Кристалл страха и заклинатель мертвых

 

Мила упала, и что‑то под ней коротко скрипнуло.

– Ох! – протянула она, потирая ушибленный локоть, и оглянулась.

Легкая волна головокружения заволокла ей глаза.

– Этого не может быть, – прошептала Мила, осматривая все вокруг.

Комната, на полу которой она сейчас сидела, была ей знакома: деревянный стол возле окна, за которым солнце медленно опускалось за горизонт; три черных дождевых плаща на стене; глазастое чучело филина на крышке пенальных часов с раскачивающимися туда‑сюда гирьками.

Мила оперлась ладонями о пол, пытаясь встать на ноги. Пальцы тут же наткнулись на пергаментный лист. Видимо, это было то самое письмо, которое принесла ей Почтовая торба с крыльями летучей мыши, – она и не заметила, как выронила послание.

Взяв пергаментный лист в руки, Мила не сдержала изумленного возгласа: этот лист был исписан сверху донизу именами и датами. И надписи, сделанные чернилами, были старыми, потускневшими от времени, в отличие от имени Бледо, написанного совсем недавно. Мила точно помнила – чернила были свежими. Впрочем, и имени на этом листе больше не было. Однако Мила была абсолютно уверена – это был тот же лист.

Мила встала и сразу увидела на столе возле окна раскрытую книгу. Это была кладбищенская книга господина Некропулоса – сторожа Троллинбургского кладбища. Мила подошла к столу и, взволнованно дыша, провела рукой по открытым страницам: между ними не хватало двух листов. Кто‑то вырезал из книги два листа, и один из этих вырезанных листов Мила сейчас держала в руках.

– Палимпсест, – не в силах оторвать от кладбищенской книги словно зачарованного взгляда, прошептала она.

Мила была уверена в своей догадке. Кто‑то использовал магическую формулу палимпсеста, чтобы зачаровать лист – сделать нанесенный на пергамент текст невидимым. После чего этот некто написал на зачарованном листе только одно слово – «Бледо».

Вдруг Мила услышала слабый стон. Она резко обернулась. Стон доносился из дальнего угла комнаты и, внимательно присмотревшись, Мила поняла, что там кто‑то есть.

Осторожно ступая по скрипящим под ногами половицам, девочка направилась к затененному углу. С каждым ее шагом тень словно расступалась, и вскоре Мила увидела скорченную на полу субтильную фигуру человека, чья голова была откинута назад и прислонена к стене.

– Бледо?! – воскликнула Мила, бросаясь к мальчику.

Она опустилась рядом с ним на колени и тут же поняла, что Бледо был без сознания. Возле его руки, безжизненно лежащей вдоль туловища, Мила увидела лист пергамента. Еще раньше, чем она подняла его с пола и поднесла к глазам, Мила догадалась, что это второй лист, вырезанный из кладбищенской книги. Она не ошиблась: десятки имен, и напротив каждого – дата захоронения. И тут Мила все поняла.

Она почти не сомневалась, что, когда этот лист попал в руки Бледо, там было написано ее имя. И он, как и она сама, прочел это имя вслух.

– Цепкий Аркан! – в отчаянии простонала Мила. – Какая же я дура! Я же знала!

Она вспомнила рассказ старого алхимика, бывшего Думгротского профессора Эша Мезарефа, о том, как отец Бледо – Терас – заманил своих врагов в ловушку с помощью магического приема, называемого Цепкий Аркан.

Мила встала с колен и оглянулась на раскрытую кладбищенскую книгу на столе. У нее не было никаких сомнений, что на книге лежали чары агглютинации. Эта книга была ловушкой. Листы, вырезанные из нее и превращенные в палимпсест, были арканами. Мила, видимо, точно так же, как и Бледо, произнесла вслух слово‑заклинание, которым было всего лишь имя знакомого ей человека, и Цепкий Аркан поймал их обоих в ловушку. Для врагов Тераса Квита та ловушка оказалась смертельной. Чего ждать им: Миле и Бледо? И кто заманил их в эту ловушку?

Мила вспомнила свой последний разговор с Ромкой о том, что кто‑то охотится за Бледо и, по всей видимости, за Милой тоже. Для себя она тогда решила, что знает, кому это могло понадобиться. Кто еще, как не Лукой Многолик, мог так ненавидеть их обоих? Бледо посредством своего предателя‑отца был связан с Гильдией. Когда‑то люди Гильдии чуть было не лишили Многолика жизни. Он поклялся отомстить. Что касается Милы… Она слишком часто ему мешала. У него были причины охотиться на нее.

Оставалось только понять, почему Многолик выбрал именно это место. И что случилось со сторожем – господином Некропулосом?

Когда за ее спиной скрипнула входная дверь сторожки, Мила знала, чье лицо она сейчас увидит.

 

* * *

 

Мила повернула голову – на фоне дверного проема возникла высокая фигура. Человек помедлил, словно оценивал увиденное, потом сделал шаг вперед, и дверь за ним тут же закрылась.

– Господин Некропулос? – удивилась Мила.

– А кого ты ожидала увидеть здесь, девочка? – холодно спросил кладбищенский сторож. – Ты в моей сторожке. Или не заметила?

Мила бросила растерянный взгляд по сторонам.

– З‑заметила, – заикаясь, ответила она, при этом отчаянно силясь понять, почему господин Некропулос как ни в чем не бывало стоит здесь, перед ней, и где Многолик.

Кладбищенский сторож молча подошел к Миле и взял из ее рук пергаментный лист. Мила посмотрела на свои ладони, в которых больше ничего не было, и невольно сглотнула подступивший к горлу комок. Она обернулась и увидела, как господин Некропулос наклонился над Бледо и поднял другой лист, который она рассматривала лишь несколько секунд назад. Потом он выпрямился и направился к столу, где лежала кладбищенская книга. Все это время взгляд Милы был прикован к нему.

Господин Некропулос бросил оба свитка на раскрытые страницы и твердо произнес:

– Риторно!

Листы окутало яркое свечение, они распрямились, места разрезов соединились, и свечение потухло. Листы, вырезанные из кладбищенской книги, вернулись на место.

Мила с открытым ртом смотрела то на книгу, то на господина Некропулоса, не понимая, что происходит.

– Вы… – неуверенно пробормотала она. – Почему вы…

– Почему я не удивлен, что ты и этот мальчик здесь? – договорил за нее хозяин сторожки, стоя спиной к Миле.

Мила кивнула.

Господин Некропулос закрыл кладбищенскую книгу, неторопливо застегнув ремешок, и обернулся. Он посмотрел на Милу мутными серо‑зелеными глазами, его длинное бескровное лицо было невозмутимо.

– Потому что я ждал вас.

– Ждали? – не понимая, переспросила Мила. – Вы?

В глазах Некропулоса промелькнул интерес:

– Ты ожидала встретить кого‑то другого? – спросил он, но почти моментально интерес в его глазах потух. – Впрочем, не важно. Только одно имеет значение… – Его глаза потемнели, когда он сначала пристально посмотрел на Милу, а потом на лежащего в углу Бледо. – То, что я наконец добрался до вас.

Мила растерянно покачала головой, по‑прежнему ничего не понимая.

– Столько безуспешных попыток, когда самая изощренная магия претерпевала поражения, а все оказалось так просто. Хватило пустякового колдовства – палимпсест и чары Аркана.

Некропулос впервые улыбнулся, словно человек, который наконец получил то, к чему так долго стремился. Его улыбка показалась Миле зловещей. Она непроизвольно сделала шаг назад.

– Изощренная магия? – переспросила она. – Что это значит?

– Чары порабощения, – охотно ответил Некропулос. – Лишь немногим магам они под силу.

Глаза Милы невольно расширились от ужаса, когда она поняла, о чем он говорит. Лютов, Платина, Анфиса, старшекурсница из Золотого глаза – все они находились под чарами порабощения!

– Вы?! Это из‑за вас пострадали четыре человека?! – воскликнула Мила и, кинув взгляд на лежащего в углу мальчика, добавила: – А теперь и он тоже!

– Те глупые дети не были моей целью, – с ледяным равнодушием сообщил Некропулос. – Случившееся с ними – лишь досадное недоразумение. Произошедшее, к слову, не по моей вине. Что касается этого мальчика, – Некропулос кивнул в сторону Бледо, – то лишь заманив его в ловушку, я смог понять, почему мои заклинания на него не действовали. Он должен был умереть уже трижды. И, сказать по правде, это было бы во сто крат хуже смерти.

Некропулос отвратительно ухмыльнулся краем рта.

– Магия некроманта, да еще такого опытного, как я, уничтожая тело, порабощает дух.

Мила содрогнулась, поняв смысл сказанных им только что слов – «магия некроманта». Только сейчас ей стало по‑настоящему страшно: она знала, что некроманты гораздо опаснее всех остальных колдунов, даже самых могущественных из них.

– Однако оказалось, что у него была защита. Хитрый и осмотрительный итальянец, который называет себя дядей этого мальчишки, хорошо позаботился о своем воспитаннике. Он дал ему охранный амулет. Особый. Он защищает далеко не от любой опасности, но становится настоящим щитом, когда магия замешана на мести. – Некропулос опять усмехнулся: не по‑доброму, с ненавистью, и протянул: – Знал, какого гаденыша опекает.

Мила нахмурилась.

– Месть? – переспросила она. – Почему вы говорите о мести?

Некропулос помрачнел, подошел к Миле и, внезапно опустив на плечи девочки бескровные и сухие, как бумага, руки с восемью морионами на пальцах, угрожающе навис над ее головой.

– Месть – это порой единственное, что имеет значение, девочка, – сказал он хриплым полушепотом: тяжелым, таящим опасность и что‑то еще – неведомое, но по‑настоящему страшное. Его взгляд был гнетущим, давящим на Милу сверху, словно могильная плита. Ей было до такой степени жутко, что каждый вдох и выдох давался через силу. Она знала, что ее плечи сжимают руки живого человека, но при этом от него веяло чем‑то мертвым. Из глаз тоже смотрело что‑то мертвое. И с его дыханием на лицо Милы ложилось что‑то мертвое. Еще немного – и она потеряла бы сознание, но в этот момент Некропулос отстранился и отошел.

– Потому что он сын Тераса Квита? – спросила Мила осипшим голосом. – Мага, который был пособником Гильдии? Вы за это хотите ему отомстить?

Некропулос не удивился ее словам.

– Значит, история Тераса Квита тебе уже известна, – заключил старик‑некромант. Он нахмурился. – Ты спрашивала о мести. Так вот, месть – это всегда очень личное. Мне, возможно, не было бы никакого дела до Тераса Квита, но много лет назад такой же перебежчик, как он, выдал Гильдии мою семью. Мою мать и жену убили плебеи, в крови которых не было ни капли магической крови. Моя жизнь после этого была разрушена навсегда. Меня изгнали только за то, что я использовал для своих целей этих ничтожных людишек, не магов, таких же, как те, что убивали нас и называли себя Гильдией!

Некропулос в сердцах сплюнул на пол. Его лицо исказилось от ненависти и отвращения.

– Орден Девяти Ключников! – выдохнула Мила, расширившимися от изумления глазами глядя на старика. Догадка вспыхнула в ее голове так неожиданно, что она невольно произнесла ее вслух. – Вы – один из Девяти Ключников! Тот самый, которого разоблачили благодаря Гильдии! Чернокнижник и некромант!

Человек перед ней расправил плечи и словно стал еще выше.

– Восьмой Ключник, – почти торжественно произнес он и с саркастичной ухмылкой добавил: – Бывший Ключник.

Мила вспомнила представление Буффонади в Театре Привидений, вспомнила, как упала Платина. Рядом с ней сидел Бледо. А в одной из лож третьего яруса находился в то время Некропулос – она видела его там.

– Вы пытались наложить чары порабощения на Бледо в Театре Привидений? – спросила Мила у бывшего Восьмого Ключника.

Он кивнул.

– Но мальчишка был под защитой, и чары поразили не его. Однако я тогда не понял, что случилось, и решил совершить еще одну попытку.

– В парке Думгрота, – опередила его Мила. – Туда ведет тропа. Ею редко пользуются, но вы о ней знали.

Он разочарованно покачал головой, на миг его взгляд сделался несфокусированным.

– Еще одна попытка провалилась, – почти не раскрывая рта, пробормотал он тихо. – Тогда я и понял, что это не случайно – что‑то охраняло его.

Некропулос с холодной ненавистью посмотрел на Бледо.

– Теперь он остался без защиты и скоро умрет. Этой ночью я осуществлю задуманное. Потому что для этого наконец‑то все в сборе: я, этот мальчик, – некромант кивком головы указал на Бледо, потом медленно повернулся к Миле, обратив к ней тяжелый, пронизывающий взгляд, и добавил: – И ты.

Мила опешила. Она и забыла о том, что с ней происходило все то же, что и с Бледо. Но она считала, что за этим стоит Многолик, – это бы все объясняло. Однако Мила не имела ни малейшего понятия, зачем она могла понадобиться Некропулосу.

– Я? – переспросила Мила.

– Ты, – словно нараспев произнес почти шепотом Некропулос. – Именно ты. Вы оба были моей целью. Неужели ты не заметила, что несчастья происходили не только рядом с этим мальчишкой, но и с тобой? Неужели не почувствовала, что вы повязаны?

Мила заметила. Прежде всего, это касалось старухи, которую видели только они с Бледо и больше никто во всем Троллинбурге.

– Старуха… – произнесла Мила и почувствовала, что ее голос охрип от волнения. – И Бледо, и я – мы видели… Нам обоим являлась старуха… Тень… Призрак…

– Не призрак, – ровным голосом поправил ее Некропулос и мерзко ухмыльнулся. – Мертвец. Ты не знала, что некроманты способны призывать к себе на помощь мертвецов?

– Знала, – тихо пробормотала Мила.

Она не могла сказать, что не догадывалась, кто эта старуха. Но догадываться не так страшно, как знать.

– Я призвал себе на помощь свою мать. Именно ее ты видела. – Некропулос недовольно хмыкнул. – Мертвецы, в отличие от призраков, способны причинить вред тем, к кому приходят. Они не обладают плотью, но обладают неким подобием тени, которая способна утащить живого человека с собой – в мир мертвецов.

Мила сглотнула, не упуская ни слова из того, что говорил Некропулос. Не зря эта старуха навевала на нее такой ужас.

– Но я призывал ее напрасно, – разочарованно процедил сквозь зубы Некропулос. – Тень моей покойной матери не смогла причинить тебе вред, как и этому мальчишке. Это не удалось и мне, хотя я несколько раз пытался убить вас обоих. Его защищал специальный амулет – это мне уже известно. А вот какая защита была у тебя, я пока не знаю. Но что‑то каждый раз спасало тебя от смерти. И чары порабощения, которые я дважды, как и в случае с этим мальчишкой, пытался наложить на тебя, рикошетом отскакивали от тебя, и страдали те, кто находился рядом с тобой.

Мила вспоминала: Лютов, Анфиса… Когда это произошло с Лютовым, Некропулос мог находиться у ворот замка. Анфиса упала, когда они стояли на мосту. Мост был хорошо виден с реки – Мила не сомневалась, что такое расстояние для Некропулоса не было проблемой.

У нее голова шла кругом. Она почувствовала, что дыхание застряло у нее в горле, когда окончательно осознала, что ее, оказывается, несколько раз пытались убить. Зачем? Что за этим стоит? Почему он пытался это сделать? С Бледо все понятно, но за что он пытался убить ее? Только Мила подумала об этом, как сразу же почувствовала, что по позвоночнику проползла ледяная змейка – плохое, очень‑очень плохое предчувствие.

– Почему меня? – растерянно спросила она, не мигая уставившись на Некропулоса.

Глядя ей прямо в глаза, он покивал головой, видимо в ответ на собственные мысли, и принялся поочередно прокручивать перстни с морионами на своих руках, как будто проверял, на месте ли они.

– Я догадывался, что тебе ничего не известно об этой маленькой подробности твоей биографии, – уже не глядя на Милу, куда‑то в сторону, словно сквозь пространство, произнес старик‑некромант. – Они не стали открывать тебе всю правду о твоей семье. Решили уберечь тебя от такой правды. А тебя саму спрятать от возмездия, которое могло бы последовать, если бы волшебный мир узнал то, что он должен был узнать.

– Они? – Мила ничего не понимала, совершенно ничего. – Кто – «они»? И что это еще за правда о моей семье?

– Они – это Триумвират, разумеется, – резко ответил ей Некропулос. – После того как Орден Девяти Ключников полностью утратил свое влияние, вся власть сосредоточилась в руках Триумвирата. В мире По‑Ту‑Сторону все решения принимает Триумвират, неужели ты не знала?

Мила до сих пор даже не знала, что такое «Триумвират». Единственное, что ей было известно – она помнила это из письма, которое когда‑то очень давно ей прочла Акулина, – что первым лицом Триумвирата был Владыка Велемир.

– А что касается твоей семьи…

Некропулос исподлобья посмотрел на Милу, и в его взгляде она увидела источающую яд ненависть.

– Помнишь тот день, когда ты искала на кладбище могилу своей прабабки?

Мила кивнула.

– Так вот, найти здесь ее могилу ты никак не могла. По той простой причине, что ее здесь и не могло быть.

– Почему? – не понимала Мила.

– После смерти твоей прабабки Орден Девяти Ключников, в те времена все еще имеющий наибольшее влияние на магическое сообщество, постановил, что хоронить Асидору Ветерок на главном кладбище магов Таврики опасно. Прежде всего, это представляло опасность для покойницы. Большинство Принимающих Решения полагало, что если откроется некая правда, связанная с семьей этой колдуньи, то ее могила может подвергнуться многочисленным актам вандализма. Поскольку такое многие маги Троллинбурга не смогли бы оставить без внимания…

– Вандализма?.. Могила Асидоры?.. – Мила запутывалась все больше. Кто бы стал устраивать кощунственные нападения на могилу первой жертвы Гильдии?! Это было вопреки всякой логике! – Что значит – «такое»? О чем вы?

Некропулос не торопился отвечать на вопросы Милы. Он словно получал злорадное, извращенное удовольствие от ее растерянности.

– О чем? – переспросил он задумчиво и вдруг, искривив рот, прошипел: – О чем я? Ну что ж, я, безусловно, не стану больше держать в неведении маленькую наивную колдунью, которая, небось, гордится своей легендарной прабабкой. Как же – первая жертва Гильдии! Сколько в этом словосочетании героического трагизма! Да только нет тут ничего героического, слышишь, девочка! Ничего героического – одна только мерзость!

– Но Асидора БЫЛА первой жертвой Гильдии! – воскликнула Мила. – Это правда! Это знают все. Да и зачем кому‑то понадобилось бы придумывать такое, если бы это не было правдой?!

Некропулос отвратительно ухмыльнулся.

– Ну разумеется. Она первая погибла от руки человека, который имел самое непосредственное отношение к Гильдии, если ты об этом.

– Но… тогда… – Милу охватывали по очереди то злость, то растерянность. Она не понимала, чего хочет от нее этот отвратительный некромант. – Я не понимаю!

Мантик Некропулос сплел белые сухие пальцы рук вместе, поигрывая ими так, что соединенные кисти выглядели как некое живое существо – огромное, шевелящееся насекомое, вроде паука или уродливой ночной бабочки.

– Неужели ты никогда не задавала себе вопрос, по какой именно причине твоя прабабка стала первой?

Мила задавала себе этот вопрос. Не раз. И никогда не находила на него ответа. Но сейчас она продолжала неотрывно смотреть на Некропулоса, не торопясь поделиться с ним своими воспоминаниями.

– Я не могу позволить, чтобы ты умерла, не зная, почему это произошло. Это потеряло бы всякий смысл, – сказал Некропулос. – Ты должна знать, за что расплачиваешься жизнью.

В этот момент Бледо тихо застонал, не приходя в сознание. Его губы пошевелились, а ресницы, отбрасывающие длинные тени на бескровное лицо, пару раз вздрогнули. Возможно, действие заклинаний, которые наложил на него Некропулос, начинало ослабевать. Старик‑некромант, видимо, понял это, потому поспешно повернул к Миле свое лицо с горящими ненавистью глазами и свистящим голосом произнес жестко и отрывисто:

– Так вот, Мила Рудик, твоя прабабка умерла от руки своего собственного мужа. Вскоре после того, как он узнал, что она ведьма.

Мила медленно, очень медленно покачала головой. Каждое слово, произнесенное Некропулосом, эхом отзывалось у нее в голове. Она понимала, что означают эти слова, но в то же время не видела в них никакого смысла.

– Твой прадед был основателем Гильдии! – Голос Некропулоса стал громче. – От своей жены он узнал о магах и волшебном мире. Он узнал наши секреты. Она назвала ему имена многих из нас. Она предала волшебный мир!

Теперь уже Мила исступленно затрясла головой. То, о чем он говорил, не могло быть правдой! Это был какой‑то бессмысленный бред!

– Но она поплатилась за это! – безжалостно продолжал Некропулос, наступая на Милу. – Он убил ее первой. А затем уничтожил всех, о ком она успела ему рассказать. Так было положено начало временам Гильдии – темным временам для волшебного мира. Позже ему удалось найти союзников даже среди магов, как ты уже знаешь.

– Мой прадед? – хрипло повторила Мила, хватая ртом воздух, словно тонула в воде. – Этого не может быть…

– Ну почему же? – со снисходительной издевкой в голосе произнес Некропулос. – Все очень логично. Асидора не сообщила своему жениху, что он берет в жены ведьму. Он узнал об этом только спустя год после рождения их ребенка. И когда обман раскрылся, одураченный муж не смог смириться с тем, что женат на ведьме. Он возненавидел ее, а вместе с нею все, что связано с колдовством. И решил истребить всех магов, до которых сможет добраться. Одержимый своим безумием и ненавистью, он неплохо преуспел в своем деле. Маги, знаешь ли, сильны, но если на одного мага нападает десять‑двадцать убийц, то у него почти нет шансов. Особенно это касается тех миролюбивых магов, которые, видишь ли, призваны охранять людей, а потому боятся им навредить! За свои принципы многие из них заплатили жизнью. А твой прадед, ко всему прочему, был сыном очень влиятельного человека во Внешнем мире. Так что у него было достаточно средств для достижения своих целей.

Некропулос отвернулся от Милы, но она продолжала смотреть на него, совсем не моргая.

– Это неправда, – пробормотала она неуверенным голосом, чувствуя, как все нутро ее наполняется тошнотворным холодом. – Неправда…

– А зачем мне обманывать тебя? – спросил Некропулос. – Я искал тех, кому должен отомстить. За смерть матери и жены. Но это было непросто. Ордену Девяти Ключников удалось сохранить в тайне подробности смерти твоей прабабки. Но лишь потому, что никто особо не интересовался этими подробностями. Однако я знал, потому что…

– Вы были одним из Девяти Ключников, – деревянным голосом закончила за него Мила.

– Верно, – кивнул он и повторил: – Я искал тех, кому мог отомстить, а разве могут быть лучшие объекты для мести, чем сын предателя – пособника Гильдии, и правнучка ее основателя? А ведь я даже не знал о твоем существовании, – ухмыльнулся Некропулос. – Ты сама пришла ко мне – прошлым летом, сказала, что ищешь могилу своей прабабки, и назвала ее имя – Асидора Ветерок. С того самого момента я уже знал, что, кроме этого мальчишки, у меня появилась еще одна цель – ты!

Мила стояла не шевелясь, словно ее окатили ледяной водой, и ей стало вдруг так холодно, что одеревенело все тело.

– Сначала я убью вас обоих, – донесся до нее голос Мантика Некропулоса. – А потом с помощью кристалла Фобоса я уничтожу весь этот город – город, который однажды с позором изгнал меня.

Мила словно очнулась.

– Значит, кристалл Фобоса у вас? – пробормотала она неровным голосом.

На лице некроманта снова заиграла злорадная ухмылка.

– Он давно у меня, – ответил Некропулос. – С того самого дня, как меня изгнали. Видишь ли, хранителями кристалла долгое время были Девять Ключников. Разумеется, среди них был и я. Я знал, где он спрятан, и знал, как можно его забрать. И я сделал это. Думаю, они далеко не сразу обнаружили, что кристалл исчез.

И Миле вдруг все, совершенно все стало ясно.

– Пятнадцать лет назад на Сардинии – это были вы, так? – спросила она. – Вместе с кристаллом страха? Вы были там из‑за Бледо?

Некропулос помрачнел.

– Это был я. Но тогда мальчишку охраняли гораздо тщательнее, чем теперь. Мне пришлось отказаться от своих планов. Я решил уехать, выждать, когда наступит более подходящий момент. – Он снова удовлетворенно ухмыльнулся. – И мне кажется, этот момент настал.

Мила тяжело задышала, заметив, как в глазах некроманта заплясали опасные огоньки.

– Тебе ведь уже известен твой самый главный страх, Мила Рудик? – издевательским тоном спросил он. – Тебе предстоит встретиться с ним еще раз. Но не бойся – эта встреча станет для тебя последней. Потому что твой самый главный страх сейчас убьет тебя.

Мила сглотнула и невольно попятилась назад, и тут Мантик Некропулос вскинул обе руки и, растопырив пальцы, протянул их к ней. В тот же миг из восьми морионов, надетых на пальцы некроманта, на нее хлынула невидимая обжигающая смертельным холодом волна.

Тяжелое дыхание вырвалось из ее груди. Она больше не видела перед собой ни Некропулоса, ни комнаты, в которой только что находилась. Вместо этого вокруг нее возникло целое море зеркал, и из каждого зеркала на нее смотрело лицо Многолика.

– Тебе не избавиться от меня, – сказал его голос, – я всегда буду с тобой. Твое лицо – это мое лицо, Мила.

Но это был не один голос – это были тысячи, миллионы голосов! Миллионы голосов самого ненавистного ей человека.

Мила закрыла уши руками – она ненавидела этот голос.

– Нет! – чуть не плача, крикнула она. – Нет! Я не хочу этого! Я ненавижу тебя!

Она пыталась зажать уши как можно крепче, чтобы не слышать слов Многолика, умноженных на многомиллионное эхо, но тут же почувствовала, как в ее голове заговорили другие голоса.

Они звучали в ее сознании и словно спорили между собой. И все они принадлежали ей – это были ее голоса. Она отчетливо осознавала это и внутри обмирала от ужаса.

Многолик… Ее отец… Отец…

Она не может принять! Только не это!!!

А разве не все равно? Она наследница того, кто создал Гильдию. Ее прадед был чудовищем. Что изменится, если окажется, что в ее жилах течет кровь еще одного чудовища?

Нет, она не хочет, не может принять того, что Многолик ее отец! Отец‑убийца?! Отец, пытавшийся убить собственную дочь?!

Но что это меняет? И пусть… Многолик пытался убить ее, а ее прадед убил Асидору. Теперь все равно…

Мила вдруг ясно увидела, как сквозь миллионы зеркал, из которых на нее смотрели миллионы отражений Многолика, проступило лицо и высокая сухопарая фигура Некропулоса. Пальцы с восемью морионами по‑прежнему были направлены прямо на нее. Сквозь страх, сквозь боль, сквозь отчаяние она вдруг услышала знакомый голос, принадлежащий улыбчивому парню с ярко‑синими глазами, который словно далекое эхо зазвучал у нее в голове:

«…Кристалл должен все время находиться рядом с человеком, чтобы тот мог использовать его по назначению – сеять страх и подчинять страхом… Кристалл умеет маскироваться: под камень или под металл. А от одного только взгляда на него человека насквозь пронзает страх…»

«Маскироваться под камень…», – раздался в сознании Милы уже ее собственный слабый голос.

Восемь камней, восемь черных морионов смотрели ей в лицо сквозь наваждение, рожденное ее собственным страхом. Мила чувствовала, что ей очень нужно сосредоточиться на этих камнях, иначе наваждение сведет ее с ума. Но еще ей казалось, что была и другая причина, почему она должна на них сосредоточиться.

«Твое лицо – это мое лицо», – беспрерывно повторял навязчивым шепотом Многолик в миллионах зеркал. Но Мила больше не хотела слушать его. Она впилась взглядом в камни на неживых, похожих на скомканную бумагу руках Некропулоса. Камни сияли иссиня‑черным светом – черные морионы, имеющие власть не только над живыми, но и над мертвыми. Однако Мила отчего‑то была уверена, что морионы не имеют власти над страхом. Такую власть давал только кристалл Фобоса.

«Ты существуешь потому, что существую я. Ты – мое продолжение», – угнетая ее волю и сжимая сердце безжалостными тисками, раздавался из миллионов зеркал один‑единственный голос, принадлежащий Многолику. Но Мила еще крепче зажала уши руками и, принявшись мысленно твердить «морионы… морионы… морионы…», собралась с силами и сфокусировала взгляд на камнях.

Что‑то было неправильно. Она смутно почувствовала это. Но сосредоточиться было неимоверно тяжело, поэтому она никак не могла понять, откуда возникло это ощущение. Взгляд скользил по камням, останавливаясь на каждом в отдельности. Что‑то вдруг показалось ей странным и неуместным. Что?!!!

И вдруг она заметила…

Семь камней источали ядовитое иссиня‑черное сияние. И лишь один камень, находящийся в перстне, надетом на указательный палец правой руки, не светился. Просто потому что магия, каким бы чудом она не казалась, была из этого мира. Но то, что находилось внутри камня, на который сейчас во все глаза смотрела Мила, имело совсем другую природу. Это было нечто иное, чужеродное и непознаваемое для живых. В этом камне не было магии, поэтому он не источал света – он источал страх. Это был он – кристалл Фобоса. В это самое мгновение Мила отчетливо ощущала это – страх и ужас пронзали все ее существо насквозь. И чем пристальнее она смотрела на замаскированный под морион кристалл, тем сильнее был ее страх. Она уже не понимала причин этого страха – их не было. Был только страх. Внутри нее. Вокруг нее. Всюду. Страх, страх, страх – и ничего, кроме страха.

Мила с трудом заставила себя зажмурить глаза. Это стоило ей почти нечеловеческих усилий. Но она смогла это сделать. И сразу же ощутила прилив обжигающей ярости – ярости, направленной на того, кто заставил ее испытать такую муку. Никогда и ни к кому она еще не испытывала такой всепоглощающей ненависти. Даже к Многолику. Даже к ее злейшему врагу Лютову.

И в тот самый миг, когда Мила вспомнила Лютова, она уже знала, что сейчас сделает. Не так давно Нил Лютов выместил всю свою ненависть к ней, к Миле, на ни в чем не повинном чучеле мантикоры… Сейчас Мила готова была сказать ему за это спасибо.

Каждой клеточкой своего тела ощущая, как ее с головой накрывают все новые и новые волны беспредельного и неконтролируемого страха, Мила сжала в кулак руку с кроваво‑красным карбункулом на указательном пальце, вдохнула полные легкие тяжелого, словно раскалившегося воздуха и решительно открыла глаза.

Исчезли миллионы зеркал. Исчезли бесчисленные отражения Многолика. Прямо перед ней стоял старый некромант, немыслимая сила которого была в семи черных морионах и в маленьком безукоризненно черном кристалле, сеющем чистейший в мире страх.

На какое‑то мгновение глаза Некропулоса расширились, словно он что‑то почувствовал в тот момент, когда Мила посмотрела на него. Он еще до конца не успел заметить ту перемену, которая в ней произошла, как Мила резко вскинула руку и громко воскликнула:

– Резекцио!

И в то же мгновение Некропулос взревел от боли, а кисть его правой руки со стуком упала на пол. Кровь забила фонтаном. Иссиня‑черное сияние трех морионов вмиг угасло. Но Милу интересовал четвертый камень, под внешней оболочкой которого скрывался кристалл Фобоса.

Старый некромант схватился за обрубок руки, с которого на деревянные доски пола фонтанировал, казалось, водопад крови. Тяжело и отрывисто дыша, Некропулос поднес окровавленную руку к лицу, потом посмотрел на Милу взглядом, полным безумной злобы.

– Ах ты… маленькая дрянь! – прошипел он сквозь зубы.

Мила же, в отличие от старого некроманта, чувствовала, что ее недавняя ярость улеглась – она улетучилась вместе со страхом. Кристалл сейчас не был связан со своим хозяином и утратил силу. Страха не было, и от этого Мила ощущала себя почти счастливой.

Некропулос словно прочел ее мысли и опустил глаза на лежащую у его ног отсеченную кисть собственной руки. Глаза Милы расширились от испуга, когда она поняла, что он собирается сделать. Некропулос согнул спину, наклоняясь вниз. Он протянул левую руку к безжизненному куску плоти и… и Мила решилась.

Она сделала единственное, что пришло ей в голову в те считанные мгновения, которые у нее были. Выбросила вперед руку с перстнем и громко крикнула:

– Аннексио!

Мертвая кисть молниеносно оторвалась от пола и полетела к Миле. Содрогаясь от отвращения, девочка поймала ее и вскинула глаза на Некропулоса.

– Отдай мою руку! Верни ее! – обезумевшим голосом кричал на нее старик‑некромант.

Прижимая обрубок правой руки к груди, он шагнул в сторону Милы, и тогда она, превозмогая подкатывающую к горлу тошноту, стянула с указательного пальца мертвой кисти перстень с гладким черным камнем и, заметив, как при этом исказилось от бешенства лицо Некропулоса, швырнула в него не имеющую больше никакой ценности бесполезную и мертвую плоть.

– Возьмите! – презрительно крикнула она.

Окровавленная кисть попала Некропулосу в правое плечо, отчего он снова вскрикнул и со стоном схватился за обрубок увечной руки.

Мила покосилась на дверь. Кристалл теперь был в ее руках, и она могла бежать…

Но ее намерения внезапно были прерваны хриплым, натужным смехом. Она резко повернулась к Некропулосу. По‑прежнему прижимая покалеченную руку к груди, он смотрел на нее лихорадочно блестящими глазами и смеялся.

– Хочешь убежать? – с нескрываемой иронией спросил он и вдруг кивнул в сторону все еще находящегося без сознания Бледо. – Оставишь его? Неужели ты думаешь, что без кристалла я не смогу расправиться с этим беспомощным мальчишкой? Ты лишила меня абсолютной власти над мертвыми, но оставшиеся четыре мориона по‑прежнему способны причинить вред живому. Но своя жизнь, конечно, дороже. Давай, девочка, беги.

Некропулос издевался над ней – в этом не было никаких сомнений. Но она не собиралась поддаваться. Убить ее и Бледо – было не самой главной его целью. Ему нужен был кристалл, чтобы наказать весь город – все магическое сообщество, которое отреклось от него когда‑то. А сейчас он просто пытался ввести ее в заблуждение: если она замешкается, он найдет способ отобрать у нее кристалл. И Мила не стала мешкать.

Сорвавшись с места, она помчалась к двери.

– Стой, маленькая дрянь! – яростно зарычал ей вслед Некропулос.

Но она не слушала его. Открыв дверь, она вылетела на улицу. Было еще не совсем темно – десятая часть солнечного круга все еще держалась над горизонтом, окрашивая его в багряный цвет. Но небо над головой уже было темно‑синим. Услышав за своей спиной топот и ругань, Мила в панике огляделась вокруг – от сторожки вели только две тропы. Выбрав одну наугад, Мила со всех ног побежала вперед.

Она мчалась так быстро, как только могла; бешеное дыхание разрывало ей горло. Оглянувшись, она увидела, что Некропулос догоняет ее. Ни возраст, ни отрубленная кисть руки не мешали ему быстро бежать. Мила вдруг сообразила, что надолго ее не хватит – на тропе он быстро догонит ее. Не долго думая, она резко остановилась и, повернувшись, побежала к могилам.

– Ты не уйдешь от меня! – в бешенстве крикнул Некропулос.

Мила бежала между могил, огибая памятники. Почувствовав боль в боку, она остановилась на секунду за мраморной статуей волшебника, держащего в руке факел, и тут же ей на голову посыпалась мраморная крошка – Некропулос стрельнул в нее каким‑то заклинанием. Забыв о боли в боку, Мила бросилась бежать дальше.

Могилы так тесно жались друг к другу, что Мила то и дело натыкалась коленями на углы металлических ограждений, а иногда по лицу ее хлестали ветви растущих у могил деревьев.

Внезапно она выбежала на почти открытое пространство: могил здесь было очень мало и они находились на довольно большом расстоянии друг от друга; еще меньше было деревьев, за которыми до этого ей удавалось укрываться от заклятий, посылаемых Некропулосом. Выбора у Милы не было, поэтому она побежала вперед, надеясь, что успеет миновать открытое место, до того как настигнет ее преследователь.

Но на середине пути она все же услышала голос некроманта:

– Попалась!

Молниеносно среагировав, Мила прыгнула за ближайшее надгробие. Это снова оказался мрамор, и на нее снова посыпалась мраморная крошка. Но теперь Мила не побежала дальше – ей некуда было бежать. Если она сделает хоть шаг из‑за своего укрытия, Некропулос тут же схватит ее. Но, с другой стороны, если она будет прятаться тут дальше – это всего лишь отсрочит ее гибель. А она не сомневалась – он убьет ее сразу. У мага слишком много способов лишить человека жизни. Он может просто исполнить заветную мечту Лютова – отсечь ей голову простым заклинанием «Резекцио».

Мила стояла тихо и прислушивалась, пытаясь уловить звук приближающихся шагов – в вечерней тишине Некропулос не мог подкрасться к ней совсем бесшумно. Однако шагов она не слышала.

Зная, что очень сильно рискует, Мила все же осторожно выглянула из‑за мраморного памятника. И сразу увидела Некропулоса: он стоял шагах в двадцати от нее и почему‑то пятился назад, совсем не глядя туда, где пряталась Мила. Его взгляд перемещался из стороны в сторону, и это показалось Миле странным. Пытаясь держать его в поле зрения, она медленно повернула голову…

И тут она поняла, почему Некропулос перестал ее преследовать…

 

* * *

 

Они выходили по одному из‑за темных могильных памятников. Их глаза горели красным пламенем, а из оскаленных пастей с огромными ярко‑белыми на фоне ночи клыками капала слюна. На шеях у них были металлические ошейники, а по кладбищенской земле за ними волочились тяжелые цепи. Они были черными, но их очертания не терялись на фоне ночи, потому что тела, покрытые блестящей, глянцевой шерстью, были чернее, чем сама ночь.

– Псы Гекаты, – сипло прошептала Мила, не узнавая собственного голоса.

Она невольно попятилась, но, отступив всего на несколько шагов от появляющихся из могильных теней чудовищных псов, вдруг поняла, что они даже не смотрят в ее сторону, словно она для них не существует. Кошмарные, какие‑то потусторонние создания сходились к тропе, где всего на расстоянии трех‑четырех метров от них замер с выражением панического ужаса на лице Мантик Некропулос. Несколько пар налитых кровью глаз неотрывно следило за ним: навевая ужас, гипнотизируя, подчиняя старого некроманта тому первобытному и дикому страху, которому нет названия. Некропулос даже не пытался бежать, хоть и отступал маленькими, неуверенными шажками назад. Но отступал лишь потому, что так ему велел его страх, а не потому, что надеялся спастись. Он понял…

Псы Гекаты пришли за ним. И он боялся их. Боялся так сильно, что, казалось, забыл и о Миле, и о кристалле Фобоса.

Мила вдруг поняла, что самой ей совсем не страшно. Она вспомнила, что псы Гекаты никогда не нападают на людей первыми. Вспомнила, что эти существа равнодушны к людям. Что охотятся они только на нежить. Но ведь Мантик Некропулос был человеком!

– Пошли прочь! – прошипел старик, почти не размыкая рта. – Прочь, твари!

Но псы, настолько жуткие, что, казалось, они пришли сюда из самой преисподней, лишь ответили рычанием, продолжая приближаться к старому некроманту.

Миле показалось, что они уже готовы броситься на него. Наверное, Некропулос подумал то же самое, потому что он вдруг истошно завопил, его тело выгнулось, словно что‑то с силой ударило его в спину. И в тот же миг из кладбищенской темноты за спиной некроманта раздался ровный, холодный как лед голос:

– Салюбер сомнус! Сопор пилорос!

Некропулос пошатнулся, обмяк и без единого звука повалился наземь.

Мила широко распахнутыми глазами смотрела на неподвижное, словно мертвое, тело некроманта и собравшихся сворой в шаге от него псов Гекаты, которые больше не рычали, а только стояли и смотрели на бесформенную черную массу, позади которой из темноты вдруг проступили очертания человеческой фигуры.

Незнакомец переступил через груду черного одеяния, под которым с трудом угадывалось человеческое существо. Не обращая внимания на псов Гекаты, прошел сквозь них, словно они были бестелесными призраками. Впрочем, они и в самом деле прямо на глазах Милы становились прозрачными и таяли, растворяясь в воздухе, пока не исчезли совсем.

Мила подняла глаза на приближающегося к ней человека. Не удивительно, что она сразу не услышала акцента в его голосе – ведь заклинания он произнес не на русском.

– Как вы здесь оказались, профессор? – изумленно спросила она у возникшего непонятно откуда учителя монстроведения.

– Меня привел сюда твой щенок, – ответил Буффонади.

– Шалопай?!! – пораженно воскликнула Мила, озираясь вокруг себя, и тут же что‑то уткнулось ей в ногу.

– Шалопай! – радостно улыбнулась Мила, наклоняясь к щенку, который в этот момент, вывалив синий язык из пасти, с обожанием смотрел на нее яркими янтарными газами и елозил драконьим хвостом по земле. Как же она могла забыть слова Ориона, что драконовые псы имеют волшебное чутье, благодаря которому могут найти своего хозяина где бы он ни был?! – Ты молодец, Шалопай.

Она почесала щенка за ухом, и тот тявкнул от удовольствия.

– Где Бледо? – спросил профессор Буффонади. Наклонившись над Милой, он взял ее за плечи и поднял с корточек.

– В сторожке, – прошептала в ответ Мила.

– Пойдем, покажешь дорогу, – велел Буффонади таким тоном, что Мила даже не подумала бы возражать.

Они быстро шли по тропе к сторожке кладбищенского сторожа. Смуглое, почти черное в темноте ночи лицо Буффонади выглядело взволнованным. Шалопай бежал впереди, словно его назначили проводником.

– Что с Некропулосом? – спросила на ходу Мила. – Вы убили его?

Буффонади стрельнул в нее хмурым взглядом.

– Он спит. Только и всего. Я поразил его заклинанием сна‑привратника. Он будет спать до тех пор, пока его не разбудят антизаклятием. Этот сон не причинит ему ни малейшего вреда, напротив, скорее пойдет на пользу.

Мила почувствовала себя пристыженной. Почему‑то она не подумала, что если маг с легкостью создает самые кошмарные иллюзии, то это еще не значит, что он способен убить человека, пусть даже некроманта.

– А эти псы… они…

– Иллюзии, – лаконично ответил на ее не до конца высказанный вопрос Буффонади.

– Но почему Некропулос их так испугался?!

Мила просто не могла держать свои вопросы при себе, хотя и понимала, что профессора сейчас волнует только его племянник. Но ей казалось, что если она сейчас же не разберется со всем произошедшим, то сойдет с ума.

– Потому что господин некромант – лич, – начиная раздражаться от неуместных с его точки зрения вопросов, ответил профессор. – Иными словами – нежить. Соответственно, он уязвим перед псами Гекаты.

Мила кивнула. Она вспомнила, что говорил о личах Гарик: маг, прошедший обряд смерти и воскрешения, перестает быть человеком, но не становится мертвецом – он превращается в лича. Значит, Некропулос не простой некромант – он лич. И профессор Буффонади каким‑то образом догадался об этом.

– Но как вы узнали, что Некропулос лич? – вновь не удержалась от вопроса Мила.

– Никак, – невозмутимо ответил Буффонади. – Не имел ни малейшего представления, что он лич. Я создал эти наваждения, надеясь на ваше… как это говорится по‑русски… надеясь на авось. Авось подействует.

Мила ошеломленно вытаращилась на итальянца, одновременно пытаясь представить себе, что было бы, если бы не подействовало. Но ее воображение еще не успело подсказать ей картины того, что могло бы произойти, как Буффонади произнес:

– Некромант сильнее обычного мага. У меня не было бы шансов, если бы пришлось сражаться с ним один на один. Мои наваждения отвлекли его внимание, а страх ослабил силы. Я, конечно, действовал наугад, но все сложилось удачно. – Он искоса посмотрел в испуганное лицо Милы. – Не вижу причин переживать по поводу того, чего уже не случится.

Миле снова стало стыдно. Она потупила глаза. Какое‑то время они шли молча. Но когда впереди замаячили очертания кладбищенской сторожки, Мила не выдержала и снова спросила:

– А цепи и ошейники… – Она запнулась, подумав, о какой ерунде спрашивает в такой неподходящий момент, но теперь уже казалось невозможным смолчать, и она договорила: – На иллюстрациях у псов Гекаты никаких цепей не было. А вы говорили, что иллюстрации достоверные…

Они уже были в двух шагах от сторожки, и Мила подумала, что Буффонади не ответит, но он вдруг неожиданно смутился и, эмоционально, быстрым жестом, всплеснув руками, с неловкостью в голосе сказал:

– Привычка. Во время шоу я всегда использую дополнительные атрибуты, чтобы…

Не договорив, он махнул рукой и торопливо вошел в сторожку. Увидев Бледо, Буффонади молниеносно бросился к нему. Мальчик был по‑прежнему без сознания, хотя его губы слабо шевелились, а веки подрагивали.

– Что с ним? – спросила Мила.

– Ничего непоправимого, – уже более спокойным голосом ответил Буффонади, – но здесь нужны знахари.

Итальянец вдруг прикрыл глаза, словно задремал, но не прошло и полминуты, как он снова открыл их.

– Владыка Велемир уже все знает, – сказал он, потом посмотрел на Милу долгим немигающим взглядом и, выдохнув, сообщил: – Будем ждать.

 

* * *

 

Мила догадалась, что Массимо Буффонади связался с Владыкой при помощи мысли. Телепатию преподавали в Старшем Думе, поэтому Миле пока даже представить себе было сложно, как это происходит. Но она была уверена, что профессор сообщил Велемиру все, что было необходимо.

Владыка появился в дверях кладбищенской сторожки буквально через несколько секунд. Мила не раз видела, как директор Думгрота мгновенно исчезал, но только теперь ей пришла в голову простая мысль: если он исчезал в одном месте, значит, непременно появлялся где‑то в другом. Сейчас он появился здесь, в этой ветхой сторожке, и первым делом, приблизившись к Бледо, с тревогой в лице склонился над мальчиком.

Вскоре после него снова открылась дверь и вошла госпожа Мамми с двумя знахарями, а следом, поверх плеча госпожи Мамми, появилось взволнованное лицо Акулины.

Знахари уложили Бледо на носилки и вынесли из сторожки. На улице стояла ступа госпожи Мамми, к которой было прислонено три метлы. Почему их было три, Мила поняла только тогда, когда вместе со знахарями в воздух поднялся и Массимо Буффонади.

Мила, Акулина и Велемир проследили за удаляющимися в небе носилками, и только после этого Владыка заговорил.

– Акулина, полагаю, профессор Ледович не будет возражать, если Мила остаток сегодняшней ночи проведет у тебя во флигеле.

Акулина улыбнулась и обняла Милу за плечи.

– Спасибо, – поблагодарила Мила.

У ног Милы, словно напоминая о себе, тявкнул Шалопай.

– Что ж, уважаемый, – серьезно обратился Велемир к щенку. – Если госпожа Варивода не возражает, вы можете сопровождать свою хозяйку.

Шалопай вывалил синий язык и радостно завилял драконьим хвостом, поднимая клубы пыли с земли.

Мила наклонилась и с улыбкой почесала своего питомца за мохнатыми ушами. Поднявшись с корточек, она увидела приближающихся сквозь лабиринт могил и памятников трех человек. В том, кто шел впереди, Мила мгновенно узнала Мантика Некропулоса. Его здоровая рука безвольно висела вдоль туловища – на бескровных, сухих пальцах не было ни одного перстня. Сопровождали Некропулоса двое неизвестных. Оба были одеты в черные плащи с капюшонами, накинутыми на головы, и неоново‑синими монограммами «МТ» на груди.

Мила сразу догадалась, что эти люди, кем бы они ни были, только что арестовали Некропулоса.

В эту минуту старик‑некромант повернул голову и посмотрел прямо на Милу. Его лицо исказила полубезумная улыбка. Мила невольно вздрогнула – потерпев сокрушительное поражение, Мантик Некропулос испытывал радость. Она не могла понять причину его радости, и от этого внутри нее едва уловимо запульсировало чувство тревоги.

– Куда его ведут? – спросила вслух Мила.

– В тюрьму, – ответил ей Велемир. – Магов, которые используют свою силу во зло, на долгий срок сажают в клетки. В некоторых случаях – навсегда.

– А разве мага может удержать клетка? – удивленно спросила Мила, поднимая глаза на Владыку.

– Обычная клетка? Нет, не сможет, – ответил он. – А клетка, которая лишает мага его силы, пока он находится внутри нее, – удержит. Металл, из которого выливают прутья для этих клеток, создают в алхимических лабораториях. Даже я не знаю, из чего создана эта сталь.

Он посмотрел на Милу своими ярко‑зелеными глазами. Мила вдруг вспомнила, что у нее до сих пор находится перстень с кристаллом Фобоса. Она опустила глаза и, разжав кулак левой руки, напряженным взглядом посмотрела на черный камень в перстне. Он больше не был похож на матовый морион – скорее напоминал гладкий кусок черного льда. От одного взгляда на него ей стало очень неуютно. Подняв глаза, Мила протянула руку к Велемиру. Он понимающе кивнул и, не говоря ни слова, принял от нее перстень. Мила не хотела знать, что сделает с ним Владыка – для нее история кристалла Фобоса была закончена.

– Когда ты хорошо отдохнешь, я хотел бы поговорить с тобой, – мягко сказал Велемир. – Если, конечно, ты не возражаешь.

Мила утвердительно кивнула головой.

– Хорошо, – улыбнулся ей Велемир. – А сейчас я вас оставлю. – Он хмуро посмотрел вслед Некропулосу и двум его сопровождающим, удаляющимся по тропе от сторожки. – Сегодня мне предстоит другой разговор.

С этими словами он попрощался с Милой и Акулиной и направился вслед за уходящими.

Мила оглянулась на сторожку и подумала: Северное око вновь не обмануло ее. Она думала, что видения предупреждают ее о встрече с Многоликом, но оказалось, что они предупреждали ее о встрече с ее самым главным страхом – оказаться дочерью Многолика. Впрочем, сейчас Мила уже не была уверена, что по‑прежнему этого боится.

Она закрыла на миг глаза и устало выдохнула, словно отгоняя от себя всякие мысли. Этой ночью ее ждал флигель Акулины и крепкий сон. А обо всем, что случилось в этот вечер, она будет думать завтра.

 

Глава 17

Наследница Гильдии

 

Разговор с Владыкой Велемиром состоялся на следующий день. Мила ничего не утаила, наоборот, старалась не упустить мельчайших деталей произошедших событий, а главное – разговора с Некропулосом.

Велемир слушал молча, он ни разу не перебил ее, ничего не спрашивал и не уточнял. На его лице за все то время, что Мила говорила, ни разу не отразилось ни удивления, ни какого‑либо другого чувства. Он выглядел сосредоточенным и серьезным. Мила понимала, что это может означать, поэтому, когда рассказ был окончен, она прямо посмотрела на Владыку и спросила:

– То, что рассказал мне Некропулос о моем прадеде, – это правда?

Велемир устремил на нее задумчивый взгляд.

– Он сказал, что вы это знали, но скрывали от меня. Так это правда?

Владыка опустил глаза и тяжело вздохнул. Потом, прикрыв веки, кивнул головой и задумчиво, словно обращался не к Миле, а к самому себе, произнес:

– Что ж, думаю, просто настало время, когда ты должна была все узнать.

Лицо Милы дрогнуло, она сглотнула подступивший к горлу комок и расширенными от волнения глазами посмотрела на Велемира.

– Однако, Мила, я не тот человек, который может дать ответы на все твои вопросы, – мягко сказал Владыка.

– А кто может? – предательски тихим голосом спросила Мила.

Велемир посмотрел на нее так, словно заглянул в ее сердце, пытаясь узнать, достаточно ли оно храброе, чтобы встретиться с правдой. Наверное, он что‑то увидел там, внутри, потому что решительно ответил:

– Если ты готова, то этот человек уже ждет нас. Мы можем отправиться к нему прямо сейчас.

Мила колебалась от силы секунды три, после чего твердо сказала:

– Я готова.

 

* * *

 

Час спустя Мила стояла в знакомом дворике: брусчатые дорожки, в стороне – заброшенная беседка в тени деревьев с розовыми цветами вместо зеленой листвы, впереди – небольшой уютный дом, внутри которого, как хорошо помнила Мила, находилась букинистическая лавка.

– Пойдем, – сказал Владыка, направляя Милу к дому.

Вошли они без стука. В просторном помещении, где негде было ступить из‑за обилия самых разных книг, никого не было. Но ждать им не пришлось – со стороны винтовой лестницы послышались шаги и вскоре перед Милой и Велемиром возник букинист.

Одет он был все в тот же белый балахон с капюшоном, откинутым на спину. Его сощуренные, как у слепого крота, глаза за стеклами очков какое‑то время изучающе смотрели на Милу, словно он видел ее впервые. Потом он повернулся к Велемиру и кивнул в знак приветствия:

– Приветствую вас, Владыка.

И сразу же вернувшись взглядом к Миле, поздоровался и с ней:

– Добрый день, Мила.

Мила не понимала, почему Велемир привел ее сюда, но на всякий случай кивнула и ответила:

– Здравствуйте, господин букинист.

Букинист отчего‑то грустно улыбнулся – едва‑едва заметно.

– Думаю, я должен представиться, – сказал он необычайно молодым для старика голосом и церемонно склонил голову в неком полупоклоне, адресуя его Миле: – Казимир Послушник. Бывший Девятый Ключник давно канувшего в небытие Ордена Девяти Ключников.

Мила, вытаращив глаза, уставилась на букиниста.

– Девятый Ключник?! – ошеломленно и одновременно недоверчиво переспросила Мила.

Букинист лишь коротко кивнул.

Мила растерянно смотрела на него.

– Значит… вы…

– Да, Мила, я тот человек, который может и, наверное, должен рассказать тебе правду. – Он слегка наклонил голову и вопросительно посмотрел на нее поверх очков. – Ты готова ее выслушать?

 

* * *

 

По винтовой лестнице хозяин привел своих гостей в небольшую комнату. Окна были занавешены тяжелыми бархатными шторами бордового цвета. Всюду горели свечи, хотя на улице был ясный день. Посередине комнаты стоял круглый стол, а вокруг него – три стула.

– Присаживайся, – предложил Миле Казимир Послушник.

Сам он стал рядом с ней, положив руку ей на плечо. Велемир остался стоять чуть в стороне.

– Ты знаешь, что это? – спросил у нее Девятый Ключник.

В первое мгновение Мила не поняла, о чем он спрашивает, но, подняв на него глаза, заметила, что он смотрит на стол. Мила проследила за его взглядом. Когда в центре стола она увидела темный шар, который почему‑то не заметила сразу, ее глаза невольно расширились от удивления.

– Но ведь это… – Мила была поражена. – Это мнемосфера!

– Совершенно верно, – подтвердил Казимир Послушник.

– Но как? Откуда? Ведь в Таврике было только две мнемосферы! Одна находится в Думгроте, а другая была похищена! – Мила недоверчиво посмотрела на матовый темный шар. – Неужели это та самая?

Девятый Ключник улыбнулся.

– Нет, Мила, эта не та мнемосфера, которая была похищена больше двух лет назад, – возразил он. – Это моя собственная мнемосфера. Не удивляйся. Сфер памяти в Таврике было отнюдь не две. И даже не три. Только у каждого Принимающего Решения – а их, если ты помнишь, было девять – была своя личная мнемосфера. Но на самом деле их даже сейчас гораздо больше. Газеты не всегда достаточно осведомлены.

Мила промолчала. Она вдруг поняла, зачем Казимир Послушник привел ее сюда и показал этот шар. Мнемосфера хранила воспоминания, а если эта мнемосфера принадлежала Девятому Ключнику, то значит – здесь хранятся его воспоминания. Не трудно было догадаться, что Казимир Послушник хотел поделиться с ней своими воспоминаниями. И когда Мила это поняла, она вдруг почувствовала, что не уверена, готова ли увидеть их.

– Ты хотела знать правду, – словно читая ее мысли, сказал Девятый Ключник. Он жестом указал на сферу памяти: – Она здесь.

Мила заметила на столе открытую книгу с чистыми страницами, а рядом – перо в чернильнице. Это была Табула раса – книга, листы которой были зачарованы так, что всегда оставались чистыми. Любой текст, нанесенный на страницы этой книги, должен был тотчас исчезнуть.

– Я должна что‑то написать? – спросила Мила.

– Нет. – Девятый Ключник тяжело вздохнул. – Мои воспоминания могут вернуться только по моему зову. Мила, ты хочешь, чтобы я вернул их?

Секунд пять она сидела, не шевелясь и не отвечая на его вопрос. Хотела ли она? Нет, она не хотела. В эти пять секунд она была уверена, что ей не нужна никакая правда. Но пять секунд спустя она поняла, что правда подошла к ней слишком близко. С того самого момента, когда Некропулос сказал эти ужасные слова, правда стояла у нее за спиной и скалилась, наслаждаясь ее терзаниями. И Мила поняла: если сейчас она не ответит Девятому Ключнику «да», она всегда будет ощущать у себя за спиной чье‑то невидимое присутствие. Всю жизнь она будет оглядываться назад, чтобы узнать, кто этот невидимка. Но увидеть его не сможет. Именно поэтому она сказала:

– Да.

В ответ Казимир Послушник лишь одобрительно сжал ее плечо удивительно крепкой для старика ладонью, после чего взял из чернильницы перо, стряхнул излишки чернил и, протянув руку к Табуле расе, написал на чистом листе только одно слово: «Гильдия».

В тот же миг темный матовый шар наполнился ярким светом. Его оболочка была такой тонкой, что, казалось, если до него дотронуться – он лопнет, как мыльный пузырь. Но Мила почему‑то была уверена, что это очень обманчивое впечатление.

Когда вместо яркого света в мнемосфере начали появляться живые картинки, она перестала об этом думать.

Сначала Мила увидела в шаре залу из черного гранита, которую узнала в тот же миг. Это было Транспространственное посольство. Многочисленные ряды горящих свечей освещали помещение, в котором туда‑сюда сновали волшебники и щуры в бесформенных темно‑серых балахонах. Но вот и те и другие стали расступаться, пропуская необычное шествие. Осознав, что именно она видит, Мила не сдержала судорожный вдох, глаза ее от волнения расширились. Это было мрачное шествие.

Люди, перед которыми все расступались, несли на своих плечах черные гробы. Мила была не в силах их сосчитать. Пятнадцать? Двадцать? Тридцать? Процессия удивительно медленно двигалась вдоль залы, словно кто‑то останавливал движение времени…

Потом картина сменилась. От Транспространственного посольства отъезжали бордовые дилижансы: на их крышах, огороженных решетками для поклажи, стояли все те же черные гробы. И снова Мила не смогла их сосчитать. В ее глазах стояли слезы. Она поняла все еще до того, как Казимир Послушник тихим голосом сказал:

– Последнее сражение с Гильдией. Тех, кто погиб, везли домой, чтобы похоронить.

И вновь в шаре сменилось действие. Теперь это был какой‑то старый одноэтажный дом. Внутри было темно. Горела только одна свеча. Двое в темных одеждах поднялись по лестнице в комнату и замерли на месте, словно ошеломленные от увиденного. В центре комнаты на коленях стояла женщина и, закрыв лицо руками, содрогалась от рыданий. У ее ног неподвижно лежал мужчина… с Черной Меткой на груди…

Следующая сцена. Темная подворотня. Двое людей: мужчина и женщина в длинных плащах склоняются над телом юной девушки. На груди девушки Черная Метка…

– Орден Девяти Ключников тогда еще действовал, – донесся до Милы будто издалека молодой голос Казимира Послушника. – Мне часто случалось находить жертв Гильдии. Вместе с другими членами ордена мы несколько раз заранее узнавали о предстоящем нападении. – Он замолчал, и молчание его показалось Миле гнетущим. – Но почти всегда приходили слишком поздно.

Мнемосфера наполнилась туманом и загадочным мерцанием крохотных звезд. Туман двигался внутри шара, словно живой, собираясь в облака, потом рассеиваясь и снова скучиваясь в плотную светлую гущу. Так продолжалось довольно долго, на миг Мила даже забыла, где находится, загипнотизированная мерцанием мнемосферы. Но вот сфера очистилась от тумана и в прозрачном шаре появилась фигура человека.

Это был молодой мужчина: высокий и темноволосый. У него было красивое лицо с властным изгибом губ и жестким, холодным взглядом. Одет он был в белую рубашку и темные брюки. Мужчина вдруг повернул голову и посмотрел прямо на Милу. Она невольно вздрогнула.

– Его звали Даниил, – раздался над головой Милы голос Девятого Ключника. – Он был единственным сыном очень влиятельного человека, занимавшего крупный пост в огромном государстве, которого больше не существует. В его юном возрасте у него уже было все: и власть, и деньги. К тому же, – Казимир Послушник тяжело вздохнул, – насколько я могу судить, твой прадед, Мила, был очень красивым молодым человеком.

До Милы не сразу дошел смысл произнесенных слов, но когда она поняла… Ее сердце учащенно забилось, она гораздо пристальнее вгляделась в мнемосферу.

Перед ней был ее прадед – еще совсем молодой. Мысленно она согласилась с Девятым Ключником: да, он был очень красив. И даже имя его было красивым – Даниил. Вот только кроме красоты было что‑то еще. Его лицо не было добрым.

– Как я уже сказал, у молодого человека было все, – повторил Казимир Послушник. – Его отец ни в чем не мог отказать своему единственному наследнику. Даниил привык к тому, что все и всегда происходит в полном соответствии с его желаниями. Он слишком рано привык к власти.

В этот момент молодой мужчина в мнемосфере отвернулся. Комната словно поплыла перед глазами у Милы, и она увидела, что, кроме мужчины, там еще была молодая женщина. Стройная, длинные струящиеся по плечам черные волосы, гордо расправленные плечи – перед Милой была ее прабабушка Асидора.

Впервые Мила увидела лицо своей прабабушки неулыбающимся. В ее глазах была тревога.

– Асидора полюбила его, не заметив в нем взращенного попустительством отца тирана. Она была слишком молода, слишком наивна. Она видела в нем лишь красивого юношу.

Теперь Мила снова видела в сфере лицо своего прадеда. Оно было повернуто к ней в профиль. Он улыбался, но улыбка была высокомерной и таящей в себе что‑то опасное. Даниил подошел к Асидоре и протянул руку к ее шее. Мила видела, как его пальцы коснулись какой‑то веревки, лежащей поверх платья ее прабабушки. Пальцы скользили все ниже и ниже, пока не коснулись какого‑то черного пятна. Но уже в следующую секунду, когда предмет лег поверх белой ладони ее прадеда, Мила поняла, что это было.

На шее Асидоры висела прикрепленная к пеньковой веревке Черная Метка – та самая, что сейчас пряталась под воротником школьной формы Милы.

– Он не держал ее силой, – с горечью сказал Казимир Послушник. – Она могла бы убежать, спастись. Но не сделала этого. В глубине души, я думаю, она не верила, что он сможет причинить ей зло. Но была и другая причина – их ребенок. Она не могла уйти, оставив своего ребенка. Именно на это он и рассчитывал.

Высокий, красивый, улыбающийся жутковатой улыбкой, Даниил отошел от своей молодой жены и медленным, расслабленным шагом подошел к комоду у стены. Он открыл один из ящиков, взял что‑то оттуда и повернулся.

Мила втянула воздух и невольно издала тихий испуганный возглас: в руке ее прадеда был пистолет, а на его красивом лице – приговор.

Его рука молниеносно поднялась. Мила вскрикнула и закрыла лицо похолодевшими от ужаса ладонями. Раздался тихий, очень‑очень далекий, словно из другой жизни, звук выстрела.

Потом она все‑таки опустила руки и подняла глаза. Сквозь пелену слез она видела в сфере лежащую на застеленном золотисто‑бежевым ковром полу Асидору: красивую, мертвую…

Мила всхлипнула, когда шар начал наполняться туманом. Но сверкания скрытых в сфере звезд не последовало – шар потух.

Казимир Послушник положил руку ей на плечо.

– Мне жаль, девочка, – сказал он искренне. – Мне очень жаль. Когда‑нибудь ты должна б