I. Об истине

"Что есть истина?" -- спросил насмешливо Пилат и не стал дожидатьсяответа. Разумеется, есть люди, которые испытывают восторг отнеопределенности и головокружения и считают, что они попадут в рабство, еслистанут придерживаться какого-либо неизменного убеждения, что истина повлияетна свободу воли как в мыслях, так и в поступках. И хотя секты такого родафилософов исчезли, еще остаются нерешительные умы, которые сохраняют этупривычку, хотя они и не пользуются таким влиянием, какое имели философыдревности. Но ложь попадает в фавор не только потому, что для обнаруженияистины нужно преодолеть трудности и приложить труд; и не потому, что, когдаистина обнаружена, она налагает ограничения на мысли людей; а в силуестественной, хотя и порочной любви ко лжи, как таковой. Одна из болеепоздних философских школ греков занималась этим вопросом и зашла в тупик, незная, что же во лжи есть такого, что она нравится людям, хотя она и недоставляет им наслаждения, как поэтам, и не приносит им барыша, какторговцам, а просто нравится ради самой лжи. Но я не могу не сказать: эта самая истина есть обнаженный и открытыйдневной свет, при котором маски, представления и торжества мира выглядят вполовину менее величественными и утонченными, чем при свете свечей.Возможно, истина и может по своей ценности приблизиться к жемчугу, которыйлучше всего выглядит днем, но она никогда не поднимется до ценности алмазаили карбункула, которые смотрятся при самом разном освещении. Действительно,примесь лжи всегда увеличивает наслаждение. Разве кто-либо усомнится в том,что если бы умы людей были освобождены от суетных мнений, лестных надежд,ложных оценок, свободной игры воображения и тому подобного, то они у многихлюдей сжались бы и обеднели, исполнились бы меланхолии и отвращения и сталибы неприятны им же самим. Один из отцов в великой суровости назвал поэзию"vinum daemonum"^[1], поскольку она насыщает воображение, и все жеона является лишь тенью лжи. Но вред приносит не та ложь, которая проходит,не задерживаясь, сквозь ум, а та, которая пускает корни и укрепляется в нем,т. е. такая ложь, о которой мы говорили ранее. Но как бы ни представлялись все эти вещи в извращенных суждениях ичувствах людей, все же истина, которая действительно только сама можетсудить о себе, учит, что поиски истины, т. е. любовь к ней и ухаживание занею, знание истины, т. е. ее присутствие, и вера в истину, т. е. наслаждениеею, составляют высшее благо человеческой натуры. Первым созданием Бога, втрудах дней его, был свет видимый, последним -- свет разума; и его субботнийтруд с того времени всегда есть свет его духа. Сначала он вдохнул свет влицо материи, или хаоса; затем -- свет в лицо человека, и с тех пор онпостоянно вдохновляет и вызывает свет в лицах избранников своих. Ведьпрекрасно сказал тот поэт, который украсил секту, в других отношенияхуступавшую остальным: "Приятно стоять на берегу и видеть корабли, борющиесяс волнами; приятно стоять у окна замка и наблюдать внизу битву со всеми еепревратностями; но ни с чем не сравнимо то наслаждение, когда стоишь напрочном основании истины (вершина, которую ничто не может превзойти и гдевоздух всегда свеж и чист) и наблюдаешь ошибки, и блуждания, и туманы, ибури внизу в долине"^[2]. Это правильно, но всегда это зрелищедолжно наблюдать с жалостью, а не с напыщенностью или гордостью. Разумеется,добиться того, чтобы ум человека действовал в милосердии, покоился напровидении и опирался на столпы истины, значит достичь рая на земле. Если перейти от теологической и философской истины к мирской, то дажете, кто сам не придерживается этого правила, признают, что честность ипрямота в делах составляют честь человеческой натуры и что добавление лжиподобно примеси в золотой или серебряной монете; это, быть может, и улучшаетобработку металла, но портит его чистоту. Ибо эти извилистые и кривые путисуть действия змия, который бесчестно передвигается на брюхе, а не на ногах.Нет другого порока, который бы так покрывал человека позором, как если егонайдут лживым и вероломным; и поэтому очень хорошо сказал Монтень, когда онисследовал причину того, почему лживое слово является таким бесчестьем итаким позорным обвинением: "Если хорошенько взвесить, то сказать, чточеловек лжет, это значит сказать, что он смел перед Богом и труслив передлюдьми"^[3]. Ибо ложь открыта Богу и ускользает от человека.Безусловно, вся преступность лжи и вероломства ни в чем не может бытьвыражена более полно, как в том, что она будет последним трубным гласом,который призовет род человеческий на суд божий, ибо предсказано, что, когдапридет Христос, он не найдет веры на земле.