Наиболее репрезентативными фигурами для демонстрации доминирующей версии (среди имевшихся учений о познании) являются Платон и Аристотель и в силу значимости этих фигур для античной и всей последующей философии, и в силу того, что в их философских воззрениях учение о познании было развернуто самым обстоятельным образом, и,наконец, потому, что у других мыслителей идет во многом принципиальный повтор их идей только в ослабленном виде. Соположение данных фигур (Платона и Аристотеля) не следует воспринимать как знак тождественности их представлений о познании. По ряду принципиальных теоретико-познавательных позиций они выступают как антиподы (не случайно Аристотель во многом создавал свою теорию знания через критику платоновских положений), но при этом есть нечто важное, объединяющее их позиции, в противовес софистическим и скептическим взглядам на знание и истину.
Необходимыми и достаточными вопросами, раскрытие которых позволило бы иметь целостную характеристику теоретико-познавательных воззрений, являютсявопросы о том, что понимается под знанием, какой смысл вкладывают в познавательную деятельность и как характеризуют истину?
А. Что Платон и Аристотель понимают под знанием? Если отбросить некоторую двусмысленность в характеристике того, что является знанием, задаваемую контекстом и целевой установкой разных сочинений данных мыслителей, то вырисовывается следующее. Первое, что следует отметить, это высокая оценка знания. Знанию придается высочайшая ценность, именно оно возвышает человека и приближает его к богам. Устами Сократа в платоновских диалогах рефреном звучит мысль:... нет ничего сильнее знания, оно всегда и во всем пересиливает и удовольствия, и все прочее Такая оценка приписывается знанию в силу того, что оно несет в себе нечто особенное. По Платону, только в знаниях раскрывается подлинное бытие (устойчивое, вечное, непреходящее), а вот мнения знанием не являются: мнения (даже истинные, правильные мнения, а не ложные) несут в себе восприятия изменчивого, становящегося или исчезающего (а значит, текучего, временного, преходящего) бытия и, в этом смысле, неподлинного бытия. При таком подходе знания существуют только в сфере мышления, они появляются, когда человек мыслит, ведь только в понятиях (именно в мышлении и происходит определение понятий), являющих результат обобщения и способных обобщать, может быть представлено подлинное бытие - мир сущности: мнение относится к становлению, мышление - к сущности. И как сущность относится к становлению, так мышление - к мнению Заметим, на каком основании происходит отграничение знания и мнения (которое Платон к знанию не относит) - изменчивое (неподлинное) бытие и подлинное бытие, т.е. принцип бытия лежит в основании учения о знании. Чувственные восприятия, приносимые зрением, слухом, обонянием, осязанием и др., играют свою роль в получении знания, они провоцируют, пробуждают работу мысли.
Хотя Аристотель критикует Платона за отнесение сущности только к миру идей (миру подлинного бытия) и признает ее и в мире чувственно воспринимаемых вещей, считая возможным говорить о знании не только сущности, но и иного, его подход к знанию принципиально тождественен платоновскому. Допуская существование знания о единичном (которое дается в опыте), изменчивом, Аристотель расценивает его как низший род знания. В выстроенной им лестнице знания более высокую ступень занимает знание, отвечающее не только на вопрос что? (на него как раз и дает ответ опыт), но и на вопрос почему?, т.е. раскрывающее причину и начала существующего (но ведь, как ни крути, такое знание и есть знание о сущности). Высший род знания, по Аристотелю, представляет собой знание ради знания, а не ради пользы, другими словами, умо зрительные знания, а не те, которыми пользуются в искусствах творения. Ведь цель умозрительных знаний - истина, тогда как цель вторых - дело. Наделяя высший род знания эпитетом превосходнейшее, мыслитель связывает его с деятельностью чистого мышления, как мышления о мышлении, когда ум мыслит сам себя, он способен постичь первопричины и первоначала всего существующего, которые принадлежат миру неподвижной сущности.
Такой образ жизни (умозрительное познание мира) соразмерен божественному, он возвышает человека, и присущ он философам. Аристотелевская лестница знания выстроена по сути дела на градации ступеней бытия (=иерархии сущностей) - от единичных, чувственно воспринимаемых сущностей, до сущностей высших порядков, несущих первоначала и первопричины всего существующего, постигаемых только чистым мышлением.
Как видим, принципиальные моменты в понимании природы знания у Платона и Аристотеля совпадают. Основания и - соответственно - все аргументы, касающиеся вопросов о знании, его природе и родах знания, уходят в их учения о бытии, т.е. в онтологию. Так, различение знания и незнания дается на бытийственной основе. Если знание представляет подлинное бытие мира сущего, то о несуществующем и не может быть знания, незнание сополагается с не-сущим. Отличительная черта знания заключается в понятийном, мыслительном представлении всего того, что дается человеку, тем самым знания оказываются тождественными мышлению, уму, разуму, а незнание и невежество соответственно квалифицируются как состояния, близкие к безумию, безрассудству, и это самая тяжелая кара, которая может выпасть на долю человека. Чувственные впечатления и мнения либо не рассматриваются как знания, либо относятся к низшему сорту темного, смутного знания. Подобный подход к природе знания преобладает на протяжении всей античной философии, его можно обнаружить у Гераклита и Анаксагора, атомистов и стоиков и у многих других. Так, для Демокрита, хотя без ощущений и чувственных восприятий невозможно познать истекающие от вещей эйдолы, мир атомов постигается только мыслью, разумом, чувства же нередко вводят в заблуждение относительно подлинной природы вещей.
В.Каким смыслом наделялся процесс познания, само познавательное действие? В поисках ответа на данный вопрос мы также обнаруживаем принципиальное сходство позиций Аристотеля и Платона.
Первое. Познание, по Платону, представляет собой созерцание мира подлинного бытия, т.е. созерцание идей. Расписывает акт созерцания он таким образом: это состояние размышления, когда душа остается сама с собой (отрешается от тела), она ведет исследование и направляется туда, где все чисто, вечно, неизменно; созерцание - это подъем, восхождение души в область умопостигаемого. Перечень синонимов, используемых Платоном для раскрытия созерцания, можно продолжить, но смысл познания как созерцания в его интерпретации, я думаю, достаточно ясен: созерцание - чистое умозрение, не скользящее как наблюдение по поверхности вещей, а доходящее до их сути. Для Аристотеля также фундаментальным признаком познания является созерцание. Именно по этому признаку он противопоставляет познание любому искусству (технэ), включающему в себя виды деятельности, связанные с производством изделий или вещей и их обладанием. Познание как созерцательная деятельность не производит вещей и не дает возможности телесно обладать ими, но способно постигать их сущность, благодаря полной отрешенности и незаинтересованности в полезности исследуемого. При таком понимании познание как созерцание наделяется одновременно и статусом теоретической деятельности, поскольку слово теория по-гречески и означает рассмотрение, вслушивание в природу бытия. Нередко познание, развитое в философских учениях этого времени, и называется теоретико-созерцательной деятельностью (вспомним хотя бы оценки Гуссерля). Поскольку Аристотеля интересовали преимущественно вопросы научного познания, то он усиливает отмеченные у Платона оценки познания, как размышления, исследования, умопостижения, еще и такими характеристиками, как обоснование, доказательство, выведение, умозаключение и пр.; у него познание совершенно отчетливо выступает в функции объяснения.
Второй важнейший момент - в понимании познания как особого действия. Познание для античных мыслителей не индифферентно по отношению к тому, что происходит с человеком, говоря современным языком, это не простое приращение или приобретение новой информации. Неслучайно Платон и Аристотель придавали познанию божественный смысл: познание - это подъем и восхождение души, оно возможно при ее очищении от телесных потребностей и запросов, ведь только так можно стать свободным и незаинтересованным в какой-либо пользе. Познание просвещает, воспитывает человека, поэтому познать - это не то же самое, что перевернуть черепок, тут надо душу перевернуть от сумеречного дня к истинному дню бытия
Все отмеченное заставляет признать: познание - это действие, имеющее моральный смысл, и нравственная сторона познавательного процесса имеет главенствующее значение, тем самым учение о познании смыкается с этикой. Отсюда вытекает и еще одна черта знания (как результата познания), ранее не отмеченная: знание - это добродетель. Устами Сократа данное признание звучит так: знание прекрасно и способно управлять человеком, так что того, кто познал хорошее и плохое, ничто уже не заставит поступать иначе, чем велит знание, и разум достаточно силен, чтобы помочь человеку... Мысль достаточно прозрачна: только знание позволяет различать добро и зло, и только благодаря знанию мы совершаем справедливые поступки, а ошибаются по недостатку знания Из сказанного следует весьма сильный вывод - все есть знание: и справедливость, и рассудительность, и мужество Итак, познание - это не просто мыслительная деятельность, оно одновременно является нравственным поступком, напрямую затрагивающим внутренний мир человека, преобразующим его душу. Может быть, именно поэтому для античных философов теоретико-созерцательный образ жизни и имел до того важное значение, что его носителей - философов - Платон готов был произвести в правители государства: ведь познание для него то же самое, что нравственноделание. И, соответственно, знание оказывается носителем ценностных смыслов, а не нейтральным носителем информации о сущности бытия. Знание есть Благо, оно добродетельно по самой своей сути. В неразрывном единстве знание-благо, знание-добро акцент все-таки должен быть сделан на знании, вокруг него идет все круговращение. И этаустановка в отношении знания присутствует и у поздних античных философов. Так, стоики проповедующие иной образ жизни (не теоретико-созерцательный, а устремленный к счастью), средством его достижения считали благоразумие, который и предстает как описанный выше способ познания.
И еще один момент, касающийся трактовки познания, необходимо отметить. В соответствии с ним взгляды Платона и Аристотеля кардинально расходятся и, как нам представляется, закладывают основы двух традиций, которые в своеобразной форме будут воспроизводиться и в последующие эпохи. Что имеется в виду? Речь по существу идет о самой сути познания. Для Платона познание есть процесс воспоминания (припоминания или восстановления) того, что уже было в душе познающего, получается, что знания человека имеют врожденный характер - мы рождаемся, владея знанием, поэтому познавать и означает восстанавливать с помощью чувств уже принадлежащие тебе знания, а, соответственно, забывать - утрачивать знания. Такая трактовка познания связана с общефилософскими воззрениями Платона, его учением об идеях. Носителями идей являются души, души бессмертны и могут существовать вне тела, но и тогда они обладают разумом, несут в себе знания. Вот поэтому вселившаяся в конкретное тело бессмертная душа в процессе познания как бы восстанавливает уже имевшиеся у ней знания. Тело же только сбивает душу с истинного пути, а накрепко связанная с телом душа и того хуже - погрязает в невежестве. Но нас в данном случае интересует суть данного подхода: познание - припоминание, оно тождественно с тем состоянием, в котором пребывает душа, оставаясь наедине с собой, поскольку знание ей врождено. Аристотель полемизирует с Платоном. По поводу означенного принципа он выдвигает контраргумент, замечая следующее: если бы оказалось, что знание нам врождено, то почему оно остается незамеченным. По Аристотелю, знания мы приобретаем, мы их заранее не имеем. Это существенное для него положение он объясняет так: совершенно очевидно, что знание, чувственное восприятие, мнение и размышление всегда направлены на другое, т.е. на то, что знанием, разумом, мыслью не является - ведь мыслить и быть мыслимым не одно и то же. Знания не могут изначально присутствовать в познающей душе, они должны быть приобретены; в этом смысле Аристотель называет познание особым родом обладания. Совпадение мысли и того, что мыслится, возможно для мышления о мышлении (когда мысль обращает внимание сама на себя, а это есть механизм рефлексии) и свойственно также божественному мышлению, которое направлено на само себя, на протяжении всей вечности.
Любопытен тот факт, что, конспектируя аристотелевские тексты, Ленин вышеизложенные рассуждения оценил в высшей степени положительно, отметив, что в них нет сомнений во внешней реальности. Итак, отличие позиций Платона и Аристотеля заключается в том, что для первого познание по своей сути и несомому им содержанию целиком тождественно с внутренним состоянием познающей души, тогда как для второго познание соединяет и делает действительностью нечто новое - предмет мысли и саму мысль.
С. Как понимали истину античные мыслители? В лице Аристотеля античная философия делает открытие, которое становится отправной точкой и критерием сравнения для всех последующих нововведений по вопросу об истине. Разбирая все те сложные ситуации, с которыми столкнулись предшествующие мыслители, решая вопросы об истинности человеческих восприятий, представлений, мыслей, выраженных в суждениях, он обосновывает позицию, которая позднее получила название концепции соответствия. Суть ее заключается в том, что для установления истинности восприятий, мнений, суждений, представлений их необходимо соотнести с тем, что позволило им возникнуть, движет ими, а само остается согласным со своей природой. Мы находим у него такое рассуждение:... вино, если изменится оно само или лицо, принимающее его, может показаться то сладким, то несладким; но само сладкое, каково оно, когда оно есть, никогда не менялось..., и то, что должно быть сладким, необходимо будет таковым...: ведь с тем, что необходимо, дело не может обстоять и так и иначе, а потому если что-то существует по необходимости, то оно не может быть таковым и (вместе с тем) не таковым.
Мы не будем приводить его размышлений об особенностях установления истинности, зависящие от многообразных факторов и ситуаций (скажем, ощущения для него всегда достоверны, а вот истинность суждений зависит от того, о чем они - о сложных или простых вещах), которые анализирует Аристотель. Приведу лишь пример, ставший классическим, и который ярко демонстрирует принцип соответствия аристотелевской концепции истины. Он пишет:...не потому ты бледен, что мы правильно считаем тебя бледным, а, наоборот, именно потому, что ты бледен, мы, утверждающие это, говорим правду. В этой фразе Аристотель проигрывает как бы два возможных положения, одно из которых явно нелепо - раз мы считаем тебя бледным (седым, кривым, горбатым, умным и пр.), так ты таковым и становишься, а второе положение показывает единственно допустимый путь оценки правильности знания - его соответствия реальному положению дел. Итак, истина в изложенном выше толковании предстает как а) характеристика человеческих знаний; как б) проверка их правильности, которая устанавливается через соотнесение знаний с тем, что необходимо существует по собственной природе.
Отсюда ложь, заблуждение, ошибка (мы здесь не будем их различать) - все то, что не соответствует собственной природе вещей. Это происходит, например, тогда, когда в мыслях соединяют то, что по природе разъединено, или, наоборот, разъединяют то, что по природе соединено. Отметим только одну, казалось бы, тонкость. Аристотель обстоятельно рассматривает как быть с вещами односоставными (говоря современным языком, не имеющими элементов), ведь здесь уже нет того, что можно было бы соединять или разъединять. Важен здесь факт постоянного обращения мыслителя к проблемам бытия при решении вопроса об истине.
И вот здесь хотелось бы высказать одно важное положение относительно понимания истины античными мыслителями. К открытию этого смысла истины подталкивает исследование Хайдеггера Учение Платона об истине. Хотя в названии речь идет о платоновском понимании истины, цель исследователя более масштабна, а именно: он пытается по-новому осмыслить то толкование истины, которое было характерно послеплатоновской эпохе (включая и Аристотеля). В его замысле Платону принадлежит особое место. Хайдеггер обнаруживает двусмысленность в позиции Платона; при этом двусмысленность надо понимать как наличие двух смыслов. Один из этих смыслов и раскрывает истину как соответствие, как оценку правильности высказываний. Это как раз тот смысл истины, который затем обстоятельно развивает Аристотель. Но в философских воззрениях Платона, по мнению Хайдеггера, присутствовал и иной, более глубокий смысл, который, в отличие от названного, - гносеологического (истины как характеристики знаний) - правомерно назвать онтологическим пониманием истины.
В этом случае истина рассматривается как характеристика самого бытия, что Хайдеггер поясняет таким образом: у Платона истина понимается в наиболее глубоком смысле как алетейа - открытость бытия. Если обратиться к текстам Платона, то, действительно, можно обнаружить у него отождествление истины с миром идей - миром подлинного бытия. Мир идей, который являет собой одновременно Благо, Добро и Красоту, и есть мир истины. Отсюда и заблуждение (как полярное по смыслу понятие) случается тогда, когда душа, устремленная к истине, проносится мимо нее, т.е. заблуждение - это отклонение от истины, понятой как особый бытийственный мир, самый что ни на есть мир подлинного бытия. По мнению Хайдеггера, вся последующая философия отбрасывает онтологический смысл истины, да и сам Платон уходит к толкованию истины как правильности, а значит, к сугубо гносеологической ее трактовке, которая по сути дела является производной от онтологической истины.
Если следовать самой идее Хайдеггера, то и у Аристотеля присутствует онтологическое понимание истины. Для подтверждения приведем одно из аристотелевских высказываний в Метафизике, позволяющее и у него обнаружить истину не только как соответствие (процитируем эту фразу в контексте):... наиболее истинно то, что для последующего есть причина его истинности. Поэтому и начала вечно существующего всегда должны быть наиболее истинными: они ведь истинны не временами и причина их бытия не в чем-то другом, а, наоборот, они сами причина бытия всего остального; так что в какой мере каждая вещь причастна бытию, в такой и истине. (курсив мой - Н.Б.) Интерпретации этой фразы могут быть разные, но вряд ли можно оспорить тот факт, что в ней с позиций истины оцениваются сами вещи.
Значит, у античных философов истина имеет два смысла. Первый и решающий смысл раскрывает истину как характеристику самих вещей, причастных подлинному бытию; второй смысл производен от первого - он раскрывает истину как характеристику знаний, истинность дает им (знаниям) оценку на соответствие, адекватность, правильность, а мерилом выступает необходимая и согласная с собой природа существующего. Забвение онтологического смысла истины и воцарение гносеологического смысла как единственно допустимого можно рассматривать как движение по пути рационалистической ориентации учений о познании.
Подводя итог рассмотрению данного вопроса, следует отметить следующее: 1) учения о познании Платона и Аристотеля являются репрезентативными для всей античной философии, их принципиальные положения, сохраняя свою суть, воспроизводятся и в самых поздних школах и течениях; 2) решение вопросов о природе знания, познания и истины у данных мыслителей определяется их трактовкой бытия; представления о бытии - то предельное основание, на котором выстраиваются аргументы в пользу того или иного понимания знания, его видов, природы истины и пр.; эту установку можно квалифицировать как онтологизацию теоретико-познавательных проблем, что связано с неотделимостью теоритико- познавательных вопросов от онтологии, их слитности; 3) в решении теоретико-познавательных вопросов очевидна рационалистическая ориентация подходов рассмотренных мыслителей; и это все те же критерии рациональности, которые были выделены при исследовании античной культуры в целом и способа познания, свойственного античным философам, - признание за знанием высшей ценности, превосходства умозрительно-теоретической деятельности над другими, а также постепенное сведение истины к характеристике уже только знаний, а не самого бытия.
