Власть и социальная структура

Существуют бесспорные доказательства корреляции между способ­ностью человека оказывать влияние и его положением в обществе. Обсуждение исследований социальной структуры выходит за рамки данной книги, нам вполне достаточно помнить о том, что сущест­вуют весьма веские теоретические основания полагать, что между властью и общественным положением индивидуума существуют как каузальная¹, так и корреляционная связи². Лидеры, как правило, по­пулярны, имеют высокий общественный статус и занимают централь­ные позиции в средствах массовой информации. Также был подтвер­жден и общий характер связи между социальным статусом и влияни­ем (Moscovici, 1985).

Нельзя было бы ожидать подобной корреляции, если бы иерархия была психологически отвергнута: группа может быть отвергнута, по­ощрения девальвированы, информация подвергнута сомнению. В по­добной ситуации влияние становится неразрывно связанным с соци­альной переменой. По мнению Тайфеля и Тернера, внутригрупповые отношения имеют тенденцию трансформироваться в опасные отно­шения внутригруппового конфликта и этноцентризма, когда домини­рующая и подчиненная социальные группы воспринимают их отно­шения как нелегитимные, нестабильные и препятствующие социаль­ной мобильности, усиливающей внутригрупповую идентификацию (Tajfel & Turner, 1986). При подобных условиях источниками влия­ния станут «внутренние» группы. То, что некогда было социальной иерархией, теперь вряд ли сможет установить отношения, основан­ные на влиянии. По мнению Московичи, доминантная группа, утра­тившая влияние, должна прибегнуть к силе, а успех активного мень­шинства в переубеждении общества будет предвестником использо­вания силы им самим против власти той группы, которая в прошлом доминировала (Ng, 1980). До сих пор социальная психология недо­статочно изучала эти аспекты власти и влияния. Многообещающим началом является исследование влияния Zeitgeist (духа времени),

Казуальная — причинная связь. — Примеч. науч. ред. ¹ Корреляционная — следственная зависимость. — Примеч. науч. ред.

Власть и социальная структура 1 8 7

а также введение таких понятий, как прогрессивное и реакционное меньшинство (Paicheler, 1976,1977, 1979; см. главу 6).

Тем не менее при изучении роли лидеров и повиновения автори­тету социальные психологи все-таки приблизились к связи между властью и социальной структурой.

Лидерство

Лидеры — это люди или социальные роли, оказывающие на членов своей группы большее влияние, чем другие. Как правило, они имеют высокий статус, занимают центральное место в коммуникационной структуре группы, и проявляемые ими инициативы более эффек­тивны, нежели инициативы остальных членов группы, т. е. они на­мечают план действий, направляют их и руководят членами своей группы, которые следуют по намеченному ими пути и выполняют их рекомендации. Им принадлежит самая важная роль в выборе направ­ления движения группы, в сохранении ее традиций и обычаев, и они вселяют в остальных членов группы уверенность в достижении сто­ящих перед ними целей.

Согласно результатам одного из первых исследований, посвящен­ных проблеме лидерства, нет никакого определенного «набора» лич­ностных качеств, отличающих лидеров от других людей (Hollander, 1985). Нет такого определенного типа личности, о котором можно было бы сказать, что именно он присущ лидерам, или исходя из кото­рого можно было бы предсказать, кто станет лидером. Индивидуаль­ные особенности лидеров разных групп разные, и каждая проблема выдвигает своего лидера. Было доказано, что на основании личност­ных качеств вообще нельзя сделать надежного прогноза относитель­но поведения человека в конкретной ситуации (Ajzen, 1988). В раз­ных ситуациях люди ведут себя по-разному, и их поведение не опре­деляется индивидуальными особенностями, как следует из теории черт (trait concept), а зависит от конкретного человека в конкретной ситуации. Следовательно, теория черт, возможно, не адекватный спо­соб концептуализации каких бы то ни было психологических качеств, которые на самом деле привносятся лидерами в конкретную ситуа­цию. Известно, что некоторые личностные качества действительно весьма незначительно коррелируют с лидерством в разных ситуаци­ях (Stogdill, 1974), однако этих данных явно недостаточно для того, чтобы утверждать, будто одни люди самой природой предназначены на роли лидеров, а другие не могут быть ими.

1 88 Глава 5. Власть, уступчивость и самопрезентация

Альтернативная точка зрения заключается в том, что лидеры — это люди, исполняющие в своих группах некие функции, и что люди становятся лидерами, если обладают качествами, нужными данной группе в данное время. Например, согласно результатам исследова­ния Мереи, именно группа определяет, кто будет принят ею в каче­стве лидера (Merei, 1949). Лидер не может навязать себя группе. По данным Шерифа, по мере того как внутригруповые отношения ста­новятся все более враждебными и в зависимости от них изменяются потребности группы, изменяется и положение индивидуума в лидер­ской иерархии, что отражает новый вклад, который член группы спо­собен внести в общее дело (Sherif, 1967). Какие функции исполняют лидеры? Важнейшие из них — две (Bales, 1950; Slater, 1955): функ­ция специалиста в конкретной области (эксперта), «инициирующе­го структуру» (группу) соответственно стоящей перед ней задаче, и функция специалиста в области межличностных отношений (психо­лога), который регулирует психологический микроклимат в группе и ориентирован на поддержание контактов между членами группы. Эксперт играет ведущую роль в организации деятельности группы, направленной на решение стоящих перед нею проблем и достижение намеченных целей. Психолог поддерживает хорошие межличностные отношения в группе, чтобы она могла функционировать как единый, сплоченный социальный «организм».

Бэйлс полагает, что между этими функциями существует обрат­ная зависимость, а потому нередко для эффективного функциониро­вания группе необходимы два разных лидера. По мнению других ис­следователей, «инициирование структуры» и поддержание хороших межличностных отношений в группе — не связанные друг с другом показатели лидерской активности (см., например, Stogdill, 1974). Из­вестен также и подход, согласно которому эти функции и ролевые активности «разбиваются» на множество параметров (Bowers & Sea­shore, 1966). Следовательно, человек, который станет лидером — и хорошим лидером, — это такой человек, который проявляет заботу о чувствах своих подчиненных и/или организует выполнение работы (Sorrentino & Field, 1986) тогда, когда группа нуждается в том, чтобы кто-то исполнял эти функции.

Более важным, чем личные качества лидера, представляется его способность обеспечить такое поведение и такой стиль поведения, которые необходимы группе в данных конкретных обстоятельствах. Классическое исследование влияния лидерского стиля на социаль-

Власть и социальная структура 1 8 9

ную атмосферу в группе — работа Левина и его коллег (Lewin et al., 1939), изучивших зависимость морального климата в группе и ее про­дуктивности от «автократического», «демократического» и «попу­стительского» стилей руководства (см. также обзор Sayles, 1966). Ав­торы нашли, что с точки зрения продуктивности группы эффектив­ны как автократический, так и демократический стиль, но что с точки зрения морального климата в группе, мотивации и удовлетворенно­сти ее членов демократический стиль явно эффективнее.

Автократический и демократический стили являются воплоще­нием ролей «эксперта» и «психолога», но их представляют как оппо­нентов. Идеальным лидером может быть человек, который при необ­ходимости способен выступить либо в обеих этих ролях одновремен­но, либо в любой из них, но при каких именно условиях целесообразно проявить власть, быть более демократичным или позаимствовать что-то у обоих этих стилей?

Теории, стремящиеся определить лидерскую эффективность с точ­ки зрения соответствия между стилем руководства и ситуацией, из­вестны под названием теорий контингентности (contingency theories): самым эффективным признается тот стиль, который возможен в дан­ной ситуации. Наиболее известный пример этих теорий — теория Фидлера (Fiedler, 1964, 1978). Фидлер оценивал стиль руководства по рейтингам, которые определялись на основании опросника «Наи­менее желательный сотрудник» (наиболее высокий рейтинг принад­лежал лидерам, ориентированным на межличностные отношения в группе), и классифицировал ситуации с точки зрения того, насколь­ко они благоприятны для лидера (при этом учитывались отношения между лидером и остальными членами группы, структура задачи, ре­шаемой группой, и авторитет лидера). Фидлер исходил из того, что чем ниже рейтинг лидера, определенный на основании опросника, тем лучше, по сравнению с лидером, имеющим высокий рейтинг, он действует в самых благоприятных и самых неблагоприятных усло­виях, а лидеры, имеющие высокий рейтинг, более успешны в ситуа­циях, средне благоприятных для них. В пользу этого предположения Фидлера говорят как данные, тесно коррелирующие с предсказан­ными им соотношениями (Strube & Garcia, 1981), так и результаты некоторых экспериментов (Chemers etal., 1975).

Однако существуют и сомнения относительно того, в какой мере установленные корреляции служат доказательством справедливости предположений Фидлера. Наблюдаемые соотношения характеризу-

1 90 Глава 5. Власть, уступчивость и самопрезентация

Власть и социальная структура 1 91

ются большой вариабельностью. Если же учесть все сложности функ­ционирования групп в реальных условиях и «незрелость» теорети­ческих категорий, использованных для того, чтобы классифицировать лидеров и ситуации, становится понятно, что в подобной вариабель­ности нет ничего удивительного. Более проблематичен вопрос о том, что означает «лидерский рейтинг» и какова его связь с реальным по­ведением лидеров, т. е. с тем, что они действительно делают в изме­няющихся ситуациях. Фидлер полагает, что лидерский рейтинг, ха­рактеризующий стиль лидерства, отражает фиксированные лично­стные качества, но что эти качества не прогнозируют адекватного поведения в разных ситуациях. Позднее он предположил, что лиде­ры могут отличаться друг от друга не только тем, насколько им до­ступны разные стили руководства, но и тем, что они по-разному оце­нивают их важность и способны — в зависимости от ситуации прибе­гать к разным стилям. Если это действительно так, то становится значительно менее понятно, что именно лидеры с высокими или низ­кими рейтингами делают в реальных условиях для того, чтобы быть эффективными: скорее всего, их поведение будет определяться слож­ным влиянием их мотивов, способностей и особенностей ситуаций. Отмечается определенное смешение разных аспектов. Как должен вести себя человек, чтобы быть эффективным лидером в данной кон­кретной ситуации и в данной конкретной группе? Соответствуют ли различия между людьми тому, что требуется им для того, чтобы опре­деленным образом вести себя в данной конкретной группе в данной конкретной ситуации? Стабильны ли эти различия и как нам опре­делить «типы» людей, которые будут более успешными лидерами, чем другие? Правда ли, что некоторые люди лучше других способны варьировать свое поведение (или стиль своего поведения) в соответ­ствии с конкретными условиями, а потому могут быть эффективны­ми лидерами разных групп и при изменяющихся обстоятельствах? Кажется, на первые два вопроса у нас есть разумные, хоть и сырова­тые, ответы, а вот ситуация с ответами на два последних вопроса ме­нее удовлетворительна. Не исключено, что любой человек, обладаю­щий минимальной квалификацией, может оказаться эффективным лидером в «нужной» группе и в «нужное» время. Нет избранных лю­дей определенного типа, наделенных неким мистическим, «божест­венным правом» руководить другими. И все же те, кого мы считаем блестящими руководителями, это, возможно, такие люди, которые лучше приспособлены к варьированию своих действий в соответ-

ствии с потребностями группы и данного момента времени, потому что понимают и реально оценивают изменяющуюся групповую ди­намику. Именно этим они и отличаются от лидеров, которые и сами не изменяются с течением времени, и не способны помочь своей груп­пе измениться, потому что они — заложники некоего устоявшегося, негибкого стиля руководства. Конечно же, нет ничего чрезмерного в требовании к лидеру умения видеть, что именно необходимо в дан­ный момент времени, и соответствующим образом адаптировать свое собственное поведение; это элементарное требование, которому дол­жен соответствовать любой лидер. Лидерское поведение — функция сложных процессов взаимодействия между изменяющимися уста­новками людей и изменяющейся ситуацией. Как определить личност­ные качества человека, которые можно было бы использовать для прогнозирования его эффективного лидерского поведения в разных ситуациях, и избежать при этом их низведения до застывших, неиз­менных черт? Идея, согласно которой существуют люди с «неизмен­ными лидерскими стилями», представляет собой версию слишком упрощенного подхода, основанного на определенных личностных ка­чествах, и ей свойственны те же самые недостатки.

Одно из решений этой проблемы заключается в том, чтобы взгля­нуть на появление лидеров и на обретение ими влияния с позиций основных теорий процессов влияния. Холландер, например, изучал вопрос о том, каким образом лидеры приобретают над группой власть, дающую им возможность изменить и саму группу, и ее поведение, в контексте теории конформности, основанной на зависимости (Hol­lander, 1958; Hollander & Julian, 1970). Он утверждал, что люди долж­ны «склоняться к лидерству», но, чтобы «на пути к нему» не оказать­ся отторгнутыми группой, им следует завоевать ее доверие с помо­щью определенной «доли» конформизма. Иные способы, с помощью которых стремящиеся к лидерству люди могут завоевать доверие сво­их групп, заключаются в том, чтобы продемонстрировать им свою компетентность, то, что они идентифицируют себя с группами, и об­ретение легитимной власти. Московичи рассматривает роль влия­ния меньшинств в социальных переменах в контексте своей модели социального конфликта как составной части процесса влияния (Mos-covici, 1976). Тернер (Turner etal., 1987) аналогично трактует лидер­ство в терминах базового анализа психологической группы и форми­рования нормы (см. главу 6). Экспериментальные данные (см., на­пример, Bray et al., 1982) преимущественно подтверждают мысль о

1 92 Глава 5. Власть, уступчивость и самопрезентация

Власть и социальная структура 1 9 3

том, что группа должна поверить человеку, прежде чем идти за ним. Претендующие на роль лидеров должны доказать, что достойны вес­ти за собой других, что им можно доверять, что они не враги и не безграмотные неучи, а образованные люди, которые идентифициру­ют себя с группой и защищают ее интересы (Kirkhart, 1963).

Повиновение авторитету

Изучая повиновение легитимной власти, Стэнли Милграм провел серию экспериментов, ставших самыми знаменитыми эксперимента­ми в социальной психологии (Milgram, 1974). Все 18 исследований были выполнены по одному и тому же сценарию. Во всех экспери­ментах, кроме одного, участвовали мужчины в возрасте от 20 до 50 лет, не учащиеся, принадлежавшие к разным социальным группам и имев­шие различные специальности. Как правило, сессии проводились в престижной Лаборатории взаимодействия Йельского университета (Interaction Laboratory of Yale University).

Принцип проведения эксперимента заключался в следующем. Че­ловек, откликнувшийся на объявление или на телефонный звонок, приходит в лабораторию, где ему предлагают выполнить ряд дей­ствий, явно противоречащих его совести. Экспериментатора инте­ресовал следующий вопрос: как далеко готов зайти этот человек, выполняя его распоряжения, прежде чем откажется их выполнять? В данной ситуации экспериментатор был человеком, обладавшим ле­гитимной властью; мерой повиновения испытуемого для эксперимен­татора служила его уступчивость вплоть до того момента, когда он отказывался выполнять распоряжения экспериментатора.

Придя в лабораторию, испытуемый обнаруживал там помимо экс­периментатора еще одного человека, которому предстояло вместе с ним принять участие в изучении памяти и обучаемости, причем один из них (якобы по жребию) становился «учителем» (испытуемый), а второй — «учеником» (помощник экспериментатора, играющий за­ранее оговоренную роль). Экспериментатор говорил испытуемому, что проводится изучение влияния наказания на обучаемость. «Уче­ника» отводили в другую комнату, сажали в кресло, руки привязыва­ли к подлокотникам, а к запястьям прикладывали электроды. Ему го­ворили, что он должен запомнить ряд словесных пар, и за каждую ошибку он будет получать наказание в виде электрического разряда, сила которого будет возрастать, если ошибки будут повторяться. Убе­дившись в том, что «ученик» на месте, экспериментатор отводил «учи-

теля» в основное лабораторное помещение и усаживал напротив вну­шительного вида прибора — «электрогенератора», основной деталью которого было 30 рычажков, расположенных между 15 и 450 вольта­ми «на расстоянии» 15 вольт друг от друга. Эти рычажки были снаб­жены этикетками с надписями — от «легкий шок» до «опасно — силь­ный шок»; два последних рычажка после того, который был помечен этикеткой «опасно — сильный шок», были помечены знаками XXX. «Учителю» говорят, что он должен протестировать «ученика»: зачи­тывать ученику пары слов и затем проверять его память, называя пер­вое слово из каждой пары. Задача ученика — дополнить пару. Если «ученик» отвечает правильно, «учитель» переходит к следующей па­ре. Если же «ученик» ошибается (т. е. если он не может вспомнить нужное слово), «учитель» наказывает его электрическим разрядом, начав с 15 вольт и с каждой последующей ошибкой увеличивая раз­ряд на 15 вольт, продвигаясь от 15 к 30,45, 60 вольтам и так далее до достижения самого высокого напряжения.

«Ученик» (помощник экспериментатора) на самом деле, конечно же, не получает никаких «электроразрядов», но исправно играет свою роль: делает ошибки в заранее оговоренной последовательности и «страдает» от наказаний. Для «учителя» ситуация вполне реальна, он нервничает, и ему явно не по себе. При 75 вольтах «ученик» сто­нет, при 120 вольтах — громко кричит, при, 150 вольтах — умоляет прекратить эксперимент и отпустить его. По мере того как возраста­ет напряжение, протест «ученика» становится все более настойчи­вым и эмоциональным. Реакцию «ученика» на разряд при напря­жении 250 вольт Милграм описывает как «вопли агонизирующего». Если, видя страдания «ученика», «учитель» спрашивал эксперимен­татора, можно ли прервать «исследование» или говорил, что больше не хочет продолжать его, экспериментатор в неизменной последова­тельности отвечал не терпящим возражения тоном одно и то же: «Об­стоятельства требуют продолжения работы», «Прерывать работу ни в коем случае нельзя», — завершая свои тирады репликой: «У вас нет выбора, вы должны продолжить работу».

В какой момент «учитель», рядовой гражданин, прекратит при­чинять очевидные и все возрастающие страдания невинной жертве, своему «ученику», и откажется выполнять распоряжения экспери­ментатора? Кто-то может подумать, что многие потенциальные испы­туемые, узнав о том, что именно им предстоит делать, сразу же отка­зывались от участия в подобном «исследовании» и уходили из лабо-

1 9 4 Глава 5. Власть, уступчивость и самопрезентация

Власть и социальная структура 1 9 5

ратории. В действительности же ничего подобного ни разу не про­изошло: все свидетельствует о том, что по крайней мере в самом на­чале и цели экспериментатора, и его инструкции воспринимались как вполне легитимные. Милграм также попросил 3 группы людей, в чис­ле которых было 39 психиатров, спрогнозировать их собственные наиболее вероятные реакции на эту ситуацию. Все ПО респондентов ответили, что в какой-то момент отказались бы продолжить «экспе­римент» (по их мнению, среднее максимальное напряжение, до кото­рого рни могли бы дойти, соответствует примерно девятому делению из тридцати, т. е. они могли бы дойти до того момента, когда «сред­ний» шок превращается в «сильный»).

В эксперименте № 1 испытуемый не видел и не слышал «своей жертвы», которой было не разрешено подавать никаких «звуковых сигналов». При напряжении, равном 300 и 315 вольт, «ученик» начи­нал громко барабанить в стенку. Затем наступала тишина: «ученик» больше не подавал никаких признаков жизни. Однако даже при этих обстоятельствах, которые должны были бы заставить испытуемых начать волноваться, 26 человек из 40 (65 %) подчинились приказу экс­периментатора и продолжали наказывать безмолвную жертву, увели­чивая напряжение вплоть до 450 вольт (т. е. до напряжения, помечен­ного знаком XXX и отстоявшего на пять делений дальше, чем первое напряжение, возле которого было написано «осторожно — сильный шок»). Средний максимальный уровень, до которого дошли испыту­емые, — 27 делений из 30. В трех экспериментах степень удаленно­сти «ученика» от «учителя» постепенно уменьшалась: ему разреша­лось выражать свой протест вербально, он помещался в туже комна­ту, в которой находился и «учитель», и, наконец, категорически отка­зывался от дальнейшего участия в эксперименте, из-за чего «учитель» был вынужден насильно удерживать его в кресле. При этих условиях 62,5; 40 и 30 % испытуемых соответственно все же довели наказание до максимального (средние уровни составили соответственно 24,53; 20,8 и 17,88). Возможность видеть жертву и ее страдания заметно сни­жала уровень покорности испытуемых, но он все же оставался шоки­рующе высоким: подчиняясь легитимной власти авторитета, люди делали то, что каждый из них считал ничем не оправданной и амо­ральной жестокостью.

Эксперимент № 5 проводился не в лаборатории, а в значительно более скромном и менее впечатляющем помещении — в подвале того же здания. «Ученик» не только выражал свой протест словами, как в

эксперименте № 2, но и упомянул о том, что у него больное сердце. Покорность «учителей» ничуть не уменьшилась (26 человек из 40 до­вели «эксперимент» до конца). Однако отсутствие экспериментатора рядом с «учителем» (эксперимент № 7) привело к резкому снижению покорности испытуемых: только 9 человек из 40 довели наказание до максимального уровня. Столь же интересны и другие результаты: женщины-испытуемые вели себя примерно также, как и мужчины, а кардинальное изменение обстановки — проведение исследований не в Йельском университете, а в одном из офисных зданий близлежаще­го промышленного города и исключение всего того, что могло бы на­помнить испытуемым об университете, — снизило покорность испы­туемых (местных жителей), но несущественно (47,5 % испытуемых продемонстрировали максимальную покорность). Если «ученик» тре­бовал, чтобы его наказали разрядом, но экспериментатор запрещал это делать, испытуемые подчинялись экспериментатору. Если же в каче­стве экспериментатора выступал не ученый из Йельского универси­тета, а вполне «заурядный человек», покорность резко снижалась: только 4 испытуемых из 20 довели наказание до максимального уров­ня. «Учителя» даже начинали защищать «учеников», если приказы о наказании отдавал не экспериментатор, а человек, который был пред­ставлен им как еще один испытуемый (эксперимент № 13а). Резуль­таты экспериментов, проведенных при других условиях, убедитель­но доказали, что «решающую роль [в повиновении] играет скорее не готовность подчиниться конкретному приказу наказать кого-то элек­трошоком, а то, что этот приказ исходит от человека, имеющего авто­ритет. Приказы, исходящие от человека, не имеющего авторитета, утрачивают всю свою силу» (Milgram, 1974, р. 104).

Результаты двух завершающих исследований Милграма показы­вают, что пример двух испытуемых, продемонстрировавших откры­тое неповиновение экспериментатору и отказавшихся исполнять его приказы, заставил 36 человек из 40 взбунтоваться до того, как шок достиг предельного значения, в то время как присутствие «соучаст­ника», выполнявшего «грязную работу», т. е. непосредственно управ­лявшего «электрогенератором», привело к тому, что количество под­чинившихся возросло до 92,5 %. Подчинение или неподчинение испы­туемых определялось влиянием экспериментатора и его авторитета, а также влиянием других участников эксперимента, особенностями ситуации и тем, насколько убедительным было поведение «жертвы».

1 96 Глава 5. Власть, уступчивость и самопрезентация

Власть и социальная структура 1 9 7

Почему испытуемые продолжали повиноваться экспериментато­ру? Милграм объясняет это несколькими причинами. Во-первых, су­ществуют «привходящие обстоятельства», которые «загоняют в угол» испытуемого: вежливость, желание выполнить данное ранее обеща­ние помочь экспериментатору и чувство неловкости за то, что вы­нужден его нарушить. Испытуемому не хочется ссориться с экспе­риментатором, и он ищет способы сгладить остроту конфликта. Он поглощен технической стороной задания и упускает из виду или от­казывается замечать его более существенные последствия. Все его внимание направлено на исполнение возложенных на него обязан­ностей, он стремится выполнить свою работу как можно лучше, но не видит морального аспекта своих действий, по отношению к ним он слеп. Можно сказать, что, в известном смысле, испытуемый пытает­ся не думать о своей чисто человеческой ответственности за проис­ходящее и ведет себя так, словно он часть неодушевленного лабора­торного оборудования. Ответственность за цели и моральный аспект его действий он возлагает на экспериментатора.

Наиболее распространенная форма ментальной установки покор­ного испытуемого — рассматривать себя как человека, не несущего ответственности за собственные действия. Он рассматривает себя как орудие некоей внешней власти, как оказавшегося в подчиненном со­циальном положении, обязанного подчиняться ей и не отвечающего за себя. По мнению Милграма, следствием повиновения авторитету становится исчезновение чувства ответственности. Типичный испы­туемый после завершения эксперимента говорил примерно следую­щее: «Сам я никогда не стал бы этого делать. Я делал только то, что мне велели», словно у него не было никакого выбора.

Милграм называет это ментальное состояние «состоянием аген­та», подчеркивая тем самым, что человек при этом воспринимает себя как орудие другого человека, исполняющее его волю (это состояние является антиподом независимости). По мнению Милграма, это со­стояние отражает сдвиг установки, позволяющий людям функцио­нировать в организованных, построенных по иерархическому прин­ципу социальных системах, передавая право контроля на местном уровне центральной власти. Чтобы группа могла действовать как еди­ное целое, люди способны отказаться от личной ответственности и положиться на того, кто занимает более высокое положение. Сдвиг в сторону «состояния агента», передача права контроля представите-

лю законных институтов, норм и референтных групп, означает, что место саморегулирования человека занимает легитимная власть.

Другие факторы, проявившиеся в экспериментах Милграма, — это тенденции некоторых испытуемых рассматривать проводимые иссле­дования не как проявление воли других людей, а как безличный про­цесс с его собственной логикой и оправдывать свои действия, обви­няя во всем жертву и унижая ее. Ничего не поделаешь, происходя­щее — неизбежно, это результат безличного, естественного процесса, и вообще «ученик» заслуживает того, что с ним происходит, он сам во всем виноват, я ни при чем — такими словами испытуемый отри­цает свою вину и оправдывает свои аморальные поступки.

Такое понятие, как «состояние агента», — реминисценция теории деиндивидуализации Ле Бона (LeBon, 1896), согласно которой деин-дивидуализация означает утрату личной ответственности, «скатыва­ние» к антиобщественным импульсам и желание расовой (коллек­тивной) бессознательности. По мнению Милграма, аморальные, ан­тиобщественные поступки санкционируются легитимной властью. Баумейстер полагает, что эффекты деиндивидуализации — следствие ослабления социального (публичного) «Я» и усиления личной иден­тичности (Baumeister, 1982). Оказывается, группа способна навязы­вать публичную идентичность и конформность по отношению к нор­мам других людей («управление впечатлением»), усиление личной идентичности (F. H. Allport, 1924), объективное самоосознание и при­верженность личным стандартам (Duval & Wicklund, 1972), утрату личной ответственности и передачу саморегулирования власти, ве­дущей к «законности», если личное аморальное поведение и деин-дивидуализация ведут к свободе от моральных ограничений во имя коллективной бессознательности. Важность процесса формирования нашего «Я» для понимания влияния группы наличность признается всеми, однако нельзя утверждать, что мы имеем достаточно ясные представления об этом влиянии (Hogg & Abrams, 1988). Что такое деиндивидуализация? Является ли она утратой публичной или лич­ной идентичности, заменой собственной идентичности идентично­стью другого индивидуума или изменением собственной идентич­ности? Чтобы ответить на этот вопрос, необходима конкретизация природы социальной ситуации, отношения человека к группе и того аспекта «Я», который изменяется. В следующей главе мы введем но­вое отличие между социальной и личной идентичностью, которое мо­жет помочь решить некоторые из этих проблем.

1 98 Глава 5. Власть, уступчивость и самопрезентация

Дополнительная литература 1 9 9

Выводы

Стоит только провести границу между властью и влиянием — и сра­зу же уступчивость и авторитет предстают как интереснейшие темы, безусловно заслуживающие внимания, темы, которые на удивление редко становятся предметами как специализированных, так и обоб­щающих исследований. Теория «управления впечатлением» внесла важный косвенный вклад в наше понимание процессов уступчиво­сти, а концепции легитимной власти и «состояния агента» указыва­ют важные теоретические направления, по которым должны двигать­ся те, кто изучает такой феномен, как авторитет.

Действительно ли теория зависимости удовлетворительна даже в качестве объяснения уступчивости? Во многих отношениях теория зависимости представляется метатеорией, которая не столько расши­ряет наши знания о том, как функционирует публичное «Я», сколько прогнозирует последствия этого функционирования. Признавая не­обходимость сначала обозначить субъективно ценные результаты, ко­торые может дать уступчивость и которые, как полагают, являются ее мотивами, мы признаём и потребность в теориях, объясняющих функционирование личного «Я» в социальных ситуациях. Мы долж­ны понимать, как социальный контекст и социальное влияние ска­зываются на личных мотивах индивидуума, на его целях и ценно­стях. Следовательно, теоретически равновероятно и то, что власть зависит от влияния (и что интернализированные индивидуумом со­циальные ценности в определенных условиях становятся очень зна­чимыми), и то, что влияние зависит от власти. Следовательно, сама по себе зависимость ничего не объясняет, и то же самое может быть сказано о власти. Вывод, который может быть сделан из изложенно­го в этой главе, заключается в следующем: интеграция системных те­орий влияния с непредвзятым и детальным изучением таких фено­менов, как публичная и социальная идентичность, может оказаться очень полезной.

2. Hollander, Е. Р. (1985). Leadership and power. G. Lindzey & E. Aron-son (eds), The handbook of social psychology, Vol.2,3rd edn. New York: Random House. Хороший обзор исследований лидерства.

3. Milgram, S. (1974). Obedience to authority. London: Tavistock. Пре-

красная книга, которая легко читается. Настоятельно рекоменду­ется.

4. Ng, S. К. (1980). The social psychology of power. London: Academic

Press. Серьезный учебник, доступный читателям с разным уров­нем подготовки.

5. Tetlock, P. E. & Manstead, A. S. R. (1985). Impression management versus intrapsychic explanation in social psychology: A useful dixo-tomy? Psychological Review, 92, 59-77. Хороший обзор исследова­ний «управления впечатлением» и попытка продвинуть вперед теорию вопроса.

Дополнительная литература

1. Collins, В. & Raven, В. Н. (1966). Group structure: Attraction, coali­tions, communication, and power. G. Lindzey & E. Aronson (eds), Hand­book of social psychology, Vol. 4. Reading, Mass.: Addison-Wesley. Серьезный взгляд на влияние и власть с точки зрения зависимости.