Части речи1. 1. Теория частей речи

ББК 81.2 Англ-9 И 20

Рецензенты: кафедра английской филологии Горьковского педагогического института иностранных языков и доктор филол. наук проф. Л. С. Бархударов

Иванова И. П., Бурлакова В. В., Почепцов Г. Г.

И 20 Теоретическая грамматика современного английского языка: Учебник./ — М.: Высш. школа, 1981. —285 с. 90 к.

Учебник содержит описание грамматического строя английского языка на современном уровне лингвистической науки. В отличие от ранее опубликованных учебников в нем содержится ряд новых моментов: при описании частей речи учитывается их полевая структура, предложено принципиально новое решение проблемы падежа; введены новые типы синтаксических связей и предложена новая классификация словосочетаний; в разделе предложения рассматривается семантическая структура предложения. Предназначается в качестве учебника для студентов институтов и факультетов иностранных языков.

И ^70104-409 155-81 4602010000 ББК 81 2 Англ-9

001(01)—81 4 И (Англ)

© Издательство «Высшая школа», 1981.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предлагаемый курс теоретической грамматики ставит целью описание грамматического строя английского языка как системы, части которой взаимно связаны определёнными взаимоотношениями различной степени сложности и неодинаковой степени свободы или обязательности.

Отличие теоретической грамматики от практического курса грамматики заключается в том, что практическая грамматика предписывает определённые правила употребления, учит, как надо говорить (писать), в то время как теоретическая грамматика, анализируя факты языка, излагает их, не давая никаких предписаний.

В отличие от школьной грамматики, теоретическая грамматика не во всех случаях дает готовое решение. В языке существует ряд явлений, интерпретируемых по-разному различными лингвистами. В значительной мере эти расхождения обусловлены тем, что в лингвистике существуют разные направления, каждое со своим методом анализа и отсюда — со своим подходом к материалу. Но в ряде случаев это объясняется и тем, что некоторые факты языка вызывают трудности анализа, и тогда предлагается только возможный, но не окончательно доказанный путь к их решению. Именно этим обстоятельством обусловлено существование различных теорий одного и того же явления языка, тогда как в практических грамматиках таких расхождений нет или они минимальны.

Теоретическая грамматика современного языка учитывает существующие теории языка; разумеется, давая им оценку, авторы ни в коей мере не считают себя непогрешимыми арбитрами. Вместе с тем, определённая позиция автора неизбежно проявляется явным или неявным образом в критическом анализе тех или иных теорий и самого лингвистического материала. Более того, предлагаемая здесь книга написана тремя авторами, взгляды которых не всегда идентичны; поэтому, хотя мы постарались избежать прямых противоречий, метод анализа в трех частях не абсолютно одинаков.

Приведённые в книге примеры отобраны, в основном, из произведений художественной литературы второй половины XX в. В тех случаях, когда примеры взяты не из литературы, они отражают общеизвестные, общеупотребительные конструкции.

Раздел «Морфология» написан И. П. Ивановой, «Словосочетание» — В.В. Бурлаковой, «Предложение» — Г. Г. Почепцовым.

Авторы благодарят кафедру английской филологии Горьковского пединститута иностранных языков и проф. Л. С. Бархударова (МГПИИЯ им. Мориса Тореза) за ценные критические замечания. Авторы В. В. Бурлакова и И. П. Иванова благодарят проф. Г. Г. Почепцова, взявшего на себя труд прочесть рукопись целиком и высказать несколько полезных советов.

 

МОРФОЛОГИЯ

ВВЕДЕНИЕ

1.0.1. Структура слова. Морфология — раздел грамматики, изучающий форму слова. Слово является основной единицей морфологии, и, следовательно, необходимо начать с его определения.

Как известно, в языкознании не существует определения слова, которое было бы справедливо для данной единицы в языках типологически различных. Однако существуют рабочие определения слова для флективных языков, из которых наиболее удачным представляется предложенное Ю. С. Масловым определение слова как минимальной единицы языка, обладающей позиционной самостоятельностью. Это вполне точное определение подчеркивает, с одной стороны, подвижность слова в предложении (в различных предложениях одно и то же слово может занимать различные позиции) и, с другой стороны, тот факт, что слово — наименьшая дискретная (т. е. существующая раздельно) единица языка. Можно ещё добавить, что слово — наименьшая единица, способная к синтаксическому функционированию, и самая крупная единица морфологии.

Сам термин «слово» за последние годы незаслуженно подвергся остракизму со стороны ряда лингвистов, полагающих, что этот термин неточен, многозначен. Следует действительно внести следующее уточнение: слово — обобщенный представитель всех словоформ, в которых оно может выступать. Так, говоря о слове река, мы подразумеваем все возможные словоформы — реки, рекой, реку и т. д. Следовательно, словоформа — частная форма словоизменения, слово — представитель всех возможных словоформ.

Ещё одно уточнение касается теории так называемого «аналитического слова» — теории, время от времени встречающейся в лингвистической литературе. Под аналитическим словом обычно подразумеваются сочетания типа put on, take hold, формально дискретные (раздельные), но составляющие единую смысловую единицу. Такая трактовка, следовательно, базируется исключительно на смысловом критерии. Формально мы имеем здесь дело несомненно с двумя словами, первое из которых сохраняет свойственную глаголу изменяемость: (he) puts on, took hold. Между компонентами этого сочетания можно вставить третье слово: put it on, take firm hold.

Сочетания такого типа являются, несомненно, типовыми, но приравнивание их к слову, хотя бы и «аналитическому», означает отказ от объективных формальных критериев. Границы «слова» при этом оказываются бесформенными, размытыми; формальный признак переплетается с семантическим. Таким образом, понятие «аналитического слова» нельзя признать правомерным.

Выше было сказано, что слово — наиболее крупная единица морфологии. Наименьшая единица морфологии — морфема. Это — наименьшая значащая единица, не имеющая позиционной самостоятельности.

А. И. Смирницкий определяет морфему как наименьшую языковую единицу, обладающую существенными признаками языка, т. е. имеющую как внешнюю (звуковую), так и внутреннюю (смысловую) стороны. Следовательно, морфема — мельчайшая линейная значащая едини­ца, имеющая звуковое выражение.

Следует заметить, что понятие морфемы, впервые предложенное русским лингвистом И. А. Бодуэном де Куртенэ именно как обобщеннее обозначение линейных компонентов слова — корня и аффиксов, подверглось значительным изменениям в некоторых лингвистических направлениях. Так, Ж. Вандриес понимает морфему как любой способ выражения грамматических отношений; следовательно, сюда входят и служебные слова, и части речи, например предлоги, и порядок слов. Лингвисты копенгагенской школы называют морфемой грамматическое содержание отношения, выражаемого тем или иным формантом: так, согласно принципам копенгагенских лингвистов, окончание -ом в словоформе лесом содержит три морфемы — падежа, числа и рода. Американские дескриптивисты рассматривают морфему как единицу линейную, или сегментную, т. е. единицу, находимую при сегментации слов (словоформ). Особо отмечаются единицы суперсегментные — ударение, интонация, которые тоже рассматриваются как морфемы.

Морфемы, как указано выше, включают корень и аффиксы — префиксы и суффиксы.

Аффиксы имеют двоякое назначение в языке: одни используются в словообразовании, т. е. при образовании новых слов от производящих основ той или другой части речи; другие служат для образования различных форм одного и того же слова, т. е. словоизменения. Словообразование и словоизменение имеют каждое свой собственный набор аффиксов: совпадение их может быть только случайной омонимией (ср. -еr в агентивных существительных — writer и -еr в форме сравнительной степени прилагательных — longer). Об отдельных случаях перерождения словоизменительного суффикса в словообразовательный см. ниже (1.6.21.5).

Префиксы в английском имеют только словообразовательные функции и здесь рассматриваться не будут. Суффиксы же подразделяются на словообразовательные и словоизменительные; последние имеют прямое отношение к грамматическому строю.

Корневая морфема, по определению В. Н. Ярцевой, — это то, что едино в словах, принадлежащих к различным лексико-грамматическим разрядам (black, blackish, blacken). В этом ряду выделима корневая морфема black-.

Морфема реально представлена в языке своими вариантами, называемыми алломорфами, имеющими определённую звуковую и смысловую общность. Алломорфы той или иной морфемы могут абсолютно совпадать по звуковому оформлению, как, например, корневая морфема в словах fresh, refreshment, freshen, суффиксы в словах speaker, actor (/э/), суффикс наречия — great-ly, quick-ly, nice-ly. Но часто алломорфы не абсолютно идентичны: сравните, например, корневую морфему в словах physic — physician /'fizik — fi'ziSn/, come — came; суффиксальную морфему в словах quiet-ude, serv-itude, dream-ed /d/, walk-ed /t/, load-ed /id/.

Таким образом, термин «морфема» обозначает обобщенное понятие, сумму всех алломорфов данной морфемы, объединенных частичной звуковой и смысловой общностью. Необходимость именно звуковой и смысловой общности логически вытекает из приведённого выше определения морфемы.

Наряду с корнем, важной единицей является основа. В. Н. Ярцева определяет основу как то, что едино в формах слова, входящего в определённый лексико-грамматический разряд. На этом определении следует несколько задержаться.

Дело в том, что, если определение корня имеет характер универсальный, определение основы или, правильнее, характер основы зависит от строя языка, и сам во многом определяет его. Так, в русском глаголе играть корень игр- встречается и в игрушка, игривый, игрун; в глаголе же основа игра- повторяется в играть, играю, играл, играющий. Основа игрушк- повторяется во всех падежных словоформах — игрушку, игрушкой и т. д. В английском основа слова совпала с его назывной (исходной) формой¹: так, в словоформе street основа street совпала с назывной формой слова street; в глаголе walk основа, выделяемая в словоформах walked, walking, по звуковой форме идентична с назывной формой — инфинитивом walk. Случаи несовпадения весьма редки; это — реликтовые формы, отражающие существовавшие ранее, но исчезнувшие типы — man — men, child — children, а также некоторые формы нестандартных глаголов. В громадном же большинстве случаев основа и назывная форма слова идентичны в звуковом оформлении,

¹ Под назывной, или исходной формой имеется в виду та форма, которая дается в словарной статье (рука, а не руке; hand, а не hands). Следует заметить, что не все лингвисты признают существование исходной формы, считая все формы слова равноправными (например, А. И. Смирницкий), однако все лингвисты фактически постулируют существование исходных форм. Это следует из общепринятых формулировок типа «форма множественного числа образуется прибавлением окончания к форме единственного». При действительном признании равноправия всех форм были бы вполне возможны формулировки «единственное число образуется путем отбрасывания окончания множественного числа», «настоящее время образуется отбрасыванием окончания прошедшего времени» и т. п. Однако практически такие формулировки не встречаются.

хотя, разумеется, различаются функционально: слово (словоформа) функционирует в предложении, основа же — лишь в пределах словоформы.

В современной лингвистике существует понятие нулевой морфемы. Нулевая морфема усматривается в словоформах, не имеющих окончания, но способных в других формах той же категории принимать окончания. Так, в существительном стол в форме именительного падежа присчитывается «нулевая морфема», в противопоставлении формам косвенных падежей, имеющим линейно выраженное окончание. А. И. Смирницкий находит три морфемы в словоформе teacher, поскольку во множественном числе оно имеет окончание -s.

Вполне очевидно, что те лингвисты, которые принимают определение морфемы как линейного отрезка, имеющего звуковую форму, впадают здесь в явное противоречие. «Нулевая» морфема не имеет звуковой формы. Вместе с тем, несомненно то, что отсутствие окончания в словоформе, способной принимать аффиксы, является смыслоразличительным. Представляется удачным термин Ю. С. Macлова «нулевой экспонент», т. е. «нулевой показатель», который указывает на то, что отсутствие окончания (нуль окончания) передает грамматическое значение, это — нуль значащий (ср. стол-, но стол-а, стол-у и т. д.).

Тем самым нулевой экспонент оказывается функционально в одном ряду с морфемой; поэтому трактовка его дескриптивистами как нулевого алломорфа морфемы не лишена основания. Однако существенное их различие заключается в том, что морфема— единица линейная, имеющая эксплицитную звуковую форму и представляющая собой одну из составляющих общей суммы морфем данной словоформы; нулевой экспонент нелинеен, не имеет эксплицитной звуковой формы, синтагматически невыделим, и присчитывание его к общей сумме морфем является искусственной схематизацией.

Для английского, однако, характерно особое положение. Как указано выше, в английском, как правило, основа совпадает с назывной формой слова. Аффикс не входит при этом положении вещей в минимальную структуру слова, он оказывается чем-то внешним по отношению к ней. Если мы сравним русскую словоформу окно и английское window, мы увидим, что окончание именительного падежа единственного числа -о в русском языке входит в минимальную структуру слова, основа окн- не является словом без этого окончания. В английском слове основа полностью совпадает с назывной формой слова, и аффикс как бы присоединяется к ней как нечто внешнее. Назывную форму слова мы будем в дальнейшем называть «базисной» формой. Так как базисная форма — преобладающий тип структуры английского слова, понятие нулевого экспонента вряд ли приложимо к нему. Иначе нам пришлось бы признать, что отрицательный признак в английском является ведущим грамматическим признаком.

Несомненно, использование понятия «нулевой морфемы» создает весьма эффектную симметрию в изображении парадигмы; однако Для английского, с его особой структурой слова, оно

представляется непригодным; а для языков с развитой флективной системой, видимо, понятие нулевого экспонента более чётко передает сущность явления, чем понятие «нулевой морфемы», и не приводит к переплетению линейных и нелинейных признаков.

1.0.2. Служебные морфемы. Служебные морфемы, т. е. словоизменительные аффиксы, отличаются в английском от того, что обычно понимается под термином «флексия». В языках флективных флексия передает несколько грамматических значений в одном и том же аффиксе. Так, в русском окончание -ом (топором, домом, лесом) передает значения творительного падежа, мужского рода, единственного числа; окончание -аем (бегаем, стираем, играем) передает значение настоящего времени, первого лица, множественного числа глагола. Английские словоизменительные аффиксы передают только одно значение. Так, -s в словоформе rooms передает только значение множественного числа или значение посессива, -ed указывает только на прошедшее время (или причастие второе), -ing — на причастие первое или герундий. Наряду с этим широко распространена омонимия служебных морфем: -s — окончание множественного числа существительных и третьего лица единственного числа глагола (в последнем случае как будто совмещаются несколько значений, но об этом см. ниже, 1.6.8); омонимичны, как показано выше, окончания -ed, -ing. Набор словоизменительных морфем весьма скуден; он ограничивается приведёнными выше аффиксами; можно ещё прибавить -еп — показатель некоторых причастий вторых от нестандартных глаголов и множественного числа существительных ox-en, childr-en.

Тот факт, что словоизменительный формант, как указано выше, не входит в минимальную структуру слова и, следовательно, является как бы внешним добавлением к базисной форме, приводит к тому, что иногда словоизменительные форманты могут оформлять единицы большие, чем слово. Так, в словосочетании His daughter Mary's arrival формант -'s относится ко всему словосочетанию в целом; сравните русское приезд его дочери Марии, где флексия родительного падежа повторяется; между тем, *His daughter's Mary's arrival в английском — невозможная структура. Подробнее мы вернемся к этому позднее (1.2.6).

Единственность грамматического значения, передаваемого каждым аффиксом, и его внешнее положение по отношению к минимальной структуре слова явились причиной того, что некоторые лингвисты употребляют термин «агглютинация» для обозначения способа присоединения аффикса к основе. Действительно, эти два свойства весьма напоминают свойства словоизменительных прилеп в агглютинирующих языках. Однако на этом сходство кончается, возникает принципиально важное расхождение. Агглютинативные прилепы наслаиваются одна на другую: прилепа, обозначающая падеж, на прилепу множественного числа, так что вся форма снабжена показателями ряда категорий. В английском такое наслаивание невозможно, сосуществование нескольких словоизменительных

аффиксальных формантов в одном слове совершенно исключено. Сочетание внутренней флексии (чередования гласного) со словоизменительным формантом наблюдается в глаголах типа keep — kept, ride — rode — ridden, а также в единичной форме men's. Наряду с этим существует также реликтовая форма children's, где сочетается аффиксальный формант множественного числа и аффикс посессива - 's. Формы этих существительных являются, прежде всего, нетипичными, исключениями, стоящими вне системы. Кроме того, формант посессива -'s присоединяется к единицам самой разнообразной структуры (1.2.6) и вообще вряд ли может рассматриваться как падежная флексия (1.2.6). В тех случаях, когда происходит видимость наслоения (buildings), аффикс, исторически когда-то бывший в этом слове словоизменительным, переходит в словообразовательный ряд. Вернее, само присоединение словоизменительного аффикса оказывается возможным именно в силу того, что предшествующая ему морфема приобрела словообразовательный статус. Наряду с упоминавшейся выше омонимией аффиксов, следует также отметить распространённость омонимии состава основ различных частей речи и — поскольку основы в огромном большинстве совпадают по звуковой форме с базисными формами — омонимии частей речи. Это обстоятельство является причиной того, что отношения в предложении передаются в основном синтаксическими средствами.

1.0.3. Проблема бинарности. Широко распространённая в современном языкознании методика описания языка основывается на теории бинаризма и изоморфизма. Эта теория возникла на базе результатов, полученных фонологией, и, с другой стороны, как реализация принципов пражского структурализма в описании языка.

Фонологией установлены системные отношения между фонемами, находящимися в отношении противопоставления. Фонология различает несколько типов оппозиций, из которых наиболее важны бинарные привативные оппозиции, т. е. оппозиции, основанные на наличии признака у одной единицы из двух и отсутствии его у другой.

Учение об изоморфизме трех иерархических уровней — фонологического, морфологического и синтаксического — предполагало однотипность единиц и отношений между ними на всех трех уровнях. Отсюда вытекал логически обусловленный механический перенос отношений, характерных для незнакового уровня—фонологического, на уровень знаковый — грамматический. Однако требование рассматривать грамматический строй как систему обязательно бинарных отношений противоречит фактам языка. Безусловно, бинарные отношения прослеживаются в определённых случаях, например: единственное и множественное число существительных (однако, как известно, в ряде языков прослеживается исторически наличке в древние эпохи двойственного числа, что нарушает бинарную схему). Но и факты современных языков, в частности

английского, показывают необязательность бинарных отношений. Так, существуют три времени глагола — настоящее, прошедшее и будущее; три лица местоимений — первое, второе и третье. В русском языке существуют три грамматических рода. Разумеется, эти языковые факты можно, при желании, искусственным образом втиснуть в бинарную схему, сгруппировав их как два против одного: например, будущее время в противопоставлении настоящему плюс прошедшее, но можно и по-другому — прошедшее время в противопоставлении настоящему и будущему; все зависит от субъективной направленности исследования. Объективным, однако, остается существование трех форм.

Отношение лингвистов к теории обязательности бинарных отношений во всех явлениях и сферах языка неодинаково. Она является основой учения американских структуралистов; среди советских лингвистов придерживаются этой схемы, в частности, А. И. Смирницкий, Л. С. Бархударов, Б. А. Ильиш; не пользуются методом чисто бинарного анализа В. Г. Адмони, В. Н. Ярцева, А. В. Бондарко; категорически отрицает его Г. С. Щур.

Без сомнения, схематическое описание языка в виде бинарных оппозиций, находящихся на иерархически расположенных уровнях, весьма удобно, создает симметрию изображения и известную прозрачность структуры. Зато те сложные связи и взаимоотношения, которые существуют между единицами морфологии, синтаксиса и лексики, передаются упрощенно, причем учитывается только отношение инвариантов. Стремясь к логической непротиворечивости описания, эти схемы не раскрывают подлинных отношений между единицами языка, которые зачастую весьма противоречивы по своей природе. В языке существует ряд явлений и единиц, не укладывающихся в рамки схематического описания, основанного на теории обязательной бинарности: сближение единиц одной части речи с единицами другой (например, субстантивация прилагательных); возможность категориальных форм для какой-то группы единиц данной части речи и невозможность их для другой (например, отсутствие формы множественного числа для ряда существительных вещественных и абстрактных); наличие единиц, совмещающих признаки различных частей речи (например, much, many, little, few, обладающие признаками прилагательных, числительных и местоимений); взаимодействие грамматической формы и лексико-грамматической семантики целого ряда единиц.

Одновременно с тезисом о бинаризме в морфологию было перенесено из фонологии понятие оппозиции. Это понятие приложимо в тех случаях, где имеется действительно бинарное отношение. В случаях трехчленных категорий, однако, этот термин приобретает неточное, размытое значение. (То же самое наблюдается в фонологии, где так называемые эквиполентные оппозиции вряд ли можно считать оппозициями.) В морфологии при трехчленных категориях этот термин означает даже не «противопоставление», а скорее «соотнесённость». Поэтому в нашем тексте предпочтение отдается этим терминам.

В современной морфологии принято заимствованное также из фонологии понятие «маркированного» (сильного) и «немаркированного» (слабого) члена оппозиции. Маркированный член имеет формально выраженный признак (например, окончание множественного числа у существительных) и обладает более узким и четким грамматическим значением, чем немаркированный член. Однако в морфологии — на знаковом уровне, где мы имеем дело не только с планом выражения, но и с планом содержания, — применение этого понятия связано с рядом трудностей. Дело в том, что в морфологии немаркированный член оппозиции способен передавать и значение маркированного члена: The oak is a tree. The mouse is a rodent. Речь идет здесь обо всем множестве данных единиц, и данное значение может быть выражено и формой множественного числа (маркированного члена): Oaks are trees. Mice are rodents. Далее, что очень важно, «немаркированный» член (единственное число существительных, действительный залог глагола и т. п.) включает ряд единиц, неспособных иметь маркированную форму (1.2.5.1, 1.6.20.2), и, следовательно, для них вообще не существует противопоставления по маркировке. И, наконец, в трехчленных категориях применение понятия маркированности означало бы внесение бинарного подразделения по субъективным критериям.

Таким образом, в морфологии понятие маркированности оказывается весьма условным, если относить его к грамматическому значению формы; в плане же выражения «маркированный» означает просто «имеющий грамматический формант». В последнем значении этот термин применим к любой форме, включающей формант.

В своем описании мы будем исходить из принципа полевой структуры частей речи, о чем подробнее см. ниже (1.1.2). Исходя из этого принципа, лингвист имеет возможность описывать язык с учётом реальной его сложности, внося известную гибкость в описание.

1.0.4. Грамматическая категория. Грамматическое значение. Основными понятиями грамматики являются грамматическая категория, грамматическое значение и грамматическая форма.

Грамматическая категория — объединение двух или более грамматических форм, противопоставленных или соотнесенных по грамматическому значению. Данное грамматическое значение закреплено за данным набором форм (парадигмой). Вне постоянных формальных показателей грамматической категории не существует. Грамматическая категория включает не менее двух противопоставленных форм, но возможно и большее их количество. Так, существует три формы времени — настоящее, прошедшее и будущее, четыре глагольных разряда — основной, длительный, перфектный и перфектно-длительный, но две формы числа существительных, два залога и т. д. Не существует категорий, имеющих только одну форму: не может быть одного артикля, одного падежа, одного залога и т. д. Противопоставление внутри категории необходимо, хотя не обязательно бинарно.

Грамматическое значение — обобщенное, весьма абстрагированное значение, объединяющее крупные разряды слов и выраженное через свойственные ему формальные показатели или — в противопоставлении — через отсутствие показателей. Очень важным его свойством является то, что грамматическое значение не названо в слове. Формальные показатели специфичны для каждого языка и передают грамматическое значение только в соединении с основами определённых разрядов — частей речи. Так, показатель -s в английском, будучи присоединен к основе существительного, передает значение множественности: tables, boys; в немецком данное значение передается другими показателями: Tisch-e, Knabe-n; в русском мы находим показатели -ы, -и: столы, мальчики.

Грамматическая категория, как правило, является своеобразным отражением явлений объективно существующего мира: так, категория числа отражает количественные отношения, категория времени — отношение действия к моменту речи и т. д. Но существуют и категории, не основанные на явлениях объективного мира. Такова, например, категория рода в тех языках, где она имеется; она несет в них чисто синтаксическую функцию организации атрибутивного словосочетания путем согласования. Никаких реальных логических оснований она не имеет (вероятно, именно этим объясняется общеизвестная трудность запоминания родовой принадлежности существительного): ср. русск. письмо — ср. р.; нем. der Brief — м. р.; фр. la lettre — ж. р.; русск. дом — м. р.; нем. das Haus — ср. р.; фр. la maison — ж. р.

Несомненно, при своем возникновении категория рода отражала некую классификацию предметов объективной действительности, отвечавшую миропониманию носителей языка данной эпохи. В дальнейшем она утратила свое понятийное содержание и превратилась в чисто формальный прием согласования.

Словарный состав языка может реагировать определённым образом на ту или иную категорию, в зависимости от грамматического значения категории и обобщенного лексико-грамматического разряда, к которому относятся данные лексические единицы: лексика может «сопротивляться» той или иной форме или же модифицировать её значение. Так, многие существительные, обозначающие предметы, не поддающиеся счету (существительные вещественные и абстрактные), не имеют формы множественного числа (gold, silver, oxygen, gratitude). С другой стороны, возможно, что при употреблении в данной форме лексической единицы, по своему обобщенному значению противоречащей значению формы, происходит модификация грамматического значения формы. Так, глаголы мгновенного действия, неспособные обозначать процесс, в форме длительного разряда получают значение повторного действия (was jumping, was shooting, was winking).

Хотя «сопротивление» лексической единицы грамматической форме непосредственно связано с её лексическим значением, дело не в частном лексическом содержании. Лексические значения таких существительных, как gold, silver, hydrogen,

gratitude, весьма далеки друг от друга, однако они в равной степени не могут иметь форму множественного числа. Они все объединены обобщенным понятием неисчисляемости, которое, правда, вытекает из их лексического содержания, но охватывает самые различные по лексическому значению единицы. Это значение не является для них родовым (родовым для понятий «золото, серебро» явилось бы понятие «металл»); обозначаемые ими предметы относятся к самым разнообразным, не связанным между собой в экстралингвистической реальности областям. С другой стороны, понятие неисчисляемости отражается в грамматической форме не через собственную, эксплицитную форму, а через неприятие или модификацию значения грамматической формы. Таким образом, значения неисчисляемости, мгновенности действия и т. п., не имея своей эксплицитной грамматической формы, взаимодействуют с грамматическими формами. Они являются звеном, соединяющим лексический состав и грамматическую форму. Они могут поэтому быть обозначены как зависимые грамматические значения; часто их называют также лексико-грамматическими значениями. Здесь мы будем обозначать их «зависимые грамматические значения».

В тех случаях, когда зависимое грамматическое значение вызывает модификацию значения формы, оно является одной из причин вариантов основного грамматического значения, т. e. так называемого инварианта. Определить же основное грамматическое значение возможно, исследуя форму в очень широком контексте или совсем без контекста. Иначе говоря, инвариант — это грамматическое значение, не подверженное изменению под влиянием зависимого грамматического значения или каких-либо дополнительных условий.

1.0.5. Морфологические средства передачи грамматического значения. Морфологические средства передачи грамматического значения заключены в форме слова, иначе говоря, в комплексе его словоформ. Для языков флективных это следующие средства:

1) Флексия, т. e. словоизменительный формант; флексия может быть внешней, т. e. это — суффикс, несущий грамматическую нагрузку: street-s, approach-ed; флексия может быть внутренней, это — чередование гласных: foot — feet; find — found. В современном английском существует флексия особого типа, способная оформлять единицы, большие, чем одна словоформа, т. e. словосочетания: ту aunt and uncle's arrival. Это — так называемая монофлeксия. Обычная флексия присоединяется к основам: ту uncle's arrival. Монофлексия оформляет сочетание слов, а не основ, что позволяет рассматривать её как синтаксический формант (1.2.6).

2) Словоформы грамматического ряда могут быть супплетивными; в современных языках, в частности в английском, это — пережиточные формы, однако весьма стойкие: to be — am — was; good — letter — the best.

3) Аналитические формы. Аналитические формы возникли позднее, чем флексия. Они включают не менее одного служебного

слова и одного лексически наполненного, но возможно и большее количество служебных компонентов: is coming, has been asked, is being built.

Аналитические формы внешне похожи на словосочетания, и поэтому важно указать на некоторые критерии их распознавания:

1) Общее грамматическое значение складывается из сочетания всех компонентов, составляющих данную форму; вспомогательный глагол передает более частные внутрипарадигматические значения лица и числа (если эти значения отражены в форме), но общее видовременное, залоговое и модальное значение складывается только из всех компонентов вместе. Вместе с тем, каждый компонент, взятый в отдельности, не несет информации об общем значении формы. Так, has и given не информируют о значении перфекта, так же как и had, been, sent.

2) Аналитические формы исторически сложились из синтаксических сочетаний, в основном из определённых типов составного сказуемого. Они превратились в аналитические формы только тогда, когда их грамматическое объединение стало настолько тесным, что синтаксические отношения между ними исчезли. Отсюда следует весьма важный вывод: между компонентами аналитической формы не может быть синтаксических отношений.

3) Синтаксические отношения с окружением в тексте возможны только для всей формы в целом; компоненты форм в отдельности не могут иметь синтаксических отношений порознь. Так, в сочетании was driving the car элемент the car является дополнением ко всей глагольной форме; в had often remembered элемент often является обстоятельством к сказуемому, выраженному аналитической формой в целом.

 

ЧАСТИ РЕЧИ1.1. ТЕОРИЯ ЧАСТЕЙ РЕЧИ

1.1.1. Теория классификации частей речи. Весь словарный состав английского, как и всех индоевропейских языков, подразделяется на определённые лексико-грамматические классы, называемые традиционно частями речи. Существование таких классов не вызывает сомнения ни у кого из лингвистов, хотя, как мы увидим ниже, трактовка их неодинакова у разных ученых.

Основные принципы этого подразделения на разряды, существующего с давних времен, были эксплицитно сформулированы Л. В. Щербой: это — лексическое значение, морфологическая форма и синтаксическое функционирование. Подразделения, принятые в разных школах, не совпадают —как по количеству выделяемых частей речи, так и по их группировке, — но перечисленные принципы действительно лежат в основе выделения классов слов. Имплицитно, однако, в ряде случаев (и в наиболее принятых классификациях) выделение классов основывалось не на всех указанных трех признаках одновременно. Это

особенно ясно в отношении английского языка, однако это справедливо и в отношении языков флективных. Ниже, при описании отдельных частей речи, мы будем каждый раз останавливаться на этом вопросе. Здесь только упомянем те примеры, которые приведены в статье на эту тему М. И. Стеблина-Каменского. Числительные объединяются своим лексическим значением — значением точного количества. В остальном они ведут себя так, как существительные или прилагательные, с той же парадигмой и синтаксическими позициями. Местоимения отличаются тем, что, обладая предельно обобщенным значением, они указывают на любые предметы, существа, абстрактные понятия, не называя их; в остальном они ведут себя сходно с существительными или прилагательными. Такого рода скрещивание, несовместимое со строгой логикой, не должно вызывать удивление: далеко не все в языке укладывается в логические правила.

В языкознании имеется ряд попыток построить такую классификацию частей речи (лексико-грамматических разрядов), которая отвечала бы основному требованию логической классификации, а именно — была бы основана на одном едином принципе. Как мы увидим ниже, эти попытки не оправдали себя. Классификация частей речи продолжает быть спорным вопросом; существуют расхождения между лингвистами относительно количества и номенклатуры частей речи.

Г. Суит, автор первой научной грамматики английского языка, делит части речи на две основные группы — изменяемые и неизменяемые. Таким образом, он считает морфологические свойства основным принципом классификации. Внутри группы изменяемых («declinables») он придерживался традиционного подразделения — существительные, прилагательные, глаголы. Наречия, предлоги, союзы и междометия объединены в группу неизменяемых («indeclinables»).

Наряду с этой классификацией, однако, Суит предлагает группировку, основанную на синтаксическом функционировании определённых классов слов. Так, группа именных слов (noun-words) включает, кроме существительных, сходные по функционированию «именные» местоимения (noun-pronouns), «именные» числительные (noun-numerals), инфинитив и герундий; в группу адъективных слов входят, кроме прилагательных, «адъективные» местоимения (adjective-pronouns), «адъективные» числительные (adjective-numerals) причастия. Глагольная группа включает личные формы и вербалии; здесь опять ведущим оказывается морфологический принцип; все неличные формы, так же как и личные, обладают глагольными категориями времени (tense) и залога.

Таким образом, вербалии — инфинитив и герундий — оказываются причисленными к именным словам на основании их синтаксического функционирования, а по своим морфологическим свойствам они оказываются и в группе глагола.

Как мы видим, Суит видел несогласованность морфологических и синтаксических свойств частей речи; но его попытка создать согласованную группировку привела к тому, что по

синтаксическому признаку были раздроблены разряды, лексически и морфологически объединенные, и, с другой стороны, объединены осколки разрядов, лексически и морфологически несходных. Что же касается группы «неизменяемых», то в ней объединены совершенно разнородные элементы: наречия, которые являются членами предложения, и союзы, предлоги и междометия, которые ими не являются; предлоги, функционирующие внутри предикативных единиц, и союзы, соединяющие предикативные единицы.

О. Есперсен, датский лингвист, автор «Философии грамматики», многотомной «Грамматики современного английского языка» и ряда других работ, полностью отдавал себе отчёт в трудности примирить два основных принципа — форму и функцию, т. e. морфологию и синтаксис, даже не учитывая лексическое значение. Он справедливо замечает, что, если за основу классификации принять морфологию (изменяемость и неизменяемость), то такие слова, как must, the, then, for, enough должны быть отнесены к одному классу; как показано выше, это действительно самая слабая сторона суитовской классификации.

Есперсен предложил двойственную систему: наряду сописанием традиционных частей речи, которые он рассматривает в их морфологическом оформлении и понятийном содержании, эти же классы анализируются с точки зрения их функционирования в синтаксических сочетаниях (предложениях и словосочетаниях). То или иное слово может являться первичным (primary), т. e. быть ядром словосочетания, или подлежащим предложения; вторичным (secondary), т. e. непосредственно определяющим первичное, и третичным (tertiary), т. e. подчинённым вторичному. Так, в словосочетании a furiously barking dog существительное dog — первичное, barking, непосредственно определяющее его, — вторичное, а наречие furiously — третичное. Это так называемая теория трех рангов; Есперсен особо останавливается далее на тех отношениях, которые передаются этими рангами, о чем см. ниже, в разделе синтаксиса (2.2.6). Однако Есперсен не отвергает ни традиционного деления на части речи, ни традиционных синтаксических позиций. Таким образом, теория трех рангов оказывается в несколько промежуточном положении, между морфологией и синтаксисом, хотя, как видно из вышеописанного, она ближе к синтаксису. Вероятно, справедливо сказать, что теория трех рангов — одна из первых попыток дать единую классификацию, основанную на позиции (функции) слова в единицах больших, чем слово; однако морфологическая классификация, синтаксические функции и три ранга все время перекрывают друг друга, переплетаясь и создавая избыточные, ненужные единицы анализа. Среди работ, авторы которых пытаются найти единый принцип классификации частей речи, особого внимания заслуживает книга Ч. К. Фриза «Структура английского языка» (Ch. Fries. «The Structure of English»). Фриз отвергает традиционную классификацию и пытается построить систему классов, основанную на позиции слова в предложении. Посредством подстановочных таблиц Фриз выделяет слова четырех классов, традиционно называемые

существительными, глаголами, прилагательными и наречиями. Так, к классу 1 принадлежат все слова, способные занимать позицию слова concert в предложении The concert was good и слова tax в предложении The clerk remembered the tax; слова класса 2 занимают позицию слова is/was, remembered в тех же предложениях; слова класса 3 стоят в позиции good в модели The (good)concert was good, и слева класса 4 — в позиции there в модели

31 2 3 4

The is/was there

Эти модели разбиваются на подтипы, которые мы не приводим здесь. Фриз последовательно придерживается позиционного принципа, и, таким образом, к классу 1 относятся не только существительные, как можно на первый взгляд вывести из приведённой выше схемы. Любое слово, способное занять позицию concert в приведённом примере, относится к классу 1; как указывает Фриз, к классу 1 относятся любые слова, способные занять позицию перед словами класса 2, т. e. перед глаголом в личной форме; так, слова man, he, the others, another относятся к классу 1, так как они способны занять позицию перед словом второго класса came.

Креме четырех классов, Фриз выделяет 15 групп. В них также используется последовательно позиционный принцип, и в эти группы попадают слова самых разнообразных типов". Фриз называет эти группы «function words», и, действительно, часть слов, входящих в эти группы, в общем очень близки к тем разрядам, которые мы называем служебными частями речи (1.11—15).

Так, в группе А оказываются все слова, способные занимать позицию the, т. e. быть определением, или определителем. Вот перечень слов одного столбца группы А, приведённого Фризом: the, no, your, their, both, few, much, John's, our, four, twenty...

Фриз указывает, что некоторые из этих слов могут в других высказываниях оказаться в позиции слов класса 1, но это не должно смущать читателя; важно то, что все они могут занимать позицию the. Мы не будем перечислять здесь все группы; укажем только, что есть группы, включающие одно или два слова (группы С, Н, N включают слова not, there — there is, please соответственно). Морфологические свойства, как мы видим, полностью игнорируются, но и синтаксические функции, строго говоря, не принимаются во внимание: так, модальные глаголы отделены от класса 2 (полнозначных глаголов); ко модальные глаголы группы В выступают так же в предикативной функции, как и лексически полнозначные глаголы.

Из вышеизложенного видно, что попытка классификации Фриза, интересная по идее, не достигает цели; он не создает собственно классификации, и предлагаемое подразделение оказывается очень запутанным, классы и группы взаимно перекрываются, одно и то же слово оказывается в нескольких разрядах. Вместе с тем, материал Фриза содержит интересные данные относительно дистрибуции разрядов слов, их синтаксической валентности. Интересен также подсчёт относительной частотности классов и групп:

группы, содержащие, в основном, служебные части речи, имеют высокую частотность.

Фриз — единственный структуралист, пытавшийся создать классификацию лексико-грамматических разрядов на базе одного последовательно применяемого признака. Дж. Трейджер и Г. Смит, предложили двойную классификацию — по морфологической парадигматике и по синтаксическим функциям. Этот двойственный анализ не абсолютно параллелен, но именно поэтому четкой картины он не создает.

Ниже мы остановимся на классификациях, предложенных структуралистами Г. Глисоном и Дж. Следдом.

Г. Глисон справедливо критикует обычные школьные дефиниции частей речи, основанные на их семантическом содержании; при этом, однако, он упускает из виду то, что сама классификация имплицитно основана не на этих дефинициях, а на тех трех признаках, о которых говорилось в начале этого раздела. Глисон предлагает классификацию, исходящую из двух формальных признаков — морфологической формы и порядка слов. Он делит весь словарный состав на две крупные группы: группу, имеющую формальные признаки словоизменения, и группу, не имеющую таких признаков. Первая группа, естественно, включает имена существительные, прилагательные, глаголы и наречия. Однако, строго следуя признаку наличия парадигмы, Глисон исключает из этой группы все те слова, которые в силу тех или иных причин данной парадигмы не имеют. Так, прилагательное beautiful не входит в эту группу, так как оно не имеет формы *beautifuller, *beautifullest. Вторая группа включает классы, отличаемые по позиционному признаку, но сюда же входят и слова парадигматических групп, исключенные из них, как описано выше. Так, beautiful, которое занимает те же позиции, что и прилагательное fine, входит во вторую группу; оно принадлежит к более широкому классу, называемому «adjectivals», включающему и собственно прилагательные («adjectives»). По тому же образцу «pronominals» — более широкий класс, нежели «pronouns». Классы, встречающиеся в одинаковых позициях, образуют «конституентные» («constituent») классы. Однако Глисон не дает их точного определения или перечисления; неясно также, включает ли он в эти группы служебные части речи, хотя, видимо, он считает предлоги особым классом.

Нетрудно видеть, что классификация, предложенная Глисоном, ещё менее систематизирована, чем классификация Фриза: одно и то же слово может одновременно принадлежать к двум классам, другие — к одному; классы не находятся в системных отношениях один к другому.

Классификация Дж. Следда очень близка принципам Глисона. Он также различает «флективные» и «позиционные» классы. Основные позиционные классы: nominals, verbals, adjectivals, adverbials; к ним присоединяются восемь более мелких классов: вспомогательные глаголы, определители, предлоги, союзы, различные разряды местоимений. Здесь мы находим такие же неясные критерии, как

у Глисона; некоторые местоимения занимают те же позиции, что и существительные, но выделены в особый класс; вопросительные местоимения позиционно не отличаются от других (например, указательных), но выделены в особый класс явно на основании их лексического значения и т. д. Классификация Следда так же неубедительна, как и предыдущие.

Вместе с тем, нельзя пройти мимо двух весьма положительных моментов в теориях Глисона и Следда. Во-первых, оба они отмечают важность словообразовательных аффиксов как показателей частей речи; во-вторых, — и это важнее всего — оба эти лингвиста обратили внимание на неоднородность свойств тех или иных единиц внутри определённых лексико-грамматических разрядов. Именно на этом и основывается предлагаемое ими подразделение на более узкие группы, содержащие те единицы, которые по всем своим признакам имеют право быть причисленными к данной части речи, и более широкие, куда входят и единицы, обладающие только частью необходимых признаков.

Таким образом, все попытки создать классификацию языковых единиц, основанную на едином принципе, не увенчались успехом. Традиционная классификация не хуже (хотя, возможно, и не лучше) всего того, чем её пытались заменить, и имеет то преимущество, что она широко известна. Мы будем поэтому далее исходить из традиционной классификации, с одной существенной модификацией в трактовке частей речи внутри каждой группы.

1.1.2. Теория полевой структуры частей речи. Та сложность соотношения единиц внутри каждой части речи, о которой говорилось выше и которая была замечена Глисоном и Следдом, хорошо укладывается в теорию грамматического поля, разработанную В. Г. Адмони на материале немецкого языка и изложенную в книге Г. С. Щура «Теория поля в лингвистике» (М., 1974)¹. Теория морфологического поля заключается в следующем. В каждой части речи существуют единицы, полностью обладающие всеми признаками данной части речи; это, так сказать, её ядро. Но существуют и такие единицы, которые не обладают всеми признаками данной части речи, хотя и принадлежат к ней. Поле, следовательно, включает центральные и периферийные элементы, оно неоднородно по составу. Задача лингвиста заключается в том, чтобы определить состав поля, выявить центральные и периферийные элементы и определить, по каким признакам они близки к другим частям речи.

1.1.3. Части речи знаменательные и служебные. Наиболее крупное подразделение частей речи — это две большие группы: знаменательные и служебные части речи. Знаменательные части

¹ Теория семантического поля была ранее разработана И. Триром, Л. Вайсгербером и другими западными лингвистами. Теория функционального лексико-грамматического поля связана в основном с именами советских лингвистов (E. В. Гулыга и E. И. Шендельс, А. В. Бондарко, М. М. Гухман), В, Г, Адмони рассматривает собственно-морфологические поля,

речи включают такие единицы, которые имеют лексическое значение, т.е. называют понятия: table, dog, joy, strength; to bring, to cry, to enumerate; big, difficult; soon, well. Иначе говоря, они обозначают постоянные денотаты. Обладая лексическим значением, слова знаменательных частей речи способны занимать те или иные синтаксические позиции в предложении, т. e. функционировать в качестве членов предложения, а также быть ядром словосочетания. Таким образом, при отграничении знаменательных частей речи от служебных лексические и синтаксические критерии совпадают. Морфологические свойства также в известной степени присоединяются к ним: словоизменением обладают только знаменательные части речи. Однако среди знаменательных частей речи не все имеют парадигму словоизменения; поэтому морфологический признак не во всех случаях является ограничительным.

Служебные части речи не обладают свойством быть предметом мысли, т. e. не обладают самостоятельным лексическим значением. Так, не могут обозначать предмет мысли такие единицы, как of, and, since, the, ибо они не называют отдельных понятий (ср. такие слова, как relation, meaning и т. п., которые называют данные понятия). Назначение служебных частей речи в языке — указывать на те или иные отношения между словами знаменательных частей речи, между предложениями или словосочетаниями, или же уточнять грамматическое значение знаменательных частей речи: the colour of the sky, dogs and cats, the dog, a dog.

Выделение тех или иных частей речи, как знаменательных, так и служебных, является дискуссионным; есть такие «основные» части речи, в существовании которых не сомневается ни один лингвист (например, имя существительное, глагол, имя прилагательное, наречие); среди служебных частей речи не вызывает сомнения существование таких разрядов, как предлоги, союзы. С другой стороны, многое остается сомнительным в отношении правомерности выделения слов категории состояния и, отчасти, модальных слов в знаменательных частях речи; не совсем ясны границы частиц в группе служебных частей речи. Далеко не все лингвисты согласны с выделением артиклей как служебной части речи; может вызывать сомнение причисление постпозитива к служебным частям речи.

Следует чётко разграничивать служебные части речи и служебные слова. Служебные слова относятся к знаменательным частям речи, но в определённых условиях утрачивают свое лексическое содержание и сохраняют только свою грамматическую функцию. Наиболее типичным случаем такого рода являются вспомогательные глаголы. Это — глаголы, способные выступать со своим собственным лексическим содержанием, например, глагол have в предложении I have a new television set. Однако в форме перфекта этот же глагол утрачивает свое лексическое значение, выступая как вспомогательный: I have lost my gloves. Он не превращается при этом в служебную часть речи, но функционирует как служебное слово.

ИМЯ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОЕ