательному.
Словарные дефиниции существительных типа anxiety также дают основания ожидать, что, функционируя в тексте, подобные существительные должны сопровождаться подчинёнными единицами, называющими те сущности, которые продиктованы семантикой субстантивного ядра. Существительные типа anxiety именно так и трактуются в словарях и приводятся в сопровождении инфинитивных или предложных групп, раскрывающих суть данного имени: anxiety for a thing, anxiety to do something. Однако вопреки подобной трактовке в словарях такие существительные обычно функционируют в тексте изолированно, т. e. без подчинённых элементов. Например:
the rest of the day passed uneventfully, soldiers being occasionally seen, but never near enough to the tree to cause the two in it any great anxiety. (G. Heyer) ...trying to hide her anxiety she asked "Did you buy it?" (T. Hovey) Now,..., I can, as anxietу diminishes, measure both my freedom and my previous servitude. (I.Murdoch)
Изолированное функционирование существительного типа anxiety не обусловлено комбинаторными ограничениями, а объясняется явлениями другого порядка. Члены ряда однокорневых слов, объединенных общностью семантики, получают различные
коммуникативные нагрузки в плане функциональной перспективы предложения. Словосочетания обычно строятся с учётом будущего коммуникативного задания, которое они получат, попав в актуализованное предложение.
Различные части речи, объединенные общностью значения, т. e. разноклассные однокорневые слова, имеют особое распределение функций в плане актуального членения предложения: каждая из частей речи однокорневого ряда с аналогичным значением предназначена для выполнения функции либо тематического, либо рематического элемента.
Существительные и наречия обычно контекстуально несвободны. Их расшифровка основана на знании предшествующего контекста, что в значительной мере сближает как существительное, так и наречие с тематическим элементом, т. e. ориентирует данные части речи на выполнение функции темы.
В отличие от существительного и наречия, прилагательное типа anxious может функционировать и как контекстуально свободный элемент, содержание которого не должно быть раскрыто предыдущим контекстом, и как контекстуально несвободный элемент, предполагающий знакомство с содержанием предшествующего высказывания. Когда прилагательное функционирует как контекстуально свободный элемент, то, естественно, оно используется как рема. Из сказанного следует, что существование различных частей речи одного корня, близких по значению, приводит к разделению нагрузки по передаче функциональной перспективы предложения, в силу чего однокорневое прилагательное и существительное делят между собой синтаксические позиции, которые связаны с актуальным членением предложения. Существительное обычно не используется как именной член составного именного сказуемого, так как для этого члена предложения характерна рематическая функция. Эта позиция закрепляется за однокорневым прилагательным, предназначенным для роли ремы.
Поведение однокорневых слов разных морфологических классов показывает, что их комбинаторные свойства как словесных единиц, рассматриваемых вне текста и вне словосочетания, отличаются от их свойств после включения в текст.
Как видно из приведённого материала, семантикаязыковой единицы не является решающим фактором при выявлении сочетательных способностей части речи как участницы словосочетания.
2.2.4. Влияние семантики одного из членов словосочетания на отбор других составляющих. Влияние семантического содержанияодного из членов словосочетания на отбор комбинирующихся с ним единиц многообразно и может касаться не только семантических свойств отбираемых единиц, но и их грамматических характеристик. Так, например, русское наречие гуськом однозначно предсказывает множественность участников действия, так как нельзя сказать *он шел гуськом. Аналогично и в английском языке наречие together соотносимо с понятием множественности, например,
сочетание to walk together предсказывает, что агенсэтого действия не может быть единичным. Однако множественность, связанная с указанным наречием, не всегда бывает выражена в синтаксической единице, обозначающей агенса, но возможна и в других синтаксических единицах: he talked for hours together (= continuously).
Прилагательные могут также содержать в своей семантикехарактеристики, которые влияют на выбор подкласса комбинирующегося с ними существительного, требуя, например, либо одушевленных, либо неодушевленных подклассов существительных в позиции определяемого. Например, прилагательное fearless предполагает в качестве ядра либо существительное, обозначающее одушевленный предмет (fearless people), либо название деятельности живых существ (fearless actions/smile). В отличие от рассмотренного случая, fearful в значении 'ужасающий' этим свойством не обладает и может комбинироваться не только с одушевленными существительными или с существительными, обозначающими деятельность живых существ, но и с другими существительными: a fearful storm, a fearful earthquake, a fearful mess. К единицам, предопределяющим одушевленный подкласс существительных в качестве определяемого, можно также отнести прилагательные eldest и sick: her eldest brother, a sick child.
Для прилагательных, ориентированных на сочетаемость с одушевленными существительными, обычно бывает характерна комбинаторика и с подклассом существительных, обозначающих деятельность людей или результат этой деятельности: imitative — an imitative person, imitative arts, an imitative word; hysterical — a hysterical woman/laughter/outburst of fury; ignoble — an ignoble man/ action/peace и т. п.
Существуют также прилагательные, обладающие сочетаемостью только с неодушевленным подклассом существительных: edible, eatable и др. Более того, они сочетаются только с теми неодушевленными существительными, которые обладают каким-то совершенно особым свойством (в данном случае «быть съедобным»). Следовательно, селективный признак в прилагательных этой подгруппы направлен не только на отбор грамматического подкласса существительных, но также избирателен в отношении их семантической подгруппы.
Глаголы, вернее их семантическое содержание, также могут предопределять грамматические формы комбинирующихся с ними языковых единиц. Например, глаголы to gather, to differentiate, сочетаясь с конкретными исчисляемыми существительными, обычно предполагают появление последних в форме множественного числа: to gather flowers/shells/pieces of a broken cup; to differentiate varieties of plants.
Однако возможна и иная форма представления объекта: если множественный объект представлен различными типами предметов, то их перечисление в тексте обычно бывает представлено серией имен существительных в форме единственного числа:
to differentiate the hare from the rabbit, to connect the gas-stove with the gas-pipe.
Аналогично ранее рассмотренным частям речи глагол не безразличен к категории одушевленности/неодушевленности комбинирующихся с ним существительных. Целый ряд глаголов допускает в качестве субъекта только одушевленные существительные. К таким глаголам относятся следующие подгруппы: психического состояния; умственной деятельности; речи; весь ряд глаголов, связанных с обозначением различного типа смеха и улыбки; такие глаголы, как to prohibit, to praise, и ещё целый ряд более мелких подгрупп. Из последних весьма характерны глаголы, которые можно объединить в подгруппу «неискреннего поведения» типа sham, pretend, feign, imitate, а также глаголы передвижения в пространстве, одновременно характеризующие манеру передвижения, свойственную только человеку: to shamble, to shuffle и др. Кроме того, ряд глаголов может иметь в качестве объекта только одушевленные существительные: to flatter / to insult / to delegate / to discourage/to emancipate. По своим сочетательным способностям к одушевленным существительным примыкают существительные типа crowd, army, meeting, обозначающие множественность одушевленных предметов.
Отдельные глаголы ещё более ограничены в отношении тех единиц, с которыми они могут образовывать сочетания. Например, глагол to elope не только предполагает одушевленность участников и не только множественность их числа, но определённое их количество, обычно ограничиваемое числом «два». Кроме того, предполагаются и определённые отношения между участниками этого события, так как глагол to elope наиболее характерен для описания побега двух влюбленных.
Отдельные семантические группы глаголов также проявляют значительную избирательность в отношении типа объекта. Существуют такие глаголы, которые могут комбинироваться только с объектами, которые называют предметы реальной действительности, обладающие определённой консистенцией. К этой подгруппе относятся глаголы типа to drink/sip — tea/coffee/cocoa/milk/water/ wine и т. п.
Несмотря на обилие глагольных подгрупп с ограниченной семантической сочетаемостью, основная масса глаголов проявляет известную индифферентность к подклассу комбинирующихся с ними существительных. Однако следует подчеркнуть, что в отношении субъекта избирательность проявляется более широким кругом глаголов, чем в отношении объекта. По сочетаемости с субъектом все глаголы современного английского языка распадаются на три подгруппы: 1) глаголы, требующие в качестве субъекта одушевленных существительных, 2) глаголы, требующие в качестве субъекта неодушевленных существительных и 3) глаголы, относительно безразличные к категории одушевленности/неодушевленности субъекта. Наиболее типичными представителями первой группы, как уже было отмечено ранее, являются группы глаголов речи и глаголы
группы «to laugh», а также глаголы, обозначающие различные разновидности человеческого труда и специфически человеческой деятельности: to read, to write, to count, to dictate, to sign. Вторая группа представлена незначительным количеством глаголов: to rust; to curdle (this milk has curdled) и др. Третья группа представлена весьма разнообразными глаголами: to lie, to stand, to float, to consist of, to bend, to fill и т. п.
2.2.5. Соотношение синтаксических и семантических связей в словосочетании. Особого внимания заслуживает сопоставление направления связей в аспекте синтаксиса и семантики. Однако прежде чем перейти к рассмотрению этого вопроса, необходимо кратко остановиться на сущности предикатных и непредикатных знаков. Эти понятия относятся к области семантики и заимствованы из математической логики, а поэтому трудно определимы вне формального описания. Грубо говоря, предикатными можно считать те знаки, которые открывают какое-то количество мест для участников ситуации и обычно выражают свойства и отношения. Непредикатные знаки обозначают предметные сущности и в силу этого не могут открывать позиций для зависимых элементов. Поэтому с точки зрения семантики организующим центром сочетания должен быть какой-либо предикатный знак, тогда как непредикатный знак может выполнять лишь роль участника (актанта). В синтаксической структуре участники действия (актанты) выступают при предикатных знаках в различных синтаксических функциях. Однако актанты могут быть выражены не только непредикатными знаками, в роли актантов могут также выступать и предикатные знаки, хотя непредикатные знаки более характерны для этой роли. К непредикатным знакам относятся существительные, обозначающие конкретные вещи: man, doctor, table, flower, book, stone, tray и т. п. Большая часть остальных словесных знаков, т. е. частей речи, выступает как предикатные знаки, в том числе и абстрактные существительные типа accident, account, decision, offer. Суть предикатных знаков, как уже было отмечено ранее, заключается в том, чтобы открывать места для аргументов, т. е. указывать на количество и ролевые характеристики участников описываемого события. Например, существительное account требует пояснения, отвечающего на вопросы of what?, и who? и, таким образом, открывает два места.
Наиболее типичным представителем предикатных знаков является глагол, хотя в роли предикатных знаков могут выступать и другие части речи, как, например, прилагательное, некоторые наречия, предлоги, союзы (например, союз because of 'из-за').
Предикатные знаки, представленные существительными, взятые изолированно, вне контекста, не передают законченного смысла, а открывают места для поясняющих элементов. Например, существительные типа faculty, period, idea: the faculty of reading quickly, the period covered by her exile, the idea of getting the book. Основная масса предикатных существительных является либо отадъективными,
либо отглагольными образованиями. Абстрактные существительные, как и другие предикатные знаки, являются сложными семантическими структурами, которые скрывают в себе целые ситуации.
В отличие от предикатных существительных, непредикатные существительные не ориентированы на появление зависимых единиц. Казалось бы, что подобные свойства существительных должны были бы сказаться самым серьёзным образом на комбинаторных свойствах предикатных и непредикатных имен. Однако в действительности это не так, и, несмотря на отсутствие смысловой направленности на восполнение в тексте, непредикатные существительные также обычно функционируют в комбинации с подчинёнными элементами, а предикатные существительные легко выступают без сопровождающих их элементов. Например: the tray full of milk-bottles, a stairway brightly lighted, a book on child psychology. Изолированное употребление абстрактных существительных — явление хорошо известное и не требующее большого количества примеров:
Arrangements are not made for those who lose their moorings. (A. Wilson) Alexandra found the advice, in the abstract, rather touching. (A. Wilson).
Различие в употреблении непредикатных и предикатных имен заключается не столько в отсутствии или наличии зависимых, сколько в тех подклассах слов, которые сочетаются с каждым из двух типов существительных. Например, словосочетание a sudden alteration представляет собой семантически сложную структуру, так как в его состав включено абстрактное существительное alteration, соотнесенное (что характерно для всех абстрактных существительных) не с понятием о конкретной вещи, а с целым событием, конденсированным в языковом представлении в атрибутивную структуру. A sudden alteration по передаваемому значению соответствует в более развернутом виде следующему сообщению: something altered suddenly или somebody altered something suddenly. Семантика препозитивного атрибута sudden подчеркивает динамику процесса, передаваемого существительным alteration.
Непредикатные существительные, именующие конкретные предметы действительности, не могут комбинироваться с прилагательными, включающими в свое значение оценку темпа, так как темп не соотносим с понятием конкретного предмета. В силу этого набор прилагательных, функционирующих как определения при предикатных именах, отличен от их набора при непредикатных. Естественно, что многие прилагательные способны выступать атрибутами как при предикатных, так и при непредикатных существительных, однако имеется ряд слов адъективного класса, специфических для каждого из указанных подклассов существительного. Так, например, прилагательное sudden не сочетается с предметными существительными: *а sudden flower; *a sudden table; *а sudden pen, тогда как отглагольные и отадъективные существительные
не образуют свободных синтаксических словосочетаний с прилагательными, обозначающими цвет: *а blue accusation, *a purple run, *a green accident. Следовательно, как непредикатность, так и предикатность языковых единиц оказывает определённое влияние на их комбинаторные свойства, причем главным образом в плане выбора семантических групп партнеров.
Следует учитывать, что предикатный знак далеко не всегда совпадает с ядром словосочетания на уровне синтаксиса. В синтаксической структуре ведущее место в словосочетании занимает та морфологическая единица, которая способна синтаксически подчинить себе другие морфологические единицы, входящие в структуру. Поэтому предикатность/непредикатность знака не может оказать решающего влияния на построение синтаксической группы. Например, существительные относятся к тем классам слов, которые способны быть ведущим членом атрибутивного словосочетания и комбинироваться либо с препозитивным, либо с постпозитивным определением, независимо от того, является ли существительное, образующее сочетание, предикатным или непредикатным знаком. Появление тех или иных зависимых обусловлено не семантикой ядра, а типом избранной синтаксической модели построения. Если в модели предусмотрены места для выражения тех единиц, на появление которых указывает лексическое значение ведущего члена словосочетания, то эти элементы появятся в синтаксической структуре, если же в модели данные позиции не предусмотрены, то и требуемые смыслом зависимые не могут появиться в эксплицитном виде. Например, в словосочетании very young students наречие (интенсификатор) very выступает как предикатное слово, открывающее место для одного аргумента. В данном случае это место также занято предикатным словом — прилагательным young, которое, в свою очередь, выступает одноместным предикатом, аргументом которого является непредикатное слово students. Предикатное слово very занимает позицию высшего подчиняющего предиката, которому подчинен предикат более низкого ранга, подчиняющий себе аргумент непредикатного свойства:
very
young
students
Однако в плане синтаксических отношений расположение иерархии синтаксических связей прямо противоположно семантическим. Ведущим cловом на уровне синтаксиса выступает существительное students, которое подчиняет себе прилагательное young, а прилагательное young, в свою очередь, подчиняет себе наречие very. На уровне синтаксических структур эта иерархия синтаксических отношений выглядит cледующим образом:
students
young
very
Таким образом, иерархия отношений на уровне семантики и на
6 И. П. Иванова и др. 161
уровне синтаксиса прямо противоположны, хотя число уровней сохраняется.
2.2.6. Теория трех рангов О. Есперсена. Теория трех рангов О. Есперсена впервые позволила увидеть иерархию синтаксических отношений, скрывающуюся за линейностью речевой цепи. Есперсен усматривает в сочетании terribly cold weather наличие двух уровней подчинения и приписывает словам, в зависимости от занимаемого ими яруса, ранги первичных (Primary) — weather, вторичных (Secondary) — cold и третичных (Tertiary) — terribly. По мнению Есперсена, любое сложное обозначение предмета всегда базируется на неравенстве обозначающих его слов. Выделяется главное слово, имеющее первостепенное значение, оно уточняется другим словом, которое подчиняет себе третичное слово. Несмотря на то, что третичные слова могут, в свою очередь, модифицироваться четвертичными, а последние — словами пятого «ранга», Есперсен не видит необходимости различать более трех рангов иерархии, так как считает, что более высокие ранги ничем не отличаются от первых трех.
Рассматривая подчинительное словосочетание a furiously barking dog, Есперсен подчеркивает, что идея трех рангов не соответствует делению слов на части речи, т. e. первичные слова не обязательно существительные, а вторичные не обязательно прилагательные и третичные не обязательно наречия. Целые группы слов, по мнению Есперсена, также могут функционировать как первичные единицы: Sunday afternoon was fine или I spent Sunday afternoon at home. Несмотря на то, что Есперсен подчеркивает неидентичность понятий «ранга» и «части речи», все же, согласно его концепции, между морфологическими классами слов и выделяемыми им рангами существует определённое соответствие. Есперсен полагает, что личные формы глаголов могут функционировать только как вторичные единицы, но никогда не могут выполнять роль ни первичных, ни третичных. Инфинитив способен выполнять любую из трех возможных ранговых функций: первичных слов — to see is to believe (=seeing is believing). She wants to rest, вторичных — a correct thing to do и третичных — he came here to see you.
Есперсен не связывает признаки первичности, вторичности и третичности с определённой синтаксической функцией и полагает, что в сочетании I see a dog существительное dog также следует считать первичным словом.
Свое учение о рангах Есперсен не ограничивает словами как основными единицами языка, но распространяет его и на словосочетание. По сути дела теория трех рангов представляет ранги позиционных отношений.
Серьёзным недостатком теории трех рангов следует считать отсутствие критериев распознавания каждого ранга, в результате чего отнесение ряда высказыванийк тому или иному рангу остается бездоказательным. Нельзя согласиться, в первую очередь,
с тем, что выделение четвертого, пятого и любого другого более высокого ранга несущественно. Недостаточно обоснованно и утверждение, что в сочетании the dog barks furiously связи между составляющими аналогичны связям между элементами сочетания с furiously barking dog, вследствие чего личную форму глагола barks аналогично причастию I barking следует квалифицировать как вторичное слово.
Однако бесспорная ценность теории трех рангов заключается в том, что Есперсен показал, правда, скорее чисто эмпирически иерархию отношений, кроющуюся за линейным построением речевой цепи. Вскрытие иерархической сущности синтаксических связей позволяет понять, каким образом последовательно расположенные единицы объединяются в комплексное многоярусное целое.
Идея иерархичности синтаксических построений пронизывает все современные синтаксические теории, поэтому теория трех рангов Есперсена сохраняет свою актуальность как первая попытка сформулировать и обосновать принцип иерархического построения языковых структур.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Заканчивая раздел о словосочетании и подводя итоги всему сказанному ранее, следует ещё раз подчеркнуть, что словосочетание — это единица синтаксиса, возникающая на ярусе, предшествующем предложению, и являющаяся, таким образом, единицей более низкого уровня, чем предложение. Словосочетание лишено супрасегментных элементов, присущих предложению, и в отличие от предложения не имеет коммуникативной направленности. Только включаясь в предложение и становясь его частью, т. e. функционируя как часть члена предложения, член предложения или целое предложение, словосочетание приобретает соответствующий интонационный рисунок и получает соответствующую коммуникативную нагрузку.
В отличие от предложения, которое может быть выражено не только группой слов, но и отдельным словом, минимальный состав словосочетания не может быть менее двух словесных единиц. Максимальный состав словосочетания теоретически не лимитирован. Хотя при реализации в речи объем словосочетания остается в пределах ограничений, накладываемых, по-видимому, возможностями непосредственной памяти человека, и колеблется в пределах 3—5 единиц, достигая в отдельных случаях 9—10 coставляющих.
Сочетаемость слов в словосочетании определяется в основно двумя факторами: их семантикой и их категориальной принадлежностью.
6* К
ПРЕДЛОЖЕНИЕ
