Обстоятельства быта

Разумеется, очерченный процесс обособления аристократического рода еще не означает появления семьи современного типа в высшем сословии. Семья это не просто общность людей, обеспечивающих «гигиену» юридической преемственности социального статуса, но еще и особый воздух, которым они дышат. Это приватный мир уютных домашних кличек, составляющих предмет строжайшей табуации для всех посторонних, свободных от светской условности поведенческих форм, своей иерархии ценностей и даже своей иерархии лиц, когда личный статус одних может перевешивать социальный статус других. Это мир «внепротокольных» ролей, где божьи помазанники собственными руками расстегивают штанишки своих детей, где по традиции, сохранившейся до 1917 г., даже императорские сыновья, донашивают детские платьица старших сестер[434], а их отцам штопают одежду, с которой те не хотят расставаться, их жены-императрицы.

Прежде всего, для обустройства этого мира необходима своя, недоступная публичности, территория. Только совместный досуг рождает надтелесную близость, делает семью единой плотью с единой душой. Где его нет, нет и семьи в современном понимании этого слова. Нет ее и там, где нет замкнутого пространства для проведения времени в своем кругу, для общего уединения. Поэтому важным свидетельством эволюции семьи может служить уже сама планировка занимаемых ею помещений.

Начнем с того, что жизнь феодала долгое время лишена оседлости. Дело не только в военных походах, главным образом это обусловлено невозможностью обеспечить хранение продовольственных запасов, поэтому он (а вместе с ним и двор) постоянно переезжает с одного места на другое. Кстати, распределение местожительства его наложниц (вспомним многочисленных наложниц князя Владимира) обусловлено именно кочевым бытом. Но и там, где исчезает необходимость переезжать с места на место, он постоянно на виду. Ни в походе, ни на охоте ни даже у себя дома аристократ не остается один или наедине с родными; жизнь средневекового дворца или замка лишена всякой приватности. Жилье феодала — это, прежде всего центр управления его землями, а следовательно, присутственное место, куда постоянно стекается большой поток посетителей. Но и жилые помещения, так называемый палас, куда не впускаются они, начисто лишены домашней атмосферы. Не только его жизнь, но и вся жизнь обитателей замка, мужчин и женщин, рыцарей и оруженосцев, прислуживающих пажей (валетов), боевых птиц и собак

О музыке, об услуженье в залах,

О всех подарках для больших и малых,

О пышности Тезеевых хором,

О том, как разместились за столом,

Какая дама всех красой затмила

Иль пеньем, пляской, или говорила

Про жар любви чувствительнее всех,

И сколько было соколиных вех,

И сколько псов лежало под столом,—

Ни слова вам я не скажу о том[435]

большей частью протекает в общем парадном зале (только в наиболее богатых замках он устраивается на верхнем этаже, тогда нижний служит местом жизни и столовой для замковых людей и гостей). Здесь, на виду у всех, правят суд, держат совет, трапезничают, справляют праздники, «крутят» нескончаемые куртуазные «романы», скучают… Лишь небольшое возвышение, на котором стоят стулья сеньора и его супруги, отделяют их от общего собрания. Знаменитые «суды любви» Алиеноры Аквитанской проходят здесь же, в огромном парадном помещении замка аквитанских герцогов в Пуатье, способном вместить не одну сотню заинтересованных зрителей. Меняется только обстановка: расставляются столы, скамьи, на ночь все это выносится прочь, чтобы на их месте поставить кровати для одних, и кинуть на пол простые тюки с соломой — для других. Долгое время все, включая слуг, проводят ночь в том же одном на всех зале. Впрочем, и слуги большей частью — все те же дети благородных вассалов, которые отдаются на воспитание сеньору: в его доме они должны проходить школу светской жизни, из пажей (валетов) становиться оруженосцами, из оруженосцев — рыцарями. Спящих разделяли только занавески или ширмы, гораздо реже — деревянные перегородки. Долгое время и супружеская чета владельца замка спит здесь же, в дальнем конце зала, за возвышением.

О жизни в коммунальных условиях феодального замка многое говорят размеры помещений: площадь зала Вестминстерского дворца, построенного в XI-XII вв., составляет 1440 кв. м. (длина — 72, ширина — 20 м.); большой зал дворца в Сите в Париже — и того больше: 70 м. в длину и 27 в ширину[436]. Только в XII веке статус сеньора подчеркивается появлением личных покоев, к его концу — раздельных с супругой. Но и покои владельца замка сводятся лишь к спальне, которая служит не столько личным пространством, сколько комнатой для приемов, да скромной гардеробной. Еще позднее свои покои появляются у старшего сына и его супруги.

«Типовая» планировка замков и этого времени показывает, что отъединенной от постороннего присутствия и чужих взглядов территории, на которой своим кругом могла бы собраться и проводить совместный досуг собственно семья феодала, не существует. К тому же и весь набор мебели в тех помещениях, которые есть, сводится, не считая сундуков для одежд, к большой кровати и паре табуретов, иначе говоря, бытовые удобства, которым надлежит обустроить совместный досуг, тоже отсутствуют. К слову, даже в спальной комнате владельца замка, дворца полной приватности нет, что, впрочем, понятно. Это род присутственного места: здесь вершится протокольное, то есть, как правило, свидетельствуемое доверенными лицами (остающимися, разумеется, за дверью), зачатие наследников. Здесь же сеньор дает аудиенции. Отправление супружеских обязанностей — далеко не регулярно; ложе нередко делится совсем с другими женщинами. К слову, и женщины находят утешение на стороне. Та же Алиенора Аквитанская, обвинялась французским королем, ее первым мужем в супружеской неверности, затем, став королевой Англии, вела войну со вторым, поэтому говорить о близких отношениях едва ли приходится. О супружеской жизни ульрихов лихтенштейнских, феодалов более низкого ранга, здесь уже говорилось.

Только к XVI в. в замках знати появляются жилые корпуса с апартаментами для приближенных, однако и там лишенный приватности распорядок жизни сохраняется долгое время. Даже личные покои Франсиска I в замке Шамбор, жемчужине дворцовой архитектуры того времени, не создают впечатление, замкнутого для посторонних, личного пространства, скорее наоборот — они рассчитаны прежде всего на выполнение представительской функции. В парадных спальнях европейских дворцов еще в XVII веке даже обычный отход ко сну и пробуждение монарха представляли собой некий государственный акт, официальные требования к которому предусматривали обязательное присутствие особых должностных лиц. Так, спальня Людовика XIV в Версале была устроена именно таким образом, чтобы обеспечить свидетельствование: только низкая позолоченная деревянная балюстрада отделяла место для допущенных к публичному церемониалу от личного пространства короля. К слову, и апартаменты королевы таковы, что исключают возможность отъединения. Они состоят из спальни, где даются частные аудиенции, салона «Большой прибор» для публичных обедов королевской семьи, зал гвардейцев и парадную лестницу. Личное пространство, куда допускаются только свои, перед кем можно было бы сбросить протокольные одежды и не бояться собственных слабостей, отсутствует.

Апартаменты хозяина дома и его супруги продолжают располагаться в разных местах, дети живут под присмотром чужих людей («…кто же <…> может выносить плач детей, заунывные песни успокаивающих их кормилиц и гомон толпы домашних слуг и служанок? Кто в состоянии терпеливо смотреть на постоянную нечистоплотность маленьких детей?»)[437]. Общей территории, где каждый и все вместе могли бы чувствовать себя дома, по-прежнему нет. Таким образом, семья своим узким кругом, родители и дети, может собираться вместе только в исключительных случаях, для совершения каких-то официальных публичных церемоний. Не случайно и коллективные портреты средневековой семьи, подобные работе Ван Дейка (1621 г.), отсутствуют.

Эти бытовые подробности со всей однозначностью свидетельствуют о том, что никакого обособления совместной жизни близких друг другу людей нет. А следовательно, нет и собственно семьи — есть лишь номинальная группа, наделенная известными правами. Разумеется, формальное определение ее состава — это большой шаг в ее истории, но все же устроение регулярного частного быта, а вместе с ним и формирование нуклеарной семьи, способной осознать себя единым организмом, происходит лишь в Новое время с рождением нового сословия.