Унизительное сравнение и распределение группового достоинства

Противопоставление отсталых и передовых групп — основная причина конфликта. Осознание того факта, что этнические чужаки лучше освоили новшества, связанные с колониальным правлением, для некоторых групп еще более обострило восприятие их подчиненного и унизительного положения. Похоже, что это добавило им решимости сохранить свой статус или власть (насколько она была доступна) и во многих отношениях определило их поведение. Многочисленные факты подтверждают, что отсталые группы чаще выступают инициаторами этнического насилия, а более развитые — их жертвами. Чтобы убедиться в этом, достаточно рассмотреть ход регулярных столкновений между хауса и ибо, малайцами и китайцами, ассамцами и бенгальцами, лулуа и балуба. Ощущение отсталости в конечном счете интерпретируется однозначно: "нас лишают права распоряжаться собственной судьбой". В то же время нелестное сравнение с более развитой группой побуждает их использовать политическую систему для утверждения собственного достоинства. Поэтому любая попытка понять политику межгруппового сравнения должна начаться с изучения самовосприятия группы.

Быть отсталым означает, прежде всего, быть слабее передовых групп. Например, индийские ассамцы воспринимают себя настолько слабыми, что даже не верят в саму возможность соперничества с бенгальцами, которые считаются далеко превосходящими их по своей квалификации и мотивации на рынке труда. В Бихаре лидер отсталой группы сказал исследователю, что его соплеменники "не очень умны, а их дети плохо учатся в школе". В Бирме карены признаются, что они не могут соперничать с "головастыми и агрессивными" бирманцами. В целом отсталые группы осознают свою неконкурентоспособность, сравнивая качества, приписываемые различным группам.

Понять природу этих чувств легче всего, изучая стереотипные представления групп друг о друге. При всех конкретных различиях относительно полный перечень качеств выглядит следующим образом:

Отсталые

Бедные Феодальные

Ленивые вежливые

Традиционные послушные

Трайбалистские

Неумелые неумные

Невежливые неинициативные

Праздные гордые

Вялые зависимые

Легкомысленные расточительные

Передовые

Предприимчивые Клановые

Агрессивные Непотичные

Безжалостные

Жадные	Прогрессивные
Трудолюбивые	Сильные
Хитрые	Бережливые
Преуспевающие	Пробивные
Высокомерные	Умелые
Умные	Амбициозные
Энергичные	Грубые
Находчивые	Скряги
Серьезные

Присутствие этнических чужаков неизбежно ставит перед коренным населением вопрос, нужно ли им пытаться соперничать и тем самым стремиться к переменам. Ответ часто бывает отрицательным, поскольку соперничество означало бы более упорную и продолжительную работу, пунктуальность, сокращение числа праздничных дней, более агрессивное поведение и т.д. Кроме того, отсталые группы обычно рассматривают успехи более передовых чужаков как недостойные подражания. Но это мнение не разделяется элитами отсталых групп, которые призывают своих соплеменников менять прежние привычки и не отставать от чужаков. Такие призывы очень типичны. В качестве примера достаточно привести слова премьер-министра Малайзии, сказанные в 1968 г.: "Мы (малайцы) не должны завидовать успеху других общин (китайцев и индийцев), далеко опередивших нас. Если мы будем витать в облаках, оставаться небрежными и ленивыми, мы не можем рассчитывать, что другие общины остановятся, чтобы ждать нас". Премьер-министр призвал малайцев к "прилежному повседневному труду" и дисциплине.

Суть этих призывов элит в том, что те качества, которые прежде служили для отличия от неприемлемых обычаев этнических чужаков, теперь воспринимаются как желательные. Исчезает утешение тем, что более высокие достижения чужаков связаны с недостойным поведением. Наоборот, они достигают большего именно потому, что их поведение более достойно. Парадоксально, но так говорят свои элиты. Оценочные суждения о группах теряют двусмысленность. Сентиментальность бывших колониальных господ по поводу "достоинства, вежливости и благородства" отсталых групп больше не находит отклика со стороны лидеров этих групп. Они начинают утверждать, что вежливость не способствует успеху и предпочтительна агрессивность. Вполне понятно, почему меняется отношение элит и почему это приводит к стрессам. Имеются доказательства того, что люди, чаще контактирующие с чужаками, обычно более критически относятся к своей группе и ее качествам, а именно такой более широкий кругозор характерен для этнических элит. Есть также доказательства, что среди менее развитых групп обычно больше распространены предрассудки относительно других групп. В результате члены отсталых групп испытывают тяготение в противоположных направлениях. Качества своей группы оказываются предосудительными, а примером для подражания становятся как раз те группы, которые вызывают наибольшую антипатию.

Ситуация еще больше осложняется тем, что отсталые группы обычно настаивают (зачастую успешно) на предоставлении тех или иных льгот, требуют компенсационных мер, чтобы нейтрализовать предполагаемое соревновательное превосходство более развитых групп. На этой основе лулуа и сингалы добились льгот при поступлении в университеты, для малайцев был принят ряд преференциальных программ, а маратхи и телугу в своих штатах отстояли высокие квоты при найме на работу. Но элиты понимают, что преференциальная политика — это отклонение от нормы равенства, и рассматривают льготы как временную меру. Поэтому группы, получающие льготы, постоянно испытывают давление со стороны своих лидеров, требующих оправдать привилегии определенными достижениями.

Страх исчезновения

Стремление догнать более развитые группы содержит элемент гонки со временем. Отсталая группа должка догнать более развитую, поскольку покровительственная политика не может длиться бесконечно долго, а также потому, что "скоро будет уже поздно". Будущее для отсталых групп представляется неопределенным из-за опасности со стороны других групп. Прежде всего это страх оказаться в подчиненном положении и превратиться в "дровосеков" или "землепашцев". Предполагается, что главные намерения чужаков — подчинить страну и отсталую группу. Поэтому каждый конкретный вопрос приобретает жизненно важное значение. Типичным становится довод, что отказ удовлетворить любое политическое требование приведет к исчезновению группы. При этом выживание отнюдь не воспринимается как метафора. Поразительно, как много отсталых групп боятся исчезновения, указывая при этом на судьбу американских индейцев. Вот несколько примеров.

Фиджи: смысл существования Фиджийской национальной партии состоит в том, чтобы "предотвратить поражение фиджийцев в соревновании, как это произошло с- североамериканскими индейцами, гавайцами и маори".

Синд (Пакистан): синдхи "не хотят превратиться в краснокожих индейцев".

Малайзия: многие малайские лидеры высказывают опасения, что малайцы могут уподобиться американским индейцам. Это сравнение часто встречается в малайской прессе.

Пенджаб (Индия): сикхи должны либо добиться равенства, либо смириться с постепенным исчезновением.

Бирма: многие карены считают, что господство бирманцев приведет к исчезновению каренов.

Тема исчезновения используется и меньшинствами в странах Запада, в частности басками и франкоканадцами.

Отчасти подобные опасения возникают при неблагоприятной демографической ситуации. Мусульмане на Филиппинах и ассамцы в Индии в последние десятилетия столкнулись с чрезвычайно интенсивной иммиграцией чужаков, представляющих более крупные народы. В аналогичном положении оказались фламандцы и валлоны в Бельгии, протестанты и католики в Северной Ирландии. Большинство в пределах страны может оказаться меньшинством в рамках региона, включающего несколько государств. Иными словами, среда для противопоставления групп может быть шире области, очерченной формальными границами. В таком контексте опасения группы могут иметь определенные основания.

Для постороннего наблюдателя страх перед численно более крупными группами может показаться преувеличенным или нерациональным. Однако подобные опасения очень живучи и накладывают отпечаток на отношения между группами. Чем это можно объяснить?

Во-первых, страх подчинения представляет собой характерную черту неранжированных этнических систем. Сосуществование двух или большего числа обществ на одной и той же территории непременно порождает неопределенность и дискомфорт.

Во-вторых, страх исчезновения и поглощения можно определить как синдром тревожности в тех случаях, когда он представляет собой адекватную реакцию на очевидную либо ожидаемую опасность. Тревожность искажает восприятие и усиливает реакцию даже на незначительные угрозы. Неоднократно отмечалось, что для этнической политики в глубоко расколотых обществах характерны крайние требования. Если удается выяснить порождающие их причины, то более понятным становится политический процесс, происходящий в таких обществах.

В-третьих, существует взаимосвязь между самоуважением, тревожностью и предрассудками. Предрассудки дают выход враждебности и тем самым снижают тревожность. Преувеличение опасности также выполняет важную функцию: поскольку синдром преследования несовместим с самоуважением, индивид, враждебно настроенный к другим группам, нередко выдумывает существование заговора, угрожающего его благополучию. Страх исчезновения представляет собой очень серьезную угрозу и с готовностью усваивается как мотивация враждебности.

В-четвертых, страх исчезновения нужно рассматривать на фоне эксклюзивных требований, выдвигаемых группами. Как отмечалось выше, сосуществование нескольких народов в пределах одного государства создает дискомфортную ситуацию и часто порождает стремление сделать общество более гомогенным путем ассимиляции, вытеснения или даже истребления меньшинств. Есть основания считать, что страх исчезновения — это на самом деле проекция, т.е. психологический механизм, посредством которого предосудительные побуждения индивида переносятся им на других, часто как раз на объекты этих побуждений. Если возникла мысль, что "мы хотим победить или уничтожить их", то она может быть выражена как "они хотят победить или уничтожить нас". В данном случае перед нами так называемая прямая проекция. Начало вспышек насилия показывает, что она имеет непосредственное отношение к нашей теме. Неоднократно отмечалось, что зачинщиками насилия чаще всего выступают более отсталые группы, а его объектом — более развитые. Крайние проявления враждебности как бы оправданы тем, что объект агрессии создает серьезную угрозу для группы.

Сказанное помогает объяснить поведение масс в конфликтных ситуациях. В большинстве случаев инициаторы насилия озабочены невыгодным межгрупповым сравнением и охвачены синдромом тревожности. Сомнения в собственном достоинстве и стремление восстановить его как важнейшую часть групповой идентичности в большей степени, чем узкие групповые интересы, побуждают людей к насилию и непропорционально обостренной реакции на существующие угрозы.

Дихотомия "развитый — отсталый" не единственная причина конфликтогенных сравнений, но она явно наиболее значимая и распространенная. Без нее этнический конфликт играл бы далеко не такую важную роль в современном мире.

Рассматривая групповые сравнения, я постоянно оперировал категориями индивидуального и группового уровня, обходя некоторые ключевые вопросы. Существует ли автономная сфера, в которой действует групповая психология, или же последняя представляет собой простую сумму индивидуальных реакций? И насколько она отличается от индивидуальной психологии? В специальной литературе неоднократно выражалось сожаление по поводу личностного уклона психоаналитических и социально-психологических исследований. Мы знаем много о психологии индивидуального предрассудка, но очень мало — о психологии группы, разделяющей эти предрассудки. Можно отметить, что некоторые элементы культуры, несомненно, оказывают воздействие на межэтнические отношения, но в то же время существует структурное сходство между группами, принадлежащими к совершенно различным культурам. Закономерность нельзя объяснить, используя переменную величину. Также нет смысла искать причинную связь между коллективной и индивидуальной тревожностью. Несомненно, в межгрупповой психологии действуют определенные коллективные элементы. Поразительное сходство суждений и поведения групп, далеких друг от друга географически, различных по социальной структуре и эмоциональной жизни, но находящихся в аналогичной этнической ситуации, указывает на то, что групповым процессам присуща относительная самостоятельность. Угрозы, возникающие вследствие межгруппового сравнения, и поведение, обусловленное этими угрозами, можно объяснить в рамках некой "позиционной психологии", предполагающей, что люди или группы в сходных ситуациях реагируют более или менее сходным образом.