Вопрос: Иррациональный опыт античности

Реконструируя познавательный опыт античной культуры, накопленный за более чем тысячелетний период, мы постоянно придерживались одной идеи - рационализм данной эпохи надо воспринимать лишь как общий вектор или ориентацию, а не как единственную его характеристику или тем более норму. Менталитет античности пульсировал между крайностями рационального и иррационального в человеческой жизнедеятельности и впитывал в себя обе составляющие. Полюса рационального и иррационального причудливо переплетаются не только на разных этапах античности, но в жизнедеятельности и творчестве отдельных ее представителей.

Сейчас мы ставим перед собой задачу осмыслить особенности проявления иррационального начала человека в интересующую нас эпоху, обнаружить, каким образом это сказывалось в способах постижения мира и как было представлено в философских учениях о познании. Замечу, что подобный угол зрения на античную культуру был не свойственен отечественной истории философии советского периода, здесь обнаруживается колоссальный разрыв с дореволюционными историко-философскими исследованиями. (В качестве примера сошлюсь на учебник А.Н.Чанышева Курс лекций по древней и средневековой философии. М.,1991). Из 29 тем курса лекций средневековью, в явном виде представляющему мистику и иррационализм, отведено только 3 последних темы. Это сугубо количественная оценка (о содержании я уже и не говорю). Важность рассмотрения этой проблематики видится еще и в том, что находившаяся под запретом иррационально-мистическая литература лавиной обрушилась на современного читателя, интерес к ней огромен, но, к сожалению, отсутствует культура восприятия подобной литературы. И нам совместно предстоит этому учиться.

Что касается иррациональных проявлений в человеческой жизнедеятельности на этапе заката античной культуры, то в литературе это достаточно общепризнанный момент, поскольку дело шло к господству религиозной формы жизни, когда устанавливался примат веры над разумом. Как ни покажется странным, гораздо сложнее найти подтверждение присутствия иррациональной составляющей в ранний период эллинской эпохи. С него и начнем, а с целью заострения проблемы приведу несколько парадоксально звучащую мысль: греки любили повторять: Мера, мера во всем. Но не являлось ли это частое обращение к мере намеком на то, что греки в чем-то побаивались самих себя? Не угадывали ли они в глубинах своей души наличие сил совершенно противоположных разуму и порядку? Если бы греки действительно были чужды всему темному, безмерному, хаотическому - для чего бы тогда понадобилось столь настойчиво проповедовать меру? В данном вопросе как раз и заключена вся суть интересующей нас проблемы. Присутствие иррационального начала в жизни древних греков несомненно, оно в своих проявлениях прямо противоположно рациональному, и в то же время они дополняют друг друга. Что же оно собой представляет?

В рецензии четвертьвековой давности, один из авторов которой известный отечественный специалист по античной философии и культуре Ф.Х.Кессиди, говорится следующее: Вплоть до последних десятилетий многие исследователи античности считали, что древние греки...были прирожденными рационалистами, не знавшими об иррациональных факторах человеческой практики и поведения Рецензия же посвящена книге Е.Р.Доддса Греки и иррациональное (E.R.Dodds. The Greeks and Irrational. University of California Press, Berkeley, Los Angeles, London, 1971) (название книги говорит само за себя), в которой пересматривается это достаточно широко распространенное мнение. Воспроизведем только основной аргумент автора. Раскрывая путь античной культуры через призму зависимости поступков людей от сознания и разума, Доддс прослеживает такую закономерность: сначала это был длительный процесс обретения и признания ценности за рациональными действиями людей, который достиг высот во времена греческого Просвещения (с конца 1У до конца 111 века), но затем происходит возврат к иррационализму. Как сказано в рецензии, основную ответственность за возврат к иррационализму в античном мире автор возлагает на греческий рационализм, в особенности на рационализм эпохи эллинизма, переоценивший человеческий интеллект и игнорировавший... иррациональные моменты в природе человека. Иррациональные проявления жизни античного мира Доддс, в первую очередь, связывает с религиозными верованиями низших слоев населения. Народная вера, как ее он называет, являлась объединяющим началом, сохраняющим общность нации особенно в сложных ситуациях - военное время и периоды всевозможных катаклизмов требовали от масс подчинения чужой воле и бессознательных действий. Целый ряд факторов (о которых шла речь при раскрытии первого вопроса) постепенно привели к размежеванию веры народа и веры интеллектуалов. Одновременно совершались такие процессы: рационализм...продолжал распространяться от верхов к низам, антирационализм (магическая медицина, астрология, алхимия и т. п. - Авт.) распространился от низов к верхам, и последнему суждено было победить.

В объяснении Доддсом причин упадка греческого рационализма, а вместе с ним и всей культуры авторы рецензии отмечают противоречие - с одной стороны, он считает, что утрата политической свободы в эллинистический период могла содействовать обескураживанию интеллектуальной практики, а с другой - говорит о будто бы обретенной в этот период индивидуальной свободе, с которой греки не знали, что делать. Позиция самих авторов такова: именно падение полиса в результате обретения социально-политических и экономических противоречий, утрата политической свободы и отстранение граждан от общественно-политической деятельности, без которой греки не мыслили себе ни общественной, ни индивидуальной жизни, и явились главными причинами того, что Доддс называет возвратом к иррационализму. Никакой особой расшифровки по поводу того, как понимать народную религию, в тексте рецензии мы не находим; в основном признаки иррациональных действий сводятся к бессознательности - отсутствию контроля и регуляции со стороны собственного рацио и подчинению таинственным внешним силам; заметим также, что та конкретизация антирационализма, которая приведена в цитате из книги Доддса, - магическая медицина, астрология, алхимия и т. п. - дана все-таки авторами рецензии.

Для прояснения интересующего нас вопроса обратимся к другим источникам. Один из них - уже упомянутая История религии протоирея А.Меня настраивает на весьма непривычное восприятие античного мира. Вот одно из них:...следует признать, что старый романтический образ Греции далек от действительности: он является лишь одним из мифов, унаследованных от эпохи Возрождения... Еще в Х1Х в. была как бы заново открыта мистическая Эллада, суровая и трагичная. Стало понятно, чем была для греческого духа буйная стихия Диониса, вера в Судьбу, породившая античный ужас;... В этой новой Элладе по-прежнему остается место эстетам и жизнелюбам, скептикам и рационалистам, но мы также находим в ней пессимизм и уныние, растерянность и отвращение к жизни. Мы обнаруживаем в ней мистическую тоску...Печатью трагичности отмечена и история греческой мысли. Неимоверные усилия проникнуть с помощью разума в тайники Сущего при всем их героическом величии были отравлены сознанием своей немощи и безнадежности.

Всего этого слишком долго не видели или не хотели видеть, а между тем, быть может, именно здесь трепетало самое сердце греческого мира (подчеркнуто мною - Н.Б.). Столь длинная цитата приведена потому, что в простых и вместе с тем точных словах представлены иррациональные проявления эллинской культуры в их многообразии и живой реальности, и одновременно с этим задана определенная канва объяснения причин и истоков существования этих сторон жизни. Если собрать воедино перечисленные в цитированном фрагменте слова, в которых выражены проявления иррационального, (суровая, трагичная, буйная стихия Диониса, вера в Судьбу, античный ужас, пессимизм, уныние, растерянность, отвращение к жизни, тоска, сознание немощи, безнадежность и др.), то суммирующим ощущением мира станет что-то темное и трагичное. Близок в своих оценках этой стороны жизни древних эллинов другой наш соотечественник - Н.С.Арсеньев, с идеями которого можно ознакомиться в репринтном издании книги Путь (впервые изданной в 1926 году в Париже), где в примечаниях от издательства сказано, что авторы, опубликованные в Пути, составляют гордость русской философской и богословской мысли. Публикация Арсеньева названа Пессимизм и мистика в древней Греции. Он, как и Мень, считает, что давая целостную оценку античности, нельзя также отрицать, что наряду со светлым, жизнерадостным миросозерцанием... часто, весьма часто открывается... и струя глубокой меланхолии греческой народной души. Радостное, художественное миросозерцание далеко не исчерпывает картины... под сияющим покровом художественно-гармонической олимпийской веры (которая до известной степени является произведением великих поэтов и художников Греции, прежде всего Гомера, и которая проникает как в общественную, так и в частную жизнь древнего грека), таится еще иной мир, совокупность более первобытных, более диких - странных и нередко мрачных религиозных представлений, иное, отличное от классического эллинского восприятия действительности - то, что можно назвать нижним слоем греческой религиозности. Это темное, иррациональное, но вместе с тем глубоко живучее наследие далекой старины, не отмиравшее и в эпоху расцвета греческой культуры, но цепко угнездившееся во всех закоулках народной души, врывавшееся на каждом шагу в повседневную жизнь.

Совершенно очевидно, ракурс рассмотрения античности, предлагаемый Н.С.Арсеньевым, по своей сути совпадает с тем, что было сказано у А.Меня. Появляются дополнительные описания, но мысль та же. Поскольку категориально трудно выразить опыт иррациональной связи с миром и не оживлена в должной степени прервавшаяся традиция, прибегнем к цитированию. Каким содержанием наполнена эта сторона жизни, помимо сказанного? Какое ощущение о мире и человеческой жизни впитывалось вместе с ней (здесь не может быть речи о формировании представлений, поскольку всякая форма уже несет в себе некий порядок и гармонию)? И почему это все-таки нижний слой жизни? По данному поводу мы находим такие разъяснения: это было представление о бесчисленных духовных силах, населяющих весь мир, носящихся повсюду, при том силах иррациональных, расплывчатых, неясных в своих очертаниях, но могучих. Их воздействие сказывалось на каждом шагу, со всех сторон окружали они человека; человек являлся лишь островком среди океана волнующейся духовной стихии (подчеркнуто мною - Н.Б.) И еще одно важное оценочное сравнение, которое встречается в названных текстах обоих мыслителей: если вера в Олимпийских богов очеловечивала богов и возвышала человека, то вера и поклонение темным, иррациональным силам расчеловечивала людей, уподобляла их звероподобному животному состоянию. Как видим, в стихии народной жизни, в глубинах и закоулках народной души, особенно в среде сельских жителей, всегда присутствовали и были очень живучи представления о темных, неясных, расплывчатых силах, разлитых в явлениях природы, которые в то же время вечно сопровождают человека, ни на шаг не отступая от него, и жизненно значимы для него.

Перейдем от оценок, в которых признается существование иррациональной стороны жизни эллинской культуры, к характеристике того особого способа постижения мира, который она (иррациональная составляющая культуры) продуцировала. Первое, что хотелось бы выделить с самого начала. Иррациональное втягивает человека в водоворот жизни и смерти (а ведь жизнь и смерть предметно, чувственно- образно не представимы), но они неотступно следуют за каждым, ими определяется и повседневное наше существование. Иррациональное столь глубоко, что остается непостижимым и таинственным для разума, вызывая у него лишь страх, и в то же время оно лежит на поверхности жизни, поскольку через него проходят все и каждый в отдельности; оно не знает ни социальных, ни возрастных границ. Не случайно в названных выше источниках иррациональное сопрягается с пессимизмом, страхом, унынием. Человек смертен, и в то же время жизнь, природа неистребимы. Как преодолеть смерть, как приобщиться к тому постоянному возрождению жизни, которую человек наблюдает в природе? Ответы на них древний эллин мог получить, приобщившись к тайному знанию, открываемому в мистериях. Такой разворот иррационального (выход на знания) снимает вопросы по поводу того, как все это соотносимо с гносеологией. Усилим сказанное ссылкой на многозначительное и любопытное суждение Климента Александрийского: В мистериях есть предугадание истины Оказывается мистерии могут иметь какое-то отношение к истине, но это, безусловно, не та истина, о которой писали Платон и Аристотель, по поводу которой дискутировали софисты и скептики. И тем не менее французский историк Шарль Диль писал: Ничто не может сравниться с чувством глубокого благоговения, которое испытывали к Элевсинским мистериям самые серьезные умы древнего мира, философы, государственные мужи, ораторы, историки и поэты. Начиная от Пиндара и до Платона, от Исократа и до Цицерона, все согласно признают, что мистерии глубоко влияли на души людей

Элевсинские мистерии связаныс первоначальным земледельческим культом воскресающей природы, с божествами земного плодородия (Деметра, Дионис, Плутон, Кора и др.); особая роль принадлежала богине Деметре, которая обладала таинственной мощью возрождения природы и силой бессмертия. Свое название мистерии получили от города Элевсин, который располагался неподалеку от Афин; в течение более 10 столетий таинства Элевсина находились в центре религиозной жизни греческого народа. Элевсинские мистерии представляли собой регулярно повторяющиеся обрядово-ритуальные действия (включавшие обряд инициации = посвящения в божественную жизнь), которые имели как бы магическую связь с повторяемостью природных процессов, отсюда и часто встречающееся толкование мистерий как священнодействий. Посвященные в эти таинства жили верой в обретение не только земного благополучия, но и вечной жизни, бессмертия. Именно поэтому мистерии несли в себе тайное, эзотерическое знание, которое строжайшим образом охранялось, а посвященный в мистерии давал клятву молчания. Мистерия разыгрывалась как сакральная драма, которая потрясала души зрителей. Она оказывала воздействие в первую очередь не на разум и рассудок человека, а на все его существо: обряды Деметры назывались теамата - зрелище, ибо то был священный театр, который... давал... сопереживание божественной жизни. (курсив мой - Н.Б.)

Итак, познание тайны жизни и бессмертия через сопереживание и приобщение к божественной жизни. По сохранившимся преданиям центральным моментом мистерий, высшей ступенью посвящения было созерцание символов... служитель Деметры выносил перед посвященными колос. Возможно, то был знак бессмертной богини (имя Деметры и означает Мать Зерна) (разрядка моя - Н.Б.) и считалось, что человек, чьи духовные очи отверсты, узрит в колосе токи незримой силы. Дрожащее сияние, окружающее зерно, аура, которую может видеть лишь мист, есть свидетельство его связи с богиней. (курсив мой - Н.Б.) Курсивом выделены слова, раскрывающие непривычность способа познания жизни и смерти, который происходил в мистериях. Мистерия как ритуальное действо, безусловно, включала в себя и познавательный момент, позволяя зрить незримое, видеть невидимое, отсюда однокоренное слово мистес означало видящий сквозь туман. Быт и обыденность, как туман, обволакивают людей своими нуждами и заботами, активизируя только им потребные центры эмоционально-чувственной и умственной деятельности. Но опыт прошедших поколений хранит, как тайну, знание чего-то безмерно более важного, чем повседневность, поэтому и приобщиться к этой тайне (и именно в этом смысле познать ее) можно тоже только необычным способом.

В дионисийских мистериях та же природная стихия - Дионис, или Вакх, божество производительной мощи природы., дионисизм нес в себе веру в плодородие полей и виноградников. Женские оргии в честь Диониса отличались от мистерий Элевсина тем, что посвященные были не просто зрителями-созерцателями, а непосредственными участниками. Вакхические действа (вакханалии) втягивали их в безумный поток природной жизни, сливаясь с ней и доводя до состояния буйного экстаза, одержимости, исступления. Цель дионисийских мистерий - самозабвение, выхождение из себя, полная утрата контроля со стороны сознания, каких-либо социальных норм и вообще всякого здравого смысла, что и позволяло воспринять бога и слиться с ним в нераздельное единство. У А.Меня находим такое описание: Опека разума исчезала, человек как бы возвращался в царство бессловесных. Поэтому Дионис и почитался божеством безумия. Ведь он сам - олицетворение иррациональной стихии, безумствующий Вакх, как его называл Гомер. Согласно мифам, появление Диониса всегда влекло за собой помрачение рассудка... Приверженец Диониса чувствовал себя снова, подобно своим далеким предкам, не сыном городской общины, а детищем Матери-Земли.

О, как ты счастлив, смертный,
Если в мире с богами
Таинства их познаешь ты... (Еврипид. Вакханки, 75-77) (подчеркнуто мною - Н.Б.)

Орфические мистерии (упоминания о которых встречаются уже в У1 в. до н. э.) унаследовали мистическую глубину первоначальных оргий Диониса и по своему происхождению были связаны с ними. Но в орфических таинствах (мистерии орфиков содержались в строжайшей тайне) происходит нравственное просветление дионисийства. Выражалось это в том, что члены орфических общин не отказывались от разумности человеческой природы, не пытались выйти за пределы разума, а, напротив, стремились к духовному очищению и возвышению человека; другими словами, они не подавляли, не притупляли и не растворяли жизнь человеческого сознания в природно-иррациональных, зверино-подобных потоках жизни, а возвеличивали сознательное начало человека как знак его божественной природы. Но это все-таки был путь мистериального постижения божественной жизни путем очищения, аскезы и нравственного совершенствования - слияние с ней (божественной жизнью). Цель орфических таинств возвращение к божественному первоисточнику, поскольку души человеческие отпали от первоначального единства с божеством и скитались по миру. Орфический путь постижения мира являент собой особый образ жизни (это ритуально-нравственный жизненный уклад) - это путь спасения. И в этом он во многом совпадает с пифагорейским образом жизни. Сравнение орфизма и пифагореизма еще нуждается в обосновании. В данном случае важно, что то и другое несло в себе тайные, эзотерические пути познания и связаны были с иррациональными сторонами человеческой жизни. Сошлюсь на те оценки и сравнения, которые мы обнаруживаем в уже упоминавшейся ранее книге В преддверии философии. Там есть такой пассаж: пифагорейцы в значительной мере придерживались традиционной мудрости (т.е. не рационализировали познания Н.Б.) пифагорейцы признавали реальность противоположностей и разделяли общее предпочтение, отдаваемое свету, неподвижному и единому, рассматривая темное, изменяющееся и множественное как зло (но все-таки признавали существование зла, темного и пр. Н.Б.). Их дуализм, их вера в переселение душ и их надежда на освобождение от круга рождений связывало пифагорейское учение с орфизмом. (курсив мой Н.Б.) В действительности учения Пифагора принадлежат преимущественно к сфере мифопоэтической мысли. Это можно объяснить, помня о его ориентации. Пифагора не интересовало знание ради знания, он не разделял отрешенной любознательности ионийцев. Он проповедовал путь жизни. Пифагорейское общество было религиозным братством, стремившимся сделать своих членов святыми (подчеркнуто мною Н.Б.). Но его богом был Апполон, а не Дионис. Его методом было познание, а не экстаз. Для пифагорейцев знание было частью искусства жить, а жизнь была поисками спасения. (выделено мною Н.Б.)

Мистериальный опыт раннего этапа античной культуры находит воплощение и в религиозно- философских учениях. Орфизм это не только особый образ жизни посвященных, это еще и особое учение; есть упоминание об орфических гимнах, в которых своеобразно сочетается мистическое, мифическое и оккультное знание. Сохранилось также много свидетельств о том, что и пифагореизм был тайным знанием, которое под страхом смерти нельзя было разглашать непосвященным. Посвящение в тайны пифагорейского союза предполагало прохождение двух ступеней. Первая ступень готовила акусматиков (от слова акусма загадка, тайна, шифры подлинного бытия (не разгребай огонь руками, острова блаженных (Солнце и Луна), притча); приобщенные к этой ступени в повседневной жизни воздерживались от удовольствий, очищались от суетных забот, хранили обет 5-летнего молчания. Вторая ступень готовила математиков, которые через особые действа приобщались к смыслопорождающей модели подлинного бытия и всех вещей, которая выражалась краткой формулой Все есть число. Мистическая струя пифагореизма заключалась в том, что это учение рассматривалось как средство религиозного обращения личности, ее подключения к тайным, сакральным силам. А постижение высшей истины и приобщает к Богу.

Далее следовало бы назвать имена и учения других представителей античной культуры, которые обнаруживали в своих философских учениях приверженность мистике. Здесь можно упомянуть оценки Доддса, данные позднему Платону, да и вообще сама платоновская идея души, ее вечности и убежденность его в переселении душ свидетельствуют, что Платон не может рассматриваться как 100% рационалист, в нем весьма сильно иррациональное начало (если сравнивать его с Аристотелем). Можно упомянуть также о магии, астрологии и других подобных явлениях в период римской культуры. К тому же экспансия греческой культуры на Восток в эпоху эллинизма не могла не усилить мистическую струю жизни.

См. книгу С.Булгакова по истории мистики он включает в эту историю имена александрийских философов (Филон Александрийский, Климент Александрийский, Дионисий Ареопагит); между прочим, мистическая струя в философских учениях античности значительно усиливается к эпохе заката античной культуры. Здесь нельзя обойти творчество Августина Аврелия, крупной фигурой в этом направлении, несомненно, является и Плотин. См. интерпретацию основной философской идеи Плотина, данную Л.Шестовым.

Подведем итоги: 1. Иррациональное начало присутствовало в жизни античной культуры. Оно было связано с жизненно необходимыми сторонами человеческого бытия вопросами жизни и смерти. 2. Поскольку иррациональное начало представляет собой предметно не оформленные факторы бытия (стихия и хаос), и поэтому недоступное ни разуму, ни внешним чувствам, то античность хранит в себе опыт мистериального постижения этих сторон (имеется в виду иррациональное начало) человеческого бытия. 3. Культ природных мистерий постепенно трансформировался в особый способ (путь) иррационального постижения всей полноты бытия (а не только гармонии и меры), этот путь познания сопрягается с познанием как своеобразным действием приобщения к иррациональным (божественным, природно-стихийным, жизненно-необходимым) силам; познание как мистическое проникновение. Оно не

преследует цели достижения истины самой по себе, истиной становится сам путь проникновения, приобщения, посвящения в тайну жизни и смерти. Мистический путь познания античной культуры нашел себе место и в учениях (был выражен и в учениях) начиная от орфико-пифагорейских учений, включая учения, возникшие на закате античной культуры, в частности, гностицизм.

Выводы по теме: Познавательный опыт античности имеет внутреннюю целостность в нем отчетливо прослеживается рационалистическая ориентация, свидетельствующая о приоритете разума и интеллекта, которые были востребованы основными сферами жизнедеятельности. Вместе с тем античная культура имеет богатый опыт в постижении иррациональных сторон человеческой жизни, который не может быть отброшен. Обозначенные полюса познавательного опыта (рациональное иррациональное) нашли свое отражение в философских учениях. Для адекватного представления о способах и средствах познания мира, а также самого смысла вопросов о природе знания, познания и истины необходимо рассматривать широкий круг учений от натурфилософов до римских философов, от орфиков и пифагорейцев до гностиков и Плотина, безусловно, включая в этот круг Платона и Аристотеля, но не зацикливаясь на них.