Вирт подошел к столу, где сидели Мила и Платина.
– Защита вызывает для повторной дачи показаний старшего следователя Розыскной палаты Дворню.
Мстислав сделал знак охранникам у двери, и один из них тотчас вышел из Светозариума. Десятью секундами позже он появился вновь, пропуская в зал суда свидетеля.
Когда свидетель занял свое место, к нему подошел Вирт.
– Господин Дворня, – обратился к свидетелю Защитник, – полтора года назад вы вели дело о кристалле Фобоса и именно под вашим руководством был произведен арест Мантика Некропулоса. Исходя из этого обстоятельства, вам должно быть известно, куда были определены после изъятия перстни арестованного. Ведь, как я понимаю, их по правилам должны были изъять?
Дворня кашлянул и ответил утвердительным кивком головы.
– Да, они были изъяты.
– И куда же делись изъятые перстни некроманта?
– Они были помещены в камеру хранения вещественных доказательств Розыскной палаты.
– Где она находится?
– Здесь, в Менгире.
Вирт пристально посмотрел на свидетеля.
– Сколько перстней было изъято у некроманта, господин Дворня?
Старший следователь поерзал в кресле, словно ему было неудобно сидеть. Он посмотрел на Вирта и не сразу ответил:
– Восемь.
В зале зашептались.
– Восемь перстней, – задумчиво повторил Вирт. – В камеру хранения были помещены все восемь?
– Да, – без особой охоты отвечал Дворня.
Вирт с заметно озадаченным видом развел руками.
– Как получилось, что перстни снова оказались у некроманта, если они находились в камере хранения Розыскной палаты?
Дворня сделал глубокий вдох, опять кашлянул и ответил:
– Они исчезли из камеры хранения вскоре после побега Некропулоса.
Вирт удивленно вскинул брови.
– Вы хотите сказать, что Мантик Некропулос сбежал из тюрьмы, потом пробрался в Менгир и выкрал свои перстни?
Дворня слегка нахмурился.
– Нет, – ответил он немного резче, чем казалось уместным в данной ситуации. – Я не могу этого утверждать. Я просто говорю, что они пропали.
– Сколько перстней пропало из камеры хранения, господин Дворня? – продолжал Вирт.
– Восемь, – с явной неохотой ответил свидетель.
– А сколько их было при Некропулосе, когда его нашли мертвым?
– Четыре.
Вирт сделал озадаченное лицо.
– Как по‑вашему, господин Дворня, куда делись еще четыре перстня?
– Не знаю, – твердо качнул головой свидетель.
Вирт какое‑то время задумчиво смотрел на старшего следователя, который, казалось, чувствовал себя несколько неуютно, отвечая на вопросы Защитника, потом склонил голову набок и произнес:
– Господин Дворня, скажите, ведь у следователей Розыскной палаты в процессе следствия принято строить предположения – гипотезы, опираясь на которые, вы могли бы вести расследование?
Дворня заметно удивился.
– Э‑э‑э… да, – растерянно глядя то на Защитника, то зачем‑то на Обвинителя, – на основании имеющихся улик строятся гипотезы, конечно…
– Прекрасно, – не дал ему закончить Вирт. – В таком случае, как по‑вашему, можно ли предположить, что некто неизвестный выкрал морионы Некропулоса из камеры хранения, каким‑то образом вернул ему четыре камня, другие четыре оставил у себя, а после смерти Некропулоса снял перстни с его руки и заменил их теми, которые были у него?
Среди зрителей опять прошелся легкий шепоток. Судьи молча смотрели на свидетеля: Мстислав – холодно и без выражения, Велемир – хмуро, Добролюб – с пристальным вниманием; казалось, его немало заинтересовало предположение Вирта. Дворня часто моргал.
– Ну, я… даже не знаю, – промямлил он.
Вирт поднял руку.
– Хорошо, я спрошу иначе, – сказал он. – Есть ли улики, которые могут полностью опровергнуть такое предположение?
Дворня облизал пересохшие губы, глубоко вздохнул и словно через силу выдавил из себя:
– Нет.
Вирт вежливо, с улыбкой кивнул ему.
– У Защиты больше нет вопросов к свидетелю.
Мила видела, как Добролюб сделал запись в лежащих перед ним бумагах. Мстислав обратился к Злате:
– У Обвинения есть вопросы к свидетелю?
Девушка кашлянула и отрицательно качнула головой – казалось, под ледяным взглядом Мстислава она в эту минуту чувствовала себя неуютно.
Объявив, что свидетель может быть свободен, Мстислав вновь обратился к Вирту:
– Вы можете вызвать вашего следующего свидетеля, господин Нобиль.
Вирт сдержанно улыбнулся, садясь за стол рядом с Милой, и ответил:
– Уступаю свою очередь Обвинению, Владыка.
Мстислав подозрительно хмыкнул, но возражать не стал.
– Что ж, как вам угодно. Правилами не возбраняется. Госпожа Соболь, вы можете вызвать своего первого свидетеля.
Злата немедленно поднялась с места и объявила:
– Обвинение вызывает для дачи показаний младшего следователя Розыскной палаты Востроуха.
Младший следователь Востроух – опрятный, сдержанный в движениях, с выражением крайней исполнительности на лице – занял свидетельское кресло.
– Господин Востроух, – подошла к нему Злата, – в материалах дела сказано, что в день убийства Мантика Некропулоса и нападения на Гурия Безродного вы получили от вашего непосредственного начальства приказ произвести обыск в кабинете профессора Безродного в Думгроте. Будьте любезны, расскажите суду, что вы там нашли.
Востроух поспешно кивнул.
– Да, конечно, – услужливым тоном сказал он. – Личных вещей Гурия Безродного во время обыска в его кабинете было обнаружено мало. Единственным предметом, который был временно арестован, как вещественное доказательство, стала заключенная в зеркале Мемория.
– Вы посмотрели, что находится внутри этой Мемории? – спросила Злата.
– Да, – утвердительным кивком ответил Востроух. – Обнаружив Меморию, я сразу же посредством телепатии сообщил о находке своему начальнику – старшему следователю Дворне – и получил в ответ указание изучить содержимое обнаруженной памятки. Что я и сделал без промедления.
Злата важно покивала, словно отдавая должное исполнительности младшего следователя.
– Господин Востроух, не могли бы вы рассказать подробнее, какое воспоминание вы обнаружили в упомянутой Мемории? – с нарочито вежливым видом поинтересовалась она.
Мила внутренне напряглась, с запозданием поняв, зачем Злата вызвала этого свидетеля. Она хотела доказать, что Гурий был другом Лукоя, ведь это в свою очередь служило бы доказательством того, что у Милы был мотив напасть на своего учителя.
Мила оглянулась назад, на ряды, заполненные публикой. Нашла взглядом сначала Акулину, которая смотрела на Обвинителя с холодной яростью и неодобрительно качала головой, потом друзей – Ромка, Белка и Яшка пока еще не догадывались, о чем пойдет речь. Мила тяжело вздохнула, думая, не изменится ли после показаний Востроуха их отношение к учителю, к которому они успели проникнуться уважением.
– Воспоминание относилось к периоду учебы профессора Безродного в Думгроте, – говорил тем временем Востроух. – Он и двое его друзей совершили, нападение на своего сокурсника.
– Какого рода было это нападение? – уточнила Злата.
Господин Востроух кривовато улыбнулся.
– Молодые люди развлекались, упражняясь в заклинаниях на своем более слабом товарище.
Злата покачала головой, переигрывая осуждение.
– То есть они напали на мальчика, который был заведомо слабее их? – уточнила Обвинитель.
– Да, – кивнул Востроух. – Трое на одного.
В зале неодобрительно зашушукались.
– И что же случилось с этим несчастным? – участливо спросила Злата.
Мила зло скрестила руки на груди – кривляния Златы вызывали в ней тупое раздражение. Можно подумать, ей было какое‑то дело до того несчастного, о котором шла речь.
– Этого не было в Мемории господина Безродного, – отвечал Востроух, – но упоминалось имя этого юноши. Мы подняли архивы, из которых узнали, что с ним случилось.
– Расскажите нам, господин Востроух, – нахмурив красивые брови, попросила Злата.
Младший следователь кивнул.
– Заклинания совпали неудачно, в результате лицо молодого человека было обезображено, к сожалению, на всю жизнь, поскольку знахари не смогли ему помочь.
Мила оглянулась назад и встретила взгляд Ромки. Лапшин смотрел на нее озадаченно, словно спрашивая – то ли это, о чем он подумал. Конечно, он должен был догадаться – однажды увидев лицо Тераса Квита, даже на старой кладбищенской фотографии, и услышав его историю, уже никогда об этом не забудешь. Мила со вздохом кивнула и отвела взгляд – ей не хотелось видеть, какой будет реакция Ромки на ее ответ. Наверное, потому что она помнила, какой была ее собственная реакция, когда она увидела содержимое Лизиной Мемории. Но ведь тогда же она увидела и кое‑что еще – раскаяние Гурия, его сожаление и глубокую боль из‑за невозможности все исправить. Друзья Милы здесь и сейчас этого не увидят.
– Господин Востроух, – произнесла Злата, – вы говорили, что Гурий Безродный напал на молодого человека вместе с двумя своими друзьями. Знаете ли вы, кем были эти двое?
Востроух твердо кивнул и ответил:
– Елизавета Мартьян, сестра Гурия Безродного, и Игнатий Ворант, сейчас больше известный под именем Лукой Многолик.
За спиной Милы волной пронесся неодобрительный гул публики. Она невольно поежилась и через силу обернулась, чтобы посмотреть на Акулину. Ее опекунша не выглядела удивленной – только рассерженной. Но не на Гурия, а на то представление, которое устроила Злата, пытаясь доказать дружбу Гурия с Лукоем. Мила поняла: Акулина все знала – услышанное только что не стало для нее новостью.
Облегченно выдохнув, Мила отвернулась. Она была рада, что Гурий не держал от Акулины в тайне свое прошлое. Правда, которая на сегодняшнем суде была предана гласности, многих заставит переменить свое отношение к Гурию, но между ним и Акулиной эта правда не станет.
– То есть, – продолжала тем временем Злата, – я вас правильно поняла – Гурий Безродный и Лукой Многолик в молодости были друзьями?
Востроух задумчиво искривил рот и ответил:
– Да, думаю, в этом нет сомнений. Упомянутая Мемория указывает на это вполне недвусмысленно.
Злата медленно кивнула головой.
– Господин Востроух, скажите, пожалуйста, какие выводы сделало следствие, исходя из всего того, что вы нам сейчас рассказали?
Младший следователь слегка развел руками, на его лице отразилось выражение «Ну а какие же еще выводы можно было сделать?».
– Сведения, полученные из Мемории, позволяли следствию строить косвенные предположения, что Гурий Безродный и Лукой Многолик, будучи друзьями в молодости, до сих пор могут поддерживать отношения. На это указывала и встреча господина Безродного с покойным некромантом, сообщником Многолика. Это, в свою очередь, с большой долей вероятности, послужило мотивом для арестованной госпожи Рудик совершить нападение на некроманта и на Гурия Безродного.
Злата улыбнулась свидетелю.
– Благодарю вас, господин Востроух. У Обвинения больше нет вопросов к свидетелю, – сказала она, возвращаясь на свое место.
Хмуро провожая Злату взглядом, Мила буквально кипела от негодования. Это было так несправедливо, что Гурию, чью сестру убили на его глазах по вине Многолика, приписывали дружбу с ним! А он лежал беспомощный, не приходя в сознание, и не мог рассказать всю правду! И она, Мила, тоже чувствовала себя беспомощной. Она любила Гурия как учителя, как друга, и ей было невыносимо наблюдать, как на ее глазах из него делали сообщника Многолика. А она ничего не могла предпринять, чтобы не допустить этого.
Внезапно Милу словно озарило. Она выпрямилась на стуле и пристально глянула на Владыку Велемира. Потом взяла клочок бумаги, перо и быстро написала:
«Срочно поговорить. Можно?».
Затем подвинула записку Вирту. Уловив движение ее руки, Вирт повернул голову, прочел послание Милы, потом, не глядя на нее, едва заметно кивнул.
Когда Злата села на место, Мстислав обратился к Вирту:
– Господин Защитник, у вас есть вопросы к свидетелю?
– Нет, Владыка, – ответил Вирт и поднялся. – Господа судьи, Защита просит перерыв на пятнадцать минут.
Мстислав повернулся сначала к Велемиру, потом к Добролюбу. Оба ответили согласными кивками.
– Вы еще намерены вызывать свидетелей? – спросил Мстислав у Вирта.
Тот вежливо улыбнулся.
– Я уверен, что это будет окончательно ясно через пятнадцать минут, Владыка.
Мстислав недовольно повел бровями и ледяным голосом провозгласил:
– Объявляется перерыв на пятнадцать минут!
* * *
– У Гурия была Мемория с воспоминанием, которое доказывало, что он не мог до сих пор оставаться другом Многолика, – говорила Мила Вирту, когда они вышли в коридор и отошли в сторонку, чтобы никто не слышал их разговора. – Она хранилась у него дома. В тот вечер, когда на него напали, я сказала об этой Мемории Мстиславу. Мы поднялись на второй этаж, в комнату, где находилась эта Мемория, но зеркало, в котором она хранилась, было разбито. Мстислав сказал, что Меморию нельзя восстановить, когда ее вместилище разрушено.
Вирт быстро кивнул.
– Так и есть. Воспоминания неустойчивы, они рассеиваются, если их не удерживает какая‑то материальная оболочка.
Мила покачала головой.
– Я не знаю, показывал ли Гурий еще кому‑нибудь эту Меморию, но… В ней было воспоминание о том, как умерла его сестра‑близнец, Лиза. Ее, Гурия и Лукоя захватила Гильдия. Человеком, который помог схватить их, был Терас Квит, тот самый, о котором только что говорил этот следователь… Востроух.
– Мальчик, которого изуродовали их заклинания? – уточнил Вирт.
– Да, – подтвердила Мила. – Он так решил им отомстить. Но Гурий раскаивался в том, что сделал с Терасом, и был согласен умереть, лишь бы Терас не убивал его сестру. Терас сказал, что они умрут все, но кто‑то из них немедленно, а кто‑то позже. Он сказал, что раз Гурий раскаивается, то они его пока не будут убивать, и предложил Лизе и Лукою выбрать, кто из них двоих умрет в другой раз. Лиза любила Лукоя и выбрала его, а Лукой сказал, что хочет жить, и предложил им убить Лизу.
Мила непроизвольно поежилась.
– И они ее убили? – спросил Вирт.
Она кивнула.
– Да, они ее убили. Гурий очень любил ее. Он ненавидит Лукоя за то, что тот так легко согласился, чтобы ее убили. Гурий ни за что не стал бы помогать ему ни в чем. А в Троллинбург он приехал год назад потому, что его искал Велемир. Владыка знал, что Гурий был единственным другом Лукоя, он считал, что Гурий мог бы помочь найти его, но не знал, захочет ли тот. Велемиру не было известно, как умерла Лиза. Когда я спросила, знает ли он теперь, Гурий ответил, что теперь он знает.
Вирт внимательно смотрел на Милу, он скрестил руки на груди и свел брови на переносице, задумавшись над тем, что услышал.
– Но я понятия не имею, показывал ли Гурий Велемиру эту Меморию или просто рассказал на словах о том, как умерла Лиза и какую роль в ее смерти сыграл Лукой, – заключила Мила.
На лице Вирта отражался стремительный бег мыслей. Угольки его глаз оживленно горели. Мила могла только предполагать, о чем он думает, но она очень надеялась, что Вирт сможет предпринять хоть какие‑то шаги, чтобы оправдать сейчас Гурия перед всеми теми людьми, перед которыми его только что очерняли.
– Если я это сделаю, – задумчиво произнес Вирт, – это будет беспрецедентный случай. Никогда еще за всю историю Триумвирата ни один Владыка не свидетельствовал на суде. Но нет ни одного закона, который запрещал бы это…
Уголки его рта чуть заметно приподнялись в подобии улыбки. В эту секунду лицо Вирта напомнило Миле Гарика – выражением азарта. Это было лицо человека, которому словно бросили вызов и он уже готов принять его. Точно такое же лицо было у Гарика перед всеми тремя испытаниями Соревнований Выпускников.
Это сравнение заставило Милу сделать глубокий вздох и отвести глаза от Вирта, но почти тотчас ей пришлось взглянуть на него снова, когда он решительно произнес:
– Хорошо. Я это сделаю.
Он посмотрел на Милу, словно только что вспомнил о ней, потом положил руку ей на плечо и кивнул.
– Ты молодец, Мила. Молодец, что подумала об этом. Это наш шанс окончательно убедить Добролюба в том, что у тебя не было мотива нападать на твоего учителя.
Мила покачала головой.
– Вирт, я одного не понимаю, – озадаченно произнесла она, – неужели Велемир не мог уже давным‑давно рассказать Добролюбу все то, что я только что сказала тебе? Я же вижу, ему не нравится то, что происходит на этом суде.
Ее Защитник усмехнулся.
– Триумвират очень сложно устроен, Мила. Никто, кроме самого Триумвирата, до конца не понимает всех механизмов его работы. Но одно я тебе могу сказать точно – Владыки всегда были совершенно независимы друг от друга. Никто из них не может и не станет влиять на других. А то, о чем говоришь ты, расценивалось бы именно как попытка повлиять. – Он покивал головой. – Но другое дело – показания на суде… Это хороший шанс.
Вирт оглянулся, и Мила проследила за его взглядом – люди постепенно возвращались в Светозариум.
– Перерыв почти закончился, – сказал он, снова повернувшись к Миле. – Пойдем. Мне нужна пара минут, чтобы подготовиться.
Вирт снова улыбнулся той самой улыбкой, от которой угольки его глаз загорелись азартом.
– Не каждый день создаешь прецедент, в конце концов.
* * *
Вскоре после Защитника, Обвинителя и зрителей на свои места в зале вернулись и судьи. Разговоры и обсуждения вполголоса в рядах публики сошли на нет почти тот же час. Вирт сидел, облокотившись на стол и прижав сцепленные в замок кисти рук ко рту. Он не мигая смотрел перед собой отсутствующим взглядом, но две вертикальные складки между бровей указывали на то, что в этот момент Вирт напряженно размышляет.
Мила оглянулась назад и нашла взглядом друзей. Белка и Яшка о чем‑то шептались с угрюмым видом, а Ромка, словно почувствовав взгляд Милы, повернул голову в ее сторону. Как она и предполагала, он выглядел совершенно сбитым с толку и, вероятно, не представлял, что и думать. Ромка знал Гурия как хорошего учителя и хорошего человека, но то, что он услышал о нем в этом зале, не могло не смутить его. Мила вздохнула и беззвучно, одними губами произнесла: «Я все объясню». Ромка нахмурился и слегка тряхнул головой, словно не понял ее. Мила повторила. На этот раз он, видимо, сумел прочесть по губам, что она пыталась ему сказать, потому что после недолгой паузы кивнул в ответ.
– Тишина в зале. Суд возобновляет свою работу, – раздался голос Мстислава, и Мила вновь повернулась лицом к судейскому столу.
Рядом, сдержанно вздохнув, Вирт отнял руки от лица и выпрямился на стуле.
– Господин Нобиль, – обратился к нему Мстислав, – вы готовы вызвать своего следующего свидетеля?
Вирт поднялся.
– Да, Владыка, – ответил он.
– Тогда будьте любезны, – холодно произнес Мстислав. – Ни к чему и дальше затягивать заседание.
Вирт предельно вежливо кивнул ему.
– Господа судьи, Защита вызывает для дачи свидетельских показаний… – он сделал короткую паузу и, чуть повысив интонацию, договорил: – Владыку Велемира.
Когда отзвук его голоса затих под высоким потолком, в Светозариуме воцарилась звенящая тишина. Не было слышно даже людского дыхания. Казалось, что все присутствующие в зале раздумывают о том, а не послышалось ли им. Раздался странный звук, будто кто‑то подавился. Мила подняла глаза и увидела, что Жавель за своим секретарским столом пытается откашляться, одновременно не отводя от Вирта выпученных, как у лягушки, глаз.
За судейским столом, как и в зрительских рядах, также молчали. Велемир опустил глаза на лежащие на столе руки – Миле показалось, что он пытается скрыть свою реакцию на слова Вирта. Добролюб с интересом переводил взгляд с Защитника на главу Судебной палаты. Мстислав медленно откинулся на спинку своего судейского кресла – он не отводил пристального взгляда от Вирта. Как Мила ни старалась, ей совершенно ничего не удавалось прочесть на лице главного судьи – Мстислав, похоже, виртуозно умел скрывать свои эмоции.
– Знаете ли вы, что говорит по этому поводу закон Триумвирата, господин Нобиль? – противоестественно спокойным голосом спросил он, все так же словно гипнотизируя взглядом Вирта.
– Знаю, Владыка, – учтиво улыбнулся Вирт.
– Чтобы вызвать в качестве свидетеля Владыку Триумвирата, – продолжал Мстислав, – вы должны доказать, что у вас есть для этого веские причины.
Вирт кивнул.
– Причины веские, Владыка.
Мстислав прищурил глаза в темных сводах надбровных дуг.
– Назовите их, господин Нобиль.
Вирт – сама почтительность – снова кивнул.
– Мою подзащитную обвиняют в нападении на ее учителя Гурия Безродного, пытаясь убедить Магический Синод в том, что мотивом для этого поступка послужили дружеские отношения между господином Безродным и Лукоем Многоликом – якобы господин Безродный является сообщником вышеупомянутого Многолика. Я хочу предоставить свидетельства того, что Гурий Безродный не имел сообщнических отношений с Многоликом, соответственно, они не могли служить моей подопечной мотивом для нападения на него. С этой целью я и вызываю в качестве свидетеля Владыку Велемира. Решается судьба моей подзащитной – такого же члена магического сообщества, как и все здесь присутствующие. Я полагаю, это веская причина.
Некоторое время никто не произносил ни слова.
– Если позволите мне высказать свое мнение, Владыка Мстислав… – вдруг раздался незнакомый мягкий голос, и Мила не сразу поняла, что принадлежит он Добролюбу. – Я согласен с господином Нобилем – его причины более чем весомы.
Не ответив ему, Мстислав обратился к Велемиру:
– Что скажете вы, Владыка Велемир?
– Судьба любого члена магического сообщества имеет несомненную ценность для всего сообщества, – нейтральным голосом ответил тот. – Я поддерживаю господина Нобиля и Владыку Добролюба.
Мстислав коротко кашлянул, помолчал несколько секунд, после чего ледяным тоном произнес:
– Вызов в качестве свидетеля Владыки Велемира признается правомочным. – Он повернулся к Велемиру и, смягчив тон, сказал: – Вы можете занять свидетельское место, Владыка.
Наблюдая, как Велемир пересаживается из кресла судьи в кресло свидетеля, Мила надеялась, что не ошиблась, правильно поняла Гурия в свое время и Велемир действительно знает, что произошло с Лизой.
Среди публики кое‑где короткими и тихими вспышками возникал несмелый шепот – кое‑кто никак не мог оправиться от изумления. Тем не менее, когда Велемир занял место свидетеля и к нему подошел Вирт, перешептывания сразу смолкли.
– Владыка, скажите, пожалуйста, верно ли, что Гурий Безродный прибыл в Троллинбург чуть больше года назад по вашему приглашению? – спросил Защитник.
– Да, это верно, – мягко согласился Велемир, кивнув белой, как снег, головой. – Я разыскивал его в течение двух с половиной лет, нуждаясь в его помощи. И когда мне наконец удалось найти его и связаться с ним, он согласился помочь мне и прибыл в Троллинбург.
– О какой помощи идет речь? – поинтересовался Вирт.
– Долгое время велись поиски человека, который представлял и по сей день представляет угрозу не только для Троллинбурга и Таврики, но и для Внешнего мира, – отвечал Велемир. – Речь идет о маге, который называет себя Лукоем Многоликом. Как первое лицо Триумвирата я принимал участие в этих поисках. С самого начала было понятно, что об этом человеке мы знаем недостаточно, чтобы остановить его. По этой причине я решил разыскать Гурия Безродного, зная, что в молодости, во времена обучения в Думгроте, они были близкими друзьями.
В задумчивости Вирт свел кисти рук в замок и прижал их костяшками пальцев ко рту. В его взгляде, устремленном на Велемира, появилась твердость, словно он подошел к самому важному.
– Неужели вы, зная об этой дружбе, все же были уверены, что господин Безродный согласится оказать вам содействие в ваших поисках? – спросил он, отнимая руки от лица.
Велемир отрицательно покачал головой.
– Нет, я не был в этом уверен. Но я обязан был попытаться.
Вирт быстро развел руками.
– Почему же, по‑вашему, Гурий Безродный согласился помочь? Ведь речь шла о том, чтобы найти и передать в руки закона человека, который в молодости был его близким другом.
Мила бросила быстрый взгляд на Мстислава. Тот слушал показания Велемира, не глядя на него. Лицо главного судьи казалось невозмутимым. Впервые Мила подумала, а не ошиблась ли она. Действительно ли Мстислав находится под влиянием Многолика? Сейчас весь его вид был воплощением объективного судьи, который никак не заинтересован влиять на ход процесса.
– У господина Безродного, – отвечал тем временем Велемир, – были личные причины, подвигнувшие его оказать помощь в наших поисках.
– И он назвал вам эти причины?
Очередной вопрос Вирта заставил Милу задержать дыхание. Вот оно – сейчас и выяснится, стоило ли делать этот шаг, вызывая Велемира в качестве свидетеля.
– Да.
Мила заметила, как Вирт сделал глубокий и одновременно словно осторожный, сдержанный вдох.
– И вы можете назвать их? – спросил он у Велемира.
Директор Думгрота мягко кивнул головой.
– Гурий Безродный поделился со мной некоторыми обстоятельствами из своего прошлого. Они касались гибели его сестры‑близнеца – Лизы. Она, ее брат, господин Безродный, и их общий друг Игнатий Ворант – Лукой Многолик, которого я уже упоминал, – попали в плен к Гильдии. Их помог захватить тот самый юноша, лицо которого несколькими годами ранее подверглось необратимым изменениям под воздействием заклинаний этих троих молодых людей. – Владыка слегка приподнял руку ладонью вверх. – Эту историю вы сегодня уже слышали от господина Востроуха во время его показаний.
Мила вдруг подумала, что Владыка нарочно старается не упоминать имени Тераса Квита. Похоже, директор Думгрота в любых обстоятельствах не забывал оберегать своих учеников. Сейчас он оберегал Бледо.
– Гильдия приговорила всех троих к смерти, – продолжал Владыка, – но в тот день, когда их взяли в плен, было решено убить только одного из пленников. По некоторым причинам Гурия тогда оставили в живых. Выбор должны были сделать между собой Игнатий и Лиза. Девушка сделала выбор в пользу Игнатия. Игнатий тоже предпочел свою жизнь. В результате в тот день Лиза была убита.
В зале какое‑то время было тихо. Мила не заметила, когда наступила тишина, но почему‑то была уверена – дело было вовсе не в том, что присутствующие жалели Лизу. Упоминания о Гильдии среди магов всегда вызывали именно такую реакцию – оцепенение, безмолвие, испуг. Для Милы же это было невольным напоминанием о тех ненавистных узах, которые крепко связывали ее с Гильдией через кровь прадеда – Даниила Кровина. Мила не была уверена, жаль ли ей Лизу, но она помнила, какую боль Гурию причиняло одно только воспоминание о смерти сестры – ему она сочувствовала.
– Как вам показалось, Владыка, – произнес Вирт, – господин Безродный был склонен поддерживать Лукоя Многолика, в прошлом своего друга Игнатия Воранта, после событий, связанных со смертью его сестры?
Мила слышала, как через проход выдохнула с досадой Злата, но оборачиваться не стала.
– Нет, – ответил Велемир; взгляд его удивительно ярких зеленых глаз выражал убежденность. – Гурий и Лиза были близнецами, а близнецы обычно очень глубоко привязаны друг к другу. Так было и у них. Для Гурия Игнатий всегда будет тем человеком, который обрек его сестру на смерть. На мой взгляд, в данном случае просто неуместно говорить о какой‑либо поддержке Лукоя Многолика со стороны Гурия. Более того, как я уже говорил, Гурий ничего не знал о нынешних планах и действиях Многолика до того, как я связался с ним. Сюда, в Троллинбург, Гурий приехал не для того, чтобы поддерживать Лукоя, а для того, чтобы помочь найти его и устранить в его лице угрозу всему магическому сообществу и Внешнему миру.
* * *
Через полчаса после того, как заседание суда закончилось, Мила сидела в кабинете Вирта в конторе «Титул и Нобиль» на улице Акаций. За окном было тихо и сумрачно, как днем бывает только перед грозой. Оттуда веяло холодом, но красноватая мебель из секвойи создавала ощущение тепла и уюта.
– И как все прошло? – спросила Мила.
Вирт поставил перед ней на стол чашку, решив угостить Милу чаем.
– Тебя разве там не было? – опускаясь на свой стул, иронично улыбнулся он.
Мила покачала головой.
– Я ничего в этом не понимаю. Не понимаю, что кажется Добролюбу убедительным, а что нет. Он ведь молчит.
Вирт достал из стола черный непрозрачный флакон и открыл крышечку.
– Что это? – спросила Мила.
– «Паутина мысли», – ответил Вирт и выпил содержимое флакона. Потом указал на часы, висящие на стене. – Сейчас три часа пополудни. В это время все, кто так или иначе служит в Менгире, должны принимать зелье.
– Я не знала, – отозвалась Мила. – Мы во второй раз принимаем его после возвращения с занятий.
– Это неважно. Часом раньше, часом позже – на действие Паутины это не влияет. – Он отставил флакон. – А возвращаясь к твоему вопросу, скажу, что сегодня все прошло даже лучше, чем я ожидал. Слова Велемира произвели на Добролюба впечатление. Я видел по его лицу – теперь он практически не сомневается, что у тебя не было мотива нападать на твоего учителя. Он не верит, что между Некропулосом и профессором был сговор. А значит, начинает подумывать о том, что все произошло совсем не так, как это представляет Обвинение. Поверь мне, он не забыл, что против тебя нет прямых доказательств, только косвенные. Главное – нет перстня, с помощью которого убили некроманта.
