Смесителей -- этих половинчатых, которые не научились ни

Благословлять, ни проклинать от всего сердца.

Лучше буду я сидеть в бочке под закрытым небом или в

Бездне без неба, чем видеть тебя, ясное небо, запятнанным

Ползущими облаками!

И часто хотелось мне их скрепить зубчатыми золотыми

Проволоками молний, чтобы мог я, подобно грому, барабанить по

вздутому животу их:

гневно барабанить, ибо они крадут у меня твое Да и Аминь,

Ты, небо чистое надо мною! Светлое! Ты бездна света! -- ибо они

Крадут у тебя мое Да и Аминь!

Ибо легче мне переносить шум, и гром, и проклятие

Непогоды, чем это осторожное, нерешительное кошачье

Спокойствие; и даже среди людей ненавижу я всего больше всех

тихонько ступающих, половинчатых и неопределенных,

Нерешительных, медлительных, как ползущие облака.

И "кто не может благословлять, должен научиться

проклинать!" -- это ясное наставление упало мне с ясного неба,

Эта звезда блестит даже в темные ночи на моем небе.

Но я благословляю и утверждаю, если только ты окружаешь

Меня, ты, чистое! Ясное! Ты, бездна света! -- во все бездны

Несу я тогда свое благословляющее утверждение.

Я стал благословляющим и утверждающим: я долго боролся и

Был борцом, чтобы иметь наконец руки свободными для

Благословения.

И вот мое благословение: над каждою вещью быть ее

Собственным небом, ее круглым куполом, ее лазурным колоколом и

Вечным спокойствием -- и блажен, кто так благословляет!

Ибо все вещи крещены у родника вечности и по ту сторону

Добра и зла; а добро и зло суть только бегущие тени, влажная

Скорбь и ползущие облака.

Поистине, это благословение, а не хула, когда я учу: "над

всеми вещами стоит небо-случай, небо-невинность,

Небо-неожиданность, небо-задор".

Quot;Случай" -- это самая древняя аристократия мира, ее

Возвратил я всем вещам, я избавил их от подчинения цели.

Эту свободу и эту безоблачность неба поставил я, как

Лазурный колокол, над всеми вещами, когда я учил, что над ними

И через них никакая "вечная воля" -- не хочет.

Это дерзновение и это безумие поставил я на место той

воли, когда я учил: "Всюду одно невозможно -- разумный смысл!"

Хотя немного разума, семя мудрости рассеяно от

Звезды до звезды, эта закваска примешана ко всем вещам: из-за

Безумия примешана мудрость ко всем вещам!

Немного мудрости еще возможно; но эту блаженную

Уверенность находил я во всех вещах: они предпочитают

Танцевать -- на ногах случая.

О небо надо мною, ты, чистое! Высокое! Теперь для меня в

том твоя чистота, что нет вечного паука-разума и паутины его:

Что ты место танцев для божественных случаев, что ты

Божественный стол для божественных игральных костей и играющих

в них! --

Но ты краснеешь? Не сказал ли я того, чего нельзя

Высказывать? Не произнес ли я хулы, желая благословить тебя?

Или покраснело ты от стыда, что находимся мы вдвоем? -- Не

приказываешь ли ты мне удалиться и замолчать, ибо теперь --

День приближается?

Мир так глубок, как день помыслить бы не смог. Не все

Дерзает говорить перед лицом дня. Но день приближается -- и мы

Должны теперь расстаться!

О небо надо мною, ты, стыдливое! Пылающее! О ты, мое

Счастье перед восходом солнца! День приближается -- и мы должны

теперь расстаться! --

Так говорил Заратустра.

Об умаляющей добродетели

Спустившись на сушу, Заратустра не направился прямо на

Свою гору и в свою пещеру, а прошелся по разным дорогам, всюду

задавая вопросы и осведомляясь о многом, так что, шутя, он

Говорил о себе самом: "Вот река, многими извивами

Возвращающаяся к источнику своему!" Ибо он хотел узнать, что

Случилось с человеком в отсутствие его: стал ли он более

Великим или меньше прежнего? И однажды увидел он ряд новых

домов; дивился он этому и сказал:

Quot;Что означают дома эти? Поистине, не великая душа

Построила их по своему подобию!

Не глупый ли ребенок вынул их из своего ящика с игрушками?

Пусть бы другой ребенок опять уложил их в свой ящик!