Суть восьмидесятничества — утилитаризм и дегуманизация 3 страница

Хотя около 30 % респондентов планируют сделать карьеру в частном секторе, никого (!) не привлекает перспектива стать владельцем фирмы, открыть свое дело, начать бизнес. Все довольствуются привычным амплуа работника по найму. Еще один показательный факт: только 12 че­ловек из 192 признались, что они мечтают приобщиться к высшему классу очень богатых людей, обладать роскошным жильем, разнообразным личным транспортом, штатом обслуживающего персонала и т. п. Осталь­ные довольствуются уровнем доходов среднего класса, трехкомнатной квартирой в городе и загородным летним коттеджем. По-видимому, от­носительная скромность материальных притязаний гуманитариев-вось­мидесятников объясняется их социалистическим воспитанием, которое сопротивляется усиливающемуся натиску утилитаризма.

B. Самосовершенствование, повышение интеллигентности: «Смысл
жизни для меня состоит в самосовершенствовании, в постоянном
обучении чему-то всю жизнь»; «Развиваться духовно, повышать свой

646

Глаза 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

5.3. ПОКОЛЕНИЕ ВОСЬМИДЕСЯТНИКОВ

647

 

интеллектуальный уровень и расширять кругозор»; «Обрести духовное совершенство и гармонию»; «Если я не буду в будущем выдающимся человеком, то заурядным, разочарованным тоже не буду. Нужно всю жизнь совершенствоваться, никогда не останавливаться»; «Прожить жизнь с честью и достоинством, не потерять свою духовность, чтобы никогда не было стыдно ни за себя, ни за свои мысли и поступки»; «Смысл жизни вижу в развитии и реализации универсального потенциала, которым меня наградила природа». Следы перестроечной травмы можно усмотреть в смысложизненных установках: «Цель моей жизни стать самодостаточ­ным человеком»; «Стать независимой женщиной, обрести уверенность в себе, чтобы не было страха перед завтрашним днем».

Нельзя не восхищаться этими высказываниями. Очевидно, не об этих людях многоопытный социолог Ю. А. Левада написал, что их «сознание несет отпечаток многовекового рабства, проявляющийся в низком само­уважении, вороватости, склонности работать спустя рукава, готовности к подчинению силе» и т. д. (см. выше). Мне импонирует бескорыстный альтруизм, который видится в следующих целях:

Г. Приносить людям пользу: «Прожить жизнь как можно безупречнее, быть полезным людям»; «Я хочу помочь как можно большему числу нуждающихся: усыновить не менее семи детей и создать дома микрокосм гармонии и любви». Автор последнего высказывания не экзальтированная девушка, а библиотекарь из Липецка, зрелая женщина 33 лет. Удивитель­но, что в наших диалогах почти не звучали мотивы эвдемонизма, лич­ного мещанского счастья. Иногда только кто-то с печалью признавался: «Я всегда мечтала иметь небольшой отдельный домик с садом, где много цветов. Я мечтала о том, как я буду его обустраивать, украшать, лелеять, но этой мечте не суждено сбыться».

Д. Не загадываю — во всяком поколении немало людей, не имеющих определенной жизненной цели, и восьмидесятники не исключение. «Моя цель — жить, просто жить, работать, любить, страдать, испытывать все известные человечеству чувства. А жизнь при любом удобном случае сама повернет и поведет тебя, и это уже твое личное дело — сопротив­ляться ей или плыть по волнам судьбы»; «Цели в жизни не было. Карьер­ного роста не добивалась, работала, отдавая работе все силы и душу. Единственное, чего хотелось, — это спокойствия и стабильности»; «Если говорить о главной цели, то ее, вероятнее всего, и не было. Про­сто по ходу жизни возникали рубежи, которые нужно было преодолеть. На каком-то этапе — это воспитание дочери, на другом — поступление в университет и так далее»; «Моя цель в жизни выражается фразой: делай, что должно, а там будь, что будет».

Надо отметить, что практически всегда респонденты добавляли: «Всеми достижениями я обязан самому себе», «Спасибо близким и дру­зьям, которые поддерживали меня в трудную минуту». Подлинно интел­лигентские установки проявляются в отборе средств достижения жиз­ненных целей. Например: «Важно помнить о том, что цели не оправды­вают средства и достигать их нужно, не роняя своего достоинства, так, чтобы не испытывать впоследствии неловкости за себя или угрызений совести. Нельзя забывать, что ребенок учится жизни прежде всего в семье, и потому — на мне ответственность за каждое слово, каждый поступок». Не зря одна из многодетных библиотекарей написала: «Я получаю высшее образование не только для того, чтобы стать наиболее квалифицирован­ным специалистом в своей сфере, но и для того, чтобы больше понимать в этой жизни. Я хочу показать пример своим детям, чтобы они выбрали "путь", а не "беспутицу"».

В ходе диалогов респонденты назвали следующие положительные качества интеллигентных восьмидесятников: жизненная стойкость, оптимизм, предприимчивость, трудолюбие: «Наиболее сильными и привлекательными чертами моего поколения я считаю твердость духа, соблюдение нравственных норм, работоспособность и веру в лучшее будущее»; «Сильными и привлекательными чертами моего поколения являются умение трудиться, добросовестно и инициативно выполнять свою работу»; «Мы — поколение, готовое к любым трудностям; нас не сломили, а только закалили испытания 90-х годов»; «Мне нравятся жиз­нерадостность, юмор моих сверстников»; «Практицизм, трудоспособность, упорство и выживаемость, гибкость — сильные черты моего поколения»; интеллектуальное развитие, стремление к знаниям, овладению культурой: «В большинстве своем мое окружение — думающие, духовно развитые, много читающие люди»; «Мне все интересно, хочется жить в гармонии с окружающим миром и окружающими меня людьми. Поэтому я посто­янно себя образовываю, доучиваю, совершенствую»; альтруизм, доброта, дружелюбие, гуманность: «Есть немало людей, способных прийти на помощь, жертвовать собой ради других, способных встать на защиту справедливости, любить и дружить не ради денег и славы, а просто, чтобы оставаться настоящими людьми»; «Я всегда ощущаю поддержку родных, плечо друзей и верю, что добрых людей в мире большинство. Всегда живу по правилу: отнесись к людям так, как ты хочешь, чтобы они относились к тебе»; «Способность к любви и искренней дружбе, само­пожертвованию — вот качества моего поколения»; «Мы стремимся воспитать детей порядочными людьми, заботящимися не только о себе, но и о ближнем своем»; коллективизм: «Самой замечательной чертой

648

Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

5.3. ПОКОЛЕНИЕ ВОСЬМИДЕСЯТНИКОВ

649

 

моего поколения является чувство коллективизма. Двадцать лет прошло с тех пор, как мы окончили школу, но до сих пор мы всегда рады встрече и готовы, если нужно, поддержать друг друга. Если мы узнаем, что у кого-то из наших проблемы, то объявляем сбор»; патриотизм, ответственность за свое дело: «Мое поколение несет ответственность за судьбу страны, потому что мое поколение — уже сформировавшиеся личности»; «Не­смотря на развал промышленности и культуры, находились энтузиасты, которые старались сохранить достигнутое. Учителям не платили зарпла­ту, а они работали, зная, что дети не виноваты»; «Мы были пионерами и комсомольцами, в нас воспитывали любовь к Родине, и многим мальчикам пришлось доказывать ее на поле боя в Афганистане и в Чечне».

Автопортрет поколения, нарисованный нашими респондентами, не соответствует сущности восъмидесятничества, сформулированной в разделе 5.3.2. Не обнаруживаются дегуманизм, ироническое разрушение этико-культурологического идеала, а самое главное — нет культа утили­таризма с его принципом «хорошо то, что полезно». Этот автопортрет соответствует формуле интеллигентности, а не формуле интеллектуаль­ности, как можно было бы ожидать. Чем объяснить этот казус?

Дело в том, что при выявлении сути восьмидесятничества мы ориен­тировались на элиты, считая, что именно им положено символизировать поколение. Мы получили галерею элитарных интеллектуалов (олигархов, бизнесменов, политиков, поп-звезд, постмодернистов), но не обнару­жили элитарных интеллигентов. Было выдвинуто предположение, что интеллигенты-восьмидесятники концентрируются не в элитных кругах, а в исполнительском корпусе интеллектного слоя. Библиотекари, учителя, клубные работники, принявшие участие в наших диалогах, как раз и входят в состав этого корпуса. Полученные данные позволяют сделать вывод, что именно они, а не коммерциализованная элита, обеспечивают жизнеспособность русской интеллигенции и передачу интеллигентности молодому поколению.

Однако в интеллектном слое, помимо гуманитариев-интеллигентов, представлены технократы-интеллектуалы и маргинальные группы. Кро­ме того, в составе поколения имеются полуинтеллектный и неинтеллект -ный диапазоны. По-видимому, эти субъекты являются основными но­сителями отрицательных черт поколения, самокритично отнесенных восьмидесятниками на свой счет, а именно — бесцельное существование, апатичность, пассивность, лень: «Многие, потеряв работу, предпочли лежать на диване и не предпринимать никаких действий»; «Не все, пере­жив дефолт, Чечню, остались прежними людьми, очень многие смирились с реалиями жизни и опустили руки, сделались алкоголиками, наркомана-

ми»; эгоизм, корыстолюбие, индивидуализм: «Меня огорчает рост инди­видуализма, даже между близкими друзьями порой пробегает холодок отчужденности»; «Многие решили заработать деньги и не замечали, как, стремясь к своей цели, предавали друзей, перешагивали через общече­ловеческие ценности»; «Особое разочарование вызывает у меня стрем­ление некоторых моих сверстников к превосходству над другими людьми — моральному или материальному. По-моему, это бескультурье и пошлость»; безразличие, безответственность: «Наше безразличие — это малолетние наркоманы в подъездах, нищие старики, количество беспризорников, превышающее послевоенные годы»; «Дети, брошенные в родильных домах, — это дети моего поколения, миллионы беспризорников — это дети моего поколения, старики и старухи, роющиеся в помойке, — это родители моего поколения».

Сделанный обзор ценностных ориентации рядовых представителей интеллектного слоя показывает, что в среде гуманитариев значительное место занимают интеллигенты-гуманисты, соответствующие формуле интеллигентности, в то время как элиты восьмидесятников соответству­ют формуле интеллектуальности. Получается, что если в поколении шестидесятников были интеллигентны как интеллектно-этическая элита, так и исполнительский корпус, то в поколении восьмидесятников элита интеллектуальна, а неэлитарный интеллектный слой сохранил качество интеллигентности, несмотря на неблагоприятные условия его сущест­вования. Получился парадоксальный кентавр: голова интеллектуала, а туловище интеллигента. Но ведь именно от этого «корпуса», состояще­го из десятков тысяч учителей, врачей, библиотекарей, работников куль­туры, зависит духовное и физическое здоровье русского народа.

О социальной значимости интеллигентного учителя хорошо сказал психолог А. В. Толстых: «Не будет здание школы самым величественным и красивым в округе; не будет зарабатывающего на достойную жизнь, спокойного, уравновешенного, знающего учителя — не будет улучшения нравов населения; не будет звучать чистая, грамотная речь; не будет красивых отношений между мужчиной и женщиной. Не будет "великой державы", а будет территория, населенная нетвердыми в своих намере­ниях людьми, тасующими свои жизненные приоритеты в зависимости от идеологии существующего режима»¹. Я бы наряду с учительством упо­мянул и о других отрядах гуманитарной интеллигенции, которые все вместе обеспечивают сохранение и передачу новым поколениям русской интеллигентности.

¹ Толстых А. В. Опыт конкретно-исторической психологии личности. СПб., 2000. С. 255.

650

Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

5.3. ПОКОЛЕНИЕ ВОСЬМИДЕСЯТНИКОВ

651

 

В наших исследованиях при изучении ценностных ориентации рес­пондентов был предусмотрен вопрос об идеальном интеллигенте. Отве­ты были почти единогласны: идеальный русский интеллигент — академик Дмитрий Сергеевич Лихачев (1906-1999). Можно сказать, что в созна­нии гуманитариев-практиков сложился Лихачев-миф, имеющий важное значение для их профессионально-этического самоопределения. Этот миф возник в конце 1980-х годов, на излете перестройки, и причину его появления Д. А. Гранин объяснял так: «Когда режим немного ослаб, об­щество почувствовало потребность в человеке, которого можно любить, которому можно верить, который является не то, что идеалом, но радостью души»¹. Миф представлен, во-первых, в повествованиях о замечательных деяниях героя; во-вторых, в многочисленных высказываниях Дмитрия Сергеевича о сущности интеллигентности и модели подлинного русско­го интеллигента.

Общественная активность Д. С. Лихачева развивалась по трем направ­лениям: 1) научная деятельность в области древнерусской литературы и в смежных областях, которая принесла ему мировую славу; 2) защита памятников истории и культуры, которая вызывала неудовольствие неве­жественной власти; 3) этическая проповедь в средствах массовой инфор­мации, принесшая ему широкую популярность, доверие и авторитет. Начнем по порядку.

Формирование интеллигента Д. С. Лихачева началось в студенческие годы (1923-1928), когда он параллельно занимался романо-германской и славяно-русской филологией. Диапазон научных интересов молодого студента удивительно широк: он атрибутирует анонимные публикации Н. А. Некрасова, анализирует древнерусскую литературу о патриархе Никоне, а дипломное исследование посвящает распространению книг Шекспира в России XVIII века. Находилось время и для веселого това­рищеского общения, для шутливых диспутов в фантастической Косми­ческой академии наук. Забавы жизнерадостных интеллектуалов привлек­ли внимание бдительных чекистов, при обыске в домашней библиотеке Дмитрия Лихачева обнаружили белогвардейскую литературу (результат неосторожного библиофильства). В итоге — четыре с половиной года в Соловецком лагере особого назначения (СЛОН), потом — на ударной стройке — Беломоро-Балтийском канале.

Настоящий ученый не может не мыслить, и Лихачев изучает фольклор уголовников, записывает байки беспризорников, самое главное — обща-

' Человек, которого мы любили (с Даниилом Граниным беседует журналист Николай Крышук) // Культура и общество. Альманах Фонда им. Д. С. Лихачева. СПб., 2005. Вып. 1. С. 11.

ется с интеллектуальной элитой Серебряного века, которая была непло­хо представлена на Соловках. За ударный труд освободили в 1932 году и разрешили вернуться в Ленинград. До 1937 года перебивался кратко­временными редакторско-корректорскими занятиями и, наконец, оказал­ся под крышей Пушкинского Дома, где в течение более 60 лет продол­жалась его непрерывная, интенсивная, исключительно разносторонняя и плодотворная научная деятельность, деятельность ученого-книжника XX века.

Вначале он получает признание как историк древнерусской литера­туры. Благодаря трудам Д. С. Лихачева древнерусские летописи, осо­бенно Повесть временных лет, предстали не только как историографиче­ские источники, но и как художественные произведения особого жанра. С 1950 года начались его исследования «Слова о полку Игореве», до сих пор остающиеся классическими. О высоком научном авторитете Д. С. Лихачева свидетельствует присуждение ему в 1952 году Сталинской премии за участие в коллективном труде «История культуры Древней Руси. Домонгольский период».

В 1950-е годы Д. С. Лихачева привлекают теоретические проблемы литературоведения, которые раскрываются в книгах «Возникновение русской литературы» (1952) и «История русской литературы» (1958). Он убедительно показывает, что без учета древнерусской книжности нельзя правильно представить исторический процесс развития русской литера­туры XVIII-XIX веков. Вместе с тем интеллигент-гуманитарий Лихачев обращает внимание на особенности «художественного метода» древне­русской литературы, в частности на способы изображения внутреннего мира и характера конкретных людей. В 1958 году вышла в свет его мо­нография «Человек в литературе Древней Руси», которая раскрывает гуманистические и эстетические взгляды автора. Здесь автор выходит за литературоведческие границы, сопоставляя стили изображения человека в литературе с приемами изобразительного искусства Древней Руси. Продолжением культурологического изучения взаимосвязей слова и живописи стала книга «Культура Руси времени Андрея Рублева и Епи-фания Премудрого» (1962).

Свой богатый опыт научной обработки литературных памятников Д. С. Лихачев обобщил в капитальном методологическом труде «Тек­стология. На материале русской литературы X-XVII вв.» (1962). По оценке специалистов, этот труд «представляет собой первый в советской филологии опыт систематизации всех текстологических задач, стоящих перед исследователями русской литературы допетровского времени,

652

Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНУИИ

5.3. ПОКОЛЕНИЕ ВОСЬМИДЕСЯТНИКОВ

653

 

и методики их решения»¹. Другим обобщающим произведением стала многократно переизданная «Поэтика древнерусской литературы» (1967), удостоенная Государственной премии СССР. В аннотации последнего издания, вышедшего при жизни автора, отмечается, что книга представ­ляет собой «цельный взгляд на историю и генезис русской культуры от первых письменных свидетельств до наших дней», что она является «настоящей энциклопедией русской духовной культуры, непревзойденным учебным пособием для самого широкого круга читателей, в особенности для студентов-филологов»².

Внимание славистов разных стран привлекли новаторские идеи Д. С. Лихачева о южнославянском влиянии на Русь XV века, о русском Предвозрождении, о специфике русского барокко, о жанровой системе древнерусской литературы и всех славянских литератур Средневековья и др. Нет необходимости продолжать здесь перечисление научных достижений Дмитрия Сергеевича, которые хорошо известны специалистам и получи­ли международное признание. В 1970 году он бьш избран действительным членом Академии наук СССР, еще раньше — в 1963-м его избрали ино­странным членом Академии наук Болгарии, а после 1971 года он стал членом еще десяти иностранных академий. Д. С. Лихачев — почетный доктор одиннадцати европейских университетов и одного отечественно­го — Санкт-Петербургского Гуманитарного университета профсоюзов.

Научные исследования сочетались с научно-популяризаторской дея­тельностью академика. Помимо популярных изданий Слова о полку Игореве, он публикует очерки о классических произведениях литературы Древней Руси — «Великое наследие» (1975 и 1980), он инициатор и участник монументальной серии «Памятники литературы Древней Руси», выходившей с 1978 года в издательстве «Художественная литература», под его редакцией было выпущено учебное пособие «История русской литературы X-XVII веков» (1980 и 1985). Впечатляющими свидетель­ствами широты его культурного кругозора могут служить книга «Лите­ратура — реальность — литература» (1981 и 1984), где содержится подборка интереснейших комментариев к произведениям Пушкина, Не­красова, Гоголя, Достоевского, Лескова, Толстого, Блока, Ахматовой, Пастернака, которые Дмитрий Сергеевич объединяет понятием «кон­кретное литературоведение», и очаровательная «Поэзия садов. К семан­тике садово-парковых стилей» (1982 и 1991).

¹ Адрианова-Перетц В. П., Салмина М. А. Краткий очерк научной, педагогической и
общественной деятельности //Дмитрий Сергеевич Лихачев. 3-е изд. М., 1989. С. 33.

² Лихачев Д. С. Историческая поэтика русской литературы. СПб., 1997.

Научное наследие Д. С. Лихачева интенсивно изучается и осмысли­вается в Санкт-Петербургском Гуманитарном университете профсоюзов¹. Особое внимание уделяется культурологическому аспекту творчества академика. В монографиях А. С. Запесоцкого «Дмитрий Лихачев — ве­ликий русский культуролог» (2007) и «Культурология Дмитрия Лихачева» (2007) осуществлено фундаментальное исследование творчества и лич­ности ученого-энциклопедиста, сделавшего значительный вклад в со­временную культурологию, филологию, историческую науку, искус­ствознание. Здесь же он характеризуется как педагог-просветитель, об­щественный деятель и мыслитель глобального масштаба.

Теперь, по необходимости кратко, о культурозащитной деятельности. Начиная с 1960-х годов Дмитрий Сергеевич решительно выступал против амбициозных планов перестройки Невского проспекта, модернизации Екатерининского парка в Пушкине и Петергофского парка. По словам Д. А. Гранина: «Он стал препятствием для ленинградских властей, для их безумных, невежественных, корыстных проектов. Он стал значитель­ным препятствием — вокруг него объединялась общественность. Ей был нужен лидер, и этим лидером стал Лихачев»². Благодаря Д. С. Лихачеву сохранился Земляной вал вокруг Новгорода, были спасены от разрушения многие храмы.

В этой деятельности особенно ярко проявились такие качества Лиха­чева-интеллигента, как толерантность и благоговение перед культурой. Эти же качества подсказали Лихачеву-ученому в 1970-х годах перспек­тивное и очень важное направление научной деятельности — экологию культуры³, которое закономерно привело Лихачева-публициста к разработ­ке «Декларации прав культуры». Эта Декларация — хорошо продуманный и конструктивный документ конца XX столетия, который мог бы служить основой для государственной культурной политики в России и в других странах. Декларация была одобрена Конгрессом российской интеллиген­ции в 1997 году и рекомендована для введения в действие на территории Российской Федерации⁴, но, к сожалению, дальше дело не пошло.

Интеллигентское обаяние Дмитрия Сергеевича сделало его выступ­ления по радио и телевизионные «Встречи в Останкино» нравственными

¹   Лихачев Д. С. Избранные труды по русской и мировой культуре. СПб., 2006.

²    Гранин Д. А. Феномен Лихачева // Нева. 1999. № 12. С. 145.

³ Лихачев Д. С. Экология культуры//Лихачев Д. С. Русская культура. М.,2000. С. 91-101. Культурно-экологической проблематике в значительной мере посвящены его книги «Замет­ки о русском» (1981) и «Земля родная» (1983).

⁴ Декларация прав культуры // Конгресс российской интеллигенции / сост. и отв. ред. С. А. Филатов. СПб., 1998. С. 266-274.

654

Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

5.3. ПОКОЛЕНИЕ ВОСЬМИДЕСЯТНИКОВ

655

 

уроками для массовой аудитории россиян. Он рассуждал доходчиво и просто о главных жизненных ценностях, о добром и прекрасном, о России, культуре, русской истории, науке, литературе, об интеллигенции. Он не был красноречив и артистичен, но в его речах непринужденно и неожиданно появлялись эрудиция, житейский опыт, иногда мудрость, которые заставляли доверять ему и восхищаться им. Незаметно академик Лихачев сделался совестью нации, пожалуй, это вершина русской интел­лигентности, покорить которую удалось очень немногим.

Трудно было не прислушиваться к его словам, когда он говорил: «Я мыслю себе XXI век как век развития гуманитарной культуры, куль­туры доброй и воспитывающей, закладывающей свободу выбора профес­сии и применения творческих сил. Образование, подчиненное задачам воспитания, разнообразие средних и высших школ, возрождение чувства собственного достоинства, не позволяющего талантам уходить в преступ­ность, возрождение репутации человека как чего-то высшего, которой должно дорожить каждому, возрождение совестливости и понятия чести — вот в общих чертах то, что нам нужно в XXI веке. Не только русским, конечно, но особенно русским, потому что именно это мы в значительной мере потеряли в нашем злополучном XX веке»¹.

Он, конечно, знал себе цену, чувствовал свою независимость и жил в соответствии с той моделью русского интеллигента, которую сам вы­работал для себя. Напряженный умственный труд², многообразная пуб­личная активность, представительство на научных форумах и в органах власти, самое же главное — поддержание высокого интеллигентского имиджа, несмотря на возраст, усталость, недомогания. Близко знавший его Даниил Гранин вспоминает: «Он не был святым. У него, как у всяко­го живого человека, достаточно было черт, которые могли не нравиться. Он был достаточно деспотичен, порой капризен, кого-то не поддержал, кого-то не принял, не понял. Жалуются, что имел любимцев, от некото­рых вещей уклонялся, поддавался лести, бывал жесток... Было бы стран­но, если бы в наше время такой огромный человек, играющий такую большую очистительную роль в нашей жизни, был бы приемлем для всех. Был бы удобен. Всех бы устраивал». Тем не менее власти оказыва­ли ему знаки внимания: в 1966 году он был награжден орденом Трудо­вого Красного Знамени, а в 1986-м ему было присвоено звание Героя

' Лихачев Д. С. О национальном характере русских // Лихачев Д. С. Об интеллигенции. СПб., 1997. С. 377.

² Д. С. Лихачев — автор более 500 научных публикаций и около 600 публицистических выступлений в печати.

Социалистического Труда. В том же году он был избран председателем правления Советского фонда культуры, в 1989-1991 годах был народным депутатом Верховного Совета СССР, не отказывался и от других обще­ственных обязанностей.

Теперь обратимся к модели русского интеллигента, содержащейся в высказываниях академика Лихачева. Их довольно много, процитирую некоторые. Необходимой предпосылкой формирования интеллигентно­сти, — неустанно подчеркивал академик, — служит образованность, «соединение университетских знаний со свободным мышлением и сво­бодным мировоззренческим поведением»¹, то есть с креативностью. Но только образованности и креативности не достаточно. «Основной принцип интеллигентности — интеллектуальная свобода, свобода как нравствен­ная категория. Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и своей мысли» (с. 8). Развивая эту идею, Лихачев добавляет: «Я бы сказал еще и так: интеллигентность в России — это прежде всего независимость мысли при европейском образовании». Имеется в виду независимость от партийных, экономических и карьерных соображений, интересов специальности, «если они выходят за пределы допустимого совестью» (с. 10). Не одобряется сосредоточенность в узкопрофессио­нальной области: «Ученые бывают неинтеллигентны, когда, слишком замыкаясь в своей специальности, забывают о том, кто и как может вос­пользоваться плодами их труда... Я очень ценю профессионалов и про­фессионализм, но это не всегда совпадает с тем, что я называю интелли­гентами и интеллигентностью» (с. 9-10).

Д. С. Лихачев вновь и вновь повторяет: «Я бы назвал интеллигенцию интеллектуально независимой частью общества. Это не просто образо­вание и образованные люди, работающие в сфере интеллектуального труда. Интеллектуальная независимость является чрезвычайно важной особенностью интеллигенции. Независимость от интересов партийных, сословных, классовых, профессиональных, коммерческих и даже просто карьерных... Интеллигент теряет интеллектуальную свободу и переста­ет быть интеллигентом, когда принужден слепо следовать догмам какого-либо учения. Если по своим убеждениям интеллигент входит в партию, требующую от него безусловной дисциплины, действий, не согласованных с его личным мнением, то добровольная продажа себя в рабство лишает его возможности причислить себя к интеллигенции. Это очень важное утверждение... Совесть принуждает, но принуждение совести является

¹ Лихачев Д. С. О русской интеллигенции // Лихачев Д. С. Об интеллигенции. СПб., 1997.С. 17.

656

Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

5.3. ПОКОЛЕНИЕ ВОСЬМИДЕСЯТНИКОВ

657

 

гарантией полной свободы человека, потому что совесть принуждает изнутри, все остальные принуждения снаружи. Совесть является гарантом свободы человека-интеллигента»'.

Этическое самоопределение «интеллектуально свободного интелли­гента» Дмитрий Сергеевич неразрывно связывал с совестливостью, честностью, правдивостью: «Честь, порядочность, совесть — это каче­ства, которыми дорожить нужно так же, как мы дорожим своим здоровьем, ибо без этих качеств и человек — не человек»². С великолепным чувством собственного достоинства он заявлял: «Правда и страх — несовместимы... У нас должен присутствовать один страх: страх лжи. Вот тогда и будет в нашем обществе здоровая умственная атмосфера» (с. 99-100). Особен­но возмущали его бесчестные поступки образованных людей, «интеллек­туальное воровство». «Стали привыкать жить двойной жизнью, — клей­мил он советских интеллигентов, — говорить одно, а думать другое. Разучились говорить правду — полную правду, а полуправда есть худший вид лжи: в полуправде ложь подделывается под правду, прикрываясь щитом частичной правды» (с. 89).

Обращаясь к XX веку, к «жесточайшему произволу идеологизирован­ной советской власти», Лихачев признается в чувстве преклонения перед «русской интеллигенцией старшего, уже ушедшего поколения» и с вос­хищением пишет: «Можно было бы привести пример сотен и тысяч ученых, художников, музыкантов, которые сохранили свою духовную самостоятельность или даже активно сопротивлялись идеологическому террору — в исторической науке, литературоведении, в биологии, фило­софии, лингвистике и т. д.» (с. 14). Он приходит к выводу, что «интелли­генция все это время была главным врагом советской власти, так как была независима» (с. 21).