В природе ничто не исчезает бесследно, и природа социума подчиняется этому же фундаментальному закону. Поэтому, меняя свои организационные формы и формы взаимодействия с обществом, отдельные пережитки прошлого мироустройства продолжают жить еще долгое время. Но как бы то ни было, на месте единой многоядерной патриархальной семьи появляется россыпь обладающих большой автономностью парцелл, состоящих из родителей (либо только одного из них) и детей, либо только из супругов, которые обретают статус относительно самостоятельных субъектов социальной жизни. Фактором, подготавливающим почву для этих перемен, становятся достигающие своего логического предела феодальные отношения.
В своем пределе развитие системы вассалитета приводит к тому, что ею поглощаются не только «благородные» сословия. В IX в. франкский король Людовик Благочестивый предписал, чтобы каждый стал чьим-нибудь «человеком», другими словами, в королевстве не должно было остаться решительно никого, кто не имел бы над собой господина. Позднее то же было предписано и в Англии, реализовано в других странах. Таким образом, постепенно сложилась иерархическая система вассальных связей, при которой каждый был чьим-то вассалом. Феодальное общество выстраивалось таким образом, что каждый вассал имел своего сеньора, а каждый феодал — своих вассалов. В подобной системе отношений человек, как правило, выполняет одновременно две противоположные и вместе с тем взаимодополняющие друг друга роли — слуги и господина.
Только вершина феодальной иерархии свободна от подчинения кому бы то ни было; пирамидион не имеет никого над собой, поскольку сеньором короля может быть только Бог. Правда, нередко короли признавали себя вассалами римских первосвященников, но, как правило, это не влекло за собой никаких практических обременений. Впрочем, чрезвычайная запутанность феодальных связей приводила и к путанице, и к парадоксам. История Европы знает примеры вассальной зависимости даже могущественных королей, например, английские монархи, земельные владения которых на континенте нередко превышали своими размерами владения французских, формально считались вассалами последних.
Прямыми вассалами короля являлись герцоги, вассалами герцогов — маркизы, вассалами маркизов — графы. Графы были сеньорами баронов, у тех в качестве вассалов служили обычные рыцари. Рыцарей, чаще всего в походе, сопровождали оруженосцы — юноши из рыцарских родов, но сами еще не получившие право на ношение золотых шпор. Сложившаяся социальная структура, обеспечивала стабильность общества. В дополнение ко всему она освящалась авторитетом веры в то, что сам Бог разделил общество на сословия (и определил духовенство как первое из них). Правда, как уже говорилось, строгую систему подчинения могли запутывать и зависимости, подобные зависимости английских королей, и феодальные держания от разных сеньоров, и даже вассальные подчинения обладателей более высоких титулов носителям младших. Не были исключениями и такие отношения, в которых вассал в действительности был много богаче, и могущественней своего сеньора.
Эволюция социума и его вторжение в жизнь «больших семей» определяет их постепенное разложение, но, во многом, и развитие самого социума подчинено приспособлению к нему меняющихся форм патриархального «дома». История последнего (во всяком случае, как одного из главных фигурантов общественного развития) практически заканчивается с образованием централизованных абсолютистских государств. Их появление доводит до своего логического предела переустройство социума по типу сверхбольшой патриархальной фамилии. Завершение процесса централизации власти, становление абсолютных монархий делает единым патриархальным «домом» весь социум; без изъятия всё включается в его состав, и на этом этапе истории принцип «вассал моего вассала не мой вассал» уже перестает действовать. Кстати, фантомная боль, слабые и вместе с тем вполне различимые следы этого состояния социума проявляются и сегодня. Так в обращении Главы Российского Императорского Дома по случаю 400-летия преодоления Смуты говорится: «…Все соотечественники, даже причиняющие нам грусть и боль, всё равно наши братья, сестры и дети — члены великой Семьи»[428].
Но вместе с тем в ходе этого процесса обособляется ядро патриархального «дома», обладающий рангом государственного учреждения узкий круг лиц, которые встают над остальными. Это проявляется в законодательном проведении разделительной черты, за которую уже не пускается никто из посторонних. Примером может служить Российский Императорский Дом, члены которого «составили особый класс, преимущества которого обуславливаются или тем, что его члены, при известных условиях, могут быть призваны к наследованию престола, или же тем, что они связаны браком с лицами, имеющими или могущими иметь право на престол»[429].
Известно, что российские династические законы родственны австрийской системе престолонаследия, основанной на праве мужского первородства, т.е. допускающей наследование по женской линии лишь по пресечении последней мужской ветви. Поэтому они не являются чем-то исключительным в культурной традиции Западной Европы. Как и любые другие, первоначально они формируются на основе внутрифамильного права, но со временем образуют один из остовов национального. При этом особенностью законодательств о престолонаследии со временем становится то обстоятельство, что порядок передачи власти не подлежит изменению даже царствующим лицом[430].
Строгая регламентация лиц, обладающих династическими правами, образует в составе единого общегосударственного «дома» особую социальную группу принципиально нового, ранее неведомого феодальному обществу типа. Подобно звезде, завершающей цикл своего развития, эта сверхбольшая семья сбрасывает «оболочку», оставляя ядро для частной жизни, обособленной от быта как былых громоздких патриархальных объединений, так и всего социума в целом.
В сущности, то же происходит и на нисходящих ступенях единой феодальной пирамиды герцогов, графов, баронов. Поэтому достигая эволюционной вершины, вся система патриархальных макроструктур начинает окончательно рассыпаться. Как все наблюдаемые нами планеты в конечном счете состоят из вещества, когда-то образовавшегося в недрах доисторических звезд и выброшенного во взрывах сверхновых, так и вся совокупность существующих ныне фамилий образована осколками старых патриархальных «домов». Формирование абсолютистских государств Нового времени знаменуется возрождением россыпи суверенных фамилий.
Впрочем, не только внутрифамильное право регулирует размежевание единого феодального «дома»,— свою роль играют пространство и время. Только дети вассала живут при дворе сеньора, сам же он, своим собственным двором, где правят те же законы, — вдали от него, и это обстоятельство делает полу-семейные отношения между ним и его господином родственными на «одну четвертую», «восьмую» и т.д. В свою очередь, и время службы последнему ограничивается лишь сорока днями в году, что тоже влияет на регрессию, сводя эту долю к «одной шестнадцатой» и далее…
Не забудем и о магическом действии сакрального фактора крови. Сословные верования и предрассудки — это составная часть того же единого культурного Гольфстрима, и, подчиняясь им, «голубая» окончательно отделяется от той, что течет в жилах простого люда. Поэтому упомянутые выше королевские и герцогские указы, повелевавшие отбивать золотые шпоры у всех, кто не принадлежал к рыцарским родам, являются первыми ручейками этого же потока обособления аристократии. Но ведь и «благородная» имеет свои оттенки, поэтому различия обнаруживаются и здесь, и здесь возникают свои перегородки, что тоже не способствует укреплению и без того не вполне прочного семейного единства.
Разумеется, кардинальные исторические перемены не совершаются мгновенно, а значит, многое из того, что остается на развалинах старых фамильных формирований, продолжает и в Новое время нести на себе отчетливый отпечаток патриархальности. Но все же к становлению абсолютистских монархий перед нами встает качественно новое явление, в жизни которого ее законы перестают играть ведущую роль. Таким образом, можно заключить о том, что в высшем сословии контуры семьи в близком к современному пониманию этого слова начинают проступать только в ходе полного подчинения патриархальному укладу всех форм жизни централизованного государства и одновременного вытеснения его из частносемейного быта.
