История, которую рассказал Гарик 4 страница

Еще Орион сказал, что драконовые псы растут очень медленно и до года считаются щенками – зато и живут долго. Кроме того, Мила узнала, что драконовые псы, в отличие от обыкновенных, могут найти своего хозяина не только по запаху. У них было какое‑то особое, волшебное чутье, благодаря которому они всегда знали, где нужно искать хозяина, как бы далеко тот ни находился.

Мила хорошо запомнила все, что рассказал ей Орион, и решила, что справится. Вот только очень переживала, как она оставит Шалопая одного в Львином зеве, когда начнутся занятия и ей нужно будет ежедневно ходить в Думгрот.

Однако Шалопай оказался вполне самостоятельным щенком. Он четко усвоил, где находится столовая, в одном из углов которой Альбина разрешила поставить для Шалопая посуду для еды. Он прекрасно находил дорогу в комнату Милы, а если дверь оказывалась закрыта, направлялся прямо в гостиную, где устраивался в первом приглянувшемся ему кресле или на коврике возле камина.

Прошел лишь месяц с того дня, как Шалопай появился в Львином зеве, а казалось, будто он жил здесь очень давно – так давно, что никто не сказал бы точно, с каких пор.

И все же Шалопай был еще щенком, поэтому его нельзя было выпускать на улицу одного, и Мила каждый день выводила его на прогулку. На одной из таких прогулок – в первых числах февраля – Мила снова встретилась с тем, о чем в последнее время почти не вспоминала.

 

* * *

 

Зимний вечер был угрюмым. Небо заволокло темно‑серым покрывалом.

«Значит, ближе к ночи снова повалит снег», – подумала Мила.

Ее ноги и так утопали в снегу по щиколотку, а новый снегопад легко создаст сугробы до колен. Нынешняя зима вообще выдалась очень холодной и снежной. Подумав об этом, Мила поежилась, кутаясь в зимнюю накидку на меху. Она с завистью посмотрела на Шалопая: холод и снег ему были нипочем. Он проваливался в сугробы так, что его почти не было видно, потом со звонким лаем выпрыгивал и оборачивался к Миле, счастливо вываливая синий язык из пасти, дескать: «Смотри, как я умею!» По всей видимости, обе его «одежки»: и шерсть, и драконья чешуя – были достаточно теплыми, чтобы маленький драконий щенок не чувствовал, как кусается и обжигает холодом снег. Поэтому он с энтузиазмом исследовал все подворотни и переулки. Мила едва поспевала за ним.

Они ушли уже достаточно далеко от Львиного зева. Мила смутно догадывалась, что где‑то рядом, в лабиринте здешних улиц, должен был находиться Золотой глаз. Она не знала точного адреса и никогда не видела особняк Золотого глаза вблизи. Признаться, у нее и желания такого не было. Единственное, что ей было известно, что Дом златоделов находится где‑то приблизительно в этом районе.

– Шалопай, может, пора возвращаться? – просительным голосом обратилась Мила к щенку, шмыгая носом.

Она посмотрела вокруг: в эту минуту Троллинбург казался ей на редкость неприветливым местом. Серость вечерних сумерек, кажущиеся безжизненными дома с темными окнами – все какое‑то неживое и заброшенное.

Мила шла вперед по узкой улочке вслед за Шалопаем, драконий хвост которого только что скрылся за поворотом. Ежась от пронизывающего насквозь холода и с трудом преодолевая снежные завалы, Мила поравнялась с углом крайнего на улице дома, подняла голову в поисках Шалопая и… окаменела от страха.

Прямо перед Милой стояла та самая старуха, что уже дважды возникала на ее пути прежде. Серые лохмы волос были непокрыты и безжизненно свисали на лицо и плечи. Из‑под ветхого, грязного одеяния были видны босые ноги, стоящие прямо в снегу. Сердце Милы на миг остановилось. Она непроизвольно попятилась назад… Но тут вдруг, ведомая внезапным порывом, повернула голову чуть вправо и в нескольких шагах от старухи увидела… Бледо Квита.

Он дернулся, будто почувствовал чье‑то присутствие, и их взгляды встретились. С открытым от удивления ртом Мила перевела взгляд обратно на старуху и вдруг все поняла. Жуткая старая ведьма стояла к ней боком и не обращала на нее никакого внимания. Серые, без зрачков и радужек, яблоки ее глаз гипнотизировали съежившуюся от страха фигурку светловолосого паренька. В этот раз она пришла не за Милой – она пришла за Бледо!

В это мгновение раздался пронзительный яростный лай. Мила повернулась и увидела в двух шагах от себя Шалопая. Драконий щенок стоял, вытянув шею вперед и прижимая переднюю часть туловища к земле, словно готовился к прыжку. Его налитые кровью глаза смотрели на серую старуху. Шалопай вдруг перестал лаять и злобно зарычал на жуткую ведьму, стоящую посреди дороги.

Но старуха не обращала на пса никакого внимания. Ее взгляд по‑прежнему был прикован к Бледо. Серые руки в лохмотьях оторвались от туловища и потянулись к нему. Бледо лихорадочно вздохнул.

– Беги от нее! – крикнула Мила во весь голос.

Но Бледо, казалось, не мог пошевелиться. Сейчас Мила стояла в стороне, но она все равно не хотела узнавать, что будет, если старуха дотронется до того, за кем пришла.

– Беги же! – отчаянно повторила она.

Но вдруг смолкло яростное рычание Шалопая. Драконий щенок затих, и Мила поняла почему. Лицо старухи перекосилось от ярости, и раздался далекий, но оттого не менее жуткий вопль, наполненный бессильной злобой и разочарованием. Казалось, что вопль проник откуда‑то из другого мира, словно кто‑то случайно открыл дверь между мирами и забыл закрыть ее.

Старуха стала отступать назад, утопая босыми ногами в снегу. Она словно не ощущала холода. Мила посмотрела на Бледо: она почему‑то знала, что в этот миг он видит, как старуха уходит в туман и растворяется в нем. Но для самой Милы старуха просто… исчезла, словно сама была туманом, по крупице растаявшим в сумерках.

Шалопай, неуклюже переставляя задние драконьи лапы, побежал туда, где только что стояла старуха, и принялся обнюхивать густой белый снег, гладким ковром стелющийся дальше по улице.

Мила и Бледо, не сговариваясь, подошли к нему.

– Следы, – шепотом проговорил Бледо. – Она не оставляет следов.

Некоторое время они молча смотрели на дорогу, где отчетливо были видны только следы Шалопая, и ошеломленно молчали, думая об одном и том же: следы тех людей, которые ходили здесь днем, занесло послеобеденным снегопадом, но старуха была здесь только что – отпечатки ее босых ног должны были остаться на снегу. Мила подняла глаза на Бледо.

– Я думала, что кроме меня эту старуху никто не видит, – сказала она, хмуро и пристально разглядывая лицо светловолосого парня.

Бледо поднял на нее испуганные блеклые глаза и кивнул.

– Я тоже… д‑думал, что вижу ее только я. – Потом Бледо посмотрел на суетящегося у их ног Шалопая и добавил: – Он тоже ее видел.

– Значит, она существует, – деревянным голосом произнесла Мила. – Она не мерещится мне, она на самом деле существует.

 

* * *

 

– Как ты ее назвал? – спросила резко Мила.

Они сидели на лавочке на Главной площади Троллинбурга. Шалопай сломя голову носился вокруг Пятки Тролля, пытаясь ловить пастью снежинки.

– Серая тень, – ответил Бледо, все еще дрожа. – Она… она похожа на тень.

– Тень, – задумчиво повторила Мила.

Ей вдруг показалось, что она вот‑вот должна о чем‑то догадаться. Слова Бледо подталкивали ее к какому‑то открытию. Но мысль словно пронеслась в сознании порывом ветра, не оставив после себя никакого следа, кроме ощущения, что она упустила из виду что‑то важное и очевидное.

– Послушай, Бледо… – неуверенно начала Мила. – А больше при тебе никто не упоминал, что тоже видит эту старуху?

Бледо отрицательно покачал головой.

– Никто. К тому же… Я встречал ее трижды. Два раза вокруг были люди, но они ее не замечали. Кто‑то пару раз обращал внимание на то, что я напуган, спрашивали меня, что со мной… Старухи для них как будто не существовало. – Бледо сделал судорожный вздох и осторожно, боязливо посмотрел на Милу: – Твой щенок ее тоже видел. Но животные, а тем более волшебные животные… они ведь не люди. Они всегда видят и призраков, и полтергейстов. Некоторые привидения умеют становиться невидимыми для людей, даже для волшебников, но животные их все равно видят. Я хочу сказать… то, что он ее видел, – это совсем другое. Но то, что из людей ее не видел никто, кроме меня и тебя… Это странно.

Мила резко вскинула глаза на Бледо. С минуту она смотрела на его болезненного цвета лицо, выражающее растерянность и отчаянный страх.

– Хотела бы я понять, почему так происходит, – чувствуя не отпускающее ее легкие напряжение, ответила Мила.

Она тяжело вздохнула:

– Бледо, ты, конечно, можешь не отвечать, но я все‑таки спрошу.

Он неуверенно кивнул.

Мила помолчала секунд двадцать, сомневаясь, можно ли спрашивать о таких вещах человека, для которого она чужая, но все‑таки решилась.

– Какой твой самый главный страх, Бледо? – спросила она. – Чего ты боишься?

Бледо, как ни странно, совсем не удивился ее вопросу. Он тяжело вздохнул и потупил глаза от смущения.

– Всего боюсь. Людей боюсь очень.

«Боюсь людей» – это было понятно Миле. Еще бы не бояться окружающих, когда все подряд так и норовят посмеяться над тобой, кольнуть тебя очередной издевкой, унизить. Она, правда, не понимала, почему с Бледо так получалось. Наверное, он просто не способен был дать отпор, постоять за себя – такой уж у него был характер.

– И все‑таки ты не всего боишься, – сказала Мила. – Я видела тебя в Театре Привидений, когда профессор Буффонади давал свое представление. Ты ведь совсем не боялся всех этих чудовищ. Мне даже показалось, что они тебя… развлекают.

Бледо слабо улыбнулся.

– Но ведь они не настоящие – это только иллюзии, – ответил он. – Правда, дядя предпочитает называть их наваждениями. Когда я был маленьким, дядя каждый день придумывал новые наваждения. Они были очень забавные и совсем не опасные.

При слове «забавные» Мила недоверчиво покосилась на Бледо, но тот говорил совершенно искренне. Похоже, она была права, когда решила, что Массимо Буффонади приучил своего племянника к чудовищам с колыбели.

– Мне они такими не показались, – серьезно сказала Мила. – Мне было очень страшно. Они, может, и были наваждениями, но выглядели как настоящие… Правда, один раз… – Она задумалась. – Один раз я тоже не испугалась.

– Когда дядя наколдовал того монстра, с которым ты когда‑то встречалась? – спросил с интересом Бледо.

– Угу, – промычала в ответ Мила.

– Вот видишь, – сказал Бледо. – Ты тоже почувствовала, что это все не взаправду.

Около минуты они оба молчали, думая каждый о своем. Потом Мила сказала:

– Но ведь эта старуха не была наваждением?

Бледо нахмурился и, затравленно уставившись на носки своих ботинок, отрицательно покачал головой:

– Нет, это было не наваждение. – Он втянул голову в плечи, будто невольно хотел спрятаться от неведомой угрозы. – Я не знаю, кто эта старуха. И пусть она даже не оставляет следов, но… Я уверен, она настоящая.

 

* * *

 

– Значит, она и правда существует, раз видишь ее не только ты, – взволнованно пробормотала Белка, когда Мила позже в тот же вечер отогревалась после прогулки на морозе в гостиной Львиного зева.

– А если это все‑таки наваждение Буффонади? – недоверчиво нахмурился Ромка.

– Его там не было, – возразила Мила.

– Если ты его не видела, то это еще не значит, что его там не было, – мгновенно парировал Ромка. – И вообще, Бледо его племянник, может быть, он тоже умеет создавать такие иллюзии.

Мила отрицательно покачала головой.

– Я ему верю, Ромка, – сказала она. – Ты просто не видел в тот момент Бледо – на нем лица не было.

– Притвориться, сделать вид, что напуган, – это не так уж сложно. А Бледо и стараться нет нужды. Испуганная физиономия и дрожащие от страха коленки – это его нормальное состояние.

– Ромка, зачем ты так?! – возмутилась Белка. – Ты ведь ни в чем не уверен, только предполагаешь, а насмехаешься над Бледо только потому, что он слабый. Ты сейчас говоришь, как типичный златодел.

Ромка открыл рот, явно намереваясь ответить Белке что‑то резкое, но в последний момент почему‑то передумал и, сделав глубокий вдох, спокойно заявил:

– Ладно, я не стану больше обижать этого профессорского племянничка, раз уж ты добровольно вызвалась быть его защитницей. Но если вам интересно мое мнение, то, на мой взгляд, варианта только два. Первый: старуха все‑таки иллюзия Буффонади (или Бледо), и в таком случае нужно узнать, зачем они это делают. Второй: старуха преследует Бледо точно так же, как и Милу. – Ромка перевел взгляд на Милу. – И тогда становится интересно, почему именно вас двоих. Что у тебя может быть общего с Бледо? Чего она от вас хочет? При любом из вариантов лично я попытался бы выяснить: кто такой Бледо и откуда он вообще взялся.

Мила с Белкой переглянулись, озадаченные Ромкиной речью.

– Ромка, ты говоришь о чем‑то конкретно? – осторожно спросила Мила.

Лапшин кивнул.

– Помнишь, когда мы были в архиве Акулины, в ящике с биркой «Квит» мы нашли клочок пергамента с адресом?

Мила озадаченно замычала в ответ.

– Ну‑у‑у… помню, да, но…

– Ты же сама говорила: в архиве Акулины лежит та информация, которая помогает им с Прозором в работе. Если этот адрес был в ящике, где хранится родословная семьи Бледо, то, видимо, человек, проживающий по этому адресу, знает о семействе Квит что‑то такое, что в письменном виде там, где это многим может быть доступно, хранить нельзя.

Мила потрясла головой.

– Подожди. Ты меня совсем запутал. А теперь еще раз и по‑русски.

Ромка со вздохом закатил глаза к потолку.

– Что непонятно? – возмутился он. – Акулина говорила тебе, что в архиве хранится только общая информация, и никаких подробных сведений о семьях волшебников там нет, потому что во Внешнем мире такие сведения хранить опасно?

Мила кивнула.

– Ну и?

– И вдруг в одном из ящиков обнаруживается клочок пергамента с адресом. Что это может значить, по‑твоему?

– И что же это значит?

– А то, что Троллинбургский адрес, с одной стороны, не та информация, которая представляет опасность для волшебного мира, попади она в руки людей – не магов я имею в виду; а с другой стороны, раз уж этот адрес там оказался, то, видимо, это что‑то очень важное. То есть настолько важное, что Акулина с Прозором отступили от главного правила: никаких сведений, кроме сухого перечня имен, фамилий и дат.

Мила несколько раз моргнула, глядя на Ромку. Кажется, она начинала понимать, к чему он клонит.

– Слушай, Ром, а ты, случайно, не запомнил адрес?

Лапшин многозначительно кашлянул.

– Запомнил, – ответил он, еле сдерживая лукавую улыбку. – Правда… не то чтобы случайно.

Мила удовлетворенно кивнула:

– Хорошо. Я хочу сходить туда. Вы со мной?

Белка вдруг виновато замялась.

– О! Дай догадаюсь, – скривился Ромка. – Уроки?

Белка затравленно кивнула – лицо у нее было совершенно несчастное. Мила даже не обиделась на подругу. Умом Белка могла понимать, что к учебникам ее тянет не жажда знаний, а ее самый главный страх – провалиться на экзаменах, не потянуть учебу, разочаровать маму. Но сопротивляться этому… Кажется, это было выше ее сил.

– Ой, ладно! Обойдемся и без нее, – заявил Ромка. – Пойдем вдвоем.

– Да, кстати, – оживилась Мила, кое‑что вспомнив. – Ромка, ты забыл – Шалопай тоже видел эту старуху. Выходит, что либо драконовые псы способны видеть наваждения, в чем я почему‑то сомневаюсь, либо старуха все же не была иллюзией.

Ромка задумчиво посмотрел на Милу, но ничего не сказал – только озадаченно хмыкнул в ответ.

 

Глава 13