Тема 2. Особенности средневекового менталитета

План:

1. Символизм как отличительная черта средневекового миропонимания.

2. Христианство как религиозный опыт. Знание и вера. Истина как откровение. Мистический путь познания.

3. Христианство как учение. Мир как школа и текст; познание как научение.

4. Статус гносеологической тематики в средневековой философии.

Переходя к рассмотрению нового этапа в развитии европейской культуры, мы не беремся оценивать движение от античности к средневековью мерками прогресса или какими бы то ни было оценочными критериями. Для нашего поиска важны другие характеристики средневековой культуры. С целью их выяснения с самого начала зададимся вопросом: может ли быть выделена, с точки зрения сложившейся в данный период познавательной традиции, некоторая общая составляющая средневековой культуры, наподобие того, как это было сделано в отношении античной культуры ведь ей свойствена, как было установлено, рационалистическая ориентация?

Самые разноплановые исследования по истории средневековой культуры (можно сослаться на исследования. С.С.Аверинцева ранневизантийской культуры, Д.С.Лихачева по культуре русского средневековья, Й.Хёйзинга по позднему средневековью) дают основания говорить о некой доминанте средневековой менталитета. Каждый из них по-своему отмечает символизурующий характер средневекового миропредставления. Что это такое? И чем оно вызвано? - нам и предстоит выяснить с самого начала.

Предварительно все-таки отметим, что слово символ греческого происхождения, буквально оно означает составляю, соединяю. Его употребление связано с тем, что в Древней Греции существовал такой обычай, когда друзья, расставаясь, брали какой-нибудь предмет (глиняную лампадку, статуэтку или навощенную дощечку с надписью) и разламывали пополам. По прошествии многих лет эти друзья или их потомки при встрече узнавали друг друга по сохранившимся у них половинкам, убеждаясь, что обе части соединяются и образуют единое целое символ.

Средневековая Европа - это христианский мир. Мы не будем вторгаться в историю вопроса христианизации, некоторые представления могут быть получены из текста В.С.Соловьева Об упадке средневекового миросозерцания, хотя он и не каноничен, но ярко рисует сложный путь утверждения нового мировоззрения. Будем исходить из идеи господства в средние века христианского мировоззрения. Что это меняло в способах постижения мира? Какие новые познавательные структуры возникают в связи с установлением христианского образа жизни в средневековой Европе?

С точки зрения мироощущения, мировосприятия и миропонимания, христианство вносит принципиально новый момент оно заставляет видеть в том мире, в котором живет человек, другой мир: ведь человек и все его окружение не имеют самостоятельного существования, они сотворены; и, как божие творение, тварный мир являет собой лишь отблеск, лишь свидетельство высшего бытия. Цель познания видится в одном: познать Бога в мире, а мир в Боге. Другими словами, все видится в свете Бога, все с ним соотносится. Отсюда становится понятным, почему именно символизм становится живым дыханием средневековой мысли. Ведь средневековый символизм в самом первом приближении и можно истолковать как привычку видеть все вещи в их смысловой связи, соединении с божественным миром, миром абсолютных и высших ценностей. Здесь вполне пригодно древнегреческое значение слова символ, т.к. в познании мира соединяются творец и его творение как две половины единого целого.

Для средневекового сознания любая вещь была бы бессмыслицей, если бы значение ее исчерпывалось лишь ее внешней формой и непосредственным предназначением (белая роза символ чистоты и непорочности; голубь символ мира; змея символ искушения; книга - символ неисчерпаемой сокровищницы знаний и т.д.). Для того чтобы познать сущность какого-либо явления, не спрашивают о его внутренней структуре, каких-то скрытых от глаз глубинных связях объекта, не обращаются к его истории, а устремляют взор к небесам. У Бога нет ничего пустого, лишенного смысла. Все, буквально все явления и вещи несут в себе скрытый божественный смысл. Даже простой грецкий орех и тот символизировал Христа: сладкая сердцевина его божественная природа, наружная плотная кожура человеческая природа в нем, а внутренняя перегородка ореха символизировала крест, на котором Христос был распят. Символический принцип объяснения мира был распространен на все сферы человеческой жизни. С этих позиций раскрывалась суть происходящего и в природе, и в человеческом обществе, и в его истории. Именно символический принцип задавал определенный порядок в объяснении, выстраивая при этом строгую иерархическую субординацию мира.

При символическом мировосприятии совершенно не важны какие-либо изменения во внешнем облике вещей, событий или явлений, все внимание сосредоточено на движении и изменении смыслов и значений. Чтобы понять высказанную мысль, давайте задумаемся над тем, как и почему настолько по-разному воспринимается один и тот же предмет, в зависимости от того смотрят на него с любовью или, напротив, с ненавистью:достоинства становятся недостатками, а недостатки воспринимаются уже как пороки и т.п.

Итак, мир средневекового человека - это символический мир, в котором каждый предмет и событие (камни и растения, звери и люди, цветы и звуки и пр. и пр.) что-то символизируют, а значит несут в себе смыслы. Из этого проистекают все особенности пребывания человека в этом мире и соответственно особенности познавательной деятельности.

Стоь значимая роль символизации заставляет дать строгое определение того, что понимается под символом. Символ пытаются определить представители самых разных областей знания и логики, и лингвисты, и культурологи. Мы последуем за П.А.Флоренским, который в понимании символа (и самой сути символического мировосприятия) пытался во многом следовать духу средневековой культуры. Попутно замечу, что, по его оценкам, средние века золотой период европейской культуры, тогда как эпоха Возрождение тяжкая болезнь Европы. Подобная оценка объясняется тем, что Флоренский был религиозным философом.

Определение, которое он дает символу, формулируется таким образом: символ это такое бытие, которое больше самого себя, поскольку символ являет собой то, что не есть он сам, большее его, но своей сущностью через него объявляющееся.

Развернем то, что говорится в этом определении. Во-первых, символы сами по себе есть некая реальность, являются бытием (символ бытийствует). Тем самым символы принадлежат самой реальности, той же реальности, в которой существует и сам человек: они представляют собой вещи-символы, события-символы. Ведь мы уже отметили, что все вещи, все события не случайны, а что-то символизируют собой. Реальность символов дает основание для оценки средневекового мышления как реалистического мышления и именно в этом контексте идет разговор о средневековом реализме (см.: Д.С.Лихачев, Й.Хёйзинга). (Отметим только, что в данном случае средневековый реализм берется в ином контексте, не совпадающем со спорами об универсалиях в средневековой схоластике). Во-вторых, главное предназначение символа - свидетельствовать о чем-то другом, а не заявлять себя самого что-то другое и есть то большее, что он (символ) должен явить собой; символ являет собой (=выражает, представляет, манифестирует) другое бытие, иной мир; иной мир - значит, мир какого-то другого качества, отличающийся от реальности мира самих символов; ради этого иного мира и существует символ: то - иное бытие это мир сущности; символ как явление (=являющаяся реальность) представляет сущность (=реальность сущности). Наконец, в-третьих, символ не был бы символом, если бы уже в самой своей реальности не нес в себе это нечто иное, отличное от себя и притом более важное, чем он; в самом символе бытие иного присутствует как смысл. Символ и смысл - это две стороны одной медали, две половинки единого целого. Если мы говорим о символе, то подразумеваем присутствие в нем смысла; если мы говорим о смыслах, то всегда предполагаем их носителей символы.

Данное определение понятия символа, может быть приближено к самым различным сферам человеческой деятельности искусству, науке, коммуникации и др.; ведь все они в принципе не могут обходиться без символов. Тогда возникает вопрос в чем особенность средневекового символизма? Почему, как уже было заявлено, символизм - отличительная черта именно средневекового менталитета?

Первое. Символический тип мышления пронизывал все сферы человеческой деятельности интересующей нас эпохи и повседневную жизнь, и религиозный опыт, и искусство, и мышление, обслуживающее практические действия, и философскую мысль. Главная его особенность заключалась в том, что символический мир средневековья соединял в себе два таких пласта бытия, которые различались не просто как реальность сущности (сущностного мира) и реальность явления (являющегося мира), но и как высший и низший миры. Высший, небесный, Божественный, горний мир мир сущности; низший, земной, дольний мир мир явления. Но при этом низшее пропитывается высшим, является проницаемым для него. Эта мера измерения бытия через призму высшего и низшего придает всему бытию ценностный характер. Тот высший смысл, который несут в себе все предметы и события, придает им нравственно-этическую окраску. Символическое мышление настроено на одну волну: оно создает ощущение божественного величия и вечности от всего чувственно воспринимаемого и мыслимого. Оно постоянно поддерживает ощущение божественного смысла жизни. Греховный сам по себе земной мир, который достоин всяческого осуждения, наполняется ценностью; в свою очередь, божественный мир, горний, облагораживает земные дела.

Приведу один из примеров, подтверждающих рассмотренный аспект символического мышления:

книга - если брать тело книги, то перед нами предстанет определенное количество листов бумаги, такого-то формата, переплетенных каким-либо образом, с нанесенной типографской краской в виде точек, черточек и пр.; но книга может быть представлена и как нечто возвышенное у нее, можно сказать, есть душа, душа книги - это творческие вдохновения, замыслы и чувства, ниспосланные свыше и оставленные на страницах книги. Поэтому о книге можно говорить обыденно, по-земному: вот бумага; а можно говорить и возвышенно, как о чем-то божественном вот великое произведение искусства! В ней совмещаются эти две реальности.

В силу соприсутствия двух указанных измерений высшего и низшего (а значит, ценностно-оценочного взгляда на все происходящее) - средневековый менталитет пронизан нравственно-этическими суждениями, зачастую перерастающими в морализаторство. Во всяком событии, во всякой вещи искали мораль, извлекали тот урок, который в ней заключался. В нравственном значении видели самое существенное из того, что можно было бы узнать. Всему тому, что происходило в жизни, находилось подтверждение в виде примеров и типичных случаев из Священного Писания (чтобы кого-либо подвигнуть к прощению, перечисляют соответствующие примеры из Библии; чтобы предостеречь от вступления в брак, вспоминают все несчастные супружества) Священное Писание то зеркало, в котором отражается все происходящее.

Второе отличие. Важная сторона символического миропонимания связана со словами. Канвой, матрицей символического миропонимания в средневековую эпоху являлась словесная ткань бытия. Ведь по сути своей именно слово это одновременно символ-смысл: в словах символическая реальность и смысловая реальность не разнесены по разным мирам, а спаяны в одно целое. Символом является тело слова (графическое или фонетическое его выражение), а смыслом - душа слова (если пользоваться средневековой терминологией).

В средневековье мы обнаруживаем особое отношение к слову, неведомое нам. В Евангелии от Иоанна сказано: В начале было Слово. И Слово было у Бога. И Слово было Бог. В этой догматической формуле заявлена высокая ценность слова, мы не будем заниматься богословскими интерпретациями данного положения, а попытаемся обнаружить своеобразие отношения к слову в интересующий нас период.

По оценкам лингвистов, культурологов, философов в средние века слова сопричастны (родственны) вещам, мир слов равноценен по своей значимости окружающему человека миру вещей. В признании подобного положения совпадают взгляды таких несхожих и никак не пересекавшихся в своем творчестве мыслителей, как А.Ф.Лосев и М.Фуко. В Философии имени Лосева, написанной в 20-ые годы и еще не тронутой методологией марксизма, во многом созвучной по замыслу и полученным результатам творчеству Флоренского в области философии языка (а мы уже упоминали о пристрастиях Флоренского к средневековой культуре), представлена целая концепция онтологической трактовки слова, что и было свойственно средневековью.

Как можно, опираясь на имя, выстроить целую философию? Имя, или слово, для него есть смысл как понимаемая сущность. Из данного признания вытекает важнейший для данной философии тезис: если сущность имя и слово, то, значит, и весь мир, вселенная есть имя и словоВсе бытие есть то более мертвые, то более живые слова. Космос лестница разной степени словесности. Человек слово, животное слово, неодушевленный предмет слово. Ибо все это смысл и его выражение. Мир совокупность разных степеней жизненности или затверделости слова. У Фуко та же мысль, но в ином терминологическом выражении применительно к интересующей нас эпохе звучит так: Мир покрыт знаками, нуждающимися в расшифровке Нет ничего ни в глубине морей, ни в высях небосвода, что человек не мог бы открыть..; все это открывается ему благодаря соответствующим знакам.

Из подобного признания слова и отношения к нему вытекала характерная для средневековья вера в неукоснительное воздействие произнесенного слова отсюда благословения, заговоры, молитвы Имена людей, клички животных, названия растений не пустой звук и дым, не условная и случайная выдумка; имя не есть пустая кличка, поскольку Имя Божие, и оно дается нам, а не создается нами (отсюда церковный смысл именин). Через имя-слово мы приобщаемся к Вселенскому Слову, Божественному Слову-Логосу. Слово, как семя растений, оно может расти, пока не сделается организмом, способным осеменять человеческие души. В Священном Писании аналогия слова и семени одна из самых настойчивых. Флоренский так пояснял божественное присутствие в имени. Как сын наследует свой организм от отца, и в этом смысле можно сказать, что отец присутствует в сыне; но при этом организм самого отца остается при нем и в нем самом, так и Слово Божье возвышает и преображает души носителей имени, оставаясь при этом в своем Божественном статусе. Выходит, что в слове как бы сосредоточена сама суть поименованной вещи. Отсюда и средневековый обычай - всему давать имена, в том числе и вещам неодушевленным. Так, среди драгоценных камней Карла Смелого многие были известны по именам Целитель, Три брата, Короб; мечи, бомбарды также имели свои имена. Следуя духу средневековой традиции, Флоренский большое значение придавал слову, имени (Имеславие как философская предпосылка, Магичность слова). У него мы находим такие строки, а именно: Когда мы говорим: Господи, помилуй! неужели мы остаемся только в своей субъективности? Произнесение Имени Божия есть живое вхождение в именуемого.

Третье отличие. Символизирующий стиль средневекового мышления проявлял себя и в функции объяснения - ведь всякое познание имеет своей целью объяснить предмет познания. В силу своих особенностей он не сводим к причинно-порождающему типу мышления и объяснения, более того, по своей самостоятельности он ему равноценен. Причинно-порождающий стиль мышления в развитом виде присущ науке (еще Аристотель считал, что именно поиск причины или начала отличает доказательное знание, претендующее на объяснение), а значит, он детище новоевропейской науки. Причинный способ познания базируется на объяснении, которое требует постоянного обоснования: любому событию или явлению он заставляет отыскивать причины и рассматривать все вытекающие из данной причины.следствия. Символизирующее мышление ни в какой мере не утруждает себя поисками причин и следствий - объяснение сводится к обнаружению смысловых зависимостей между различными рядами событий. И здесь важную роль играют сходство, подобие, повторение. У М.Фуко мы находим такую важную для нашего рассмотрения оценку: Вплоть до ХУ1 столетия (а это означает, что средневековье полностью подпадает под даваемую им оценку разрядка моя Н.Б.) категория сходства играла конструктивную роль в знании в рамках западной культуры. Именно она в значительной степени определяла толкование и интерпретацию текстов; организовывала игру символов, делая возможным познание вещей, видимых и невидимых, управляла искусством их представления. Символизирующее мышление активно пользуется притчей, аллегорией, метафорой, сравнением, приемами типизации всем тем, что в большей степени присуще искусству, чем науке.

Пурпурные чернила пурпурные одежды византийских государей - кровь Христа - сходство этих явлений вызывает сложные нравственно-смысловые ассоциации; поцелуй является знаком любви, преданности и верности, но библейские сюжеты заставляют вспомнить и предательский поцелуй Иуды; если речь заходит о праведной жизни, то отыскиваются сходства и сравнения в житиях святых; если упоминаются страсти, то, в первую очередь, выстраивается смысловая связь со страстями господними и т.п. и т.д. Нельзя не заметить, как, придерживаясь многовековой традиции, и современные священнослужители, давая оценку тому или иному случаю, обращают слушателя к какой-либо притче, назидательному поступку или библейскому сюжету, имеющим смысловое сходство с рассматриваемой ситуацией.

С точки зрения причинно-объясняющего мышления символизирующее мышление представляет собой нечто вроде умственного короткого замыкания (такое необычное сравнение дает Хёйзинга). Что собой представляет короткое замыкание в мыслях? Оно происходит тогда, когда мысль ищет связь между двумя вещами не вдоль скрытых витков причинной взаимозависимости, а обнаруживает эту связь неожиданным образом, внезапным скачком. И главное - не как связь между причиной и следствием (то, что у Аристотеля получило название движущая причина, и стало главным содержанием новоевропейского понимания причинно-следственной зависимости), но как смысловую и целевую связь (целевая и формальная причины у Аристотеля). Представление о существовании такой связи возникает тогда, когда две вещи обнаруживают одно и то же существенное общее свойство, которое при этом соотносимо с некоторыми абсолютными, высшими ценностями (вещи и высшие ценности это и есть символы и смыслы; короткое замыкание устанавливает связь между ними - символами и смыслами, придавая символам смысл). Пример: Алые и белые розы цветут в окружении шипов это одно событие. Девы и мученики сияют в окружении своих преследователей это второе событие. Средневековый ум соединяет два этих события, усматривая в них нечто существенно общее. Кротость, красоту, нежность, чистоту, непорочность - у цветов, дев и безвинных мучеников. Шипы и преследователи также имеют существенную общность они несут в себе постоянную опасность кровавого следа, они способны пренебречь ценностями чистоты и непорочности и покуситься на их поругание. В таком мышлении главную роль как раз и играют аналогии, уподобления, а не причинно-следственные объяснения.

Символическое мышление (в обозначенном аспекте) дает дорационалистическую расплывчатость границ в понимании вещей и событий (при подобном их отождествлении); оно сдерживает силу рассудочного мышления, придавая легкую неопределенность мысли, создается некая дымка мысли. При всей иерархической взаимозависимости понятий возникает опасность утраты их содержания, мысль как некоторая определенность склонна к улетучиванию В то же время отсутствие рассудочной строгости понятий, полагание на смыслы, а не на законы причинно-следственной связи приводили к отсутствию объективных критериев для сравнения, а значит, и к отсутствию критицизма, некоторому легковерию. Хёйзинга отмечает, что легковерием и неточностью пестрят страницы средневековых книг А Фуко называет знание, построенное на основе сходства и подобия, убогим и зыбким, ведь процесс поиска сходства никогда нельзя считать законченным: каждое данное сходство отсылает к другому и т.д.

На закате средневековья весь мир становится полем действия всеохватывающей символизации; он покрывается каменными цветами символов, превращаясь в нечто механическое (то есть бессмысленное). Символы, как сорняки, захватывают мышление, вырождаясь в болезнь ума. Выстраиваются вереницы символических зависимостей: 12 месяцев обозначают 12 апостолов, 4 времени года 4 евангелистов, а весь год Христа

Прежде, чем перейти к раскрытию следующего вопроса, обратим внимание на один важный теоретический момент: многочисленные философско-религиозные изыскания П.А.Флоренского дали ему основание представить глубинный механизм религиозного познания, который, как нам представляется, правомерно экстраполировать на средневековый менталитет, пронизанный религиозным мироощущением. Идя вслед за Флоренским, с гносеологической точки зрения, в нем можно выделить два взаимодополнительных акта (= две ступени) познавательного действия:

1 акт есть мистическое восприятие. Поясняется это действие таким образом: Познаваемое своей энергией метафизически входит в познающего, а познающий метафизически выходит из себя к познаваемому, облекает его собой. Все это и совершается в религизной жизни, мистическом опыте.

2 акт выражение в слове, или наименование. Присутствие данного акта основывается на признании христианства учением и той роли слова, которая была свойственна средневековой культуре.

Первый акт придает познанию жизненность, второй акт показывает осознанность познания. Из взаимодополнительности двух этих процедур, составляющих полноценный процесс познания, вытекает необходимость как мистического, так и схоластического путей познания мира. К их рассмотрению в данном контексте мы и обратимся далее.