Вопрос: Способ постижения мира, свойственный античным философам

Прежде чем развернуть представления о знании и истине античных мыслителей, стоит задаться вопросом: А соответствовал ли их способ постижения мира рациональной ориентированности античной культуры в целом и ее познавательной традиции в том числе? Причем нас не интересует индивидуальный строй мысли или стиль произведений отдельных философов, мы попытаемся выявить некоторые общие особенности стиля их мышления. Несмотря на сложность поставленной задачи у нас есть возможность опереться на имеющиеся в литературе на этот счет суждения и оценки.

В интересующем нас ключе есть определенные суждения в ранее упомянутом исследовании американцев Им удалось обнаружить отличительные признаки мыслительной деятельности ранних греческих философов. Они пришли к выводу, что уже на этом этапе греческая философия демонстрировала эмансипацию мысли, перерастание поэтической интуиции в собственно интеллектуальную деятельность. По их мнению, ранние греческие мыслители произвели переворот в способе постижения мира, если его сравнивать с мифопоэтическим. Поиск архэ - первоначала бытия (а это и было их главной темой) - означал, что они исходили из предположения, что под хаосом наших ощущений лежит единый порядок и, более того, что этот порядок мы способны познать (курсив мой - Н.Б.). Выше мы рассматривали способность греков гармонизировать хаос и стихию в качестве одной из отличительных черт рационального отношения к миру. Американские ученые, отмечая ошеломляющую новизну способа познания, которую продемонстрировали ранние греческие философы, заостряют внимание на том типе аргументации, которым они пользовались: ее характеризует...страстная последовательность. Однажды принятая, теория доводится до логического конца (подчеркнуто мною - Н.Б) Так, если Анаксимен принимает в качестве первоначала воздух, то он и все происходящее вокруг объясняет через действия воздуха, описывая таким образом: когда он (воздух) разряжается, то становится огнем, когда уплотняется - ветром, затем - облаком, а уплотнившись еще больше - водой, потом - землей, а затем - камнями и т. д. Данный способ аргументации позволяет установить связи между самими вещами, получается, что, придерживаясь внутренней последовательности в мышлении, мы одновременно высвечиваем отношения между самими вещами. Опора на логическую убедительность мышления, предпочтение внутренней непротиворечивости внешнему правдоподобию - также важнейший показатель рационального способа постижения мира.

Помимо сказанного, упомянутые специалисты, иллюстрируя разными примерами, показывают, что в явной или скрытой форме всем греческим мыслителям свойственна апелляция к разуму вопреки свидетельству чувств (вспомним хотя бы элеатов). По оценке американских исследователей, на протяжении всей истории ранней греческой философии разум признавался высшим судией, даже несмотря на то что Логос не упоминается до Гераклита и Парменида... человеческий разум становится полноправным владельцем своей собственности: он может забрать назад то, что сам же создал, может изменить, а может и развить. Разум, получивший высшее признание и доверие, становится в позицию критика: он подвергает критической проверке показания чувств, умозрительные построения, устоявшиеся традиции и обычаи. Тем самым эмансипированная, автономная мысль обретает критическую функцию - она в постоянном бдении и готовности быть самой к себе требовательной и соблюдать внутреннюю согласованность в движении мысли, предъявляя это требование и к другим.

Концентрированным выражением самой сути раннего этапа античной философии (как важнейшей ее темы, так и свойственного ей способа познания мира) может служить такая оценка: В лице Гераклита Эфесского философия нашла свой locus standi (постоянное место - Н.Б.) - Мудрость в одном: познавать мысль, которой управляются все вещи без исключения. Здесь,. по всей видимости, напрашивается лишь одна интерпретация: разумный, мыслеподобно устроенный мир требует адекватного себе способа познания - логосного, мысленного, а это и есть, как мы теперь знаем, важнейшие характеристики рационального отношения к миру.

Несколько затянувшаяся остановка на способе познания первых греческих философов (о котором можно судить по оставшимся от них фрагментам) имеет под собой определенную мотивировку. Дело в том, что, поскольку ранний этап греческой философии еще непосредственно связан с мифологическим воззрением на мир, и эта близость весьма ощутима и в содержании, и в способе выражения мыслей первых мыслителей (большинство из которых не зря называют мудрецами, а знание, оставленное ими, величают мудростью), есть мнения достаточно авторитетных философов, которые принципиально не согласны именно этот ранний этап греческой (можно задать и более масштабный горизонт - как ранний этап всей западноевропейской философии) философской мысли оценивать как рационалистический. Для подтверждения сказанного сошлемся на аргументы хотя бы одного из сторонников этой позиции - М.Хайдеггера. По его мнению, досократовская философия явила особый способ мышления, который существенно отличается от того, что мы традиционно называем мышлением. Мышление этих философов было нерефлексивно, т. к в нем не происходило отделение мыслящего от мыслимого, оно носило внепонятийный характер и представало как образно-поэтическое, когда неразрывно слиты мысль и чувства, оно интуитивно- наглядно и поэтому не нуждалось в логическом выстраивании и системном упорядочивании (а значит, оно внелогично); и, наконец, Хайдеггер считает, что объединяющим и центрирующим моментом этого мышления являлось творчество, а не дисциплина мысли. Одним словом, выделенные им признаки мышления досократиков никак не увязываются с критериями рациональности.

Вряд ли будет уместным опровергать аргументы Хайдеггера. Вслед за ним, безусловно, стоит признать, что досократики обладали особым мышлением. Но лежит ли непроходимая стена между их способом постижения мира и всей последующей греческой философией (а по большому счету, как уже было отмечено. и всей западноевропейской философией)? - это остается для нас вопросом. А с другой стороны, вполне убедителен основной довод американских исследователей о неоспоримом отличии мифологического мировосприятия древних эллинов от способа постижения мира первыми греческими философами. Первоначала Фалеса, Анаксимена, Анаксимандра, Гераклита и других мыслителей - это уже не те смыслообразы, которые мы обнаружили в древнеэллинских мифах, идя вслед за Голосовкером. Вода Фалеса или огонь Гераклита, скорее, ближе к понятию, несущему в себе некий общий и существенный смысл о единстве мира, чем к мифологическому образу со всеми его горизонтальными и вертикальными составляющими, конкретным и символическим значением.

По поводу отличий уже самых первых философских понятий от мифологических образов имеется такое любопытное сравнение: их несхожесть уподобляют различию телеграфного столба и живого, растущего дерева. Понятие, как телеграфный столб, оно образуется через отсечение всего того многоцветья и красочных смыслов, которыми наполнен мифологический образ; вот он-то подобен дереву, вбирающему в себя всю энергетику раскидистой кроны и питающемуся соками, идущими от корней.

Сократа, Платона и, конечно, Аристотеля Хайдеггер относит к философам рационалистического склада. Насчет рационалистической ориентированности уже сократовской философии (хотя ее нередко квалифицируют как этический рационализм) и большинства школ и течений, которые появились одновременно с ней или позднее, возражений вроде бы нет. Даже нацеленные на практику (медицинскую, юридическую, архитектурно-строительную, сельскохозяйственную и пр.) построения римских философов сохраняют дух рациональности, поскольку любую технологию деятельности они начинают с обоснования прежде всего самой природы той или иной сферы бытия (будь то человек или какие-то области его формообразующей активности). При этом практические области знания развертываются с соблюдением всех тех законов построения мысли, которые были выделены и сформулированы Аристотелем. Чтобы убедиться в сказанном, достаточно ознакомиться с любым учебником по римскому праву, введение в предмет которого начинается с определения сущности права, классификации областей права, выстроенных по принципу родо-видового деления и соподчинения, и все проводится с соблюдением законов логических определений и правил умозаключений.

Своеобразной вершиной рационалистического способа постижения мира всей античной философии, выражающего суть данного способа как бы в чистом виде, является, безусловно, философия Аристотеля. Он гармонизировал стихию и упорядочивал ее в некую единую целостность, отыскивая общие принципы бытия и в самом космосе (О небе, Физика, Метеорология и др.), и в человеческой жизни, взятой в самых многообразных ее проявлениях, - от поведения людей и норм политической деятельности до правил построения речей и законов связи мыслей (Никомахова этика, Политика, Топика, Аналитика и пр.)

Если претендовать на оценку способа познания, присущего античной философии, то нельзя обойти вниманием еще одну оригинальную позицию, которая являет нам взгляд как бы со стороны в отношении всей западноевропейской философской традиции, начиная с самого раннего ее истока. Эта оригинальная позиция принадлежит Л.Шестову. Он считает, что не случайно первым подлинным текстом ранних греческих мыслителей, дошедшим до нас, был отрывок из сочинений Анаксимандра, в котором сказано: начало всех вещей - беспредельное. В этом изречении Шестов обнаружил зародыш того способа мыслительной деятельности, который стал губительным для европейской философии, а именно: пренебрежение неповторимым, конкретным, индивидуальным в угоду общему, тождественному, единому. Мысль Анаксимандра - свидетельство теоретического грехопадения, точнее, впадения в грех теоретизирования. В лице Анаксимандра и его последователей перед нами открывается человечество, помешавшееся на идее разумного понимания, когда во всем и вся ищут основания, и без основания не могут не то что мыслить, но даже существовать, а знание и понимание почитаются благом и приносят высшее удовлетворение (вспомним высшую ступень любви в Пире Платона). Итак, Шестов подтверждает нам наличие у греческих первооткрывателей философии тех особенностей мыслительной деятельности, которые несут в себе признаки рациональности и, кроме того, несомненную значимость в их среде знания самого по себе.

Завершая рассмотрение второго вопроса, можно, по-видимому сделать следующий вывод: при всей спорности оценки способа постижения мира, свойственного первым греческим философам, все же бесспорно то, что именно они проложили путь новому типу мыслительной деятельности. Этот тип мышления существенно отличен от мифопоэтического воображения древних эллинови в своих основных чертах он соответствует признакам рациональности, выделенным при рассмотрении античной культуры в целом. Перечислим их - эмансипация мысли и апелляция к разуму, вопреки показаниям чувств; внутренняя непротиворечивость и последовательность, понятийность и рефлексивность мышления и, в этом смысле, его интеллектуализм; логическая строгость и убедительность, критичностькак атрибутивный признак данного типа мышления. Но надо иметь в виду, что все-таки рациональность мышления, которую нам демонстрируют тексты античных философов, - это лишь некоторая составляющая, общий ориентир, направленность, а не обязательно наличествующий признак всех тех философских воззрений, которые нам оставила античность, поскольку были исключения, были иные варианты, явно уклоняющиеся от обозначенной доминанты. На последней мысли хотелось бы особо акцентировать внимание: как и в отношении античной культуры в целом, так и в отношении способа познания античных философов речь может идти лишь о рационалистической ориентации. А вопрос о том, какие были отклонения от рассмотренной рационалистической доминанты, нам еще предстоит выяснить.