История, которую рассказал Эш Мезареф

 

Терас Квит был тихим и забитым мальчиком. Он был довольно способным учеником, но особыми талантами не блистал. Вернее, его таланты были не из тех, что производят впечатление на сверстников. Наибольшие способности с самого начала он проявлял в алхимии, и, по всей видимости, именно это сыграло с ним злую шутку. Ничего удивительного не было в том, что его способности к алхимическим наукам привели его в Золотой глаз. Можно предположить, что если б его судьба сложилась хорошо, то со временем он мог бы стать выдающимся алхимиком. Однако этого не случилось.

Златоделами чаще всего становятся дети сильные характером и властные по натуре, поэтому одноклассники Тераса не желали принять его как равного им. Тихий, слабый, невзрачный, он был жертвой беспрерывных насмешек с их стороны. Они не любили его, считали, что он недостоин быть одним из них.

Само собой разумеется, друзей у Тераса не было. Он был очень одиноким мальчиком и, кажется, просто смирился с таким положением вещей. По крайней мере, он никогда не пытался завоевать расположение своих одноклассников, наоборот – он старался держаться особняком, чтобы привлекать к себе как можно меньше внимания. Но, к сожалению, однажды ему это не удалось.

В Золотом глазе, в отличие от других Домов, кроме охранников‑гекатонхейров, каждую ночь следит за выходом из Золотого глаза кто‑то из учеников. В ту ночь, о которой пойдет речь, это был Терас. Трое студентов, его сокурсников, дождавшись полуночи, решили выскользнуть из Золотого глаза. У молодых людей были свои планы на эту ночь – их ждали развлечения куда более интересные, чем ночной сон. Однако, к несчастью для всех, на их пути возникла неожиданная помеха в лице их тихони‑одноклассника. Терас сказал, что не может выпустить их, а если они все‑таки уйдут, он вынужден будет рассказать об этом декану. Троица златоделов только посмеялась над ним – разумеется, им и в голову не пришло менять свои планы. Возможно, Терас уступил бы им и не стал бы никому ничего рассказывать, но молодые люди, начав глумиться над мальчиком, уже не могли остановиться: их насмешки становились все более жестокими. Им пришло в голову проучить своего однокурсника‑изгоя, и вряд ли в тот момент кто‑то из них мог предположить, какие страшные последствия будет иметь их шутка.

Те три заклинания, которые выпустил каждый из них, по отдельности не несли никакой серьезной опасности, но, ударив одновременно в одну цель, они произвели чудовищный результат. Увидев выпущенные в него заклятия, Терас попытался увернуться от них, прикрываясь руками… К несчастью, его это не спасло. Лицо Тераса было обезображено до неузнаваемости.

Лучшие знахари города пытались помочь ему, но никакие зелья и антизаклятия не смогли исправить содеянного. Это был тот редкий случай, когда могущество магии оказывается бессильным. Терас был обречен до конца своей жизни оставаться уродом и видеть в обращенных к нему взглядах только отвращение.

 

– Дальнейшее, наверное, было неизбежно. Сделавшись чудовищем снаружи, Терас очень быстро превращался в чудовище изнутри. Он озлобился и возненавидел тех, кто был с ним одной породы, – магов. Он жаждал мести и нашел способ утолить свою жажду, присоединившись к Гильдии. Терас был не первым, кто перешел на их сторону, но он единственный сделал это не из страха, а из ненависти.

– Но ведь все маги не виноваты в том, что сделали с ним те трое златоделов! – воскликнул возмущенно Ромка. – Как он мог пойти на такое предательство!?

Господин Мезареф хмуро посмотрел на Лапшина.

– Ты невнимательно слушал меня, юноша, – сказал он. – Терас с самого начала был изгоем среди магов. Он всегда чувствовал себя здесь чужим. В нем жила обида на подобных ему, потому что они всегда отвергали его. Но он не был злым мальчиком. Злость родилась в тот момент, когда его превратили в чудовище, в урода, обреченного быть таким всю жизнь.

– Но ведь они сделали это случайно, – не сдавался Ромка, хотя голос его уже не звучал столь же уверенно.

– Для Тераса все выглядело совсем иначе, – покачал головой господин Мезареф. – Для него эта «шутка» была лишь звеном в цепи многолетних насмешек. Только она стала последней и самой жестокой шуткой в его жизни.

В комнате воцарилось молчание. Мила невольно сравнивала Бледо с его отцом. Среди таких же, как он, златоделов Бледо, как и его отец когда‑то, был изгоем. Они не знали того, что теперь было известно Миле с Ромкой, они издевались над ним даже не потому, что он был сыном предателя и пособника Гильдии. Они унижали его только по той причине, что он был слабее их. А что, если однажды Бледо озлобится против таких же, как он, магов, как когда‑то озлобился его отец? Да, Терас Квит был предателем, но он не сам сделал этот шаг – его подтолкнули к этому. С ним поступили просто ужасно.

– Скажите, господин Мезареф, – Мила подняла глаза на старика, – а что случилось с теми тремя студентами из Золотого глаза? Их наказали?

Эш Мезареф невесело усмехнулся.

– Да, они были наказаны, – ответил он. – Их наказал Терас.

Бывший профессор алхимии встал со стула и медленной тяжелой походкой подошел к окну. Мила и Ромка проследили за ним взглядом.

– Однажды Терас пришел ко мне в гости, – сказал господин Мезареф, глядя в окно. – Сюда. В эту комнату. Я, наверное, был единственным человеком, к которому он мог прийти, как к другу, поскольку я видел в нем талантливого алхимика и поддерживал его, как мог. Он подошел к этому самому окну и без всякого выражения в голосе сказал мне, что он отомстил. Те трое были первыми, кого выдал Гильдии Терас. Одного из них вскоре нашли мертвым с Черной Меткой Гильдии на груди, двое других бесследно исчезли. Подозреваю, что они нашли свою смерть в подвалах Гильдии. Страшно даже представить, что им пришлось пережить там.

– Но как ему удалось это? – удивился Ромка. – То есть… я хочу сказать, ведь маги не беззащитны. И если все так просто, тогда почему он сам не расправился с ними – в одиночку?

– Потому что не все так просто, юноша, – горько улыбнулся господин Мезареф, на секунду повернув голову, чтобы посмотреть на Ромку, после чего снова отвернулся к окну. – Во времена Гильдии маги были осторожны, поэтому Терасу пришлось заманить своих обидчиков в ловушку. Он применил известное любому взрослому магу колдовство: простое и коварное одновременно. Этот трюк называется Цепкий Аркан. Сначала на какую‑нибудь вещь – пусть это будет зеркало – накладывают чары агглютинации. После чего вещь делят на нужное количество частей, каждую из которых связывают заклинанием Аркана. Таким заклинанием может стать любое, самое обычное слово, имя, и даже набор букв – это решает заклинатель. Если бы это было зеркало, заклинатель просто разбил бы его. Самый большой осколок он положил бы рядом с собой, а на осколках поменьше написал бы заклинание Аркана и сделал бы так, чтобы несколько человек, которых ему нужно призвать к себе, получили по одному такому осколку с надписью. Того, кто прочтет надпись вслух, мгновенно перенесет в то место, где находится главный осколок заколдованного зеркала.

– Терас заманил этих магов зеркалом? – недоверчивым тоном пробормотал Ромка.

– Нет, – холодно отозвался господин Мезареф. – Он наложил чары агглютинации на родовое поместье одного из этих магов, превратив его в ловушку. Потом он выбрал три вещи, находящиеся в этом доме, и на каждую нанес имена своих врагов. После чего просто отослал каждому из них по одной из этих вещей.

Эш Мезареф задумчиво покивал головой, словно соглашался со своими собственными мыслями.

– Эти молодые люди были сильными и далеко не глупыми магами, – сказал он. – Но ни один из них, получив знакомую вещь, ничего не заподозрил. Вслух они прочли нанесенные на эти предметы имена друг друга – очевидно, каждый из них решил, что друзья попали в беду, и это усыпило их бдительность. Но после этого ничего нельзя было изменить – Цепкий Аркан уже поймал их в смертельную ловушку.

Эш Мезареф замолчал, и на некоторое время в комнате воцарилась тишина.

– Это подло, – возмущенно прошептал Ромка, спустя какое‑то время нарушив молчание.

– Терас так не считал, – продолжал господин Мезареф. – Думаю, его ненависть к ним была столь велика, что любые средства, которые могли бы помочь ему отомстить им, казались ему правильными. На самом деле его это даже развеселило. Его обидчики: родовитые, высокомерные, одаренные и могущественные маги, которые забавлялись с ним, как с игрушкой, когда он был жалким, испуганным подростком, так глупо попались на столь нехитрое колдовство. Он был уверен, что хотя бы кто‑то из троих легко распознает ловушку – ловушку, которая действует разве что на детей, только постигающих волшебство! Но они попались все. О, да! Терас ликовал. В том поместье троих злейших врагов Тераса, кроме него самого, поджидали люди Гильдии. Их захватили врасплох. Силы были неравны… В тот день Терас был отомщен.

Ромка тяжело дышал, раздувая ноздри. Мила подумала, что для ее друга в истории Тераса Квита все было однозначно, чего она не могла сказать о себе.

– А что случилось с самим Терасом? – спохватилась Мила, вспомнив, что Бледо воспитывал Массимо Буффонади.

– Он был убит, – ответил господин Мезареф. – Вскоре после падения Гильдии. Подробности мне неизвестны, могу лишь предположить, что кто‑то из магов выследил его и убил как предателя. Хотя не исключаю, что сделать это могли и люди Гильдии, чтобы он не выдал их. Ведь некоторым из них удалось скрыться. Никто не знает, где они теперь. Возможно, они убили его, заметая следы…

На улицу друзья вышли ошеломленные всем тем, что услышали от Эша Мезарефа.

– Я так и чувствовал, что с этим Бледо что‑то нечисто, – заявил Ромка. – А он, оказывается, сын предателя!

– Бледо себе отца не выбирал, – глядя вперед, хмуро и неожиданно резко даже для самой себя ответила Мила, когда они покидали улицу Угрюмых Непостояльцев. Ей почему‑то совсем не хотелось смотреть на своего друга.

Ромка, удивленный ее интонацией, немного стушевался.

– Ну да… Не выбирал…

Возникла неловкая пауза. Ромка чувствовал, что Мила за что‑то обижается на него, но причины понять не мог. А Мила не могла ему сказать, что она ощутила некоторое сходство с Бледо. У него были причины стыдиться своего отца. Мила не была уверена насчет Многолика, но если бы вдруг ее худшие догадки подтвердились, ей тоже было бы от чего испытывать стыд.

– По‑моему, мы зря сюда пришли, – сказала Мила.

– Почему?! – не понял Ромка, удивленно взглянув на Милу. – Мы узнали такое!

– Ромка, мы не должны никому об этом рассказывать, – категорично заявила Мила. – Это нехорошо. Ты сам подумай, что тогда будет.

Ромка, поколебавшись, ответил:

– Ладно, мы не будем об этом говорить.

Некоторое время он задумчиво молчал, потом сказал:

– Может, ты и права – зря мы сюда пришли. Я думал, мы выясним, что у тебя с Бледо может быть общего, почему вы единственные, кто видит эту старуху… – Он удрученно вздохнул. – Но ничего мы не выяснили.

Мила пожала плечами и довольно равнодушно ответила:

– Не повезло.

– Слушай, – вдруг вскинулся Ромка. – А ты поняла, что он там говорил о каком‑то тайном сыске или вроде того?

Мила удивленно округлила глаза и отрицательно покачала головой.

– Не помню. А разве он о чем‑то таком говорил?

Ромка озадаченно хмыкнул.

– Ладно, не важно.

 

* * *

 

О том, что Мила с Ромкой узнали о Бледо от господина Мезарефа, они не сказали даже Белке. Впрочем, им и выдумывать ничего не пришлось, чтобы скрыть правду. Когда они вошли в читальный зал Львиного зева, Белка на мгновение оторвалась от Мирового Бестиария, который читала в этот момент, и спросила:

– Ну что, нормально сходили?

– Угу, – промычала Мила, выкладывая из рюкзака на стол конспекты, чтобы выполнить домашнее задание.

– Что‑нибудь узнали? – Белка вновь погрузилась в монстроведение.

– Не‑а, – ответила Мила, одарив Ромку предостерегающим взглядом.

Ромка невинно округлил глаза и покачал головой, словно хотел сказать, что он вообще не понимает, о чем речь.

Следующий день выдался настолько тяжелым, что о Бледо они даже не вспоминали. До тех пор, пока в обеденный перерыв не отправились на прогулку в парк.

Еще издали Мила с друзьями заметили, что их любимое место возле скульптуры Морского царя занято. Причем занято оно было довольно странным образом: в нескольких шагах от деревянной фигуры могучего старца со щупальцами вместо ног столпилось человек десять‑двенадцать студентов. Судя по форме – исключительно златоделов. Мила точно видела, что некоторые из них стоят наклонившись, словно рассматривают что‑то, лежащее на земле. Друзья замедлили шаг, оценивая обстановку.

Метрах в десяти, возле Тридцать Третьего Богатыря, стояли старшие студенты Львиного зева. Они косились в сторону златоделов и шепотом что‑то обсуждали.

Невдалеке от столпотворения, в сторонке, Мила заметила одиноко стоящего Бледо. Он дрожал с головы до ног и испуганным взглядом таращился на сгрудившихся в кучу студентов Золотого глаза.

Мила, не раздумывая, направилась прямо к нему. Когда она приблизилась, Бледо чуть ли не подскочил, резко поворачивая к ней голову и встречая ее полубезумным взглядом почти бесцветных глаз.

– Привет, – нерешительно поздоровалась Мила, недоумевая, отчего Бледо такой взбудораженный. Даже для него такая реакция была чересчур нервной. – Что случилось?

Бледо бросил точно такой же нервозный взгляд на подошедших следом за Милой Ромку и Белку и только потом ответил:

– Эта девочка из… С‑старшего Дума… – заикаясь от волнения, начал он. – Они шли к М‑морскому царю… А она остановилась, п‑потом подошла к‑ко мне и сказала, что л‑лучше мне отойти п‑подальше, чтобы никто с‑случайно не подумал, что я с ними… А п‑потом… – Бледо нервно сглотнул. – А п‑потом она… упала.

– Упала? – переспросила Мила и уже не в первый раз поймала себя на знакомом «это уже было».

Бледо молча кивнул. Он был так напуган, что слова, похоже, давались ему с трудом.

– Что, просто стояла рядом, а потом упала? – уточнил Ромка.

Бледо кивнул еще раз.

– Тебе это ничего не напоминает? – негромко спросила Мила у Ромки.

Лапшин хмыкнул и неодобрительно качнул головой, кинув мрачный взгляд на толпу златоделов.

– Ты имеешь в виду Лютова? – взволнованным шепотом спросила Белка, испуганно округлив глаза.

Мила согласно промычала в ответ.

– И Анфису. И Платину, – угрюмо добавила она. – Это уже четвертый подобный случай.

– Ой, какой ужас, – еще тише прошептала Белка с паническими нотками в голосе. После ее слов Бледо задрожал сильнее прежнего. – Но что это?! – Белка с неподдельным переживанием на лице вытянула шею в сторону толпы, склонившейся, как поняла Мила, над упавшей без сознания девочкой. – Что с ней произошло?

– Ты же уже слышала, что об этом говорят, – ответил ей Ромка, – либо это действие кристалла Фобоса – это когда накопившийся в человеке страх парализует его изнутри, – либо кто‑то поразил ее очень сильным заклинанием.

Ребята, не сговариваясь, повернулись к Бледо. Тот, заметив их взгляды, побледнел так, что, казалось, сейчас и сам легко грохнется в обморок. Он в ужасе затряс головой.

– Я н‑ничего не делал! Ч‑честное слово!

Белка опомнилась первая.

– Ой, Бледо, ну что ты!? Никто и не думает, что ты стал бы причинять вред этой девочке! – убежденно сказала она.

– Бледо, успокойся, – поддержала ее Мила. – Конечно, мы тебя ни в чем не обвиняем. Мы просто подумали, может, ты видел что‑то подозрительное?

Бледо выглядел немного успокоенным. Он отрицательно покачал головой.

– Н‑нет, я ничего не видел. Я… я н‑ничего не успел понять. Она… она так внезапно упала…

Ромка окинул задумчивым взглядом парк.

– Если дело в заклинании, – сказал он, – то это сделал кто‑то из студентов Думгрота. Больше некому. Парк – это же территория Думгрота, сюда можно попасть только через замок.

Бледо вдруг оживленно покачал головой из стороны в сторону.

– Нет, не только, – возразил он. – Здесь есть тропа, чуть дальше Летающей беседки. Она ведет вниз, к реке.

Ребята удивленно уставились на него тремя парами глаз.

– А я не знал, – по‑совиному округлив глаза, озадаченно пробормотал Ромка.

– И я не знала, – эхом отозвалась Белка, с интересом таращась на Бледо.

– Я часто выхожу так из Львиного зева, – безмятежно продолжал он. Это дольше, конечно. И дорога не слишком удобная. – Мила вдруг заметила, что Бледо перестал заикаться. Видимо, тот факт, что ему поверили, подействовал на него очень благотворно. Бледо тем временем смущенно потупил глаза и добавил: – Но мне так спокойнее. Так меня никто не трогает.

Ребята понимающе переглянулись. Бледо был белой вороной, его же сокурсники‑златоделы не давали ему прохода со своими насмешками – не было ничего удивительного в том, что он старался по возможности избегать других учеников.

Белка сочувственно вздохнула, сделав брови домиком.

– Постойте! – нарушил неловкое молчание Ромка. – Но ведь получается, что кто угодно может пробраться в Думгротский парк и остаться незамеченным! Проще простого спрятаться в зарослях деревьев!

– И если действие кристалла Фобоса ни при чем, – продолжила его мысль Мила, – то поразить эту девочку заклинанием мог любой, кто знает об этой тропе.

– А знать о ней могут очень многие, – подытожил Ромка.

Четверо ребят обменялись тревожными взглядами, но никто из них больше ничего не сказал, потому что на тропе, ведущей от замка, появились Велемир и Амальгама.

 

Глава 14