Собственный язык, и лед сердца его разбился -- тогда начал он
так говорить:
Вам, смелым искателям, испытателям и всем, кто
когда-либо плавал под коварными парусами по страшным морям, --
Вам, опьяненным загадками, любителям сумерек, чья душа
привлекается звуками свирели ко всякой обманчивой пучине,
Ибо вы не хотите нащупывать нить трусливой рукой и, где
Можете вы угадать, там ненавидите вы делать
выводы, --
вам одним расскажу я загадку, которую видел я, --
Призрак, представший пред самым одиноким.
Мрачный шел я недавно среди мертвенно-бледных сумерек, --
Мрачный и суровый, со стиснутыми зубами. Уже не одно солнце
Закатилось для меня.
Тропинка, капризно извивавшаяся между камнями, злобная,
Одинокая, не желавшая ни травы, ни кустарника, -- эта горная
Тропинка хрустела под упрямством ноги моей.
Безмолвно ступая среди насмешливого грохота камней, стирая
В прах камень, о который спотыкалась моя нога, -- так медленно
Взбирался я вверх.
Вверх: наперекор духу, увлекавшему меня вниз, в пропасть,
Духу тяжести, моему демону и смертельному врагу.
Вверх: хотя он сидел на мне, полукарлик, полукрот; хромой,
Делая хромым и меня; вливая свинец в мои уши, свинцовые мысли в
Мой мозг.
Quot;О Заратустра, -- насмешливо отчеканил он, -- ты камень
Мудрости! Как высоко вознесся ты, но каждый брошенный камень
Должен -- упасть!
О Заратустра, ты камень мудрости, ты камень, пущенный
Пращою, ты сокрушитель звезд! Как высоко вознесся ты, -- но
Каждый брошенный камень должен -- упасть!
Приговоренный к самому себе и к побиению себя камнями: о
Заратустра, как далеко бросил ты камень, -- но на тебя
упадет он!"
Карлик умолк; и это длилось долго. Его молчание давило
Меня; и поистине, вдвоем человек бывает более одиноким, чем
Наедине с собою!
Я поднимался, я поднимался, я грезил, я думал, -- но все
Давило меня. Я походил на больного, которого усыпляет тяжесть
Страданий его, но которого снова будит от сна еще более тяжелый
сон. --
Но есть во мне нечто, что называю я мужеством: оно до сих
Пор убивало во мне уныние. Это мужество заставило меня наконец
остановиться и сказать: "Карлик! Ты! Или я!" --
Мужество -- лучшее смертоносное оружие, -- мужество
Нападающее: ибо в каждом нападении есть победная музыка.
Человек же самое мужественное животное: этим победил он
всех животных. Победной музыкой преодолел он всякое страдание;
А человеческое страдание -- самое глубокое страдание.
Мужество побеждает даже головокружение на краю пропасти; а
Где же человек не стоял бы на краю пропасти! Разве смотреть в
Себя самого -- не значит смотреть в пропасть!
Мужество -- лучшее смертоносное оружие: мужество убивает
Даже сострадание. Сострадание же есть наиболее глубокая
пропасть: ибо, насколько глубоко человек заглядывает в жизнь,
Настолько глубоко заглядывает он и в страдание.
Мужество -- лучшее смертоносное оружие, -- мужество
Нападающее: оно забивает даже смерть до смерти, ибо оно
говорит: "Так это была жизнь? Ну что ж! Еще раз!"
Но в этих словах громко звучит победная музыка. Имеющий
Уши да слышит.
Quot;Стой, карлик! -- сказал я. -- Я! Или ты! Но я сильнейший
Из нас двоих: ты не знаешь самой бездонной мысли моей!
Ее бремени -- ты не мог бы нести!"
Тут случилось то, что облегчило меня: назойливый карлик
Спрыгнул с моих плеч! Съежившись, он сел на камень против меня.
Путь, где мы остановились, лежал через ворота.
Quot;Взгляни на эти ворота, карлик! -- продолжал я. -- У них
Два лица. Две дороги сходятся тут: по ним никто еще не проходил
До конца.
Этот длинный путь позади -- он тянется целую вечность. А
Этот длинный путь впереди -- другая вечность.
Эти пути противоречат один другому, они сталкиваются
Лбами, -- и именно здесь, у этих ворот, они сходятся вместе.
Название ворот написано вверху: "Мгновенье".
Но если кто-нибудь по ним пошел бы дальше -- и дальше все
