Беспомощный друг и заклятый враг 4 страница

– Нет, не подвергался.

– Эту процедуру можно провести прямо здесь, – сказал Защитник. – Сейчас. Есть возражения?

На некоторое время в зале воцарилось молчание.

– Обвинение не возражает, – не скрывая досады, сквозь зубы произнесла Злата.

Владыка Мстислав загадочно хмыкнул и с неиссякаемым ледяным спокойствием заявил:

– У суда возражений нет. Вы можете провести проверку перстня, Защитник. Прошу вас.

Защитник быстрым шагом подошел к Миле и протянул к ней раскрытую ладонь.

– Нужен твой перстень. И пароль к нему.

Мила сглотнула и непроизвольно согнула пальцы правой руки в кулак. Однажды Альбина говорила, что если сказать пароль своего перстня, то он перестанет быть твоим магическим проводником. Ей до боли не хотелось расставаться со своим карбункулом.

– Доверься мне, – негромко сказал Защитник и ободряюще улыбнулся.

Возможно, этих двух слов Миле было бы недостаточно, чтобы расстаться со своим карбункулом. Но в голосе стоящего перед ней молодого человека было что‑то до странности знакомое и почти забытое.

– Я знаю, что делаю.

Она чувствовала это знание – спокойную уверенность в своих действиях. Нечеловечески спокойную.

Мила кивнула и, боясь даже дышать, сняла с руки перстень.

– Пароль: Аликорн, – подавленно пробормотала она.

Когда малиново‑красный карбункул оказался на ладони ее Защитника, Мила бессильно откинулась на спинку стула и выдохнула. На душе было гадко – как будто она пожертвовала другом ради собственного спасения.

– Мне понадобится помощь, – произнес ее Защитник. – Господин секретарь, не могли бы вы?..

Получив разрешение Мстислава в виде едва заметного кивка головой, Жавель поднялся со своего секретарского места и подошел к Защитнику, который тем временем уже надевал перстень с карбункулом Милы на средний палец правой руки. Мила не слышала, как он произнес пароль, но, судя по тому, что перстень оказался ему впору, было очевидно, что слово «Аликорн» прозвучало.

– Господин секретарь, будьте любезны, создайте Попятный Круг. Вы же знаете, как это делается?

– Ну разумеется! – на высокой ноте оскорбился Жавель.

– Прекрасно.

Господин Жавель изобразил легкий бросок рукой и воскликнул:

– Ана Хронос!

Вспышка магического света – и тотчас между ним и Защитником Милы прямо в воздухе возник прозрачный, словно созданный из воды, часовой механизм. За циферблатом беззвучно крутились колесики и сжимались‑разжимались пружинки, а впереди него двигались две стрелки: минутная и часовая. Двигались в обратную сторону – назад. Всё – каждая деталь – водянисто‑прозрачное.

– Благодарю, – вежливо кивнул Защитник.

Он поднял руку с надетым на палец перстнем Милы и погрузил ее в циферблат прозрачных часов. И как только он это сделал, карбункул ярко засиял малиново‑алым светом. Медленно этот свет начал растекаться по прозрачному часовому механизму тонкими струйками, пока весь Попятный Круг не окрасился в красный свет. Стрелки – минутная и часовая – побежали назад быстрее. Когда часовая дважды обернулась вокруг своей оси, Защитник произнес:

– Сутки.

Все присутствующие внимательно следили за происходящим. Стрелки бежали назад, прозрачные часы разбрасывали по огромному залу Светозариума алые блики. Но больше ничего не происходило.

Еще два полных оборота…

– Два дня назад.

Еще два…

– Три дня назад.

Мила почти ощущала, как некоторые из присутствующих затаили дыхание.

Часовая стрелка обернулась вокруг центра циферблата еще раз, потом еще… Когда она пробегала мимо отметки «семь», по ободку прозрачного циферблата вдруг, проявляясь постепенно, скользнуло такое же прозрачное слово «Апертус» и тотчас исчезло.

– Четыре дня назад.

Защитник вынул руку из сияющих алым светом больших прозрачных часов. Мила увидела на лице Златы Соболь разочарование. Господин Жавель скривился, как от зубной боли. Платина украдкой улыбнулась Миле. Владыка Мстислав остался невозмутим.

– Как вы видите, – громко провозгласил Защитник, – заклинание, которым был убит Мантик Некропулос, а также то, которым теоретически могли атаковать Гурия Безродного, были произведены без помощи этого перстня, поскольку в течение четырех последних суток карбункул, который я держу в руках, произвел всего одно‑единственное заклинание «Апертус». Оно отпирает то, что заперто, и, думаю, все со мной согласятся, убить кого бы то ни было этим заклинанием весьма затруднительно.

– Постойте! – вдруг воскликнула Злата, вновь вскакивая со стула. – У обвиняемой был найден перстень Гурия Безродного… – Она взяла в руки папку с бумагами, пролистнула две страницы и, видимо, обнаружив то, что искала, добавила: – Чароит из Внешнего мира, заговоренный заклинателем. Не слишком могущественный магический проводник, но вполне пригодный для использованных во время преступления заклинаний. Если госпожа Рудик смогла завладеть перстнем, то могла завладеть и паролем к нему, а, значит, имела возможность им воспользоваться.

Защитник снисходительно улыбнулся.

– Следует ли мне напомнить Обвинителю, что это допущение, а не доказательство. Обвинение не может быть построено на допущениях.

Он повернулся к Миле.

– Госпожа Рудик, известен ли вам пароль чароита, принадлежащего Гурию Безродному?

Мила покачала головой.

– Я не знаю пароль.

Защитник вновь обернулся к Мстиславу.

– Без знания пароля мы не можем проверить перстень Гурия Безродного. То есть мы не сможем этого сделать до того момента, пока владелец чароита находится без сознания. И так как в результате сегодняшнего разбирательства мы выяснили, что против моей подопечной нет других улик, кроме косвенных, я хочу повторить свое ходатайство об освобождении Милы Рудик из‑под стражи с последующим нахождением на свободе до полного выяснения дела.

Взгляды присутствующих устремились к Владыке. Мстислав тем временем опустил глаза на скрещенные в замок руки, лежащие на столе перед ним. Молчание длилось от силы минуту. Прервав размышления, Владыка поднял голову и невозмутимо объявил:

– Ходатайство Защитника удовлетворено. Обвиняемая Мила Рудик освобождается из‑под стражи и на время процесса может находиться на свободе.

Мила искала на лице Мстислава хотя бы тень недовольства, но в его чертах и во взгляде не было ничего, кроме ледяного спокойствия. Если Владыка и был недоволен таким поворотом дела, то он ничем не выдал своих чувств.

– Однако обвиняемой запрещается покидать пределы Троллинбурга до вынесения приговора, – добавил Мстислав. – Если запрет будет нарушен, обвиняемая снова будет заключена под стражу без права на освобождение до завершения судебного процесса.

Он холодно посмотрел на Милу. Она вздохнула. Можно было догадаться, что свобода в понимании Мстислава непременно имеет границы.

– Есть ли у Защитника и Обвинителя что сказать суду в дополнение к уже сказанному?

Злата неуверенно покосилась на Владыку, потом на Защитника Милы, кашлянула, словно пытаясь скрыть неловкость, и отрицательно качнула головой.

– Защитник? – обратил к молодому темноволосому человеку свой взор Мстислав.

– Да, у меня есть обращение к суду, – живо отозвался тот.

– Ну так озвучьте его, – с едва слышимым раздражением произнес главный судья.

Защитник почтительно кивнул.

– Хочу обратить внимание присутствующих на то, что обстоятельства дела крайне необычны. Мантик Некропулос, в смерти которого обвиняется госпожа Рудик, был беглым некромантом и пособником колдуна, который на данный момент объявлен самым опасным преступником Таврики и находится в розыске. Я говорю об Игнатии Воранте, известном также под именем Лукой Многолик. Вполне вероятно, что в ходе дела могут выясниться обстоятельства, связанные с личностью и деятельностью последнего. Исходя из этой крайне важной особенности дела, я намерен подать прошение Триумвирату.

– О каком прошении речь? – подозрительно вглядываясь в лицо Защитника, спросил Владыка.

– Я намерен настаивать на том, чтобы дело моей подзащитной Милы Рудик, – повысив интонацию на пару тонов, провозгласил Защитник, – рассматривал Магический Синод.

Мила видела, как Злата удивленно приоткрыла рот, а глаза Платины заметно округлились. Господин Жавель уставился на Защитника в ужасе, словно тот сказал что‑то возмутительное и неприемлемое. Что касается Мстислава – тот лишь едва заметно сузил глаза в темных пещерах глазниц, не отрывая взгляда от молодого человека, стоящего перед ним.

– Вы понимаете, о чем просите, господин Нобиль? – с тихим гневом вопросил Владыка. – Магический Синод рассматривает дела исключительной важности. Его собирают раз в несколько лет. И только тогда, когда результат дела может повлиять не на судьбу одного человека, а на судьбы многих подданных Таврики. Дело же обвиняемой…

– Представляет собой значительную важность, раз вы, многоуважаемый Владыка, решили присутствовать на нем в качестве главного судьи, – невозмутимо закончил предложение Мстислава Защитник. – Насколько мне известно, глава Судебной палаты возглавляет суд почти так же редко, как собирается Магический Синод – в особых случаях. Исходя из моих собственных соображений, которые я изложил ранее, и вашего непосредственного внимания к этому делу, я считаю его делом исключительной важности. В таких случаях одна из сторон – либо Защитник, либо Обвинитель – имеет все основания настаивать на поручении дела Магическому Синоду.

На некоторое время в Светозариуме воцарилось молчание. Владыка Мстислав и Защитник смотрели друг на друга, почти не мигая. Один с мрачным недовольством, другой – с невинной почтительностью.

– Хорошо, – наконец произнес Мстислав. – Вы можете подать прошение Триумвирату. У Защитника и Обвинителя всё? В таком случае предварительное слушание объявляется закрытым. О дне следующего слушания будет объявлено в течение недели.

 

* * *

 

За те три дня, которые Мила провела взаперти, она успела возненавидеть замкнутое пространство, поэтому сейчас, стоя под округлым козырьком одного из многочисленных выходов из Менгира, она ощущала себя почти счастливой оттого, что может идти, куда ей захочется. И ее при этом ничуть не расстраивало, что с неба лило, как из ведра. Перспектива промокнуть до нитки не внушала никаких неприятных мыслей – это казалось мелочью.

Краем уха Мила слышала, как у нее за спиной Платина в восторге благодарит Защитника за предложение вести это дело вместе с ним в качестве помощницы. Исчерпав все благодарственные слова, Платина подошла к Миле.

– Тебе очень‑очень повезло с Защитником! – с горящими от восторга глазами прошептала она. – Он лучший в своем деле, поверь мне!

Добавив второпях «Скоро увидимся!», девушка нырнула обратно – в темный арочный проем Менгира. Защитник Милы стал рядом с ней, огляделся по сторонам и шагнул из‑под карниза прямо под дождь.

– Мне кажется, нам нужно наконец познакомиться, – раскрывая над головой желтый, в тон плащу, зонт, сказал он, одновременно повернувшись к Миле лицом.

С трудом оторвав взгляд от зонта, казавшегося неправдоподобно ярким в этот дождливый серый день, Мила посмотрела в улыбающееся лицо молодого человека.

– Виртангель Нобиль младший, – иронично‑официальным тоном представился он.

– Виртангель? – переспросила Мила. – Необычное имя.

– Да нет, как раз вполне типичное эльфийское имя для наших широт, – небрежным тоном ответил он.

Мила почувствовала, как ее лицо удивленно вытягивается.

– Эльфийское?

Она с жадным вниманием уставилась на стоящего рядом юношу.

– Но давай договоримся, – продолжал тем временем он. – Мое полное имя вызывает у меня сильнейший душевный диссонанс, поскольку вступает в противоречие с моим представлением о себе. Так что, если тебе не трудно, называй меня просто Вирт. Договорились?

Мила тупо кивнула. Она наконец поняла, почему в его внешности ей сразу почудилось что‑то непривычное и в то же время смутно знакомое. Сейчас она уже не сомневалась, что черные волосы, казавшиеся растрепанными, довольно давно не подвергались стрижке намеренно – чтобы легче было скрыть под длинными прядями острые кончики ушей. Мила сделала глубокий вдох – второй раз в жизни она стояла рядом с эльфом. И совершенно не знала, как к этому относиться.

– Ты… правда, эльф? – неуклюже спросила она.

– Правда. Чистокровный. Высокородный. С такой родословной, что самому завидно.

Миле показалось нарочитым то пренебрежение, с которым это было произнесено.

– Виртангель… – осторожно обратилась к нему Мила.

– Вирт.

– Да, извини… Вирт, а почему Платина сказала, что ты лучший в своем деле?

– А что тебя удивляет? – улыбнулся он.

– Ну… чтобы стать лучшим, нужно время и… опыт. А откуда у тебя опыт? Только не обижайся, но… ты же еще совсем молодой.

Вирт улыбнулся.

– Сколько мне лет, по‑твоему?

Мила неуверенно изогнула бровь.

– Ну… двадцать два. Может быть, двадцать пять… – И тут же с сомнением покачала головой. – Хотя нет, двадцать пять, это… слишком…

– Действительно, двадцать пять – это слишком, – фыркнул Вирт. – Слишком мало, потому что на самом деле мне семьдесят три года.

– Быть не может! – недоверчиво воскликнула Мила, но тут же прикусила язык. Она все еще не свыклась с мыслью, что перед ней не человек. Судя по всему, эльфы сохраняли свою молодость намного дольше людей.

– Может, – заверил ее Вирт и улыбнулся: – Никогда не верь тому, как мы выглядим. Внешность эльфов обманчива.

– Э‑э‑э, – промычала Мила, – тогда мне, наверное, нужно обращаться к тебе… к вам… на «вы»?

Вирт окинул ее снисходительным взглядом, пытаясь изобразить высокомерие, но веселые угольки его глаз в этот момент лучились мальчишеским озорством.

– Так уж и быть, можешь мне «тыкать», разрешаю.

Мила улыбнулась, но тут же посерьезнела от новой мысли.

– Еще один вопрос, – сказала она.

– Я – весь внимание, – подтрунивая над ее серьезностью, отозвался Вирт.

– Почему ты решил стать моим Защитником?

Темные глаза посмотрели на Милу немигающим долгим взглядом.

– Потому что эльфы никогда не забывают добро, – с легкой улыбкой на лице ответил он и, оживившись, добавил: – Кстати, молодец, что напомнила! Как раз хотел воспользоваться случаем и сказать тебе спасибо.

– За что? – опешила Мила.

Она не понимала ни слова из того, о чем он говорил.

– За Чашу, – невозмутимо ответил Вирт. – Спасибо, что вернула ее нам. Мы в долгу перед тобой.

Внутри Милы что‑то тихонько дрогнуло. Она поняла: он говорил о Чаше Лунного Света. Около минуты она молча смотрела на него, не зная, что сказать. Мила никогда не думала, что через столько лет вся эта история с Чашей обернется чем‑то подобным. Все это произошло с ней так давно… И то, что сейчас, когда она попала в такой переплет, появился Вирт и хочет ей помочь, потому что когда‑то она вернула эльфам их надежду… Это было…

– Это так странно, – наконец произнесла она.

Вирт чуть заметно улыбнулся.

– Чему ты удивляешься, Аримаспу? – насмешливо спросил он. – Если будущее заглядывает в настоящее, то почему прошлое не может сделать того же?

У Милы вытянулось лицо.

– Откуда ты?.. Как ты?..

– Узнал, что ты Аримаспу? – помог ей Вирт.

Мила ошеломленно кивнула.

– Догадался, – ответил он. – Когда стою рядом с тобой, у меня такое чувство, что я ощущаю будущее. Не вижу, как ты, а просто ощущаю его присутствие.

– Не понимаю, – покачала головой Мила.

– Ну, – он усмехнулся, – я тоже не понимаю, как ты видишь все эти картинки из будущего. Но ты же их видишь. А я ощущаю… скажем, что‑то вроде отголоска чужих способностей. У меня уже когда‑то давно было похожее чувство – будто рядом со мной стоит будущее. Это была молодая женщина. Она была оракулом. Но ты не оракул.

– Ты и это чувствуешь?

– Нет. Вижу. Оракулы… они от рождения слепы. Ты – нет. Значит, Аримаспу. Варианта всего два.

Мила вздохнула и покосилась на небо – дождь пошел слабее. Улицы, убегающие в разные стороны от Менгира, словно посветлели и не казались уже такими серыми и унылыми. А капли уже не так часто ударяли по булыжной мостовой.

– Еще вопросы есть, подзащитная? – с иронией спросил Вирт.

– Что такое Магический Синод? – быстро нашлась Мила.

– Ничего особенного, – почти равнодушно ответил ее Защитник. – Всего лишь собрание Триумвирата.

– Триумвирата?

– Трех Владык. Триумвират собирается в полном составе, чтобы принять решение в каком‑нибудь важном деле.

Мила нахмурилась.

– И ты собираешься подавать прошение, чтобы Владыки – все трое – собрались принять решение о том, убивала я Некропулоса или нет?

Вирт кивнул.

– Именно это я и собираюсь сделать.

Мила некоторое время смотрела на него молча, потом наконец выдала:

– Ого.

– Впечатляет, правда? – довольно улыбнулся он. – Но Мстислав сам дал мне повод, решив назначить себя главным судьей в твоем деле.

– А… Магический Синод – это для меня хорошо, я правильно поняла?

– Ты правильно все поняла. – Вирт отвел взгляд, вздохнул и снова посмотрел на Милу; в его взгляде больше не сквозила ирония. – Перед тем, как прийти сегодня на предварительное слушание, я встречался с Владыкой Велемиром. У нас был разговор. Собственно, это он попросил меня стать твоим Защитником. Велемир уверен в твоей невиновности. Поэтому, когда я узнал, что судьей на твоем процессе будет Мстислав, я решил воспользоваться тем шансом, который он мне дал. Ведь если этот суд будет вершить Магический Синод, то среди трех судей один будет на твоей стороне – Велемир.

– А один будет против меня, – добавила Мила.

Вирт кивнул.

– Если Мстислав против тебя, то он сделал ошибку, когда возглавил суд, тем самым дав мне повод настаивать на том, чтобы был собран Магический Синод. Ему стоило назначить судьей кого‑то другого – кого‑то, кто ему предан и был бы просто исполнителем его воли. Но Мстиславу зачем‑то очень важно было самому возглавить этот процесс.

Мила нахмурилась.

– Я не знаю, почему, – отрицательно качнула головой она.

Вирт усмехнулся.

– Подумай над этим. Если что‑нибудь придумаешь – расскажешь. Чтобы добиться оправдательного приговора, могут помочь любые сведения.

Мила кивнула. Поежившись от сырости, она скрестила на груди руки. Взгляд невольно остановился на правой кисти, которая выглядела словно бы осиротевшей. Чего‑то не хватало, и Мила тотчас вспомнила, чего.

– Вирт, – спросила она, – а почему я сама не могла засунуть руку с перстнем в этот Попятный Круг? Тогда мне не пришлось бы раскрывать пароль.

– И ничего не вышло бы, – ответил он.

– Почему?

– Потому что перстень никогда не выдает своего хозяина. Попятный Круг просто остановился бы – и все.

Она насупилась и вздохнула.

– Но теперь я осталась без своего карбункула, а это… лучший на свете камень.

Вирт откинул в сторону край плаща и, опустив руку во внутренний карман джинсов, достал оттуда перстень Милы. Несколько секунд они оба смотрели на кольцо с малиново‑красным камнем на раскрытой ладони Вирта, потом он вернул карбункул в карман.

– Ты получишь свой проводник обратно. Скоро. Я обещаю, – сказал он Миле и улыбнулся.

 

Глава 5

Беспомощный друг и заклятый враг

 

Миле чрезвычайно повезло. Когда она рассталась у Менгира с Виртом, дождь затих и снова зарядил лишь тогда, когда она переступила порог Дома Знахарей. Спросив у знахарки в зеленой униформе, дежурящей за стойкой на первом этаже, в какой палате лежит профессор Безродный, Мила направилась к лестнице.

Гурия поместили в одной из палат верхнего этажа. Миле уже не в первый раз приходилось посещать Дом Знахарей, и, насколько она успела разобраться, чем выше был этаж, тем сложнее было состояние пациентов, на нем размещенных.

На круглой площадке верхнего этажа людей было совсем мало. Один из знахарей катил вперед коляску со старушкой‑колдуньей. Женщина спала, смежив морщинистые веки и склонив подбородок на грудь. За старушкой в коляске стелился ковровой дорожкой след из диких цветов: синих васильков, белых ромашек, желтых одуванчиков и ярко‑красных маков.

Дверь одной из палат открылась, выпуская еще одного знахаря и полную молодую волшебницу.

– Я теряю всякую надежду, знахарь Фенхель. Отец уже пятнадцать лет под заклятием… Я была совсем крошкой, когда он говорил со мной в последний раз.

– Не отчаивайтесь, госпожа Ждигода, – подбадривающим тоном ответил знахарь утирающей слезы женщине. – Нельзя терять надежду.

Мила прошла мимо них и остановилась возле палаты 9‑Ж. Предварительно постучав, она осторожно приоткрыла дверь и заглянула внутрь.

Сидящая у постели больного женщина с густыми каштановыми волосами, собранными в длинный хвост, повернула лицо к двери и, улыбнувшись, поднялась с места.

– Мила, слава Богу, тебя выпустили!

Акулина крепко обняла свою подопечную, после чего пристально оглядела ее с головы до ног.

– Ты в порядке? Тебе никто ничего плохого не сделал? С тобой хорошо обращались?

– Не волнуйся, я в порядке. Меня просто держали взаперти, но не пытали и кормили три раза в день.

Мила мягко высвободилась из рук своей опекунши и подошла к кровати. На фоне белых простыней Гурий казался каким‑то прозрачным, словно его кожа просвечивалась насквозь. Его глаза были закрыты, грудь едва заметно поднималась и опускалась. Он выглядел так, словно очень сильно похудел за короткий срок: впалые щеки, темные круги вокруг глаз, неестественно тонкие руки поверх простыни. На лице его было множество мелких порезов – уже затянувшихся, но выглядели они все равно нехорошо.

– Как он? – тихо спросила Мила и подняла глаза на опекуншу. Сейчас, когда они подошли ближе к окну, она заметила, что глаза у Акулины красные, воспаленные, словно она совсем недавно плакала.

– Никак, – последовал ответ.

Акулина взяла руку Гурия в свою и тяжело вздохнула.

– Ухудшений нет, улучшений тоже. Знахари даже не могут сказать, слышит ли он голоса, понимает, что вокруг него происходит, или нет.

– Они знают, что с ним случилось? – спросила Мила. – Почему он без сознания?

Акулина покачала головой.

– Они молчат.

Мила нахмурилась.

– Разве они имеют право скрывать от тебя, что с ним? Ты же его невеста.

– Если у них есть приказ о неразглашении от Розыскной или Судебной палаты, они будут молчать. Я не виню их. Госпожа Мамми пообещала мне, что они сделают все возможное, а это главное.

Робкий солнечный луч, на миг пробившийся сквозь тучи, коснулся лица Гурия и тотчас исчез.

– А что думаешь ты? Что с ним произошло, по‑твоему?

Акулина неуверенно качнула головой.

– Слишком сложно. Я ведь не знахарь, да и… Он встретился с некромантом, а некромантия не та область, в которой я хорошо разбираюсь.

Мила посмотрела на застывшее, словно маска, лицо Гурия.

– А тебе это не напоминает то, что случилось два года назад? – спросила она Акулину. – Тогда четыре человека были под заклятием Некропулоса. Они несколько месяцев находились без сознания…

– Порабощение души, – кивнула Акулина. – Нет, Мила, это не то. Насколько я понимаю, используя силу мертвых, некромант тянет душу из живого человека. Это не просто заклинание, которое теряет связь с заклинателем сразу после того, как было произнесено. Здесь связь между заклинателем и жертвой длится столько, сколько нужно для извлечения души.

Она посмотрела на Милу.

– Некропулос мертв, значит…

– Если бы это было порабощение души, то Гурий либо уже умер бы, либо связь прервалась бы со смертью Некропулоса и Гурий бы очнулся, – закончила вместо нее Мила. – Понятно.

Около минуты они молчали.

– А как насчет обычной нетопырьей атаки? – спросила Мила, не отрывая взгляда от лица Гурия. Она слышала, как Акулина вздохнула.

– Обычная нетопырья атака объясняет раны на его лице, но не то, что он до сих пор не приходит в сознание. Тут может быть только одно объяснение: когда на Гурия была наслана нетопырья атака, вмешался какой‑то побочный фактор.

– Еще какие‑то чары? – спросила Мила.

Акулина задумчиво качнула головой.

– Может быть. Я не знаю, Мила. Честное слово, я просто не знаю.

Около минуты они молчали. Акулина села на край больничной койки, не отпуская руку Гурия. Мила опустилась на стоящий рядом стул.

– Расскажи мне, что было в Менгире, – попросила Акулина, подняв на Милу встревоженный взгляд.

Пока Мила пересказывала события последних трех дней, а в главной степени – сегодняшнего утра, лицо Акулины сделалось мрачнее тучи. Не усидев на месте, она встала и подошла к окну. Когда Мила закончила, Акулина какое‑то время молчала, а потом вдруг резко стукнула кулаком по подоконнику, так что оконные стекла опасно задребезжали.

– Не понимаю, что делает Мстислав! – яростно произнесла она. – Не понимаю! Он всегда слишком придерживался буквы закона, всегда был чересчур придирчив, но здравый смысл ему никогда не изменял! Такое чувство, что из тебя хотят сделать козла отпущения.

– Какого‑какого козла? – попробовала пошутить Мила.

Акулина вздохнула и покачала головой, словно пыталась взять себя в руки. Потом повернулась, подошла к Миле и порывисто обняла.

– Ты молодец. Держишься как настоящий боец. Не плачешь и не жалуешься.

Мила не стала говорить, что дело не в ее бойцовских качествах, а в том, что после смерти Гарика все ее чувства странно притупились, словно их завернули в непроницаемый целлофан равнодушия.

За окном снова пошел дождь. Капли какое‑то время несмело стучали по карнизам Знахарской башни, пока мелкая дробь не превратилась в сплошное шипение дождевых струй, словно в соседней комнате кто‑то включил душ.

– Я рада, что тебя взялся защищать Виртангель Нобиль младший, – сказала Акулина, вернувшись к Гурию и снова взяв его безвольную руку в свою.

– Ты знаешь его? – спросила Мила.

– Не знакома, но наслышана. Говорят, он выигрывал даже самые безнадежные дела. Нобиль считается самым дорогим Защитником Троллинбурга.

Мила непроизвольно округлила глаза.

– Ох! О деньгах я даже не подумала.

– И не думай, – успокоила ее Акулина. – Если он взялся за твое дело, значит, у него были свои причины. Можешь даже не сомневаться, он с самого начала знал, что тебе и твоим близким будут не по карману те гонорары, какие ему обычно выплачивают.

Мила вспомнила слова Вирта о Чаше Лунного Света: «Спасибо, что вернула ее нам. Мы в долгу перед тобой», однако, сама не зная почему, не стала говорить об этом Акулине.

– Я привезла из Плутихи сумку с твоими вещами, – сказала Акулина. – Оставила в Львином зеве.

Она недовольно покачала головой и, нахмурившись, отстраненно произнесла, словно ни к кому конкретно не обращаясь:

– Как чувствовала, что ты не сможешь сейчас вернуться домой.

Мила пожала плечами.

– Придется до начала занятий пожить в Львином зеве, – ответила она. – Правда, я думала, Дома Факультетов закрываются на лето.

– Нет, – покачала головой Акулина. – Для деканов это их дом. Профессор Ледович, Орион, Амальгама Мендель с детьми живут в Домах Факультетов. Если и уезжают, то не больше, чем на месяц, в отпуск. Обычно у учителей Думгрота отпуск в июне – июле. К августу почти все преподаватели возвращаются в Троллинбург. В любом случае, профессор Ледович сейчас в Львином зеве. Она взяла у меня твои вещи, сказала, они будут ждать тебя в твоей комнате. Шалопай сейчас тоже там. Ждет тебя.

– Хорошо, – кивнула Мила. – А ты когда поедешь домой?

– Не знаю, – ответила Акулина. – Я сейчас временно вернулась во флигель Думгрота. Владыка предложил… – Она со вздохом коснулась русых волос Гурия, словно убирала их со лба. – Хочу быть как можно ближе к нему.

Потом повернулась к Миле.

– Тебе наверняка нужен отдых после Менгира. И нормальная еда. Иди, Мила. В Львином зеве тебя есть кому встретить.

– Прогоняешь меня? – насупилась Мила.

Акулина улыбнулась.

– Придешь еще, когда отдохнешь. Посетителей к Гурию пускают свободно.

Мила удивленно хмыкнула.

– Странно, что даже меня пустили, – едко заметила она. – Это ведь я напала на Гурия – так они говорят. Почему же меня пускают? А вдруг я опять на него нападу?

Акулина снова возмущенно покачала головой.

– Знахари пускают тебя, потому что им не давали указания не делать этого. Такое чувство, что следователям Розыскной палаты безразлично, что на самом деле случилось с Гурием. Им просто нужно возложить на кого‑то вину за случившееся.

Мила задумчиво посмотрела в пол.

– Мне тоже показалось, что Мстислав очень старается сделать так, чтобы виноватой признали меня.

– Я не понимаю мотивов Мстислава, – твердо сказала Акулина, – но уверена, что Велемир нам поможет. Он уже помог. У тебя теперь лучший Защитник.

Мила кивнула и встала.

– Ладно, я, наверное, и правда пойду. Надо переодеться.

Она посмотрела на свои джинсы, которые пришлось закатать, чтобы не было видно грязи – она испачкала их еще три дня назад в Плутихе, когда искала Шалопая.

– Я в этом уже несколько дней хожу. Да и по Шалопаю соскучилась.