Грех или не Грех жаловаться. 10 страница

– Девки‑и! Лахудры‑ы! Самовар грейти‑и! И баню!

Вот теперь есть случай и повод, можно поговорить серьезно.

О дружбе и союзе, о помощи и поддержке, организации в Березовом базы анклава и ее же форпоста, блока с парочкой сербов, на радость косоварам. Как это Гуляйполе без нас обходится?

Это неприемлемо, согласитесь.

 

Глава 6

ПЕЛА И ПЛЯСАЛА

 

Юра Вотяков, начальник радиослужбы анклава, гость со стороны невесты

 

Пузатый немец, тащивший тяжелую скамейку сложенными за спиной руками, ростом был пониже напарника, вся тяжесть на него давила. Второй – помоложе и поглупей – накатывал, торопил. Форейтор терпел шагов двадцать, потом остановился окончательно и эмоционально выдал:

– Du gehst mir auf den Sack! Scheisskerl…

Напарник что‑то пробурчал, вроде извиняясь, но, наверное, тоже ругательное.

– Хех, Вавилон, елки! – весело хмыкнул Кастет на зрелище, поворачиваясь на узкой скамейке бочком. – Ставь давай объемы.

Хорошее местечко мы с ним забили, партизанское – подальше от всеобщей суеты и гомона. Кто‑то предусмотрительный прибил к внутренней стороне забора, ограждающего территорию харчевни, небольшую, в одну доску, скамеечку; да еще и за кустиком схрон спрятан, в самом углу двора. Тут относительно тихо, никто мимо не бегает, аромат расслабляющий, травка под ногами.

Во дворе все уже хохочут, поют, пританцовывают… Вечер пятницы – формально для части народа конец рабочей недели, потому душа людская настойчиво требует расслабухи.

А молодых все нет и нет. Вот и группируются люди – по индивидуальным схемам, но с одинаковым выводом: «Че просто так ждать!»

– Осторожно ты, донцы‑то узкие, трахома…

Объемы невелики, на досточку зыбко встали две металлические рюмочки из набора, а сама фляжка уже у Кости в руках, и в ней булькает.

– Ну, давай за молодых, что ли… разогреем печень перед схваткой. Ап! Фу‑у‑у… – Кастет склонил голову, смешно закрыл один глаз, балдеет.

У него теория: если чуть‑чуть выпить перед началом основной пьянки, то печень как бы просыпается, готовится – и с основной нагрузкой позже справляется не в пример лучше и эффективней. Судя по хитрым глазам членов остальных группировок, теория эта властвует многими, нет в ней новизны.

– Давай за них. – Я тоже употребил. Местный лицензионный самогон из Дровянки под гордым названием «Виски Дель Оро» змейкой пролетел по пищеводу, впитываясь на ходу, горячо покатился по жилам, сразу чуть прослабли мышцы предплечий… и мураши побежали по плечам! – Ах‑х‑х… Хор‑рошо! Че, не закусываем, что ли, как модные гудим?

– Не, мы так не будем, мы подойдем системно, – сказал Лунев, выкладывая под ноги «салофан», а на него уже порубленные соленые огурцы: на скамеечке для закуски места просто не было.

– Вискарь солеными огурцами? – усомнился я.

– Ты на Платформе или в ресторане земном! Здесь этикет особый, честный, – смачно прочавкал Костя и тут же нагнулся за вторым куском.

Из‑за куста сирени мне было отлично видно будущее поле обжиральского боя. Дитрих, предприимчивый владелец харчевни «Гамбург», место засидки огромного гостевого массива устроил на заднем дворе, капитально так, с размахом, даже навес под это дело сколотили: вдруг дождь ливанет. А в дальнем углу – что‑то типа сеновала, тоже под крышей: неужели и об этом подумали? Знаю, что четыре крошечные комнатки второго этажа уже предусмотрительно забронированы самыми хитрыми на предмет ночлега уставших тел. А остальных павших куда стаскивать?

Да, нечасто у нас свадьбы бывают, тем более такие: пышные, масштабные и в какой‑то мере знаковые.

Большая часть гостей уже тут – кто по двору болтается, стараясь раньше времени не испачкать нарядное платье, кто в самой таверне сидит, подкрепляется. Часть гостей ходит по Медовому, будоражит жителей. Удивительно, но многие из них в первый раз посещают этот интересный поселок: у всех свои дела, своя территория обыденных перемещений. Все как обычно: дом, работа, дом, работа – постоянный маршрут.

А столы, между прочим, практически накрыты, но на белых скатертях пока только холодные закуски – много – и жидкости – тут вообще круто.

– Ну что, давай дальше, только уже не про квадроциклы, – предложил я.

Меня не было на вчерашнем совещании у Сотникова, где заслушивали информацию сталкеров о Гуляйполе. Ночью приехал, торчал на маяке острова Входного, парил над океаном, мы там монтировали и запускали РЛС: давно такое дело было в плане, но, пока не нашлось смотрителя маяка, задумку заморозили – ведь там кроме присмотра нужен и анализ на месте, оперативный. Теперь все работает. Интересно другое: смотрителями Маяка стали Трофимовы, муж с женой, люди в возрасте, русские, граждане Казахстана. Не поверит лишь тот, кто не помнит географической карты окрестностей Каспия.

Нормально на Маяке, крепкий дом среди высоченных деревьев наверху, а внизу еще подсобки – хибарка со складом. Моторка у хозяев есть, радиостанция тоже. И Эдгар рядом, в случае чего, и Южный Форт неподалеку. В устье Волги формируется настоящая селитебная зона, обжитое место.

Теперь океан под присмотром.

На юге спокойно – до поры, во всяком случае. Шуш‑трактором, сделанным из Т‑100, в километре за бухтой пограничники распахали полосу шириной шестьсот метров, выжгли все, нашпиговали поверхность сигналками, поставили секреты. Канадцы притихли, что‑то себе думают.

– А че ты про квадроциклы… – обиделся Костя. – Важная же деталь.

Ну да, очень важная.

Полчаса рассказывал мне в мелких подробностях, как он геройски «практически без инструмента и помощников» собрал из двух расстрелянных сталкерами албанских квадров один рабочий. Его они с Гоблином и оставили Эриху и Вальтеру, сменившим их в этом самом Березовом, а сами вернулись на вновь обретенном винтаж‑джипе. Классная машинка, скажу я вам! Кому как, а мне такое ретро сильно по душе, я даже с нерабочей старой аппаратуры всегда срубаю шильдики с надписями типа «Враг подслушивает!».

– А пулемет чего коллегам не оставили?

– Так у них наш есть, групповой, ПКМ… Не сбивай, о чем я говорил? А! Съездили вместе с Ненилой к Евлашам, это тоже хутор, километров пятнадцать к северу, туда нормальной грунтовки нет, но за озером начинается дорожка, даже колея просматривается, кое‑как катаются друг к другу. На ослах. Познакомились, представились. Что сказать, небольшая семья для хуторка, семь человек, сели на средней локалке, свой отрезок имеется. Что еще… Хозяином там Роман стоит, из Николаева, мастер с судоверфи, он еще наш несостоявшийся авианосец на стапелях застал, прикинь! Жена – полька, Агнешка, сама из села. Ничего, освоились они там, пообвыкли, хозяйство, как говорят, справное. Тоже возбудились на собак.

– Тварь полезная, – согласился я. – Но не до возбуждения же.

– Не скажи. – Костя погрозил мне пальцем. – В Гуляйполе медведей немного, а волков почти нет. Зато лис и мышей до черта – им кошки и собачки в самую лунку. А уж когда про коров рассказал…

– А что сразу не выложил?

Во дворе зашумели, громко захохотали, я уж подумал, что молодые приехали. Нет, показалось, просто локальные эмоции, все в нетерпении.

– Да забыл же как‑то, ну! – просто сказал Лунев. – Про коров. Знаешь, вот тут‑то я и подумал, что придется нитроглицерин из аптечки доставать: Ненила натурально побелела, минут семь говорить не могла… Слышь, мож еще по рюмашке, ты как?

– А теория твоя не треснет? Не перетренируем печень, сэнсэй? – съехидничал я, хотя выпить был не прочь, настроение в струю.

Кастет задумчиво посмотрел в рюмку, прикинул что‑то, считая в уме.

– Еще по две можно, так думаю… Ты там мою Ольгу не видишь? – озабоченно добавил он, сам предпочитая из кустов не высовываться.

– Стоит с агрономами, похоже, там винцо пошло по‑тихому. Дитятю бабкам оставили?

– Отлично! – обрадовался Кастет. – Бабкам… Ну, будем, Юр. Хух! Короче, по коровам тут же возникло маньячество. Ты себе вообще представляешь, что такое корова для хуторских в отрыве?

– Не очень, – честно признался я.

– Это Ихо Все, железно говорю, – коротко запечатал Лунев. – У местных только куры есть, через испанцев, между прочим.

– А канадцы не подкидывают? Ик! – Что‑то не пошли огурчики – порченые, что ли?

– Сложно все с канадцами, – вздохнул Костя, почесывая конопатый нос. – Я про дорогу рассказывал… Так вот, там все очень интересно. Что от Сены идешь до той самой локалки, что дальше – слева поле, а за ним болото, огромное. На машине поехали и тоже все от этого болота отжимались, краем леса катили. Мы с Гобом подумали и решили, что это болото компьютер неудачно шмякнул на местность, часть дороги съел.

– В смысле, съел?

– Ну, прикинь, трасса же идет не к Сене, как должна бы, да и больно уж далеко от реки она начинается, сложно это без меры, криво, глупо. Если же допустить, что та магистраль изначально была призвана соединять Мадрид и Квебек, но Смотрящие часть ее по недосмотру закрыли болотом, то все становится на свои места.

– Мне потаповское слово Писатели нравится, – почему‑то вспомнил я.

– А… – рассеянно молвил мой собутыльник, пропустив романтическое замечание мимо ушей. – В общем, поэтому по дороге никто и не ездит. Хотя бочком болото обойти, наверное, можно было бы.

– Подожди. – Я привстал, пару раз присел, отсидел уже все. – А как же тогда канадцы тех же албанцев патронируют? Морем, что ли?

– Морем тоже, к бабке не ходи. Я спрашивал, Ненила толком мало что знает про внешнее, в тех краях и о нас‑то никто толком не слышал, но что‑то ухватила на базарах… Там тропка есть, вдоль морского берега, сами пробивали, не очень удобная, да еще опасности какие‑то мутные, я не понял, мешает кто‑то трилистникам. Однако худо‑бедно катаются. Канада разведку на север вела, пока на Мадрид не нарвались. Но с албанцами познакомиться успели, потом и с западенцами, через них и пытаются взять район под контроль.

– Кто им может мешать?

Кастет потянулся, смял руки, хрустнул костяшками.

– Да хрен знает… Зуавки какие‑нибудь: их на всех хватит.

– А чем Бирюки торгуют, кроме меда? – Я переключил Костю на другое.

– Мед сам по себе ценность большая, мы с тобой где сидим? В Медовом, то‑то же.

Вот он вообще не опьянел.

А я? Не хочется раньше времени скиснуть.

– Табак у них хороший. Год назад муж делянку под табак посеял – Агнешка помогала, она спец по отрасли, вот и выперло на удивленье. Излишек во Львов отвезли, на пробу – продали с колес, табак оказался лучшим по Гуляйполю, так Ненила говорит. Потом даже из Донецка приезжали, к себе сманивали, но Бирюки есть Бирюки, не снялись. И семян никому не дают. По весне от донецких привозили мотоблок в аренду, целое поле подняли, уродилось хорошо. С урожая взяли три ствола и генератор, правда, пчел пришлось отселить. А по осени канадские Львову пулемет вкинули, гранат ручных ящик, хех… Черная кошка, вооружившись, пробежала промеж них резко, возможности появились, понимаешь, – весьма художественно дополнил Лунев. – Войны пока не случилось, но на магистрали возникли сложности, постоянные перепалки, порой выливающиеся в нормальные перестрелки. Сейчас на трассе пока спокойно, можно проехать хоть до Мадрида – надолго ли, не знаю. С той же поры и албанцы начали хутора грабить, – до поры опасались ответки.

Я кивнул.

Зачем Смотрящие их вообще сюда тащат? Зачем на Земле‑5 все эти народы, которые исторически просто так и тянет в криминал, в иждивенчество и варварство, разве поменяют они тут свои привычки и традиции? Испытание это или тоже моделирование: вдруг именно у них и получится? Хорошо хоть без селективок забрасывают. Малым числом.

– Да сколько их там, тех албанцев‑то?

– Много, Юра, много… Считай, два монокластера объединились, они и косовары. Потом пошли потеряшки, так что накопилось басурман. Их, правда, и косят – в таком ремесле без потерь не получается. Но тут еще один момент налицо, ключевой. Раздражители к ним присоединились, уголовщина. Точнее, остатки раздражителей: кто‑то их потрепал в районе Квебека. Без них, может, и одумались бы косовары в новом котле, да не вышло. Так что банда там изрядная, запросто не зачистишь. Львов и Донецк они пока не трогают, остальных щиплют. Львовяне, Ненила говорит, вроде помаленьку типа прозревать начали: «На хрен нам такие соседушки». Одно дело гордо в Европы стремиться, подальше от нас, другое – с уголовниками соседствовать, ради призрачной контры с донецкими.

– Ты говорил, что косовары и в Березовое раньше наведывались?

– Ненила так рассказывала: «Двое парней албанских приезжали, молодые, половину урожая затребовали – им, вишь ты, калым платить нечем. Я бы и отдала, глядишь, земля родит знатно, да они девок моих сильничать полезли, сволочуги. Думали, если мужиков не видно, так их и на хуторе нет. Сыны их отбуцкали чуток, к сараю прислонили, чтобы остыли. Те, как продышались, – за ножи, старший мой вверх и стрельнул. Албанцы подхватились – и бежать, к „цикле“, за ружьями. А у нас во дворе сеть сушилась. Как они в сеть влетели, как начали ножами своими по сети махать, да визжат по‑своему, сеть на кольях пляшет. Вот один другому руку и развалил выше локтя, жилу кровяную сильно порезал. Конопельки они накурились загодя – думали куш отхватить, а вышло кроваво… Ну, с моими хлопцами – всему научишься. Руку я ему перетянула, рану промыла, крапивой сушеной присыпала, повязку наложила и записку написала – все, как донецкие показывали, когда к нам заезжали»…

Тут Кастету надоело быть артистом.

– Короче, велела им срочно в Мадрид гнать, там типа хирург хороший. Даже меду и табаку дала для оплаты услуг. Старший сын объяснил по‑английски, нарисовал, как ехать, вроде поняли. Про ружья сказала, что отдаст кому постарше, ракетницу, правда, оставили. Ну и успокоилась. А эти черти вместо Львова – видно, и там накосорезили – к себе погнали. Не знаю, что там албанский лепила наконовалил, хе‑хе, а только этот бандос во сне кровью истек. И вышли Бирюки у албанских по всему крайними, начали через львовских обещания давать, грозить. Потом добавила: «Жалко мне, нам планету дали новую, а они в песочнице за ведерки дерутся»… Мирные они еще там, не обросли шрамами. Зачем вообще было отпускать?

– Весело в Гуляйполе, смотрю.

– И еще насмотришься, – порадовал меня Кастет.

– Ты на что намекаешь, морда твоя сталкерская? – насторожился я.

– Да ниче я не намекаю, я прямо говорю: готовься в командировку базовую станцию ставить, да чтобы напрямки с башней можно было связываться.

– Ик! – только и смог выдать я наружу.

Что‑то темнее вокруг стало, мрачней небо, холодней воздух. Праздничный осенний вечер дохнул на меня тревогой. На фиг, на фиг, господа, мне и в любимом донжоне Замка зашибись сидится, кому эта экстрим‑акробатика понравится: из фронтира на фронтир прыгать. Правда, вроде бы обвыкся, даже обстрелянным считают, – пришлось похлопать из ружья несколько раз. А все равно.

– Да хрень это все, дружбан, не жуй губу. – Лунев и на толику малую не был готов разделить моих опасений. – Главное – в той дороге!

Я опять протупил. Пожалуй, хватит пить, ну этого Кастета с его теориями.

– Ну, ты че, Вотяков, фанерный, что ли? Не может одно лишь болото ищущих остановить, у канадцев в штате имеются такие же сталкеры, нашли бы тропку. Есть еще какой‑то фактор. Гоблин предположил…

Помяни черта – он и явится.

Со стороны дома послышался шум, возникла и пробежала по траве рывками страшноватая тень, кусты сирени зашуршали, тяжело задышал какой‑то хищный зверюга.

– Ага! Вот вы где спрятались! Салам честнокам!

Гоблин возник, как и положено появляться такому персонажу в типичной киношной пугалочке, неожиданно и резко. Тоже вмазал, все по теории, глаза блестят, но в меру. Или метаболизм у него такой… гоблинский?

– Че пьете, ну‑ка? Фу‑ты на, эстеты, – брезгливо сморщился он. – Двигайся, брателло! Как это некуда? А что вы раком сидите на жердочке, как сявки неродные? Плюхаемся прям на траву, а закусь ставим на лавку: и места на весь отряд, и маскировка повыше, не сообразите никак без меня. Внимание, взнос!

Он снял здоровенную пятнистую жилетку, не торопясь вытащил из наспинного кармана‑клапана сложенный кусок тонкой ветрозащитной ткани, расстелил его прямо на траве, плюхнулся сам, потянул из карманов припасы.

– Подвинься, кабан! – Теперь уже Костя Лунев толкнул его, разминая ноги и задницу: тесновато на скамейке.

– Да хватит местов, тощие, вы вообще на одну шконку вместитесь, – небрежно отмахнулся Сомов.

– Тебя кулаком подвинуть? – поинтересовался Кастет, и Гоблин подвинулся.

Может. Помню, где‑то полгода назад Гоблин ближе к завершению очередных посиделок в башне давай со всеми подряд забиваться, что его хрен кто по прессуре пробьет. Маленький Лунев лишь усмехнулся и всадил ему свой правый сбоку, я даже движения руки не увидел, такая скорость. Мишка потом полчаса разгибался.

– Что это, «Толстый Мент» никак? Грибочки, редиска маринованная… Где добыл, в Медовом? Круто, Гоб, за это все тебе простим, – облизнулся Кастет и полез за ножиком.

– И вот еще вам, досыл снаряда, главный калибр! – Как можно таскать тяжелую стеклянную бутыль с мутным самогоном в полевой жилетке, я ума не приложу. А Гоблин на это дело ум приложить может.

Я с тоской смотрел на процесс подготовки.

Может, нам свадебный стол уже и не нужен, и здесь накидаемся? И где же молодые, в конце концов? Что‑то долго их «обр я  дят». Шкипера с Павидлой венчают в соборе Белой Церкви, по странному синтетическому обряду, в котором одновременно участвуют два священника: православный поп и немецкий пастор.

Просто тут с религиями. И сложно одновременно. На Земле‑5 с жестяной ортодоксальностью и религиозной непримиримостью чисто выходит полный швах, не канают они в принципе – конфессиям сохранить бы имеющееся. И действительно, на Платформе привычные в своей матрице разговоры о Боженьке как‑то быстро угасают, старые, проверенные религии экстренно требуют новых взглядов и моделей, новых веских слов и доводов. Только так им и можно сохраниться в мире, где роль богов заняли Смотрящие. А дальше уже все зависит от конкретной личности, этим делом занимающейся.

Тем не менее Сотников как‑то сказал:

– Как думаешь, Юра, может тут возникнуть Аль‑Каида? – Заметив, как я отрицательно покачал головой, он высказал свое: – Могут найтись энтузиасты, вот и в Египте попробовали было – хорошо, Нафаль им вовремя головы посворачивал. Знаешь, опираясь на безграмотность, не нужно заниматься сложной философией и столь же сложными объяснениями вновь понятого места Бога и сущности устройства Вселенной в свете вновь же открывшихся обстоятельств. Достаточно всех былых наработок, – традиционно пообещать порядок и конечно же всю власть простому народу, по‑большевистски.

Народу на венчании в Белой совсем немного, так решили сами молодые и Женком, взявший на себя обязанности по организационной помощи брачующимся. Профсоюзов у нас нет, Женком есть главная общественная сила, лезет всюду, даже куда и не просят. Данила Хвостов как‑то пытался в сердцах и «Мужком» создать, но был дружно высмеян и послан, – так вот мы, мужики, и живем социально‑гендерно.

Весь экипаж «Клевера», естественно, там.

Со стороны невесты присутствуют близкие подруги, промеж которых в лидерах оружейница Мила, она же и свидетельница; со стороны жениха – все капитаны флота. А свидетелем у него конечно же Федя Потапов.

– Ты куда так льешь, Сомов, сдурел, что ли, руку придержи! – запереживал теперь уже и Костя. – Свалимся, на… А ты еще и полезешь в замес с кем‑нибудь, опять всю группу в лажу вгонишь.

– Да с кем тут драться, никакой литовки, одна малолетка или пенсия, – отмахнулся Гоблин, энергично разрывая в куски несколько толстых стеблей зеленого лука. – Не вижу противника.

– Казачки будут, а там здоровые ребятки попадаются, да и у сербов на тебя зубок точен, приложат, – осторожно глянув в рюмку, возразил я, не вызвав, впрочем, у Сомова бойцовского интереса.

Мишка лишь хмыкнул, не проймешь.

– Пантелей Федорыч уже тут – значит, и остальные Пантюховы подтянутся, – тихо хохотнул Кастет. – Как ты, Миша, смотришь на дуэль с Глебушкой?

Там не просто кабан и не просто гризли. Там двуногий пещерник.

У кержаков с Кордона все мужики вполне. Медведи, елки, лучше бы вам при контакте мимо пройти. Но Глеб Пантюхов выделяется даже среди своих, его только бензопилой можно срезать – чудовищная мощь в этом потомке староверов, природная, генетическая.

– А че вы сразу в крайности, – забормотал Гоблин, – я со скалами не воюю. Ладно, вы правы, тем более что я уже намахнул с Закиром. По маленькой – и айда на дорогу, там встретим, едут уже, чую…

Степенно шествуя на выход, мы прошли мимо большой группы молодых женщин, и прошли не без потерь: Ольга Лунева громко окликнула мужа, и Кастет тут же смиренно смылся, бессовестно бросив друзей. Женщины тоже тренировались – меленько, аккуратно и грамотно, все культурно, никаких «закустьев». Если мужики в лобовую пытались подлетать к столам с целью защемить с тарелок закуски для святого, то женщины поступали элегантно. Подходили к суетящимся на выходе из таверны немцам из персонала, щипали их за бочок, весело поддавали бедром и тут же без труда получали желаемое, да еще и на красивых тарелочках, празднично уложенное.

– Глядите, девочки, Гоблин бритый, чудеса!

– Но опять не в гражданском, охламон.

– Что за жилетик такой, как у слесаря ЖЭКа. Мишенька, давай приодену!

– Как бабай…

Сомов притормозил, приосанился.

– А я фольклорный элемент, у меня есть документ! – гордо процитировал Гоблин. – Я ва‑аще могу отседа улететь в любой момент!

 

На дороге никого пока не было, одни машины. Много. Непривычно много.

Это зрелище стоящих у обочины автомобилей, пожалуй, первый раз собранных вместе в таком количестве, моментально накинуло на меня пелену ярких урбанистических воспоминаний, я даже посмотрел на горизонт, ожидая увидеть в вечернем небе яркое зарево огней огромного города. И увидел! – воображение памятливо показало мерцающий световой сегмент, ну точно, это же столица за дальним лесом светится, а народ… просто отъехал в проверенный придорожный ресторан, нормальный такой корпоративчик.

Я спросил сам себя: а хочется ли тебе вернуться на Землю, Юра?

Подумал и решил – хочется. На недельку.

Походить по дневному Питеру и по ночной Москве, вдохнуть запах мегаполиса, пошататься по магазинам, просто поглазеть, один хрен денег вечно нет. Сейчас, правда, с этим нормалек. Пожить несколько дней в крутой гостинице, когда все вокруг тебя услужливо скачут, поглядеть на снующих людей с липовыми, бесполезными заботами – они и не знают про это… Пожить и вернуться сюда. Что я там имел? Злость и раздражение: от политики и СМИ, от собственного начальства и бытовой неустроенности, от накатывающих на мир проблем, от вечернего безделья, мимолетных знакомств и потери друзей, уезжающих или спивающихся. Работа? Максимум – инженером‑наладчиком на ГТРК, если повезет, или на РТПЦ какой‑нибудь. В начальники я в жизни не выбрался бы, принцип отбора известен: в главарях не лучшие спецы, а лучшие «кроилы».

А Замка там нет.

А Сотниковы упрятаны в ссылках на самых задворках.

Ни честных войн, ни честного развития. Болото, вата, засыхающий клей. Не хочу.

Но на недельку можно бы.

Я глубоко вдохнул чистый вечерний воздух.

«Гамбург» по контуру фасада горел огоньками, хозяева зажгли иллюминацию, вспыхнули и три прожектора на блоке. Рядом со зданием поста темнела зловещая тушка бронеавтомобиля, дополнительно обшитого легкой броней, и вообще круто заряженный апгрейдами, такой трендовый БТР‑40 стоял на усилении у блокпоста – Бероев сюда бронетехнику пригнал.

Руслан и раньше практически не пил, а после травмы врачи ему категорически не советуют алкоголь, так что майор привычно трезв и привычно же ответственен: мероприятию присвоена категория повышенного риска, все войска анклава подняты по повышенной готовности. В самом Замке сдвоенный караул, патрули в разгоне, мангруппа разбита на две части – одна здесь, другая в Белой Церкви, на «шишиге».

– Садись, не тоскуй, не ты первый, не ты последний! – Гоблин уже запрыгнул на сиденье «виллиса». – О, сюда прыгай, самое удобное место. И видно все.

Тачка получилась на зависть.

Я погладил ствол диковинного пулемета, чуть качнул его на турели – грозно смотрится, – попробовал на жесткость крепление двух антенн. Над лобовым стеклом появилась новая дуга с люстрой: сталкеры частенько ночами мотаются, – впереди над лебедкой встал дюралевый кенгурятник. Темно‑бежевые пятна специальной пленки грамотно разбили силуэт машины, жаль, в темноте не видно.

– Как рации работают?

– На зашибись, братан! Кастет машину укомплектовал по полной, даже генератор припасен. – Сомов показал внутрь кузова. – Автономны, как подлодка. В принципе, если Командор нас с поводка спустит, можем на двух машинах и сами до Дели доехать, без байды. Даже на одной можем.

Герой какой.

– А тент куда дели?

– Так Кастет уже слепил новый из кевлара, в цвет, как и хотел, сегодня отволокли куль к Демьяну, люверсы бить.

– Так все равно пулю не удержит.

– В скатке удержит. Да и не для того кроили: по кустам летать самое то, не порвется, через любую чащу можно вваливать.

Ожидая Костю, мы разлили еще по рюмочке, на две трети.

На втором кружке вкуснейшего рулета вдали показались прыгающие по дороге огни автомобильных фар, стремительно приближающиеся с юга.

– Едут! – вскочил я, чуть не выпав из кузова.

– Не подпрыгивай, это шериф, один, его «Урал», не различаешь, что ли?

Сомов прыжком соскочил на землю, замахал рукой с зажатым включенным фонариком, показывая, что здесь в цепи застывшего автотранспорта есть свободное местечко. Полицейский мотоцикл с коляской притормозил, мигнул фарой и медленно подкатил к нам, правильно поняв жесты сигнальщика, Уксусников аккуратно втиснулся в небольшой разрыв, ему хватило. Поздоровались.

– Ничего себе… – пробормотал шериф, несколько растерянно оглядываясь вокруг. – Да тут платную парковку можно строить!

– Где помощников потерял, командир?

– Минкин у церкви, молодых сопровождает, Потехин на «камушке» на скандал поехал, я сюда, проверить. А че вы тут делаете?

– Да тебя ждем, проверяльщика сильно не хватает, – серьезно сообщил Сомов. – Давай к нам, есть тема.

И показал пальцем на разложенное по кузову.

– Вы че, ребята, какая такая тема, я же за рулем! – быстро понял шериф, девственно замахав руками.

– Брось, событие экстраординарное, праздник всего анклава, можно сказать, – помог я. – Тут трезвых нет и не будет в ближайшие часы, один Бероев с бойцами, вот пусть и бдят. Отдохни, Петр Игнатьевич, действительно, сегодня имеешь право.

– Мент ты или не мент! – презрительно выдал Гоблин главное. – За рулем он… Культурно же сидим.

Уксусников странно посмотрел на нас, словно решая тяжкую задачу: арестовать наглецов сразу или простить по недомыслию за необдуманные слова, но вдруг резко махнул рукой:

– Давай, ребята, устал уже, честное слово! Ох. Как они все назад поедут, я же не прослежу.

Похрумкав огурцом, шериф взял кусок рулета, осмотрел, усмехнулся, сунул в рот.

– Знаете, а ведь я сегодня знак поднимал. Ну, тот, старый, помните, что за Кордоном стоит. Тыщу лет его никто не трогал – и вот опять уронили. Теперь думаю, что это – хулиганка, или кто мне сигнал подает.

Я заметил, как резко посерьезнел Гоблин.

– Присмотримся, шериф, обещаю. Походим мимо.

Мы немного помолчали, причем, боюсь, я не совсем понял, чем вызвана такая мрачная озабоченность.

– Кстати! – Сомов излишне громко вспомнил нечто интересное. – Юра, а Костя тебе про таблички рассказывал?

Я вздрогнул.

– Про к‑какие таблички… – На хрена вот так пугать в тиши!

– Мы же табличек в Березовом понаставили, по традиции, все дела, – самодовольно заявил Михаил. – У дороги, на обочине, написали так: «Пост Представительства Русского Союза, проезд по согласованию. Остановиться, обозначить намерения!» Я хотел забацать сразу «База Спецназа ГРУ России», но Кастет не дал. А еще подальше, по обеим сторонам трассы: «Осторожно, мины! Электроконтур № 3». На двух языках, как деловые. Вот только фанерки в Березовом не нашлось – припахал пацанов дощечки стругать, за леденцы.

– Ну вы и чудилы, – тихо заметил Уксусников, откидываясь на заднем сиденье джипа. – Хотя определенный резон в этом есть, неплохо бы обозначать там какую‑то «свою» территорию, это окупится.

– Мало того, я еще один фокус придумал! Юра, булькай спокойней, проливаешь.

– Колись.

– Прямо на грунтовке выкопал ямы, зацени, а потом опять закопал, с поля взял, да дерном вниз, типа тут мин понаставили наглухо.

– Это уже перебор, так и всех мирных отпугнете, – высказался я.

Из «Гамбурга» кто‑то выскочил, я не увидел в темноте, кто именно, подбежал к ряду машин. Дважды хлопнула дверь, что‑то зашуршало, объект метнулся к таверне с большим свертком в руках, наверное, подарок молодым.