Эти пресловутые запреты Зоэ были известны наизусть. Ее бабушка, Реминисанс, повторяла их ей семь раз на дню… И уже не впервые девочка их игнорировала. Она удирала дважды – а в ее случае это означало пройти сквозь стену. Буквально…
После тяжелого разговора с Оксой Зоэ прямым ходом направилась в чуланчик рядом с кухней, граничивший с маленьким задним двориком, и без всяких усилий прошла сквозь красную кирпичную стену.
На улице уже почти стемнело, и небо из серовато‑синего превращалось в черно‑пепельное.
Зоэ глубоко вздохнула, чтобы успокоить отчаянно бьющееся сердце. Она подумала о Гюсе, и на душе у нее вместо спокойствия воцарилась тяжесть. Чего уж теперь стараться… Гюс не для нее и никогда ей не предназначался, она это знала. В лучшем случае Зоэ останется его доверенным лицом, как в последнее время.
Сперва Гюс был сдержан, лишь изредка неловко делясь обрывками своих переживаний. А потом все стало проще и естественней. Из обычной подружки она превратилась для него в избранную соучастницу.
Именно с этого момента все и изменилось: чем ближе они узнавали друг друга, тем больше развеивались надежды. А потом разочарование сменилось страданием. Очередным.
Зоэ посмотрела в небо, и пред ней предстало лицо Гюса. Она представила его дома, в комнате, мрачного и грустного. Но двинулась она все же в противоположном направлении. К Гайд‑парку, где ее поджидал тот, от кого теперь зависела ее дальнейшая судьба.
Парк освещался не очень хорошо, а густые деревья лишь добавляли темноты. Но Зоэ вовсе не было страшно. Вот уже много месяцев ее ничто не могло напугать, потому что все, чего она могла бояться в этой жизни, уже произошло: ведь больше всего на свете девочка боялась потерять тех, кто был ей дорог.
Шагая в темноте, она тихонько застонала, вспомнив родителей. У нее сердце будто разлетелось на мелкие осколки, когда она поняла, что больше никогда их не увидит. В день похорон она двигалась как кукла, стояла прямая как палка в церкви, боль словно лишила ее способности что‑то чувствовать, и все происходящее словно ее вовсе не касалось. Вот сейчас она проснется, откроет глаза и услышит, как мама комментирует новости, которые передают по радио, а папа тщетно пытается заставить ее замолчать. А когда придет на кухню, то увидит их улыбку. Она проснется, и все будет так, как было. Зоэ так сильно в это верила…
Но ничего не было как прежде. А потом исчезла и Реминисанс, и в душе Зоэ поселилась неизбывная грызущая боль, погрузив ее в состояние постоянной муки. И только знакомство с Гюсом и Оксой пробило брешь в ее броне. Она их так любила… Обоих. По‑своему, а главное, вопреки семейству МакГроу и их безудержной ненависти. А потом Поллоки и Беглецы приняли ее без всяких условий. И Зоэ обнаружила, что счастье возможно.
Иногда ей удавалось коснуться его, и приоткрывались крошечные островки нежности, даря ей благотворную передышку, позволяющую попросту жить дальше. Беглецы… Благодаря Беглецам она снова с бабушкой, которую они вырвали из когтей Вредоносок. Возможность видеть ее снова стала для Зоэ самым странным событием в жизни. И самым значимым и поучительным: конечно, зов крови очень важен, но, в конечном итоге, это сердце решает, в какую сторону повернуть и кому отдать свою верность.
Реминисанс, несмотря на свое происхождение, питала абсолютную верность тем, кто ее спас, и не только из‑за вызволения из картины. Эта глубокая привязанность шла из ее души: Реминисанс была с Беглецами по собственному убеждению, и ничто не могло заставить ее переметнуться к Изменникам, туда, где властвовал ее брат, так на нее похожий и такой от нее отличный. Зоэ это поняла сразу после жутких откровений Фей‑Без‑Возраста.
Зоэ думала, что бабушка последует зову крови, но Реминисанс без малейших колебаний последовала зову сердца, что никого не удивило. Она ни секунды не раздумывала.
Однако сомнения по поводу себя самой у Зоэ отнюдь не развеялись. В глубине души она ощущала двойственность, чувствуя себя разделенной, а если быть точной, раздираемой на части. И раскрытие ее происхождения отнюдь не облегчило ситуацию, скорее наоборот. Оно оказалось удивительным и чудовищным одновременно. Абакум и Реминисанс как могли пытались внушить ей, что ей нечего стыдиться того, в чем нет абсолютно никакой ее вины, но Зоэ ничего не могла с собой поделать: она четко понимала, что ее появление на свет – следствие союза Реминисанс и Леомидо.
В их жилах текла одна кровь, и то, что они оба тогда об этом даже не подозревали, ничуть не умаляло позора в глазах Зоэ. Кстати, Леомидо тоже так считал… Хотя при этом Зоэ знала, насколько сильно он ошибался: для Беглецов это не имело ровным счетом никакого значения. И эти откровения лишь усилили их желание противостоять Изменникам и Осию. И их уважение к Леомидо не пошатнулось ни на йоту. Может, это ему не хватало уверенности в них? Именно так и думала Зоэ. Но сейчас, когда она сама познала муки любви, девочка его понимала. Чувство стыда, бессилие, сама мысль о том, что ты был пешкой в руках Изменников…
Некоторые люди недостаточно сильны, чтобы встретиться с правдой лицом к лицу. Именно таким и был Леомидо. Несмотря на прошедшие годы, несмотря на свою силу, он предпочел умереть, чем увидеть глаза той, которую он всю жизнь любил, когда она узнает правду…
Он держался до самого конца, пользуясь эйфорией встречи. Леомидо и Реминисанс оказались невольными актерами в собственной трагедии, но то, что сейчас испытывала Зоэ, было иным: она думала о себе как о едва созревшем плоде, уже оказавшемся насквозь гнилым.
Для Твердорука‑Застеня‑Лучезарной нет своего лагеря. Точнее, их два.
Девочка направилась к темной рощице, где колыхались высокие травы. Это было самое странное и наименее ухоженное место парка, здесь природа казалась более естественной, чем в других местах.
Задул сильный ветер, словно надвигалась гроза. Зоэ на миг подумала о сотрясающих мир катаклизмах. Над ее головой нависало черное свинцовое небо.
Девочка вздрогнула, а потом направилась дальше между колышущимися ветвями деревьев. Преобразовав зрение, она прищурилась, оглядывая подлесок. И, наконец, увидела его, стоявшего прислонившись спиной к дереву.
Они пошли навстречу друг другу и горячо обнялись.
– Я боялся, ты не придешь… – прошептал парень.
– Меня ничто бы не остановило, – ответила Зоэ. – Как ты изменился…
Отодвинувшись на шаг, она оглядела кузена.
Мортимер МакГроу и впрямь теперь имел мало общего с тем парнем, которого Окса прозвала Варваром. Упитанный юноша с круглым лицом исчез, его фигура стала спортивной и подтянутой, и теперь он куда больше напоминал ягуара, чем носорога.
За истекшие семь месяцев Мортимер вытянулся сантиметров на десять, его тело утратило пухлость и стало мускулистым, а лицо – худощавым и жестким. Сходство с отцом теперь сразу бросалось в глаза.
Эти перемены буквально поразили Зоэ, когда она увидела Мортимера четыре дня назад. В тот день ему наглости было не занимать…
Зоэ с одноклассниками посещали Британский музей. Девочка застряла возле фигурки Клеопатры, и тут к ней подошел Мортимер. Она дышать перестала, увидев того, кто всегда относился к ней, как любящий старший брат. Пока не решил ее бросить…
Обида, вынашиваемая последние семь месяцев, мигом смела всякое изумление.
«Приходи во вторник вечером в Гайд‑парк, в рощу к западу от Альберт‑Холла», – шепнул он и растворился в коридорах музея.
Четыре дня ожидания казались бесконечными и были полны сомнений.
Почему Мортимер вернулся? Он хочет забрать ее к Изменникам? В конце концов, Зоэ представляет немалую силу… Или рассчитывает сделать из нее шпионку взамен Мерседики? И еще: Мортимер вернулся из меркантильного интереса, или из личной привязанности?
Все эти долгие месяцы она не получала от него никаких известий. Вообще. Так почему он объявился сейчас?
Несмотря на все эти вопросы, несмотря на неясность данного момента, когда Мортимер смотрел на нее в холодном свете Луны, в душе Зоэ бурлила смесь безумной надежды и бесконечной печали.
– У тебя все хорошо? – спросил парень, провожая ее под огромный дуб.
– А у тебя? – уклонилась она от ответа.
– Отлично! Мой отец… он ведь не умер, знаешь…
– Да, знаю. А я снова с бабушкой.
Мортимер кончиками пальцев провел по ее щеке.
– Они хорошо к тебе относятся?
– Поллоки? Да, они очень добрые. Я теперь член семьи.
– С Оксой хорошо ладишь?
– Она моя лучшая подруга.
Зоэ опустила взгляд, удивленная собственной искренностью. Она отвечала не раздумывая, говоря истинную правду. Да, Поллоки хорошо к ней относятся. Да, Окса ее лучшая подруга. Несмотря ни на что…
– А как там, на острове? – задала в свой черед вопрос Зоэ.
В глазах Мортимера промелькнула тень.
– Ты в курсе?
– По‑моему, мы знаем ровно столько, сколько и вы.
– Похоже на то…
Воцарилось молчание. Обдуваемые сильным ветром, кузены с некоторым вызовом мерили друг друга взглядами.
– Зачем ты пришел? – бросила вдруг Зоэ. – Тебя отец послал?
– Может, ты этого и не знаешь, но мой отец любит тебя как собственную дочь.
Зоэ передернуло.
– Твой отец никого не любит, Мортимер, – дрожа, отрезала она. – Он использовал меня, как использует всех, вот и все.
– А ты думаешь, твои друзья Поллоки тебя не используют?
– Во всяком случае, они никогда не вынуждали меня травить невинного человека…
Мысли об отравленном мыле, из‑за которого заболела Мари, не покидали Зоэ. Чувство вины никак не проходило и вряд ли когда‑либо пройдет.
– Пошли со мной, Зоэ.
Глаза девочки наполнились слезами.
– Я тебя прошу. Пожалуйста.
Зоэ не могла вымолвить ни слова. Мортимер серьезно смотрел на нее и вроде бы был искренен…
– Ты ведь не такая, как они, и отлично это знаешь, – продолжил он. – Ты такая же, как я, Твердорук и Застень. В нас течет кровь Осия…
– И Малораны, – перебила Зоэ.
– Малорана была слабой женщиной и выбрала не ту сторону. Если бы не давление с ее стороны и со стороны Помпиньяка, нас бы тут сейчас не было. Это ее глупое упрямое противоборство нашему клану спровоцировало Хаос.
Зоэ замерла.
– Ты… ты не можешь верить в то, что говоришь! – пробормотала она. – Все вы это спровоцировали, Изменники, со своей жаждой власти и манией величия, и никто другой!
– Зоэ, да погляди ты на вещи прямо! Зачем противиться очевидному? Испокон веков правят те, кто сильней.
Зоэ уныло сгорбилась.
– Я не хочу, чтобы с тобой что‑нибудь случилось, а с нами ты ничем не рискуешь.
– Слишком поздно, Мортимер… – едва слышно выдохнула девочка.
– Почему? – нахмурился парень.
– Не надо было меня бросать. Мне было страшно, я ничего не понимала, а ты меня бросил одну в холодном доме. Ты ведь обещал, что придешь! И я тебя ждала… Много дней ждала! Но ты так и не пришел. Ты меня обманул! И тебе было глубоко наплевать, рискую я или нет, я вообще тебя не интересовала! Я едва не умерла от горя и голода в том доме, совсем одна, но тебе было плевать!
Последние слова Зоэ уже прокричала. Злость и горечь, скопившиеся в ее душе за все обрушившиеся в ее жизни несчастья, теперь выплеснулись на оторопевшего Мортимера.
– Твой отец отнял у меня родителей, Мортимер, – яростно продолжила девочка. – А потом без малейших колебаний отнял и бабушку, его собственную родную сестру! Это он мне ее вернул? Или ты? Или кто‑то из твоих могущественных друзей? Нет! Это сделали те, кто принял меня в семью, те, кто относятся ко мне как к родной, без всяких различий! Но ты прав, я не такая, как они, во мне есть темная сторона. Я не обладаю чистотой Беглецов, мое сердце такое же, как моя кровь: черное! Я это знаю, я чувствую, и оно пожирает меня, как кислота. Но я не пойду с тобой. Семь месяцев назад я бы последовала за тобой куда угодно, даже в ад, если бы ты попросил. Я любила тебя как брата, Мортимер. Но теперь слишком поздно.
Мортимер смотрел на нее со злым удовлетворением.
– Ты такая же, как мы, Зоэ… Твое место рядом с нами.
Несмотря на всю жесткость своего высказывания, Зоэ чувствовала себя канатоходцем на проволоке между двумя мирами, а главное, бездной под ногами.
Но оставался еще один вопрос, от ответа на который зависело все.
– Почему ты не взял меня с собой тогда?
Тон ее был ледяным, хотя сама она горела.
Мортимер внимательно посмотрел Зоэ прямо в глаза, положив руки ей на плечи. Она твердо выдержала его взгляд. Сейчас прозвучит приговор.
Девочка понимала, что разочарование будет таким же огромным, какой была надежда, которую она питала, отправляясь на это свидание. И подготовилась к этому, осознавая, что удар будет очень силен.
– У нас не было выбора… – ответил Мортимер.
Зоэ чуть помолчала, а потом бросила:
– Если, как ты утверждаешь, ты хоть чуточку меня любишь, то прошу тебя, не лги мне. Только не сегодня… Спрашиваю еще раз: почему ты не взял меня с собой?
Тут сильнейший порыв ветра всколыхнул деревья, и на кузенов посыпались ветки.
– Почему?
Мортимер заколебался, а потом все же сказал то, что так опасалась услышать Зоэ.
– Нам было нужно, чтобы ты осталась! Чтобы ты находилась рядом с Поллоками!
Зоэ высвободилась из его рук и попятилась назад, сраженная этими словами. Пошатываясь, она добрела до ближайшего дерева и прислонилась к стволу, приходя в себя.
Не сдвинувшийся с места Мортимер виновато смотрел на нее. И печаль в его глазах не дала Зоэ взорваться и обрушить на него весь свой гнев.
– Убирайся! – воскликнула она. – И помни: твой отец никого не любит! Никого!
Развернувшись, она положила руку на ствол и испустила дикий крик. Дерево дрогнуло и со зловещим треском упало на землю, вырванное с корнем болью девочки.
