Беспомощный друг и заклятый враг 2 страница

– Объясню, – нахмурив брови, ответила Мила. – Его нашел в лесу мой пес. И принес мне. Я решила, что с Гурием что‑то случилось, и прибежала сюда.

Миле показалось, что на неестественно худом, словно ссохшемся лице Мстислава промелькнула слабая ироничная улыбка.

– И кое‑что действительно случилось, не правда ли? – с язвительной интонацией произнес он и тут же с угрожающей мрачностью добавил: – Возможно, вы рассказали правду. Но не скрою, госпожа Рудик, мне кажется, что все могло быть совсем иначе. Например, вы обезоружили Гурия Безродного, лишив его магического перстня, и атаковали его нетопырями.

– Обезоружила?! – не доверяя своему слуху, выдохнула Мила. – Как?! Подошла и отобрала у него перстень?! Да это просто смешно!

– Это уже вам виднее, госпожа Рудик, – холодно отмахнулся Владыка, – как вы отняли перстень: обманом или иным путем. И, уверяю вас, все это отнюдь не смешно. Мне кажется, вы еще не поняли всей серьезности своего положения.

– О чем вы? – все больше теряясь, спросила Мила, потом, словно приходя в себя, тряхнула головой и присела на корточки рядом с Гурием. На его лицо легла смертельная бледность, он словно таял на глазах. – Послушайте, обвиняйте меня сколько угодно, но помогите ему сначала. Вы что, не видите? Ему плохо!

Владыка равнодушно хмыкнул, непонятно почему игнорируя, что в нескольких шагах от него без сознания лежит человек, который с минуты на минуту может умереть. Он медленно прошелся по гостиной, брезгливо отшвыривая ногами трупики летучих мышей, и приблизился к обезглавленному телу Мантика Некропулоса. Мила очень старалась не смотреть на лужу крови и то место на шее, откуда должна была расти голова.

– Беглому некроманту кто‑то отсек голову заклинанием «Резекцио», – напомнил Владыка Мстислав и бросил на Милу обвинительный взгляд. – Если мне не изменяет память, госпожа Рудик, именно вы чуть больше года назад оставили Мантика Некропулоса без правой руки. Своим увечьем он обязан вам, не так ли?

Мила уже догадалась, куда клонит Мстислав, поэтому не стала ничего говорить в ответ – просто молча смотрела на него в ожидании.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, но тогда вы воспользовались именно заклинанием «Резекцио», – продолжал Владыка. – Слишком многое указывает на то, что это вы убили Мантика Некропулоса и совершили покушение на Гурия Безродного.

У Милы застучало в висках. Происходящее напоминало абсурдный кошмарный сон.

– Но зачем?! – почти прокричала она. – Зачем мне это?!

Морщинистые тонкие губы опять изогнулись в саркастичной улыбке, а совсем не старческий голос неожиданно мягко, словно с пониманием, произнес:

– Как нам известно, Мантик Некропулос всячески поддерживал некоего Лукоя Многолика, которого вот уже несколько лет ищет весь тайный сыск Таврики и Розыскная палата Троллинбурга. В планы Лукоя Многолика, как предполагается, входит захват власти в магическом мире. Не вы ли сообщили Триумвирату, что Многолик получал от Некропулоса важные сведения?

– Я, – тихо ответила Мила; ее внутренности словно потяжелели, когда воспоминания о том, что произошло всего несколько месяцев назад, снова подступили к ней слишком близко.

– Верно ли, – вкрадчиво продолжал Мстислав, – что помощь Некропулоса Лукою Многолику привела к трагедии – к смерти молодого человека, который, по‑видимому, много значил для вас, госпожа Рудик?

– Верно, – почти не слыша собственного голоса, ответила Мила; она не мигая смотрела на высокого угрюмого старика.

– Я понимаю ваши чувства, – с фальшивым участием сказал Мстислав. – Понимаю горячность, которая так свойственна молодости…

– Что вы пытаетесь…

– Я пытаюсь сказать, что нетрудно предположить, как все произошло. Вы случайно услышали, как Мантик Некропулос и Гурий Безродный сговариваются о помощи их предводителю – Лукою Многолику. Утрата, которая, несомненно, еще терзает ваше юное сердце, помешала вам совладать с эмоциями, и вы попытались убить обоих заговорщиков.

Мила медленно поднялась на ноги.

– Вы спятили! – не отдавая себе отчета в том, с кем говорит, выдохнула она, глядя на Владыку. Шок наравне с возмущением захлестнули ее целиком. – Гурий ни за что и никогда не стал бы помогать Многолику! Вы… Да вы просто не понимаете! – Голос Милы зазвенел от гнева: обвинение в адрес Гурия, прозвучавшее в словах Мстислава, задело ее больше, чем то, что ее подозревают в убийстве. – По вине Многолика умерла сестра Гурия! Он… Да Гурий ненавидит его!

В глубоко посаженных глазах Мстислава вдруг вспыхнула искорка интереса. Он посмотрел на Милу.

– Любопытно, – задумчиво протянул он. – И откуда же у вас такие сведения, позвольте узнать?

Мила какое‑то время колебалась. Она не знала, как бы отнесся к этому Гурий, но сейчас у нее не было возможности спросить его. Мила решила, что не может позволить возводить на своего учителя обвинения в пособничестве Многолику, поэтому сказала:

– На втором этаже, в спальне, стоит зеркало. Это Мемория. В ней хранится воспоминание о том, как по вине Лукоя Многолика погибла сестра Гурия. Посмотрите его, вы сами убедитесь, что Гурий не стал бы ни в чем помогать Многолику, и ни о каком сговоре с Некропулосом даже речи не может быть.

Интерес в глазах Владыки словно трансформировался. Теперь Мстислав смотрел на Милу немного отстраненным взглядом, хотя все так же пристально.

– И каким же образом вы узнали об этом воспоминании?

Мила вспыхнула.

– Гурий… то есть… профессор Безродный сам показал мне его!

– Он настолько доверял вам?

Мила хотела сказать, что у Гурия были причины открыть ей содержимое своей Мемории, но сочла уместным промолчать.

Владыка отвернулся от Милы и едва слышно, словно себе под нос, протянул:

– Во‑о‑от как…

Затем он кивнул головой одному из своих подчиненных.

– Господин Студень, вы подниметесь на второй этаж вместе с нами. – И обращаясь уже к Миле, добавил: – Давайте проверим, есть ли в ваших словах правда, госпожа Рудик. Я хочу посмотреть эту Меморию.

С величественным видом он направился к лестнице, но вынужден был остановиться у ее подножья – Шалопай, словно сидящий на страже, зарычал, стоило только Владыке приблизиться. Рычание драконьего пса было негромким, но в нем отчетливо слышалась угроза‑предупреждение. Уже во второй раз Миле показалось, что ее питомец отчего‑то не хочет, чтобы Владыка Мстислав приближался к ней.

– Может быть, госпожа Рудик, вы велите своему псу посторониться? – Морщинистый рот Мстислава искривила усмешка. – Для его же блага.

Мила сглотнула, правильно поняв намек Владыки.

– Шалопай, отойди, – спокойно сказала она своему питомцу.

Драконий пес недовольно поелозил хвостом о деревянные доски пола.

– Шалопай.

Вытянув шею в сторону Мстислава, пес еще раз негромко прорычал, словно предупреждая, что будет начеку, и, не отводя взгляда от старика, обошел его вокруг.

Когда путь был свободен, Владыка, не обращая внимания на дышащего ему в спину драконьего пса, мерной поступью стал подниматься по лестнице вверх. Поравнявшись с Милой и до сих пор лежащим на ступенях Гурием, он даже не взглянул на них и прошествовал мимо.

Кто‑то дотронулся до плеча Милы, она обернулась и увидела, что господин Студень убедительным жестом приглашает ее следовать за Владыкой. Мила подчинилась.

 

* * *

 

Стекло под ногами Мстислава хрустело с тихим, робким позвякиванием. Владыка мерил комнату неторопливыми шагами, с величественным безразличием разглядывая усыпанный зеркальными осколками пол.

Мила, не шевелясь, стояла в шаге от порога. Она ошеломленно моргала, заставляя себя дышать. То, что она сейчас видела, не желало укладываться в ее голове. Мемория, где хранилось воспоминание Гурия – то самое, благодаря которому она уверилась, что Многолик ей не отец, – была разбита вдребезги.

– Но… ее, наверное, как‑то можно восстановить? – робко предположила Мила.

Владыка Мстислав высокомерно приподнял одну бровь и со снисхождением в голосе сообщил:

– Ну разумеется, госпожа Рудик, зеркало можно восстановить. Будет как новое, уверяю вас.

Мила с надеждой вскинула на него глаза.

– Правда, это все равно не даст нам возможность установить, было ли оно Меморией, ибо поврежденный предмет перестает быть вместилищем воспоминания. Оно… – Владыка сделал неопределенный жест рукой, – улетучивается. Вы знали это, госпожа Рудик?

Мила по инерции покачала головой. Мстислав глянул на нее таким взглядом, что сразу стало ясно: он не верит ей ни на йоту.

– Ну‑ну, может быть, и не знали. А возможно, – Владыка многозначительно покашлял, – зеркало никогда и не было Меморией.

Мила растерялась.

– Я что… по‑вашему, просто сочинила все? – Она внезапно разозлилась и довольно резким тоном добавила: – И чего ради мне все это было выдумывать?

– С целью запутать следствие, разумеется, – с готовностью ответил Мстислав. – Для чего же еще?!

Мила сглотнула подкативший к горлу горький и тугой комок. Снизу вдруг послышались какие‑то звуки. Подчиненный Владыки Студень, который все это время молча стоял за спиной Милы, сорвался с места и убежал вниз. Вернулся он так скоро, что Мила даже не успела ни о чем подумать.

– Прибыли знахари, Владыка, – доложил Студень.

Мстислав выразительно посмотрел на Милу и с нескрываемым сарказмом сказал:

– Вот видите, вы зря беспокоились так за своего учителя, госпожа Рудик. Помощь уже была в пути. Вопрос только в том, действительно ли вы за него беспокоились. Или… ломали комедию.

Мила сжала губы и заставила себя смолчать.

Владыка бросил пренебрежительный взгляд на разбросанные по полу осколки зеркала и заявил:

– Здесь больше нет смысла задерживаться. Будьте любезны следовать за мной, госпожа Рудик.

С этими словами он прошел мимо Милы в коридор. На ватных ногах она последовала за ним.

Когда они спустились вниз, двое знахарей в зеленых одеждах как раз уложили на носилки бесчувственное тело Гурия. Он был еще бледнее прежнего: кожа – совсем как мел. На мгновение внутри Милы все сжалось, так, будто каждый орган попытался вывернуться наизнанку – она впервые по‑настоящему осознала, что Гурий может умереть. На этом фоне все обвинения Владыки Мстислава в ее адрес показались Миле незначительными и мелкими.

В этот момент она услышала знакомый голос.

– Что здесь происходит? Что случилось?

В дверях возникла Акулина. Увидев лежащего на носилках Гурия, она тотчас бросилась к нему.

– Что с ним? Гурий! – Ее голос был взволнованным и растерянным одновременно, но уже в следующую секунду он нервно зазвенел: – Кто‑нибудь может сказать мне, что с ним?!

Она подняла голову и увидела обезглавленный труп Нехсропулоса – знахари уложили его на соседние носилки. Акулина потрясенно застыла. Тут она заметила Милу.

– Мила! Что с Гурием? Что здесь происходит?!

– Госпожа Варивода, если не ошибаюсь? – Мстислав вышел вперед.

Акулина подняла на него озадаченный взгляд.

– Владыка? – И словно отбросив в сторону удивление, ответила: – Нет, не ошибаетесь. Акулина Варивода.

– Верно ли, что хозяин этого дома, Гурий Безродный, приходится вам женихом? – продолжал допрашивать Мстислав.

– Да, – снова кивнула Акулина и перевела встревоженный взгляд на носилки с Гурием, которые знахари как раз в этот момент выносили из гостиной. В первый момент она сделала неясное движение, словно хотела пойти следом. Однако осталась на месте и ответила: – Мы с ним должны пожениться… в конце августа…

– Верно ли также, – перебил ее Мстислав, – что находящаяся здесь молодая особа – ваша подопечная?

Акулина бросила быстрый обеспокоенный взгляд на Милу и кивнула:

– Да, я являюсь официальным опекуном Милы. – И уже с большей решимостью спросила: – Владыка, я могу узнать, что здесь случилось?

– Ваш жених, – хмуро сообщил Мстислав, – пострадал от нетопырьей атаки и будет переправлен в Дом Знахарей. Что касается вашей подопечной… – Он прикрыл глаза и выразительно приподнял левую бровь. – Госпожа Рудик была застигнута на месте преступления и подозревается в убийстве беглого некроманта Мантика Некропулоса, а также в покушении на убийство Гурия Безродного.

У Акулины вытянулось лицо.

– Мила?! Пыталась убить Гурия?! – Она потрясенно посмотрела на Милу, потом опять перевела взгляд на Мстислава. – Владыка… Да вы что такое… Но это же абсурд!

Акулина порывисто обняла Милу за плечи, словно защищая.

– Я не могу поверить, что эти дикие обвинения серьезны… Мила же еще ребенок!

Мстислав сузил глаза и строго посмотрел на Акулину.

– Я напомню вам, госпожа Варивода, что ваша подопечная – выпускница Младшего Дума, то есть полностью сложившийся маг. К тому же, если мне не изменяет память, она одна из лучших выпускниц, а значит, ее знаний и умений более чем достаточно, чтобы совершить убийство.

– Но я никого не убивала! – с негодованием глядя на Владыку, воскликнула Мила.

Глубоко посаженные глаза на худом лице посмотрели на нее с холодным равнодушием.

– Улики, госпожа Рудик, дают мне повод подозревать обратное.

– Но…

Акулина снова хотела заступиться за Милу, но ее прервало появление еще одного человека в черном плаще. Он подошел к Владыке Мстиславу и стал что‑то быстро говорить ему на ухо.

– Не волнуйся, Мила, – понизив голос, произнесла Акулина; она смотрела на свою подопечную расширенными от волнения глазами, – произошла какая‑то путаница, я уверена, все прояснится.

Мила покачала головой.

– Я волнуюсь за Гурия.

Они обе посмотрели в сторону коридора, где несколько минут назад исчезли знахари с носилками. Акулина тяжело вздохнула и погладила Милу по плечу.

– Я тоже за него волнуюсь, – дрогнувшим голосом тихо сказала она.

В этот момент Владыка Мстислав повернулся к ним и с мрачным прищуром посмотрел на Милу.

– Мои подчиненные провели экстренный обыск в кабинете Гурия Безродного в Думгроте и нашли там Меморию, из которой видно, что профессор Безродный и человек, именующий себя Лукоем Многоликом, в школьные годы были близкими друзьями. Будучи подростками, они вместе совершили жестокое нападение на своего сокурсника.

Мила сглотнула и не удержалась от судорожного вздоха. Она помнила эту Меморию. В ней хранилось воспоминание о том, как Лукой, Гурий и его сестра‑близнец Лиза шутки ради поразили заклинаниями Тераса Квита. К несчастью, заклинания совпали неудачно, благодаря чему Терас превратился в урода. Это воспоминание перед своей смертью Лиза завещала брату – много лет оно было тайной Гурия. Мила не сомневалась в том, какие выводы сделает из него Мстислав.

– Что ж, – ожесточенным тоном сказал Владыка, – для меня очевидно, что Гурий Безродный по сей день продолжал поддерживать отношения со своим школьным другом. Я не удивляюсь, что человек с такими наклонностями не изменил себе и по прошествии многих лет. Развлечения ради он был способен на неблаговидные поступки в юности и сейчас, судя по всему, не изменился.

Он пристально и со значением посмотрел в лицо Милы.

– Вот моя версия, госпожа Рудик. Гурий Безродный сегодня вечером тайно встречался с беглым преступником – Мантиком Некропулосом, – который являлся пособником Лукоя Многолика. Факт встречи позволяет мне предположить, что и сам господин Безродный входит в число сообщников Многолика. Найденная в его кабинете Мемория лишь подтверждает мои предположения. Вы, госпожа Рудик, случайно оказались свидетельницей их сговора. Воспылав желанием отомстить за погибшего прошедшей весной молодого человека, вы напали на обоих заговорщиков.

Мила молча стояла перед Владыкой. Властный и холодный, он смотрел на нее без тени колебания на сумрачном худом лице.

– Госпожа Рудик, – объявил он, – вы обвиняетесь в убийстве и покушении на убийство. Сегодня же вы будете заключены под стражу до предварительного слушания дела.

Мила слышала, как ахнула Акулина, а совсем рядом жалобно заскулил Шалопай. Слова Владыки Мстислава медленно доходили до ее сознания, но Мила даже не подняла на него глаз. Вместо этого она повернула голову и наткнулась взглядом на портрет Гурия, висящий на стене, – серо‑зеленые глаза смотрели на нее с портрета печально и словно бы виновато.

 

Глава 3

В стенах Менгира

 

За серым прямоугольником стекла шел дождь. Шел уже давно – еще с утра.

Мила равнодушно смотрела сквозь оконное стекло на тяжелую перину туч, затянувшую небо, и сбегающие по стеклу струи. Она сидела на кровати, поверх видавшего виды матраса, подтянув к себе ноги и обняв колени руками.

Комната, в которой Мила провела взаперти уже двое суток, находилась на одном из верхних этажей Менгира. Это был единственный этаж, где были замурованы все выходы на внешние террасы – этаж для тех, кто подозревался в преступлениях против магического сообщества.

Когда ее привезли к Менгиру два дня назад, был уже поздний вечер, поэтому Мила толком ничего не рассмотрела. Помнила только, что она и двое подчиненных Владыки Мстислава вместе поднялись по внешней террасе на три или четыре этажа, через одну из многочисленных арок вошли внутрь, долго ехали вверх на лифте, потом шли по темным коридорам и наконец очутились возле двери этой комнаты. Прежде чем запереть Милу здесь, один из сопровождающих – то ли господин Жавель, то ли господин Студень – сказал ей, чтобы она даже не пыталась совершить побег, поскольку сбежать с этого этажа Менгира невозможно: на дверях, окнах и стенах лежат Чары Непроникаемости. Мила лишь пожала плечами – она и не думала о побеге.

Осознав, что ей придется провести ночь в запертой комнате, в чужом, незнакомом ей месте, Мила была уверена, что не уснет. Однако сказалось нервное напряжение прошедшего вечера – сон сморил ее сразу, как только она опустилась на кровать.

Утром следующего дня на маленьком столике у противоположной стены ее уже ждал завтрак, вполне сносный – гречневая каша с котлетой. Позже Мила заметила, что еда появлялась в этой комнатушке сама по себе – точно как в Дубовом зале Думгрота. За те два дня, что она провела здесь, дверь в комнату ни разу не открывалась – никто не приходил к ней.

Все, что ей оставалось, чтобы хоть как‑то убить время вынужденного ожидания, это часами смотреть в окно. Подоконника не было, только вырезанный прямо в камне застекленный прямоугольник. За косой, с наклоном, террасой открывался вид на Троллинбург. С той высоты, где находилась Мила, все казалось совсем крохотным: темные точки сновали туда‑сюда – узнать в них людей было сложно. Точно можно было сказать, что маршрут Летающей беседки пролегал значительно ниже этого окна. Подняв голову вверх, Мила легко могла разглядеть неестественно плотное и неподвижное скопление облаков, охватывающее кольцом стены Менгира и скрывающее от глаз самые верхние этажи здания.

В свете происходящих событий Мила знала, что должна чувствовать панику, нервничать, переживать, но ничего этого не было. Ею овладело странное безразличие перед будущим.

Владыка Мстислав заявил, что подозревает ее в убийстве… Якобы, став свидетельницей сговора в пользу Лукоя Многолика, она потеряла над собой контроль и обезглавила Некропулоса… Ведь с помощью заклинания «Резекцио» сделать это было так легко… Короткое слово, легкое движение руки, магия перстня… и человек мертв.

А еще она – якобы! – пыталась убить Гурия, потому что, по мнению Владыки Мстислава, он был союзником Многолика. Наслала на него стаю летучих мышей… Мила не знала, как это делается, но теоретически… Теоретически она могла отыскать нужное заклинание в соответствующей книге и, как одна из лучших прошлогодних выпускников Младшего Дума, применить его на практике.

Повод, для того чтобы все это сделать, у нее был… Гарик… Из‑за Гарика, из‑за его смерти она должна ненавидеть все, что связано с Многоликом…

Прошедшей весной Лукой Многолик заманил ее в руины Харакса, чтобы обманом забрать Метку – охранный амулет Милы, доставшийся ей от прабабки Асидоры. Обладая всемогуществом, Многолик жаждал в придачу к нему абсолютной неуязвимости, и Черная Метка Милы могла дать ему желаемое. Но в тот день Мила не отдала ему Метку, и он наказал ее, убив Гарика. Прямо у нее на глазах.

С тех пор прошло уже больше трех месяцев, но Мила до сих пор не смогла смириться с его смертью. Ей часто казалось, что после возвращения из руин Харакса все вокруг изменилось – стало серым и безрадостным. Во многих вещах Мила просто перестала видеть смысл. Испортились ее отношения с лучшими друзьями – Ромкой и Белкой.

Ромка, считая себя косвенно виновным в смерти Гарика, стал замкнутым и угрюмым. Многолик внушил ему мысли, из‑за которых Ромка отказался от участия в Соревнованиях Выпускников. Теперь он считал, что если бы сопротивлялся этим мыслям упорнее, то планы Многолика потерпели бы неудачу и Гарик остался бы жив.

С Белкой в отношениях возникла трещина из‑за ее попытки заступиться за Лютова…

Нил Лютов спас Миле жизнь четыре месяца назад, когда в руинах Харакса она чуть было не свалилась в пропасть. Тогда же он оставил Гарика умирать, хотя мог прийти ему на помощь. Мила пообещала Лютову, что будет ненавидеть его до конца его жизни, и не могла простить Белке ее заступничества. По мнению Милы, он заслуживал самой сильной ненависти.

В итоге отношения троих друзей до самого конца учебного года так и оставались напряженными. В последних числах мая они довольно холодно распрощались и разъехались в разные стороны: Ромка с Белкой – к родителям, в Симферополь, Мила – в Плутиху вместе с Акулиной.

Июнь и июль Мила жила словно по инерции. Два раза в день ходила с Шалопаем на прогулку. Помогала Акулине по хозяйству. Часто бывала в гостях у профессора Безродного, к которому, как он и просил, в конце концов привыкла обращаться просто по имени – Гурий.

Он никогда не заговаривал с ней о Гарике. Возможно, это была одна из основных причин, почему Миле так нравилась его компания. Зато он неизменно делился с ней новостями, касающимися Многолика.

Лукоя Многолика искали. Гурий при поддержке Владыки Велемира организовал поисковую экспедицию в руины Харакса. Экспедиция состояла из десяти лучших боевых магов Троллинбурга. Гурий предполагал, что Многолик, скорее всего, покинул Харакс, но в руинах могли остаться какие‑то следы его пребывания, что‑то, способное хотя бы частично раскрыть им его дальнейшие планы. Кроме того, Гурий надеялся получить некоторые сведения о новых способностях Многолика, которые тот приобрел именно там – в развалинах старой крепости. Гурий часто говорил, что они не смогут бороться против Многолика, если не будут знать как можно больше о том, на что тот способен.

Экспедиция в руины Харакса была отправлена еще в начале мая, но до сих пор не вернулась. Вестей от них тоже не было. Милу это не удивляло. Руины были настоящим муравейником чужих миров. Их осколки однажды оказались в вечном плену разрушенных камней, их было множество, и блуждать из одного осколка в другой можно было очень долго. Гурий предполагал, что поиски затянутся как минимум на полгода.

«Надеюсь, еще не будет поздно», – говорил он.

Страх за Гурия – это было единственное, что не давало Миле с головой погрузиться в апатию. Возможно – хотя ей отчаянно не хотелось в это верить, – он уже умер, а она даже не знает об этом, сидя здесь взаперти. Миле было известно, насколько опасна магия некромантов. Когда она училась на третьем курсе, под заклятие Некропулоса попало несколько студентов Думгрота. Они выжили только потому, что наложенные заклятия предназначались не им и подействовали не в полную силу.

Кроме того, Мила беспокоилась еще и о своей опекунше. Смерть Гурия станет для Акулины страшным ударом, ведь совсем скоро, всего лишь через месяц, они планировали пожениться! Мила молилась, чтобы он был жив, и злилась, что не получает никаких вестей о его состоянии. Акулина наверняка приходила повидаться с ней. Мила была уверена в этом, как и в том, что к ней просто‑напросто никого не пускают. Она даже догадывалась, кто отдал такое распоряжение. Владыка Мстислав – это, конечно же, был он.

По каким‑то причинам, которые пока оставались для Милы не до конца понятными, Мстислав был настроен против нее. С первой секунды их встречи в доме Гурия он старательно искал свидетельства того, что на хозяина дома и на беглого некроманта напала именно она, Мила. К тому же, странным образом, в тот вечер все, как нарочно, было против Милы.

В первую очередь, конечно же, перстень Гурия с чароитом, который принес из леса Шалопай, а Мила машинально положила себе в карман. Разве ей могло прийти в голову, что это станет уликой против нее? В тот момент она ни о чем таком не думала – слишком беспокоилась о своем учителе.

Крайне неудачным совпадением стало то, что Некропулос был убит заклинанием «Резекцио» – тем самым, с помощью которого года полтора назад Мила отсекла старому некроманту руку, чтобы лишить его связи с кристаллом Фобоса. Этот кристалл вызывал в человеке ужасные приступы страха, и в тот момент Некропулос направил его силу против Милы. Для нее это была единственная возможность спастись…

Свою роль сыграло и разбитое зеркало, в котором хранилась Мемория с воспоминанием Гурия о смерти его сестры Лизы. Именно Многолик когда‑то приговорил Лизу к смерти, выбрав из них двоих ее в качестве дани Гильдии. Это воспоминание доказывало, что Гурий не мог иметь ничего общего с Многоликом. Но, к величайшему изумлению Милы, зеркало оказалось разбитым, а Мемория уничтожена. Зато была обнаружена – на удивление оперативно – другая Мемория, с воспоминанием сестры Гурия. В этом воспоминании хранилось свидетельство того, что в молодости Гурий и Лукой были друзьями…

Все было против Милы, и Владыка Мстислав не преминул этим воспользоваться.

Мила не знала, какой властью он обладает. Гарик когда‑то рассказывал ей, что в Триумвирате власть троих Владык равна. Но Мила не могла не заметить, как пресмыкались перед Мстиславом его подчиненные. Она никогда не видела, чтобы с таким же раболепием кто‑то относился к Владыке Велемиру – с почтением, да, но не с раболепием.

Мила с глубоким вздохом посмотрела на столик напротив – там только что сама собой появилась тарелка с едой. На ужин сегодня была овсянка и вареное яйцо. Мила поморщилась и снова уставилась в окно.

Близился вечер. Через несколько часов истекут третьи сутки ее пребывания в этом месте. Сегодня опять никто не пришел к ней. Мила начинала подозревать, в чем состоял умысел ее тюремщиков. Возможно, Владыка Мстислав и его раболепствующие подчиненные полагают, что если она посидит несколько дней в изоляции, мучимая неизвестностью перед будущим, то так им легче будет добиться от нее признания вины.

Мила во второй раз посмотрела на столик с едой. Нет, к овсянке она, конечно, прикасаться не станет, а вот яйцо, пожалуй, съест. Позже. Когда ночью проснется от голода.

 

* * *

 

Ей снился лес. Мила шла по узкой виляющей тропинке. Было тихо – лишь шелестела в кронах деревьев листва. Судя по влажной коре и жемчужным брызгам, слетающим на землю с ветвей, недавно прошел дождь, хотя земля на прогалинах между зарослями папоротника казалась сухой.

Был солнечный день. Такой вывод Мила сделала из‑за косых солнечных лучей, падающих на землю сквозь бреши в густых кронах. Здесь же, в глубине очень древнего леса, где самые низкие ветви находились высоко над головой Милы, а иной растительности, кроме папоротника, почти не было, царил коричневый сумрак.

Казалось, что в этом лесу, кроме нее, нет никого живого. Но это чувство не было пугающим, напротив, от безжизненности леса веяло умиротворением, покоем.

Какое‑то время Мила неторопливо шла сквозь лес, не зная, зачем она здесь: просто гуляет, ищет что‑то или, может быть, заблудилась. Вскоре тропа под ее ногами исчезла, а сквозь деревья проступили очертания какого‑то жилья.

Это оказался перекошенный одноэтажный домик: деревянный, ставни закрыты, окна крест‑накрест забиты досками. Он стоял вплотную к стволу огромной сосны – гигантские ветви, словно навесом, прикрывали заросшую мхом крышу. Дом смотрел на Милу своим единственным открытым глазом – маленьким ромбовидным чердачным окном, незаколоченным и даже незастекленным.

Мила уже сделала было шаг по направлению к дому, как позади нее раздалось низкое рычание. Она резко обернулась, скользя взглядом по просветам меж толстыми стволами старых деревьев, однако никого не обнаружила. Зверь – а кто еще способен рычать? – должно быть, прятался за одним из стволов.

Едва лишь она успела подумать, что ей, наверное, просто послышалось, как утробный рык раздался справа. Чувствуя, как пульс под кожей забился сильнее, Мила повернула голову, но опять ничего не увидела. В этот раз она была уверена, что ей не почудилось: зверь, который бродил вокруг нее кругами, оставаясь скрытым для ее глаз, прорычал громче. Он будто давал понять, что она больше не в безопасности, что он… рядом.

Мила и в самом деле ощутила, что умиротворение, навеянное лесом, исчезло без следа. Теперь ей стало страшно. Она очутилась одна в огромном старом лесу, и рядом бродил зверь, от рычания которого исходила угроза.

Мила едва дышала, внимательно всматриваясь в окружающий ее сумрак леса, но зверь был по‑прежнему невидим. В этот момент громче прежнего он зарычал слева от нее. Мила дернулась и быстро повернулась – ничего. Ее охватила паника. Хоть бы как‑то зверь выдал себя! Пусть бы под его лапой треснул сучок или шевельнулись раздвигаемые жесткими боками листья папоротника! Но зверь ходил вокруг нее кругами, как призрак.