Глава третья, почти целиком посвященная восточному коварству

"Ревю паризьен" (Париж), 15(3) июля 1877 г. "Герб Российской империи, двуглавый орел, превосходным образом отражаетвсю систему управления в этой стране, где всякое мало-мальски важное делопоручается не одной, а по меньшей мере двум инстанциям, которые мешают другдругу и ни за что не отвечают. То же происходит и в действующей армии.Формально главнокомандующим является великий князь Николай Николаевич, внастоящее время находящийся в деревне Царевицы, однако в непосредственнойблизости от его штаба, в городке Бела, расквартирована ставка императораАлександра II, при котором находятся канцлер, военный министр, шеф жандармови прочие высшие сановники. Если учесть, что союзная румынская армияподчиняется собственному командующему в лице князя КарлаГогенцоллерна-Зигмарингена, на ум приходит уже не двуглавый царь пернатых, аостроумная русская басня про лебедя, рака и щуку, опрометчиво запряженных водин экипаж... " - Так все-таки как к вам обращаться, "мадам" или "мадемуазель"? -неприятно скривив губы, спросил черный, как жук, жандармский подполковник. -Мы с вами не на балу, а в штабе армии, и я не комплименты вам говорю, апровожу допрос, так что извольте не финтить. Звали подполковника Иван Харитонович Казанзаки, в Варино положениевходить он решительно не желал, и дело явно шло к принудительной высылке вРоссию. Вчера до Царевиц добрались только к ночи. Фандорин немедленноотправился в штаб, а Варя, хоть и валилась с ног от усталости, заняласьнеобходимым. Милосердные сестры из санитарного отряда баронессы Врейскойдали ей одежду, согрели воды, и Варя сначала привела себя в порядок, а ужепотом рухнула на лазаретную койку - благо раненых в госпитальных палаткахпочти не было. Встреча с Петей была отложена на завтра, ибо во времяпредстоящего важного объяснения следовало быть во всеоружии. Однако утром выспаться Варе не дали. Явились два жандарма в касках, прикарабинах, и препроводили "именующую себя девицей Суворовой" прямиком вособую часть Западного отряда, даже не дав как следует причесаться. И вот уже который час она пыталась объяснить бритому, бровастомумучителю в синем мундире, какого рода отношения связывают ее сшифровальщиком Петром Яблоновым. - Господи, да вызовите Петра Афанасьевича, и он вам все подтвердит, -повторяла Варя, а подполковник снова на это отвечал: - Всему свое время. Особенно интересовали жандарма подробности ее встречи с "лицом,именующим себя титулярным советником Фандориным". Казанзаки записал и провидинского Юсуф-пашу, и про кофей с французским языком, и про выигранное внарды освобождение. Больше всего подполковник оживился, когда узнал, чтоволонтер разговаривал с башибузуками по-турецки, и непременно хотел знать,как именно он говорил - с запинкой или без. На одно выяснение ерунды сзапинкой ушло, наверное, не меньше получаса. А когда Варя уже была на грани сухой, бесслезной истерики, дверьглинобитной хатенки, где располагалась особая часть, внезапно распахнулась,и вошел, даже, скорее, вбежал, очень важный генерал, с начальственновыпученными глазами и пышными подусниками. - Генерал-адъютант Мизинов, - зычно объявил он с порога, строговзглянув на подполковника. - Казанзаки? Застигнутый врасплох жандарм вытянулся в струнку и зашлепал губами, аВаря во все глаза уставилась на главного сатрапа и палача свободы, каковымслыл у передовой молодежи начальник Третьего отделения и шеф жандармскогокорпуса Лаврентий Аркадьевич Мизинов. - Так точно, ваше высокопревосходительство, - засипел Варин обидчик. -Жандармского корпуса подполковник Казанзаки. Ранее служил по Кишиневскомууправлению, ныне назначен заведовать особой частью при штабе Западногоотряда. Провожу допрос задержанной. - Кто такая? - поднял бровь генерал и неодобрительно взглянул на Варю. - Варвара Суворова. Утверждает, что прибыла частным порядком длявстречи с женихом, шифровальщиком оперативного отдела Яблоновым. - Суворова? - заинтересовался Мизинов. - Мы с вами не родственники? Мойпрадед по материнской линии - Александр Васильевич Суворов-Рымникский. - Надеюсь, что не родственники, - отрезала Варя. Сатрап понимающе усмехнулся и больше на задержанную внимания необращал. - Вы, Казанзаки, мне всякой чушью голову не морочьте. Где Фандорин? Вдонесении сказано, что он у вас. - Так точно, содержится под стражей, - молодцевато отрапортовалподполковник и, понизив голос, добавил. - Имею основания полагать, что он-тои есть наш долгожданный гость Анвар-эфенди. Все один к одному, вашевысокопревосходительство. Про Осман-пашу и Плевну - явная дезинформация. Иведь как ловко завернул... - Болван! - рявкнул Мизинов, да так грозно, что у подполковника головауехала в плечи. - Немедленно доставить его сюда! Живо! Казанзаки опрометью кинулся вон, а Варя вжалась в спинку стула, новзволнованный генерал про нее забыл. Он шумно пыхтел и нервно барабанилпальцами по столу до того самого мгновения, пока подполковник не вернулся сФандориным. Вид у волонтера был изможденный, под глазами залегли темные круги -видимо, спать минувшей ночью ему не довелось. - 3-здравствуйте, Лаврентий Аркадьевич, - вяло сказал он, а Варе слегкапоклонился. - Боже, Фандорин, вы ли это? - ахнул сатрап. - Да вас просто не узнать.Постарели лет на десять! Садитесь, голубчик, я очень рад вас видеть. Он усадил Эраста Петровича и сел сам, причем Варя оказалась у генералаза спиной, а Казанзаки так и замер у порога, вытянувшись по стойке "смирно". - В каком вы теперь состоянии? - спросил Мизинов. - Я хотел бы принестивам свои глубочайшие... - Не стоит об этом, ваше высокопревосходительство, - вежливо, норешительно перебил Фандорин. - Я теперь в совершенном п-порядке. Лучшескажите, передал ли вам этот г-господин (он небрежно кивнул наподполковника) про Плевну. Ведь каждый час дорог. - Да-да. У меня с собой приказ главнокомандующего, но я прежде желалубедиться, что это действительно вы. Вот, слушайте. - Он достал из карманалисток, вставил в глаз монокль и прочел. - "Начальнику Западного отрядагенерал-лейтенанту барону Криденеру. Приказываю занять Плевну и укрепитьсятам силами не менее дивизии. Николай". Фандорин кивнул. - Подполковник, немедленно зашифровать и отправить Криденеру потелеграфу, - приказал Мизинов. Казанзаки почтительно взял листок и, звеня шпорами, побежал исполнять. - Так стало быть, можете служить? - спросил генерал. Эраст Петрович поморщился: - Лаврентий Аркадьевич, ведь я, кажется, д-долг исполнил, про турецкийфланговый маневр сообщил. А воевать с бедной Турцией, которая и без нашихдоблестных усилий благополучно развалилась бы, - увольте. - Не уволю, милостивым государь, не уволю! - засердился Мизинов. - Еслидля вас патриотизм - пустой звук, то позволю себе напомнить, что вы,господин титулярный советник, не в отставке, а всего лишь в бессрочномотпуску, и, хоть числитесь по дипломатическому ведомству, служитепо-прежнему у меня, в Третьем отделении! Варя слабо ахнула. Фандорин, которого она считала порядочным человеком,- полицейский агент? А еще Печорина из себя разыгрывает! Интереснаябледность, томный взор, благородная седина. Вот и доверяй после этого людям. - Ваше в-высокопревосходительство, - тихо сказал Эраст Петрович, видно,и не подозревая, что безвозвратно погиб в Вариных глазах, - я служу не вам,а России. И в войне, которая для России бесполезна и даже губительна,участвовать не желаю. - А насчет войны не вам решать и не мне. Решает государь император, -отрезал Мизинов. Повисла неловкая пауза. Когда шеф жандармов снова заговорил, голос егозвучал уже совсем по-другому. - Эраст Петрович, голубчик, - проникновенно начал он. - Ведь сотнитысяч русских людей жизнью рискуют, страна под военной тяжестью в трипогибели согнулась... У меня дурное предчувствие. Что-то уж больно всегладко идет. Боюсь, добром не кончится... Когда ответа не последовало, генерал устало потер глаза и признался: - Трудно мне, Фандорин, очень трудно. Кругом бестолковщина, бордель.Работников не хватает, особенно дельных. Я ведь не рутину на вас навеситьхочу. Есть у меня задачка не из простых, в самый раз для вас. Тут Эраст Петрович вопросительно наклонил голову, и генерал вкрадчивопроизнес: - Анвара-эфенди помните? Секретарь султана Абдул-Гамида. Ну, тот, чтослегка промелькнул в деле "Азазеля"? Эраст Петрович едва заметно вздрогнул, но промолчал. Мизинов хмыкнул: - Ведь этот идиот Казанзаки вас за него принял, ей-богу. Имеемсведения, что сей интересный турок лично возглавляет секретную операциюпротив наших войск. Господин отчаянный, с авантюрной жилкой. Вполне можетсобственной персоной в нашем расположении объявиться, с него станется. Как,любопытно? - Я вас с-слушаю, Лаврентий Аркадьевич, - покосившись на Варю, сказалФандорин. - Ну вот и отлично, - обрадовался Мизинов и крикнул. - Новгородцев!Папку! Тихо ступая, вошел немолодой майор с адъютантскими аксельбантами,протянул генералу красный коленкоровый бювар и тут же удалился. Варя увиделав проеме потную физиономию подполковника Казанзаки и скорчила емупрезрительно-насмешливую гримасу - так тебе и надо, садист, помаринуйся задверью. - Итак, вот то, чем мы располагаем об Анваре, - зашелестел страницамигенерал. - Не угодно ли записать? - Я запомню, - ответил Эраст Петрович. - О раннем периоде данные крайне скудны. Родился примерно тридцать пятьлет назад. По некоторым сведениям, в боснийском мусульманском городишкеХевраис. Родители неизвестны. Воспитывался где-то в Европе, в одном иззнаменитых учебных заведений леди Эстер, которую вы, разумеется, помните поистории с "Азазелем". Второй раз Варя слышала это странное название, и второй раз Фандоринотреагировал странно - дернул подбородком так, словно ему вдруг стал тесенворотник. - На поверхность Анвар-эфенди выплыл лет десять назад, когда в Европевпервые заговорили о великом турецком реформаторе Мидхат-паше. Наш Анвар,тогда еще никакой не эфенди, служил у него секретарем. Вот послушайте-ка,каков послужной список Мидхата. - Мизинов вынул отдельный лист и откашлялся.- В ту пору он был генерал-губернатором Дунайского вилайета. Под егопокровительством Анвар открыл в этих краях дилижансное сообщение, построилжелезные дороги, а также учредил сеть "ислаххане" - благотворительныхучебных заведений для детей-сирот как мусульманского, так и христианскоговероисповедания. - В с-самом деле? - заинтересовался Фандорин. - Да. Похвальная инициатива, не правда ли? Вообще Мидхат-паша с Анваромнаделали здесь таких дел, что возникла серьезная угроза выхода Болгарии иззоны русского влияния. Наш посол в Константинополе Николай Павлович Гнатьевиспользовал все свое влияние на султана Абдул-Азиса и добился-таки, чтобы нев меру ретивого губернатора отозвали. Далее Мидхат сделался председателемГосударственного Совета и провел закон о всеобщем народном образовании -замечательный закон, которого у нас в России, между прочим, до сих пор нет.Угадайте, кто разрабатывал закон? Правильно, Анвар-эфенди. Все это было быочень трогательно, но кроме просветительства наш оппонент уже тогда вовсюучаствовал в придворных интригах, благо врагов у его покровителя былопредостаточно. Мидхату подсылали убийц, сыпали в кофе яд, однажды дажеподсунули зараженную проказой наложницу, и в обязанности Анвара входилооберегать великого человека от всех этих милых шалостей. В тот раз русскаяпартия при дворе оказалась сильнее, и в 1869 году пашу загналигенерал-губернатором в самую глушь, в дикую и нищую Месопотамию. КогдаМидхат попробовал ввести там реформы, в Багдаде вспыхнуло восстание. Знаете,что он сделал? Созвал городских старейшин и духовенство и произнес передними краткую речь следующего содержания. Читаю дословно, ибо искренневосхищен энергией и стилем: "Почтенные муллы и старейшины, если через двачаса беспорядки не прекратятся, я велю всех вас повесить, а славный городБагдад запалю с четырех сторон, и пускай потом великий падишах, да хранитего Аллах, меня тоже повесит за такое злодеяние". Естественно, через двачаса в городе воцарился мир. - Мизинов хмыкнул, покачал головой. - Теперьможно было и приступить к реформам. Менее чем за три года губернаторстваМидхата его верный помощник Анвар-эфенди успел провести телеграф, открытьв Багдаде конку, пустить по Евфрату пароходы, учредить первую иракскуюгазету и набрать учеников в коммерческую школу. Каково? Я уж не говорюо таком пустяке, как создание акционерной "Османо-Османской корабельнойкомпании", чьи суда ходят через Суэцкий канал до самого Лондона. ЗатемАнвару посредством очень хитрой интриги удалось свалить великого везираМахмуд Недима, который до такой степени зависел от российского посла, чтотурки прозвали его "Недимов". Мидхат возглавил султанское правительство, нопродержался на высоком посту всего два с половиной месяца - наш Гнатьевопять его переиграл. Главный, и с точки зрения прочих пашей, совершеннонепростительный порок Мидхата - неподкупность. Он затеял борьбу совзяточничеством и произнес перед европейскими дипломатами фразу, которая егои погубила: "Пора показать Европе, что не все турки - жалкие проститутки".За "проституток" его турнули из Стамбула губернатором в Салоники. Сейгреческий городишко немедленно начал процветать, а султанский двор вновьпогрузился в сон, негу и казнокрадство. - Я вижу, вы п-просто влюблены в этого человека, - прервал генералаЭраст Петрович. - В Мидхата-то? Безусловно, - пожал плечами Мизинов. - И был бысчастлив видеть его главой российского правительства. Но он не русский, атурок. К тому же турок, ориентирующийся на Англию. Наши устремленияпротивоположны, и потому Мидхат нам враг. Опаснейший из врагов. Европа насне любит и боится, зато Мидхата носит на руках, особенно с тех пор, как ондаровал Турции конституцию. А теперь, Эраст Петрович, наберитесь терпения. Япрочту вам пространное письмо, присланное мне еще в прошлом году НиколаемПавловичем Гнатьевым. Оно даст вам яркое представление о противнике, скоторым нам предстоит иметь дело. Шеф жандармов извлек из бювара листы, мелко исписанные ровным писарскимпочерком, и приступил к чтению. "Милый Лаврентий, события в нашем хранимом Аллахом Стамбуле развиваютсястоль стремительно, что за ними не поспеваю даже я, а ведь твой покорныйслуга, без ложной скромности, держал руку на пульсе Европейского Больного неодин год. Пульс этот не без моих тщаний постепенно замирал и вскоре обещалвовсе остановиться, но с мая месяца... " - Речь идет о прошлом, 1876, годе, - счел нужным вставить Мизинов. "... но с мая месяца его залихорадило так, что того и гляди Босфорвыйдет из берегов, стены Цареграда рухнут, и тебе не на что будет вешатьсвой щит. А все дело в том, что в мае в столицу великого и несравненного султанаАбдул-Азиса, Тени Всевышнего и Хранителя Веры, триумфально вернулся изссылки Мидхат-паша и привез с собой своего "серого кардинала", хитроумногоАнвара-эфенди. На сей раз поумневший Анвар действовал наверняка - и по-европейскому, ипо-восточному. Начал по-европейски: его агенты зачастили на верфи, варсенал, на монетный двор - и рабочие, которым давным-давно не выплачивалижалованье, повалили на улицы. Затем последовал чисто восточный трюк. 25 маяМидхат-паша объявил правоверным, что ему во сне явился Пророк (поди-капроверь) и поручил своему рабу спасти гибнущую Турцию. А тем временем мой добрый друг Абдул-Азис, как обычно, сидел у себя вгареме, наслаждаясь обществом любимой жены, прелестной Михри-ханум, котораябыла на сносях, много капризничала и требовала, чтобы повелитель все времянаходился рядом. Эта золотоволосая, синеглазая черкешенка помимо неземнойкрасоты прославилась еще и тем, что опустошила султанскую казну до самогодонышка. За один последний год она оставила во французских магазинах на Переболее десяти миллионов рублей, и вполне понятно, что константинопольцы, каксказали бы склонные к understatement {чрезмерно сдержанное высказывание(англ.)} англичане, ее сильно недолюбливали. Поверь мне, Лаврентий, я был не в силах что-либо изменить. Я заклинал,угрожал, интриговал, как евнух в гареме, но Абдул-Азис был глух и нем. 29мая вокруг дворца Долма-бахче (преуродливое строение в европейско-восточномстиле) гудела многотысячная толпа, а падишах даже не попытался успокоитьподданных - он заперся на женской половине своей резиденции, куда мне ходанет, и слушал, как Михри-ханум играет на фортепиано венские вальсы. Тем временем Анвар безвылазно сидел у военного министра, склоняя этогоосторожного и предусмотрительного господина к перемене политическойориентации. По донесению моего агента, который служил у паши поваром (отсюдаспецифический оттенок донесения), судьбоносные переговоры происходили так.Анвар приехал к министру ровно в полдень, и было велено подать кофе счуреками. Четверть часа спустя из кабинета министра раздался возмущенный ревего превосходительства, и адъютанты отвели Анвара на гауптвахту. Затем втечение получаса паша расхаживал по комнате в одиночестве и съел два блюдахалвы, до которой был большой охотник. Далее он пожелал допросить изменникалично и отправился на гауптвахту. В половине третьего было велено принестифрукты и сласти. Без четверти четыре - коньяк и шампанское. В пятом часу,выпив кофе, паша с гостем уехали к Мидхату. По слухам, за участие в заговореминистру была обещана должность великого везира и миллион фунтов стерлинговот английских покровителей. К вечеру два главных заговорщика отлично поладили, и той же ночьюпроизошел государственный переворот. Флот блокировал дворец с моря,начальник столичного гарнизона заменил караул своими людьми, и султанавместе с матерью и беременной Михри-ханум перевезли на лодке во дворецФерийе. Четыре дня спустя султан стал подстригать себе бороду маникюрныминожницами, да так неудачно, что перерезал вены на обеих руках и немедленноскончался. Врачи европейских посольств, приглашенные освидетельствоватьтруп, единогласно признали, что произошло самоубийство. ибо решительноникаких следов борьбы на теле не обнаружилось. Одним словом, разыграно всебыло просто и изящно, как в хорошей шахматной партии, - таков уж стильАнвара-эфенди. Но то был только дебют, далее последовал миттельшпиль. Военный министр сделал свое дело и теперь превратился в серьезнуюпомеху, ибо к реформам и конституции ни малейшей склонности не имел, а болеевсего интересовался, когда же ему передадут обещанный Анваром миллион. Да ивообще военный министр вел себя так, будто он - главное лицо вправительстве, не уставая напоминать, что Абдул-Азиса сверг именно он, авовсе не Мидхат. В том же самом Анвар-эфенди убеждал одного бравого офицера, ранееслужившего у покойного султана адъютантом. Звали офицера Гасан-бей,красавице Михри-ханум он приходился братом и у придворных прелестницпользовался невероятной популярностью, ибо был очень недурен собой, отважени превосходно исполнял итальянские арии. Все называли Гасан-бея простоЧеркес. Через несколько дней после того, как Абдул-Азис так неловко укоротилсебе бороду, безутешная Михри-ханум разродилась мертвым ребенком искончалась в страшных мучениях. Как раз к этому времени Анвар и Черкес стализакадычными приятелями. Как-то раз Гасан-бей зашел в резиденцию Мидхат-пашинавестить друга. Анвара на месте не оказалось, зато к паше как раз съехалисьна совещание министры. К Черкесу в доме привыкли и принимали как своего. Онпопил кофе с адъютантами, покурил, поболтал о всякой всячине. Потом ленивопрошелся по коридору и внезапно рванулся в зал, где шло заседание. Мидхата ипрочих сановников Гасан-бей не тронул, но военному министру всадил в грудьдве пули из револьвера, а потом добил старика ятаганом. Те министры, чтопоблагоразумней, кинулись наутек, но двое вздумали проявить героизм. Исовершенно напрасно, ибо одного бешеный Черкес убил наповал, а второготяжело ранил. Тут вернулся храбрый Мидхат-паша с двумя своими адъютантами.Гасан-бей застрелил их обоих, а Мидхата опять не тронул. В конце концовубийцу скрутили, но он еще успел прикончить полицейского офицера и ранитьсемерых солдат. Наш Анвар в это время благочестиво молился в мечети, чемуесть многочисленные свидетели. Ночь Гасан-бей провел под замком в караульном помещении, громкораспевая арии из "Лючии де Ламермур", чем, говорят, привел Анвара-эфенди вполнейшее восхищение. Анвар даже пробовал выговорить доблестному злодеюпомилование, но озлобившиеся министры были непреклонны, и наутро убийцуповесили на дереве. Дамы из гарема, так горячо любившие своего Черкеса,пришли посмотреть на его казнь, горько плакали и посылали ему воздушныепоцелуи. И отныне никто больше Мидхату не мешал - кроме судьбы, которая нанеслаему удар с совершенно неожиданной стороны. Великого политика подвела егомарионетка, новый султан Mурад. Еще утром 31 мая, сразу после переворота, Мидхат-паша нанес визитплемяннику свергнутого султана, принцу Мураду, чем несказанно сегопоследнего напугал. Тут необходимо сделать небольшое отступление, чтобыобъяснить, насколько жалка в Османской империи фигура наследника. Дело в том, что пророк Магомет при наличии пятнадцати жен не имел ниодного сына и никаких инструкций по вопросу престолонаследия не оставил.Посему на протяжении веков каждая из многочисленных султанш мечтала возвестина престол своего сына, а сыновей своих соперниц всячески пыталасьистребить. При дворце есть особое кладбище для невинно убиенных принцев, такчто мы, русские, с нашими Борисом и Глебом да царевичем Дмитрием по турецкиммасштабам просто смехотворны. Трон в Османской империи передается не от отца к сыну, а от старшегобрата к младшему. Когда запас братьев иссякает, в права вступает следующеепоколение, и дальше опять от старшего брата к младшему. Всякий султансмертельно боится своего младшего брата или старшего племянника, и шансынаследника дожить до воцарения крайне незначительны. Содержат наследногопринца в полнейшей изоляции, никого к нему не пускают и даже норовят,мерзавцы, подобрать таких наложниц, которые неспособны к деторождению. Подавней традиции прислуживают будущему падишаху рабы с отрезанными языками ипроколотыми барабанными перепонками. Можешь себе представить, как приподобном воспитании у их высочеств обстоят дела с душевным здоровьем.Например. Сулейман II тридцать девять лет провел в заточении, переписывая ираскрашивая Коран. А когда наконец сделался султаном, то вскоре запросилсяобратно и отрекся от престола. Отлично его понимаю - раскрашивать картинкикуда как приятней. Однако вернемся к Мураду. Это был красивый, неглупый и даже весьманачитанный молодец, однако склонный к чрезмерным возлияниям и одержимыйвполне оправданной манией преследования. Он с радостью вверил мудромуМидхату бразды правления, так что все у наших хитрецов шло по плану. Новнезапный взлет и удивительная смерть дяди так подействовали на бедногоМурада, что он стал заговариваться и впадать в буйство. Европейскиепсихиатры, тайно посетившие падишаха, пришли к заключению, что он неизлечими в дальнейшем его состояние будет только ухудшаться. Отметь невероятную дальновидность Анвара-эфенди. В первый же деньвоцарения Мурада, когда все еще выглядело лучезарно, our mutual friend {нашобщий друг (англ.)} вдруг попросился секретарем к принцу Абдул-Гамиду, братусултана и престолонаследнику. Когда я об этом узнал, мне стало ясно, чтоМидхат-паша в Myраде V не уверен. Анвар пригляделся к новому наследнику,видимо, счел его приемлемым, и Мидхат поставил Абдул-Гамиду условие: обещай,что введешь в стране конституцию, - и будешь падишахом. Принц, разумеется,согласился. Дальнейшее тебе известно. 31 августа на престол вместо безумного МурадаV взошел Абдул-Гамид II, Мидхат стал великим везиром, а Анвар остался приновом султане закулисным манипулятором и негласным шефом тайной полиции - тоесть (ха-ха) твоим, Лаврентий, коллегой. Характерно, что в Турции про Анвара-эфенди почти никто не знает. Он нелезет вперед, на людях не показывается. Я, например, видел его всегооднажды, когда представлялся новому падишаху. Анвар сидел сбоку от трона, втени, с огромной черной бородой (по-моему, фальшивой) и в темных очках, чтовообще-то является неслыханным нарушением придворного этикета. Во времяаудиенции Абдул-Гамид несколько раз оглядывался на него, словно искалподдержки или совета. Вот с кем тебе отныне придется иметь дело. Ежели меня не обманываетчутье, Мидхат с Анваром будут и дальше вертеть султаном, как имзаблагорассудится, и через годик-другой... " - Ну, дальше неинтересно, - оборвал затянувшееся чтение Мизинов и вытерплатком вспотевший лоб. - Тем более что чутье все-таки обмануло умнейшегоНиколая Павловича. Мидхат-паша у власти не удержался и отправлен в изгнание. Эраст Петрович, слушавший очень внимательно и за все время ни разу непошевелившийся (в отличие от Вари, которая вся извертелась на жесткомстуле), коротко спросил: - Про д-дебют ясно, про миттельшпиль тоже. Но где эндшпиль? Генерал одобрительно кивнул: - В том-то и штука. Эндшпиль получился настолько замысловат, что дажемногоопытного Гнатьева застал врасплох. 7 февраля сего года Мидхат-пашувызвали к султану, взяли под стражу и посадили на пароход, который увезопального премьер-министра путешествовать по Европе. А наш Анвар, предавсвоего благодетеля, стал "серым кардиналом" уже не при главе правительства,а при самом султане. Он сделал все возможное, чтобы отношения между Портой иРоссией были разорваны. И вот некоторое время назад, когда Турция повисла наволоске, Анвар-эфенди, по имеющимся у нас агентурным сведениям, отбыл ктеатру военных действий, чтобы переменить ход событий посредством некихтайных операций, о содержании которых мы можем только гадать. Тут Фандорин заговорил как-то странно: - Никаких обязанностей. Это раз. Полная свобода д-действий. Это два.Отчетность только перед вами. Это три. Варя не поняла, что означают эти слова, но шеф жандармов оченьобрадовался и быстро сказал: - Ну вот и славно! Узнаю прежнего Фандорина. А то вы, голубчик,какой-то замороженный стали. Вы уж не взыщите, я не по службе, а просто какстарший по возрасту, по-отечески... Нельзя себя живьем в могилу закапывать.Могилу оставьте для мертвых. В ваши-то годы, мыслимое ли дело! Ведь у вас,как поется в арии, toute la vie devant soi {вся жизнь впереди (фр.)}. - Лаврентий Аркадьевич! - бледные щеки волонтера-дипломата-шпика всекунду залились пурпуром, голос скрежетнул железом. - Я, к-кажется, ненапрашивался на п-приватные излияния... Варя сочла это замечание непозволительно грубым и вжала голову в плечи:сейчас оскорбленный в лучших чувствах Мизинов ка-ак разобидится, как-акзакричит! Но сатрап только вздохнул и суховато молвил: - Ваши условия приняты. Пускай свобода действий. Я, собственно, это иимел в виду. Просто смотрите, слушайте, и если заметите нечтопримечательное... Ну, не мне вас учить. - Ап-чхи! - чихнула Варя и испуганно вжала голову в плечи. Однако генерал испугался еще больше. Вздрогнув, он обернулся иошеломленно уставился на невольную свидетельницу конфиденциальной беседы. - Сударыня, вы почему здесь? Разве вы не вышли с подполковником? Да каквы посмели! - Смотреть надо было, - с достоинством ответила Варя. - Я вам не комари не муха, чтобы меня игнорировать. Между прочим, я под арестом, и никтоменя не отпускал. Ей показалось, что губы Фандорина чуть дрогнули. Да нет, померещилось -этот субъект улыбаться не умеет. - Что ж, хорошо-с. - В голосе Мизинова зазвучала тихая угроза. - Вы,госпожа неродственница, узнали такое, о чем вам знать совершенно ни к чему.В целях государственной безопасности я помещаю вас под временныйадминистративный арест. Вас доставят под конвоем в кишиневский гарнизонныйкарантин и будут содержать там под стражей до окончания кампании. Так чтопеняйте на себя. Варя побледнела. - Но я даже не повидалась с женихом... - После войны повидаетесь, - отрезал Малюта Скуратов и повернулся кдвери, чтобы кликнуть своих опричников, однако тут в разговор вступил ЭрастПетрович. - Лаврентий Аркадьевич, я думаю, будет совершенно д-достаточно взять сгоспожи Суворовой честное слово. - Я даю честное слово! - сразу же воскликнула Варя, ободреннаянеожиданным заступничеством. - Извините, голубчик, но рисковать нельзя, - отрезал генерал, даже невзглянув на нее. - Еще жених этот. Да и можно ли доверять девчонке? Самизнаете - коса длинна, да ум короток. - Нет у меня никакой косы! А про ум - это низко! - У Вари предательскизадрожал голос. - Что мне за дело до ваших Анваров и Мидхатов! - Под мою ответственность, ваше п-превосходительство. Я за ВарваруАндреевну ручаюсь. Мизинов, недовольно хмурясь, молчал, а Варя подумала, что и средиполицейских агентов, видно, бывают не вовсе пропащие. Все-таки сербскийволонтер. - Глупо, - буркнул генерал. Он обернулся к Варе и неприязненно спросил.- Делать что-нибудь умеете? Почерк хороший? - Да я курсы стенографии закончила! Я телеграфисткой работала! Иакушеркой! - зачем-то приврала напоследок Варя. - Стенографисткой и телеграфисткой? - удивился Мизинов. - Тогда темболее. Эраст Петрович, я оставлю здесь эту барышню с одним-единственнымусловием: она будет исполнять обязанности вашего секретаря. Все равно вампонадобится какой-то курьер или связной, не вызывающий лишних подозрений.Однако учтите - вы за нее поручились. - Ну уж нет! - в один голос вскричали и Варя, и Фандорин. А закончилитоже хором, но уже по-разному. Эраст Петрович сказал: - Я в секретарях не нуждаюсь. А Варя: - В охранке служить не буду! - Как угодно, - пожал плечами генерал, поднимаясь. - Новгородцев,конвой! - Я согласна! - крикнула Варя. Фандорин промолчал.