Сторонники данной концепции в качестве источника культуры рассматривают способность человека к игровой деятельности. Наиболее интересные версии такого подхода к культурогенезу представлены в работах Г. Гадамера, Е. Финка, Й. Хейзинги.
В 1938 г. голландский историк культуры Й. Хейзинга (1872–1945) издает книгу с симптоматичным названием “Homo Ludens” [гомо луденс] (“Человек играющий”). В этой работе он раскрывает сущность и значение игры как источника культуры. Игра, считает Хейзинга, присуща как животным, так и человеку, ибо она нематериальна (не исчерпывается непосредственным стремлением к поддержанию жизни, в игре содержится определённый смысл, вкладываемый в неё неким имматериальным элементом, который нельзя назвать ни духом, ибо это будет преувеличением, ни инстинктом, ибо это будет явным упрощением) и внеразумна (доступна восприятию любого и каждого, простирается в одно и то же время на мир животный и на мир человеческий, поэтому не может опираться на какой-либо рациональный фундамент). Игра старше культуры, ибо культура предполагает человеческое сообщество, а игра присуща и животным. Основные черты игры уже присутствуют в игре животных. Это – свобода, заключающаяся в том, что играют не ради пользы, а ради удовольствия, повторяемость, придающая оконченной игре ценность и сохраняющая её как духовное творение в памяти, порядок (ритм, гармония, правила), наделяющий игру эстетическим и этическим содержанием, и состязательность, делающая игру борьбой за что-нибудь или представлением чего-нибудь. Все они являются и неотъемлемыми качествами культуры. Из того, что в культуре присутствуют игровые элементы, можно было бы сделать вывод о том, что игры занимают важное место в существовании культуры или о том, что игра в процессе антропосоциогенеза эволюционирует в культуру и как бы растворяется в ней. Однако Хейзинга утверждает нечто другое – культура происходит из игры, возникает в форме игры, носит игровой характер, а игра, вызвав к жизни культуру и наделив её своими особенностями, сохраняет в культуре свою самостоятельность и выполняет социальную функцию – в играх общество выражает своё понимание мира.
Своеобразную интерпретацию социальной функции игры дал немецкий философ, один из ведущих представителей герменевтики (философии понимания) Х.–Г. Гадамер. Решая вопрос о понимании человеком мира, Гадамер утверждает, что изначально направляет познание человека и формирует его опыт язык. Именно в нём открывается человеку истина бытия, ибо язык – это среда, где я и мир выражаются в изначальной взаимоопределённости. Сущностью языка Гадамер объявляет игру. В ней он видит основу и суть познания и понимания истории. Игра же обладает своей собственной сущностью, не зависимой от сознания тех, кто играет, достигая через играющих своего воплощения. Цель игры содержится в ней самой, а не лежит вовне, поэтому игра – это движение, лишённое конечной цели и постоянно обновляющееся в бесконечных повторениях. Структурная упорядоченность, повторение и самообновление игры даёт игроку возможность как бы раствориться в ней и тем самым лишает его задачи быть инициативным, каким он должен быть в бытии. Способ бытия игры близко подходит к способу движения природы. Дело не в том, что играют животные или в переносном смысле играют вода и свет, а в том, что даже человек играет. Игры человека – естественный процесс, а их смысл – в чистом самоизображении. Культура, в таком случае, мыслится Гадамером как своеобразная игра в стихии языка, внутри которой человек оказывается в радикально иной роли, нежели та, которую он способен нафантазировать.
Если Гадамер рассматривает игру как среду, в которой человек обретает самого себя, то в трудах немецкого философа Э. Финка (1905–1975) игра рассматривается как один из основных феноменов человеческого бытия. Однако игра не просто обусловливает человеческое существование, подобно другим: смерти, труду, господству и любви, она охватывает всю человеческую жизнь до самого основания, овладевает ею и определяет бытийный склад человека, а также способ понимания человеком бытия. Игра пронизывает другие основные феномены человеческого существования, и почти во всех областях культуры можно обнаружить игровые элементы. Однако, в отличие от Хейзинги и Гадамера, Финк считает игру исключительно человеческим феноменом. Ни животные, ни Бог играть не могут. Основание для этого он находит в неразрывной связи игры с возможным и недействительным. Игра – испытание возможностей, общение с возможностями, в процессе которых человек отделяет самого себя от природы и возвышается над природным царством. Так рождается феномен культуры.
Итак, представители данной концепции считают, что человеческая культура возникает и развёртывается в игре. Однако из их рассуждений так и не удается понять, откуда же берется “тяга к игре”, и основной вопрос культурогенеза остаётся без ответа.
