Зоэ вцепилась в руку Драгомиры. Ее в этот первый учебный после каникул день терзали дурные предчувствия. Хотя девочка нервничала не так сильно, как в прошлом году, когда пришла в новый колледж, ей очень хотелось, чтобы этот день поскорее кончился. Перебросив назад рыжие локоны, она поправила форменный галстук, стараясь подавить волнение.
У шагавшей рядом с ней Драгомиры было тяжело на душе: ей так хотелось, чтобы Гюс с Оксой успели выбраться из картины до начала занятий… Она ждала до самого последнего момента, прежде чем предупредить об их отсутствии месье Бонтанпи, директора колледжа Святого Проксима. Официально дети находились на другом конце света, прикованные к постели экзотической и заразной болезнью, и ранний переезд домой был чреват для них серьезными осложнениями…
К счастью, месье Бонтанпи сохранил удивительную широту взглядов, проявляющуюся как по волшебству всякий раз, когда к нему обращалась Драгомира. Вот и сейчас, едва заметив ее входящей на великолепный двор колледжа, он тут же подошел поздороваться.
– Мое глубокое почтение, дорогая мадам Поллок! – вскликнул он, целуя ее руку в перстнях. – Как поживаете? И как там дела у наших болящих?
– Им лучше, благодарю вас, – одарила его бархатным взглядом Драгомира. – Но недостаточно, чтобы перенести дорогу домой, не говоря уже о том, чтобы прийти на занятия в ближайшие дни.
– Что ж, будем надеяться, они скоро вернутся! – сказал директор. – А где они в точности? Вы мне говорили, но это как‑то не отложилось в моей памяти. Побочные эффекты зрелости, знаете ли… – усмехнулся он.
– О, я вас отлично понимаю, месье! – очаровательно улыбнулась Драгомира. – Мне тоже не удалось обойтись без потерь. Так что, пока я не забыла ваш вопрос – может, и ответ, кто знает – я вам скажу, что Окса со своим другом Гюсом лежат в маленьком госпитале Кота‑Кинабалу на Борнео. С ними мой сын Павел, а также Пьер Белланже.
– Очень хорошо, – кивнул месье Бонтанпи.
Затем, обратившись к Зоэ, продолжил.
– Значит, мадмуазель Эванвлек, это на вас возлагается задача помочь вашим друзьям потом наверстать пропущенное.
– Я так и собиралась, – подтвердила Зоэ. – Можете на меня положиться.
– Хорошо… Ну, как бы то ни было, это очень любезно с вашей стороны сопроводить сегодня эту юную леди, мадам Поллок!
Драгомира чуть помедлила с ответом, что заметила только Зоэ, затем заявила:
– Возможно, вам это неизвестно, но Зоэ – моя внучатая племянница!
«Зоэ Эванвлек? Внучатая племянница Драгомиры Поллок?» Но Бонтанпи знал, что она – внучатая племянница МакГроу! Директор явно изумился и ненадолго задумался, пытаясь разобраться в родственных связях этих семейств.
– Да, я действительно этого не знал! – озадаченно подтвердил он. – Значит, месье МакГроу был членом вашей семьи? – неуверенно добавил директор.
Он сложил руки на животе, пораженный тем, что только что узнал о существовании семейных связей между Поллоками и учителем МакГроу. Ему никогда особо не нравился этот суровый и ироничный человек, терроризировавший как учеников, так и своих коллег. Посему, это был прекрасный преподаватель с великолепным послужным списком, но было в нем нечто тревожащее, заставлявшее Бонтанпи нервничать. Конечно, никто не прыгал от радости, когда несколько месяцев назад им сообщили, что МакГроу погиб в автокатастрофе, но никто и не сожалел…
Директор снова поглядел на Драгомиру, сиявшую красотой в шелковом платье цвета граната.
«Эта женщина – полная противоположность МакГроу», – подумал он.
Драгомира, будто прочитав его мысли, ответила:
– Да, дальняя родня… Мы практически не общались, семейные проблемы, знаете ли… – доверительным тоном добавила она. – Но скажите‑ка, это не мадмуазель Кревкёр я там вижу?
Месье Бонтанпи повернул голову, и тень озабоченности в его глазах мигом исчезла при виде кокетливой молодой женщины, разговаривавшей с несколькими учениками посреди двора.
– Она отлично выглядит! – заметила Зоэ, довольная снова видеть любимую учительницу истории и географии.
– Благодаря талантам вашей очаровательной бабушки! – сообщил месье Бонтанпи, наклонившись к Зоэ.
Выпрямившись, он схватил Драгомиру за руку и с жаром пожал.
– Я буду вечно вам признателен за то, что вы сделали для Бенедикты, мадам Поллок, – взволнованно проговорил он. – И никогда больше не усомнюсь в возможностях растений. Перед вами сейчас самый горячий защитник народной медицины! О, мне пора на трибуну! Дети ждут… Мое почтение, мадам Поллок! Всего доброго, мадмуазель Эванвлек!
Слегка поклонившись, Бонтанпи направился к трибуне, установленной у монастырской галереи, окружавшей двор.
Зоэ, прежде чем последовать за ним, с любопытством глянула на Драгомиру.
– А я и не знала, что ты лечила мадмуазель Кревкёр!
– Ну не могла же я оставить несчастную женщину в таком состоянии! – воскликнула Драгомира, тряхнув головой. Ее роскошные серьги в виде насестов с сидящими на них птичками закачались. – Я предложила помощь, месье Бонтанпи согласился, хотя вначале и с некоторым скепсисом. Как ты можешь видеть, он переменил точку зрения!
– А она помнит… все? – поинтересовалась Зоэ, слегка встревоженная тем, что симпатичная учительница может вспомнить жестокое нападение МакГроу.
– Господи, конечно, нет! – вскричала Драгомира, схватившись за сердце. – Скажем, ее амнезия касается лишь некоего эпизода…
Зоэ весело улыбнулась.
– Что такое, юная девица? – сверкнула глазами пожилая дама.
– Никогда не видела, чтобы кто‑то…
Она не договорила, смутившись.
– …так лихо врал? – договорила за нее Бабуля Поллок. – Знаю, дорогая, знаю… Но, поверь, я этим не горжусь. К сожалению, ложь – часть условия выживания Беглецов. Если бы мы никогда не лгали, наше сообщество уже давным‑давно не существовало бы.
– В любом случае браво! – хихикнула Зоэ. – Ты хорошо подготовила почву!
– Умение предвидеть возможные вопросы – тоже необходимое нам умение, помимо умения лгать… – задумчиво подытожила Драгомира. – Давай, детка, беги к своим друзьям! Смотри, они тебя ждут…
Месье Бонтанпи тоже хорошо подготовил почву: Зоэ оказалась в одном классе с Мерлином и Зельдой. К вящему облегчению девочки, ведь иногда ей было так одиноко… А в довершение к этому Гюс с Оксой тоже будут учиться в этом классе «Водород», когда оправятся от тропической болезни, как сообщил директор.
К сожалению, Хильда Ришар – Дурында, как прозвала ее Окса – тоже была в этом списке. Что вывело из себя Мерлина…
– Уй! Вот невезуха!
Он продолжал бухтеть себе под нос, когда его взгляд упал на стоявшую в сторонке Драгомиру, прислонившуюся к большой статуе ангела.
Бабушка Оксы незаметно помахала ему рукой и слегка улыбнулась. С того момента, как она доверила ему чертову картину, они никак не контактировали. Драгомира находилась под пристальным наблюдением Изменников. Но и Мерлин не избежал их внимания. Он это знал. С тех пор, как он нашел свою квартиру перевернутой вверх дном, сразу после того, как спрятал картину в Биг‑Бене…
Перетряхнули каждую комнату, но ничего не украли. Даже новенький, с иголочки, компьютер! И купюру в двадцать фунтов стерлингов, лежавшую на полке! Это и убедило Мерлина, что имела место не обычная кража со взломом. Мальчик вздрогнул от этого воспоминания.
«Когда же Окса вылезет из этой чертовой картины…»
– Привет, Мерлин! – раздался позади него тягучий голос.
Обернувшись, он оказался нос к носу с Хильдой Ришар. Страшная грубиянка настолько изменилась, что Мерлин глаза вытаращил: та, что сеяла среди учеников страх и ужас, совершенно преобразилась!
– Ты волосы отрастил? – продолжила она, пристально его рассматривая. – А тебе идет! Хорошо каникулы провел?
Мерлин изумленно оглядел Хильду. Она по‑прежнему была такой же приземистой, неуклюжей и массивной, но теперь появилось нечто очень женственное в той, от кого прежде все шарахались. Из маленьких, близко посаженных глазок исчезла злость, и девочка кокетливо постреливала ими из‑под подкрашенных голубыми тенями век.
– Э‑э, да, спасибо! – ошарашенно ответил мальчик.
Хильда одарила его улыбкой, совершенно выбившей Мерлина из колеи. Впервые она была такой вежливой!
Провожаемая обалделыми взглядами Мерлина и его друзей, Хильда, развернувшись, удалилась плавной походкой, плиссированная форменная юбка задорно колыхалась.
– Вот это да! – Зельда ослабила галстук. – Хильда Ришар стала настоящей девушкой! Вот уж кому точно каникулы пошли на пользу!
Зоэ с Мерлином поглядели на нее, удивленные сарказмом в голосе обычно доброжелательной девочки.
– Осторожно! Она возвращается! – подмигнула Зельда Мерлину.
Мерлин, покраснев до корней волос, уставился на носки ботинок и растущую между булыжниками траву.
– Слышал, Мерлин? – окликнула его Хильда, прилагая массу усилий, чтобы контролировать интонации. – Мы в одном классе, и наша классная – мадмуазель Кревкёр. Клёво, да?
Зельда не сдержала смеха, чем вызвала неприязненный взгляд Хильды. А Мерлин, казалось, вот‑вот просто вспыхнет, настолько он покраснел.
– Ну да, клёво… – промямлил он.
– Ладно, до скорого! – просюсюкала Хильда напоследок, с вызовом глянув на девочек.
Резким движением поправив рюкзак на плече, она вернулась в центр двора, предоставив троим друзьям приходить в себя от изумления.
– Сердцеед! – бросила Зельда Мерлину.
– Будь добра, избавь меня от оскорблений! – огрызнулся Мерлин. Щеки его горели, глаза сверкали. – Я тут ни при чем! Ладно, пошли к классу, не будем же мы заставлять мадмуазель Кревкёр нас ждать…
Тяжесть на сердце Зоэ
Поднимаясь по монументальной каменной лестнице, ведущей к классным кабинетам на первом этаже, трое друзей думали о том, что нынешнее начало учебного года и впрямь полно сюрпризов. Перед ними шагала по ступенькам Хильда Ришар с такой грацией, какой у нее сроду никто не видал, но которая вызвала изрядное количество комментариев от учеников, ставших жертвами ее грубости в предыдущие годы.
Никаких пинков, никаких толчков, а главное, никаких оскорблений. Короче, все то, что делало Хильду Ришар самой противной девицей в колледже, будто кануло в лету. Все этому несказанно радовались, но опция «Осторожно!» оставалась, тем не менее, включенной, будто эти изменения были слишком уж хорошими, чтобы быть настоящими. Так что все наблюдали за ней, ожидая решающего подтверждения, что изменения эти реальны, и Мерлин пристальней других.
Изменения за лето коснулись не только Хильды. Похоже, каникулы пошли на пользу и Зельде. Застенчивая, неловкая девочка, боящаяся всех и вся, вытянулась на несколько сантиметров, а главное, приобрела изрядную долю уверенности в себе. Когда учительница предложила рассаживаться кто с кем хочет и ученики помчались к партам, Зельда подскочила к парте, выбранной Мерлином. И он готов был поспорить, что в процессе она растолкала немало других претенденток.
«Да что с ними со всеми? – изумился мальчик. – Это что, и есть тот самый эффект полового созревания?»
Только Зоэ осталась прежней: сдержанной, спокойной и печальной. Мерлин успел заметить промелькнувшее на ее лице огорчение, когда Зельда уселась рядом с ним. Испытывая неловкость, он слегка улыбнулся Зоэ с обреченным видом, и девочка ответила на его улыбку без видимой обиды. А потом он увидел, как она идет к первой парте и садится там совсем одна, сгорбившись.
Чувствуя угрызения совести, Мерлин собрался уже послать ей ободряющую записку, когда кто‑то постучал его по плечу. Обернувшись, он закусил губу. Хильда Ришар… Ну конечно…
– Не знаешь, где эта русская матрешка со своим телохранителем? – вполголоса спросила она. – Говорят, они болеют?
– Та, которую ты зовешь матрешкой, – моя лучшая подруга, имей в виду! – сердито ответил Мерлин.
– Эй, это же не оскорбление! – ответила бывшая Дурында. – Я просто волнуюсь, вот и все!
– Ну да, конечно… – пробормотал Мерлин, внезапно сильно усомнившись в благоприятном влиянии каникул на эту девицу.
– Ну и что? Это, скорее, комплимент, нет? Матрешки такие симпотные…
– Минуточку внимания! – раздался голос мадмуазель Кревкёр.
Мерлин тут же повернулся лицом к учительскому столу, радостно ухватившись за возможность отделаться от навязчивой собеседницы.
– Во‑первых, хочу вам сказать, что я очень рада снова вас всех видеть, – начала учительница. – Спасибо вам за записки и подарки, они порадовали меня куда больше, чем вы думаете… То, что со мной случилось, остается загадкой, но я решила на этом не зацикливаться, а идти вперед, и поэтому я сейчас тут с вами. В этом учебном году, который, как я надеюсь, станет весьма плодотворным, я буду вашим классным руководителем. Можете рассчитывать на мою помощь и поддержку, если таковая вам понадобится.
Некоторые ученики пробормотали слова благодарности, четко осознавая разницу между мадмуазель Кревкёр и их бывшим классным руководителем, циничным и злым МакГроу.
– Хорошо! – жизнерадостно воскликнула мадмуазель Кревкёр, желая угомонить класс. – Приступим сразу к работе. И для начала проведем перекличку и традиционное представление учеников, и мне хотелось бы услышать пару слов о том, как вы провели каникулы. Нет возражений?
Зоэ, сидя на первой парте и рассеянно слушая остальных, не сводила глаз с учительницы. Мадмузаель Кревкёр, стоявшая позади учительского стола, была все такая же худенькая и жизнерадостная. Только на лице виднелись следы пережитого: крошечные морщинки расходились веером в уголках глаз и взгляд потерял присущую ему ранее живость.
Мадмуазель Кревкёр вернулась в целости и сохранности. Но Зоэ не забыла жуткого зрелища, когда учительница бултыхалась в ледяной воде фонтана, распевая детские песенки и резвясь как щенок, в разодранной одежде со взлохмаченными волосами. Помнила она и то, что виноват был в этом ее двоюродный дед, Ортон МакГроу.
Знает ли учительница о родственных связях между Зоэ и МакГроу? Наверняка, да. Но, вроде бы, не придает этому значения. Хотя с чего бы ей злиться на Зоэ? Девочка‑то знала, что произошло, а вот мадмуазель Кревкёр никогда это не узнает! Она все забыла… Для нее неприятный коллега погиб в автокатастрофе, а Зоэ потеряла своего опекуна.
Как это все странно… Все ненавидели ее двоюродного деда, но он был не только злым учителем МакГроу или жестоким Изменником… Он был щедрым человеком, приютившим ее, распахнувшим для нее двери своего дома.
Зоэ не хотела верить, что он имеет отношение к вкартиниванию ее бабушки. Вещунья ошибается. Все они ошибаются. У Зоэ слезы навернулись на глаза, и она до крови закусила губу, погрузившись в печальные размышления. Взгляд учительницы снова скользнул в ее сторону, и девочка вздрогнула, испугавшись, что ее мысли проявились у нее на лице. Мадмуазель Кревкёр ей кротко улыбнулась, в этой улыбке Зоэ увидела доброту и сочувствие, и это свинцовой тяжестью упало ей на сердце. Снова она вызывает сочувствие у тех, кто знает основные перипетии ее жизни. Сжав кулаки, Зоэ улыбнулась в ответ, внутренне рассерженная и опечаленная.
– Ваш черед, мадмуазель Бек! – продолжила учительница истории и географии.
Но едва она успела договорить, как побелела как полотно, а ее красивые голубые глаза словно затянулись матовой пеленой. Матильда Кревкёр вцепилась в край стола с такой силой, что суставы побелели.
– Меня зовут Зельда Бек, – сообщила Зельда, выпрямившись на стуле и решительно глядя на учительницу. – Я люблю читать, люблю иностранные языки и электронную музыку. А еще люблю бегать. Хочу еще добавить, что, чтобы понять устройство Вселенной, была в музее Космоса этим летом, и это обалденное место…
– Да, это действительно великолепно, – неуверенно подтвердила мадмуазель Кревкёр. – Спасибо, мадмуазель Бек. Мадмуазель Эванвлек, ваша очередь…
Если бы Зоэ могла, то честно и откровенно рассказала бы все, как есть.
«Меня зовут Зоэ Эванвлек, я люблю историю, особенно историю Внутренников, чьим потомком я являюсь. Этим летом я видела, как мою кузину и моего деда поглотила мерзкая картина, которая держит в плену мою бабушку, которую я считала умершей, и моего лучшего друга, по которому я жутко скучаю. А еще я учусь управлять своими способностями: умении проходить сквозь стены, развивать спринтерскую скорость при беге и левитировать у себя в комнате».
Ей до смерти хотелось поведать миру о реальности, в которой она живет. Выложить ему свою правду. Только принесет ли это ей облегчение? Вряд ли, – девочка отлично это понимала. Так что она подавила этот неуместный порыв, рискуя задохнуться…
– Меня зовут Зоэ Эванвлек, – нервно ответила она мадмуазель Кревкёр. – Люблю историю, волшебные существа и растения, фантастику и фэнтези. Лето я провела с двоюродной бабушкой и вместе с ней заботилась о животных, принадлежащих ее лучшему другу, уехавшему в отпуск.
– Очень хорошо, спасибо, мадмуазель Эванвлек! – улыбнулась мадмуазель Кревкёр. – Месье Форстер, теперь вы…
Когда прозвенел звонок на перемену, Зоэ стрелой вылетела из класса и помчалась в туалет. Там она заперлась в кабинке и прижалась спиной к двери. Она чувствовала себя на грани срыва, сама не понимая почему. Точнее, не понимая, что, помимо вполне веских причин, вывело ее из себя именно сегодня. Девочка глубоко вздохнула и потерла руками лицо, словно желая стереть волнение. А когда вышла в коридор, то обнаружила, что ее поджидают Мерлин с Зельдой.
Мерлин очень изменился. Блондинчик с кукольным личиком исчез. Буквально за несколько недель он превратился в юношу, вырос и окреп, а великолепные золотистые кудряшки, придававшие ему сходство с ангелом, превратились в золотистую гриву, делая юношу еще более «интересным», чем прежде.
– Все в порядке, Зоэ? – пристально поглядел на нее Мерлин.
– Да, все нормально… Начало учебного года всегда заставляет меня немножко нервничать, никогда не знаешь, на кого нарвешься…
– Ну, можно сказать, этот год обещает быть весьма неплохим, нет? – весело заметила Зельда. – МакГроу больше нет, чтобы нас терроризировать, а что еще детям надо?
Мерлин от души пихнул ее локтем и одарил гневным взглядом.
Зельда закусила губу, сообразив – запоздало! – что и кому ляпнула.
– Извини, Зоэ, – пробормотала она. – Иногда я редкостная идиотка…
– Не переживай… – грустно улыбнулась Зоэ. – Ты все такая же неловкая, чего уж там… Попробуем отыскать местечко у фонтана?
– Пошли! – Мерлин был доволен таким исходом дела.
– Можно мне с вами? – раздался позади них голос.
– Э‑э… – только и смог выдавить Мерлин, поворачиваясь.
Он в очередной раз оказался лицом к лицу с Хильдой Ришар, смотревшей на него с непривычной приветливостью. Мерлин снова покраснел, тогда как Зоэ с Зельдой с трудом сдерживали смех.
– Будем считать, что это «да»! – воскликнула Хильда.
– Какой успех! – шепнула Зельда на ухо Мерлину. – А куда делся твой прихлебатель? – поинтересовалась она у девицы. – Сбежал от тебя?
– Ты имеешь в виду Акселя Нолана? – прищурилась Хильда. – Ой, я, знаешь ли, выросла с прошлого года, и не только в высоту!
– Мы это заметили, – съехидничала Зельда. – Перестала заниматься боксом и регби?
– Я знаю, что ты обо мне думаешь, – отрезала Хильда. – Знаю, что вы все обо мне думаете… Но мне это безразлично! Я никогда не стану маменькиной дочкой, любящей классические танцы и плюшевых мишек! И тем горжусь!
Трое друзей, удивленные такой реакцией, переглянулись. Потом Мерлин, пожав плечами, завел беседу о каникулах.
Беседу, во время которой Хильда приложила все усилия, чтобы подружиться.
Обе девочки недоверчиво соблюдали осторожность, все больше помалкивая, а Мерлин, попавший в ловушку своей воспитанности и привитой вежливости, вынужден был вести разговор, оказавшийся вовсе не таким уж и неприятным…
Бесплодный Край
У Оксы жутко кружилась голова, ей казалось, что она падает в горячий и темный колодец. Несколько секунд спустя она уже стояла рядом с отцом и остальными Беглецами в мире, продуваемом пыльными ветрами, который видела за водопадом Маленького Рая.
Увиденное мало вдохновляло, а тут еще добавилась сильнейшая жара и резкий запах. Окса невольно зажала нос рукой. Абакум раздал всем Спонгосы, и Беглецы прижали растение к носам, чтобы не вдыхать мелкие частицы пыли, витавшие в воздухе и делавшие его практически непригодным для дыхания.
Тугдуал огляделся и, прищурившись, заметил большую скалу.
– Пошли! Там укрытие! – воскликнул он.
Все последовали за юношей к относительному убежищу, крепко прижимая Спонгосы к лицу.
– Но как он ухитрился разглядеть эту скалу? – тихонько спросил Гюс, подойдя к Оксе. – Я ни черта не вижу в этом гороховом супе!
– Не забывай, что он владеет Зоркоглазом, а это дает зоркость сокола! – напомнила Окса, стараясь не терять из виду молодого человека, чей силуэт лишь слабо различала.
Несмотря на завывание ветра, она расслышала бухтение Гюса. Когда же он, наконец, смирится с тем, кто он есть? Она раздраженно покосилась на приятеля, одновременно сражаясь с порывами ветра, замедлявшими продвижение группы. Наконец все укрылись за скалой в полном шоке от этого нового пласта испытаний.
– Ну и воняет тут, – изрек Простофиля, задрав мордашку. – Что‑то оно мне напоминает…
– Тухлое яйцо! – завопила высунувшаяся из‑за пазухи Абакума Вещунья. – Фу!
И она с пронзительным недовольным воплем снова скрылась в складках ткани.
– Что скажешь? – повернулся к Абакуму Леомидо. – Сил нам хватит? – добавил он, с тревогой покосившись на Реминисанс.
Абакум взглянул на пожилую даму, на лице которой читалась сильная усталость.
– Отвечу лишь одним вопросом, дружище: а у нас есть выбор?
Окса подняла голову, взволнованная этим обменом репликами, и с беспокойством поглядела на отца, но никто из Беглецов, даже Павел, казалось, был не в состоянии успокоить ее тревоги. К счастью, скала защищала от тысяч мелких и липких, как сажа, частиц, летящих практически горизонтально, настолько силен был ветер. Но от жуткой вони деваться было некуда – Спонгосы от запаха не защищали – и от страшной жары, донимающей всех членов группы. Даже Вещунья, большая любительница высоких температур, не демонстрировала восторга.
– Да мы тут сваримся! – заверещала она, тем самым, безусловно, весьма подняв дух остальным.
– Вот спасибо, Вещунья! – буркнула Окса. – Надеюсь, это не предсказание!
– ПФФФФ! – фыркнула крохотная курочка. – Могу сказать, что придется сильно постараться, чтобы не оказаться сваренными…
Шумно сглотнув, она снова спряталась за пазуху Абакума.
– Мы правильно сделали, что взяли с собой воду! – сообщил Гюс. – Ну что? Что это с вами со всеми? – всполошился он, увидев побелевшие лица Беглецов.
При упоминании о воде все поглядели на Ретинаты, которые еще буквально несколько секунд назад были полны под завязку свежей водой из Маленького Рая. Увы! Теперь они были плоскими, как блин: прозрачные медузы лишились всего своего содержимого! У беглецов не осталось ни капли воды… Что сулило в этой адской жаре немалые проблемы.
– Но… Куда вода подевалась? – изумилась Окса.
– Судьба! – прокудахтала Вещунья.
– Остались еще фрукты, – заметил Гюс.
Он пошарил в сумке и мгновенно побелел. Вытащив руку, мальчик с ужасом увидел, что она вся полна толстыми, как сосиски, червяками, обожравшимися сока фруктов, которые они опустошили начисто.
Завопив, Гюс замахал рукой, стряхивая мерзких червей. Те, едва коснувшись земли, тут же рассыпались в прах. Беглецы принялись шарить по сумкам в надежде спаси персик или банан. Но разложение сделало свое дело, и ничего спасти было нельзя.
– Ой, если у нас есть вода, то все хорошо, – меланхолично изрек Простофиля. – Разве не говорят: «вода – это жизнь»?
– Да нет у нас больше воды, придурок ты эдакий! – рявкнула из своего укрытия Вещунья.
– Да? – изумился тварюшка. – Ну, значит, в таком случае мы умрем… – добавил он с такой беспечностью, будто отказывался от конфетки.
– Очень мило нам об этом сообщить, – буркнула Окса, борясь с желанием разреветься.
Она отчаянно прижала Спонгос к лицу, чтобы спрятать нарастающую панику. Девочка поглядела на Беглецов: реальность явно выбила всех из колеи.
Реминисанс, поддерживаемая Леомидо, который казался постаревшим лет на десять, была на грани обморока. Стоявший рядом с ними Абакум смотрел в землю с непроницаемым выражением лица. Гюс же с Пьером в шоке прижались друг к другу. Тугдуал не сводил глаз с Оксы с таким странным выражением, что девочка задавалась вопросом, осознает ли он всю серьезность ситуации. И, наконец, стоявший чуть в стороне Павел тоже наблюдал за ней. Из‑за его спины вырывались облачка пара, пугавшие Оксу. Девочка поползла к нему на четвереньках, чтобы не высовываться из‑за скалы.
– Ты как, пап?
– Ну, скажем, знавал я деньки и получше… Должен признаться, что свойственный мне «оптимизм, граничащий с кретинизмом», в данный конкретный момент слегка дал слабину.
Окса невольно улыбнулась при упоминании черты характера, диаметрально противоположной характеру отца: сроду Павлу были несвойственны ни легкомыслие, ни оптимизм. Вот уж нет. Скорее, ему было свойственно вечно изводить себя всякими воображаемыми проблемами.
– Да уж, проблемки некоторые есть, – согласилась Окса, тронув его за руку. – Но я уверена, что мы выпутаемся!
Павел погрузился в тревожное молчание.
– Ну, во всяком случае, лично я не верю, что может быть по‑другому! – громко заявила Окса, словно желая убедить себя саму. – Раз у нас теперь нет ни воды, ни еды, то, наверное, не стоит тут задерживаться. Нужно идти!
– Действовать, чтобы не умереть, ты это хочешь сказать, Маленькая Лучезарная? – пристально поглядел на нее Тугдуал с легкой улыбкой.
– Можешь иронизировать, сколько хочешь! – с вызовом бросила девочка. – Но не будем же мы, в самом деле, сидеть тут и дожидаться, пока превратимся в пыль?
– Ты права, – кивнул Абакум, поднимаясь.
– Но куда идти? – воскликнул Леомидо. – Тут нет никаких ориентиров!
Все поглядели на равнину, простиравшуюся насколько хватало взгляда.
Ветер немного утих, пыль уже не так застилала горизонт. Но открывшийся ландшафт не очень вдохновлял: бесплодная земля, потрескавшаяся от засухи и покрытая летучей пылью. Бесконечная пустыня. Враждебная, раскаленная и лишенная растительности территория.
Окса чертыхнулась сквозь зубы. Внезапно глаза ее загорелись: она согнула колени, будто приготовившись левитировать. Лицо ее сморщилось, а потом на нем появилось разочарованное выражение.
– Не получается! – возмутилась девочка.
– Левитировать невозможно, когда сила тяжести непостоянная, Юная Лучезарная, – сообщил Кульбу‑Горлан.
– Сила тяжести? Непостоянная? – недоуменно повторила Окса.
– Да, – подтвердил Кульбу‑Горлан. – Возможно, вы не отдаете себе в этом отчет, но физические механизмы, действующие Во‑Вне, отличны от тех, что действуют здесь. Беглецы могут попробовать, сами увидите…
Леомидо тут же встал в стойку, прямой как палка, прижав руки к телу. Друзья смотрели, как он напрягся, а потом огорченно расслабился: как и Окса, Леомидо не смог левитировать. Павел, Пьер и Тугдуал тоже попробовали. Тщетно…
– А где бабочка? – спросила Окса, с досадой оглядевшись.
Беглецы, прищурившись, всмотрелись в мраморное небо, пытаясь обнаружить насекомое. Почти ураганный ветер превратился теперь в куда более приемлемый легкий ветерок, несмотря жару. Но черные грозные тучи продолжали двигаться с пугающей быстротой, усложняя поиск.
– Его наверняка ветром сдуло, – заметил Гюс.
– Но он нам нужен! – воскликнула Окса.
– Он сам нас найдет, – заверил ее Тугдуал. – Мимо не пролетит: в этой пустыне нас видно за много километров!
– Километров не существует, – возразил вынырнувший из сумочки Оксы Кульбу‑Горлан, – потому что здесь расстояния не существует. У этой пустыни нет конца, мы находимся неизвестно где.
– Если у кого‑нибудь еще есть сведения, поднимающие настроение, не стесняйтесь, выкладывайте! – заявила Окса, сдерживая слезы.
– О, Юная Лучезарная, простите меня за вмешательство! – извинился Кульбу‑Горлан. – Когда я говорю, что пустыня безгранична, я имею в виду, что у нее нет тех границ, о которых мы привыкли думать.
– О чем ты толкуешь?! – нахмурилась Окса.
– Я имею в виду горизонтальные границы, более всего нам привычные.
– Ага, значит, вертикальные границы существуют? – в глазах Оксы снова загорелась надежда.
– Именно, Юная Лучезарная, – кивнул Кульбу‑Горлан.
– Верх? Низ? – уточнила Окса.
– Выход может быть как воздушный, так и подземный, – сообщило маленькое существо.
– Нам что, землю рыть? – поинтересовался Абакум.
– Нет необходимости! – раздался из‑под его куртки приглушенный голосок Вещуньи. – Проход сам появится в должный момент.
– Надеюсь, до того, как мы тут все сдохнем от жажды… – язвительно заметил Гюс.
– Если у вас нет воды, вы умрете, это очевидно… – вклинился Простофиля. – Вода – это жизнь… – меланхолично повторил он.
– Позволь тебе сказать, что тебя это тоже касается! – заверещала Вещунья. – Даже полные обалдуи нуждаются в воде, чтобы жить!
Простофиля дал информации дойти до его мозга и добрых секунд тридцать спустя отреагировал:
– Вы уверены в том, что сказали?
Гюс побледнел, а потом нервно расхохотался. Содрогаясь от хохота, он выронил Спонгос и тут же скривился.
– Ну и вонь!
– Это сера, друг Лучезарной, – пояснил Кульбу‑Горлан, поспешно поднимая оброненную Гюсом губку. – Закройтесь, это очень опасно…
– Значит, у нас есть выбор: умереть от обезвоживания, от отравления или от безнадежности… просто класс! – пробурчал мальчик, прикладывая губку к носу.
– Ты забыл голод… – хмыкнул Тугдуал.
– Что, голод? – обернулся Гюс.
– Можем умереть еще от голода…
Окса сердито зыркнула на обоих парней. В ее взгляде были раздражение и печаль. Потом она встала, посмотрела на раскаленную пустыню, простиравшуюся до горизонта, и решительно заявила:
– Ну, а я не намерена умирать и не хочу, чтобы кто‑нибудь из вас умер! Так что сейчас вы все встаете и идете за мной! Найдем мы его, в конце концов, этот чертов выход…
Раскаленная пустыня
Для Беглецов продвижение по раскаленной пустыне было очень тяжелым, помимо того, что здесь не было никаких ориентиров, позволяющих определить, в нужном ли направлении они идут. Ветер, наконец, стих, но темное небо придавало ландшафту угрожающий вид. Под чернильным небом Бесплодный Край простирался в бесконечность. Почва под ногами походила на чернозем, который просеяли и перемешали с раскаленным пеплом, настолько она была черной, напоминавшей пыль, и горячей.
Каждый шаг Беглецов вздымал клубы этой пыли, как искры обжигавшей щиколотки. Все терпели, тихо морщась, но боль становилась все более невыносимой.
Уставшая Окса остановилась первой. Лицо ее заливал пот. Уперев руки в бока, она вдохнула через Спонгос и принялась расшнуровывать кроссовки, чтобы стянуть шнурками штанины джинсов на щиколотках. Завязав узлы, она выпрямилась, приободрившись. Тугдуал заговорщицки ей улыбнулся, прежде чем в свой черед убрать штанины в берцы.
– Как ты выносишь эту вонь? – спросила Окса, заметив, что парень убрал свой Спонгос в карман.
– Надо думать, у меня восприимчивость иная… – пристально глядя на нее ответил он.
– Ну да… – пробубнил Гюс. – Восприимчивость летучей мыши, ага!
Тугдуал отвернулся с ухмылочкой, не вязавшейся с затаенной грустью в глубине его глаз.
Окса с бьющимся сердцем оглядела по очереди обоих парней. Как же они бесят своими вечными подковырками… и будоражат ей душу! Но сейчас было не самое подходящее время для эмоций. В этом бесконечном Бесплодном Краю на карту была поставлена их жизнь.
«Успокойся, Окса! – мысленно приказала себе девочка, еще разок взглянув на обоих своих друзей. – Будет время подумать над этим позже… если выберешься живой из этой гадской истории!»
Развернувшись, она двинулась дальше.
Самые молодые оказались и самыми стойкими: Окса шагала впереди вместе с Павлом. За ними брели Гюс, считавший делом чести выдерживать заданный темп, и Тугдуал, упругая походка которого свидетельствовала об удивительной физической выносливости. Кстати говоря, другой Твердорук в группе, Пьер, тоже лучше прочих выдерживал сложные условия Бесплодного Края.
«Завидное качество…» – думала Окса, чьи силы уменьшались с каждым шагом. Но она была Юной Лучезарной, наследницей трона Эдефии! И должна была служить примером. Только эта мысль ее и поддерживала.
Чуть дальше, замыкая цепочку, шел Абакум, не сводя с нее глаз. Своим чутьем он ощущал перепады настроения девочки, чувствовал направление ее мыслей. Она не знала, что делать, это он четко уловил. Детали и конечная цель часто оказывались за пределами ее понимания, однако фей был в ней совершенно уверен. Как и каждый из них, он знал, что Окса их спасет. Это была не просто надежда, а твердое убеждение, непреложная истина. За ней присматривали Феи‑Без‑Возраста, Абакум никогда об этом не забывал. Единственная проблема: невозможно узнать, смогут ли они все вместе противостоять злой силе Вредоносок…
В глазах фея промелькнула тень. Он выпрямился, снова пристально вглядываясь в тоненькую фигурку Оксы, и ускорил шаг. Несмотря на весьма солидный возраст, он на удивление бодро выдерживал их экспедицию, в отличие от Леомидо и Реминисанс. Пожилая дама очень ослабла. Это последнее испытание было явным перебором. После всего, что она вынесла вместе с другими Беглецами, а главное, после длительного и жестокого одиночного заточения в картине, которое, как она считала, будет длиться вечно, ее физическое состояние оставляло желать лучшего.
Вдобавок горячая пыль, покрывавшая землю, сильно ранила ее ступни, защищенные лишь тоненькими подошвами сандалий. Леомидо, конечно, давно обмотал ее ноги своими оторванными от пиджака рукавами, но тело пожилой женщины сдавало, что сказывалось и на ее моральном состоянии. До такой степени, что даже перспектива вновь увидеть внучку, Зоэ, больше ее не вдохновляла: усталость брала верх, потихоньку лишая ее надежды. Реминисанс опиралась на Леомидо, который чувствовал, как его возлюбленная слабеет с каждым шагом. Он и сам был совершенно разбит, и те мужество и силы, что у него еще оставались, он отдавал своей любимой.
– Я тебя понесу… – хрипло сказал он.
Реминисанс покорно позволила ему взять себя на руки, у нее не осталось сил даже на ответ. Леомидо с отчаянием поглядел на нее и, не способный выносить этот полный горечи взгляд, отвернул голову. Идущий позади них и не принимаемый в расчет Абакум лишь беспомощно сжал кулаки.
– Сколько мы уже идем? – спросила Окса у отца.
Павел пожал плечами и с трудом удержался от встречного вопроса: как долго они выдержат эту адскую жару? Он сжал руку дочери в своей. От девочки пыхало жаром, как и от всех остальных Беглецов. Они все старательно избегали этой мысли, но отсутствие воды начинало сказываться. Только Простофиля даже не пытался гнать эту мысль из своего заторможенного мозга.
– Может мне кто‑нибудь дать немножко воды? – спросил он. – Я умираю от жажды…
– Мы тоже! – отрубила Окса.
– Лишь один стаканчик холодной воды, не беспокойтесь, – продолжил малыш.
– Со льдом, естественно! – грубо буркнул Гюс.
– О, это было бы чудесно! – с энтузиазмом воскликнул Простофиля. – Благодарю вас, друг Юной Лучезарной!
– Не за что! – Гюс раздраженно пнул пыльную землю. – Сейчас принесу тебе через минуту… но только если ты заткнешься!
Простофиля несколько секунд соображал, прежде чем понял смысл предложения Гюса. Потом посмотрел на мальчика огромными выпуклыми глазами и зажал обеими ручками себе рот, чтобы не говорить. И стал ждать стакан воды… если, конечно, уже не забыл о нем. В отличие от Беглецов!
Все страдали молча, худо‑бедно скрывая панику, уже начавшую свою подрывную деятельность. Еще несколько часов в этом пекле, и они все умрут, это наверняка. Они шли, и шли, и шли… Останавливаясь лишь для того, чтобы немного поспать прямо на пыльной и раскаленной земле. Запасы энергии иссякали. Совсем. По оценке Кульбу‑Горлана, они шли по Бесплодному Краю уже больше трех суток при средней температуре порядка сорока трех градусов – в исчислении Во‑Вне – что было сверхъестественным достижением.
Гюс и Реминисанс хуже остальных выносили испытание, и на них было жалко смотреть. Губы у них пересохли, под глазами были черные мешки, они с трудом переставляли ноги. Леомидо принял помощь Абакума, и они по очереди несли с трудом дышащую женщину. Но каждый раз это дорого им обходилось. Павел и Пьер по очереди несли на спине Гюса, чтобы помочь тому, кто был Беглецом лишь из солидарности.
В этом тяжелом испытании они все задействовали свое физическое преимущество выходцев из Эдефии, пытаясь помочь мальчику из Во‑Вне. Помощь была не ахти какая, но, несмотря на общую усталость, Беглецы были единодушны: приоритет Гюсу! Так что все начали собирать сбегавшей по их лицам пот, а Окса все время ловила пар, постоянно исходивший от спины ее отца, чтобы попытаться получить конденсат и влить капельки воды в рот друга.
– Мне стыдно… – пробормотал Гюс, уткнувшись лицом в плечо отца.
– Да прекрати ты скулить! – нахмурилась Окса, пытаясь скрыть тревогу.
И они шли дальше, все медленнее и медленнее, с покрасневшими глазами и ногами, покрытыми волдырями. Их тела страдали. Не получая ни капли влаги, они все меньше потели и стремительно приближались к обезвоживанию. А вокруг простиралась все та же пустыня, разве что мерзкий запах почти исчез, а землю теперь пересекали предсказанные Вещуньей трещины. Что делало дальнейшее продвижение еще более опасным для изнуренных организмов Беглецов. Время тянулось бесконечно, часы казались вечностью. Или дни?
Когда Окса остановилась, все молча последовали ее примеру, обрадованные паузой, которая, впрочем, никак не влияла на положение дел.
– Больше не могу… – простонала Юная Лучезарная.
К ней повернулись осунувшиеся лица, измученные усталостью и жаждой. Беглецы были покрыты пылью, одежда их походила на грязные тряпки, волосы стали как пакля, а подошвы обуви оплавились от постоянного контакта с раскаленной почвой. Окса в отчаянии взметнула руки к небу умоляющим жестом и заорала:
– Помогите нам! Пожалуйста!
Ее грязная футболка задралась, и все увидели у нее на животе великолепную Печать, окружавшую пупок. Восьмиконечная звезда мерцала на коже Оксы, притягивая взгляд. Внезапно послышалась песня. Абакум, согнувшись в изнеможении, принялся негромко напевать:
Люди, звери, птицы, все народы,
Тварюшки, создания природы,
Эй, сейчас не время ссорам да раздорам!
Запевайте нашу песню дружно хором!
Громогласы, Твердоруки и Горланы,
Мы покинули страну и Малорану!
Хаос нас не удержал, мы убежали,
Нас и Осия солдаты не догнали.
– Это еще что такое? – изумилась девочка.
– Гимн Беглецов, – ответил тронутый до слез Леомидо. – Мы его написали, когда у тебя проявилась Печать.
И, чтобы себя взбодрить, старик тоже запел, присоединяясь к Абакуму.
Мы тоскуем по покинутой земле,
Мы простились с ней когда‑то на заре,
С Лучезарной Драгомирой
От врагов ушли постылых –
Но Эдефию мы в сердце унесли,
Нет дороже ничего родной земли.
После этой чехарды
Долго ждали мы рождения Звезды,
Долго, долго, долго
Ждали мы рождения Звезды.
Мы в Эдефию вернемся, дайте срок,
Так желает Окса, значит, дан зарок
Вместе с ней мы храбрецы, удальцы и молодцы –
Запевайте нашу песню, Беглецы!
К обоим мужчинам присоединился гортанный голос Пьера, а вскоре и Павел тоже запел, хрипло и решительно:
Мы вернемся к нашим милым берегам,
Молодая Окса путь укажет нам,
Принесла надежду юная заря:
Долгожданной мы зовем ее не зря!
Вместе с ней мы храбрецы, удальцы и молодцы –
Запевайте нашу песню, Беглецы!
Мы от Оксы указаний ожидаем,
Пусть возглавит нас, а мы не подкачаем.
Знаем, горькие терзанья на исходе,
Скоро‑скоро снова встретимся в походе!
В дом вернутся храбрецы, удальцы и молодцы –
Запевайте нашу песню, Беглецы!
Мы исполним вековые ожиданья,
Принесем в наш мир любовь и процветанье,
Над Эдефией взойдет заря свободы,
Озарит она все земли и все воды,
Зелень Мантии, леса, поля, пороги,
Неприступных гор Обрывистых отроги,
Остров Фей и полосу прибрежной гальки,
И далекий уголок Неприближайки.
И повсюду до скончания веков
Будут славить легендарных Беглецов,
Что в бою не подвели, свою верность сберегли,
Лучезарной юной Оксе помогли!
Долгожданная нам счастье принесла,
И надежда в каждом сердце расцвела.
Вместе с Оксой мы бойцы, удальцы и молодцы –
Запевайте нашу песню, Беглецы!
И Беглецы двинулись дальше в ритме песни. Слова гимна снова поселили надежду в их сердцах.
Оксу же трясло от сдерживаемых эмоций. Удивление сменилось смущением и неловкостью от того, что она удостоилась такой чести. С полыхающими щеками, взбудораженная девочка шла впереди.
Гимн, написанный в ее честь? Вот уж действительно, это не с каждым может случиться… Только вот заслуживает ли она таких почестей? Ей так не казалось.
Окса не смела смотреть на своих спутников, хотя ее распирало от гордости.
– «Мы в Эдефию, вернемся, дайте срок!» – пропел Тугдуал, нагнав ее.
– Ой, перестань уже издеваться… – буркнула она.
– Но я вовсе не издеваюсь!
– Ну тогда, если ты хоть немножко меня любишь, больше никогда на это даже не намекай, ладно?
– Как скажешь, Маленькая Лучезарная… Но я не уверен в том, что уклонение – это добродетель.
Окса не успела поразмыслить над загадочным ответом Тугдуала. Ее насторожил звук падающего тела. Она мигом обернулась: Гюс рухнул на раскаленную землю.
– Больше не могу… – глаза мальчика были налиты кровью.
Вид у него был ужасным. В таком темпе он недолго протянет. Ей стало очень горько. А над головой мраморное небо затянули темные тучи с металлическим отливом. Периодически сверкали молнии, вынуждая вкартиненных Беглецов всякий раз вздрагивать. Но именно эти предвестники грозы навели Гюса на спасительную для всех мысль…
– Окса! – окликнул он подругу.
Девочка вздрогнула, застигнутая врасплох взволнованным голосом приятеля.
– Давненько ты у нас не злилась… – заметил Гюс хриплым от жажды голосом.
Окса озадаченно уставилась на друга. Что это с ним?
– Э‑э… Извини, Гюс, но тебе не кажется, что все и без того довольно сложно? Я обезвожена, выдохлась и отчаялась. И, если хочешь знать, в ужасе от мысли, что умру через несколько часов… Но я не злюсь. Нет! Для этого мне нужно иметь хоть каплю энергии, тебе не кажется?
Она уставилась серыми глазами на Гюса, ответившего ей едва заметной улыбкой.
– Помнишь, как МакГроу выгнал тебя с урока? – поинтересовался мальчик.
Оксе потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, к чему они клонит.
– ДА!!!! – просияла она. – Злость означает грозу, а гроза означает… ДОЖДЬ!!!
Последнее слово оживило Беглецов, возродив в них почти угасшую надежду. Надежду выжить.
– Разозлите меня! – приказала Окса, сверкнув глазами. – Ну, давайте! Взбесите меня!
Спасительные раны
Одуревшие от усталости Беглецы переглянулись. Окса же старалась разозлиться, вызывая в памяти картинки, мысли и воспоминания, способные вызвать в ней гнев. Первые, кто пришел ей на ум, были МакГроу и Мортимер. Но, к своему вящему удивлению, Окса обнаружила, что основное чувство, которое эти двое у нее вызывают, – жалость. Даже последнее воспоминание об Изменнике в подвале, за секунду до того, как тот рассыпался в пыль под воздействием Экзекуты, не вызвало в ней злости. Что же касается Мортимера, то девочка невольно думала о нем как о мальчишке, потерявшем отца.
«Просто класс! – отругала она себя. – После всего того, что эти двое тебе сделали, ты умудряешься за них переживать! Нет, Окса‑сан, ты точно неизлечима…».
Пока Беглецы чесали в затылках, пытаясь сообразить, как разозлить девочку, Юная Лучезарная копалась в собственной голове: воспоминание о маме, прикованной к инвалидному креслу, ее потрясло. В носу засвербело, словно она нюхнула горчицу, но чувство, которое она испытала при этом, было весьма далеким от злости. Ее окатила волна невыносимой горечи, от которой перехватывало дыхание. Нет, это неправильный путь… мысли девочки переключились на Зоэ и ее печальную историю. Окса так скучала по спокойствию и благоразумию Зоэ… Потом она подумала о Драгомире. Своей бабуле. Ей до смерти хотелось кинуться ей в объятия, смотреть, как бабуля работает в своей лично‑персональной мастерской, и есть приготовленные ею вкуснейшие оладушки. Но нет…
Ее мысли больше напоминали недостижимые мечты, и вместо того чтобы разозлить, вызывали в душе лишь сожаление, боль и страх. И по мере того, как таяла надежда, воспоминания Оксы постепенно растворялись в действительности.
– Окса! – тихо окликнул ее Гюс. – Знаешь, что? Я ничтожество. И не достоин быть другом такой, как ты.
Окса, еще погруженная в собственные мысли, изумленно на него вытаращилась.
– Гюс… сейчас не время… – фыркнула она, стараясь выкинуть из головы мысль о маме.
– Гюс для разнообразия прав! – Тугдуал вперился в нее своими ледяными глазами.
– Если мне понадобится твое мнение, я тебе свистну! – рыкнул Гюс, держась за руку отца. – Окса, мне очень жаль. Это я во всем виноват. Это я в ответе за то, что с нами происходит! Я подошел к картине. Мне надо было сопротивляться и бежать оттуда. А вместо этого я подошел, хотел изобразить из себя что‑то, хотя на самом деле я полное ничтожество! Слышишь? Я НИЧТОЖЕСТВО! Самое ничтожное из всех, способное лишь на то, чтобы втравить лучшую подругу, ее отца и друзей в гнусную историю, кинуть всех в лапы какого‑то сбрендившего создания!
– О‑о‑о! У меня от тебя уши вянут! – воскликнула Окса, прилагая титанические усилия, чтобы забыть о том, что Гюс просто старается вывести ее из себя.
– Надо заметить, это впрямь было неумно с твоей стороны, – высокомерно бросил Тугдуал. – Впрочем… что еще можно ожидать от такого, как ты?
– Тугдуал! – возмутилась Окса.
– Ой, а ты вообще заткнись! – взбеленился Гюс. – Знаем мы, на что ты способен…
Тугдуал с вызовом поглядел на него.
– И на что же способен, скажи, пожалуйста? – хмуро поинтересовался парень.
– А помнишь те церемонии, которые ты проводил с твоими дружками‑готами? Там еще фигурировал супчик из дохлых крыс и лягушек! Не припоминаешь? – выдал Гюс.
Тугдуал посерел. Глаза у него остекленели, губы сжались в ниточку. А Окса вообще не знала, что и думать. Она не могла сообразить: парни придуриваются? Сговорились, чтобы вывести ее из себя? Или от усталости теперь выплескивают все то, что у них накопилось друг против друга?
– Ты мерзкий! – продолжил Гюс.
Тугдуал буквально застыл на месте, сжав кулаки.
– Лучше уж так, чем быть абсолютным нулем! – взорвался он. – И потом, может, я и мерзкий, но, прикинь, это далеко не всех отталкивает!
– Ну, а вот я предпочитаю быть нулем, чем мерзким Застенем! Подельником истекающих черными соплями пожирателей чувств!
Тугдуал с возмущением уставился на Гюса.
Окса, в ужасе прижав ладонь ко рту, смотрела на обоих. Они друг друга ненавидят, это очевидно. Но не до такой же степени, чтобы швыряться подобными оскорблениями! Гюс не такой, а Тугдуал слишком гордый, чтобы попасться на подобную удочку. Быть может, тяжелая ситуация, в которой все они оказались, толкала их… разыгрывать эту комедию?
Окса не могла исключить такой возможности, и это лишало ее способности к действию. Парализованная сомнениями, она просто беспомощно стояла.
– Как ты сам сказал, – заявил Тугдуал, – ты ничтожество. Что ж, по крайней мере, в здравой самооценке тебе не откажешь!
– Ах, так! – Гюс, собрав последние силы, кинулся на Тугдуала.
Тугдуал, казалось, был готов к подобной реакции. Ничуть не удивившись, он вскинул руку и великолепным Нок‑бамом отправил Гюса кувыркаться по пыльной земле.
Пьер, выругавшись, кинулся к сыну. Остальные Беглецы, онемев от изумления, молча взирали на всю эту сцену.
Разъяренный Гюс оттолкнул руку отца и встал. Не очень уверенной от слабости походкой он направился прямиком к Тугдуалу, смотревшему на него с холодным презрением.
Павел дернулся, чтобы вклиниться между ними, но Абакум его остановил.
– О, ничтожество брыкается? – хмыкнул Тугдуал, снова вскидывая руку, чтобы отвесить очередной Нок‑бам.
– Заткнись, чудовище! – отозвался Гюс. – Может, ты и сильней меня, но ты такой же псих, как МакГроу и вся его клика! Кстати, я всегда задавался вопросом, не ты ли тот самый «крот», который докладывал ему обо всем…
Тугдуал побелел прямо на глазах. Жилы на шее напряглись: видно было, как быстро пульсирует кровь. Он явно был на грани взрыва.
– Нет, ну надо же! Ноль без палочки, втравивший нас во все это дерьмо, ты все еще думаешь, что можешь все вернуть вспять? – процедил юноша. – Помнишь, что давеча сказал? Ныл, что ты во всем виноват, не забыл? Или тебе напомнить, из‑за кого мы тут?
Перепуганная Окса больше не могла молчать. Все, что она видела: парни решительно движутся к точке невозврата. Вот‑вот произойдет необратимое: посыплются слова, которые нанесут обоим вечные раны.
– ПРЕКРАТИТЕ! – крикнула девочка.
Тугдуал повернулся к ней. Обессилевший Гюс стоял, покачиваясь.
– Но почему, Маленькая Лучезарная? – неожиданно ласково спросил Тугдуал. – Боишься, что твой дружок не вынесет правды?
Его ледяные глаза, холодную голубизну которых подчеркивала бледность напряженного лица, вперились в Оксу. Его высокий темный силуэт контрастно выделялся на фоне мраморного неба. Тугдуал был готов нанести Гюсу последний удар, который наверняка отправил бы того в нокаут. Окса взглядом молила Тугдуала не произносить необратимых слов, которых она так боялась. А над их головами начала образовываться черная туча, сверкая темными и блестящими, как оникс, молниями и рокоча громовыми раскатами.
Окса задрала голову, Тугдуал тоже. А потом их взгляды скрестились. Не зная толком, дал ли Тугдуал волю своему гневу или всего лишь руководствовался желанием выжить, Окса понимала, что ничего не может противопоставить его холодной решимости.
– А ты помнишь, умник, за кого умерла Фолдингота? – желчно бросил Тугдуал Гюсу.
Окса не увидела, как Гюс рухнул на землю, поверженный тяжестью этих слов. Она была слишком занята, пытаясь вцепиться Тугдуалу в горло, рыча, как разъяренный зверь.
– Зачем ты это сказал?! ЗАЧЕМ?!
Тугдуал даже не попытался защититься, и они вдвоем рухнули на землю под напором Оксы.
Юная Лучезарная колотила парня по груди и пыталась расцарапать ему лицо, плача от злости. Над ними взметнулись клубы раскаленной пыли, но в пылу драки ни тот, ни другая не замечали ожогов.
– Не мог промолчать? – выдавила Окса между рыданиями. – Ты чудовище! Чудовище, слышишь?!
Тугдуалу надоело, и он перехватил ее руки, с силой сжав. А затем быстрым движением опрокинул Оксу на спину. Что лишь удвоило ее ярость.
– Мне больно! – крикнула она, а в небе сверкнула гигантская черная молния. – Ненавижу тебя! НЕНАВИЖУ!!!
– Врешь… – тихонько произнес Тугдуал, наклонившись к ней.
Девочка попыталась высвободиться. Его хватка выводила ее из себя. Но ей не хватало сил.
– Врешь… – повторил Тугдуал, склонившись к ней так низко, что она ощутила его дыхание, на удивление холодное. И от этого по всему ее телу пробежала странная дрожь. От изумления она на несколько секунд застыла под магнетическим взглядом Тугдуала. В ее душе боролись два противоположных желания: одно – укусить его, а второе, куда более сильное – чтобы он наклонился поближе. Сама не зная почему, девочка вдруг подумала о Гюсе, и это мигом вернуло ее к реальности.
– Зачем ты ему это сказал? – повторила она. – Это жестоко! И несправедливо!
Она почти задыхалась от ярости. Тугдуал глубоко вздохнул и, отодвинувшись, сел.
– Это всего лишь крошечная ранка для его эго, он от нее оправится, Маленькая Лучезарная, – провокационно улыбнулся юноша, – посмотри‑ка, оно ведь того стоило?
На лоб Оксы упала крупная капля. Раскрыв рот, девочка уставилась на потемневшее небо. А через пару мгновений на измученных от усталости и обезвоживания Беглецов обрушился животворный ливень.
Окса оперлась на локти и принялась отряхиваться. А все вокруг смеялись, подставляя лица падающей с неба воде.
Окса поискала глазами Гюса. Мальчик пришел в себя. Отец держал его за плечи, и они оба, задрав головы, глотали дождевую воду. Темные волосы Гюса казались эбеновым веером на его отощавшей спине с торчащими лопатками. И Оксу вдруг поразила хрупкость приятеля.
Она откинулась назад и вытянулась на превратившейся в мокрое месиво земле рядом с Тугдуалом, сидевшим, обхватив колени. Закрыв глаза, Окса наслаждалась падающей с неба водой, смывавшей усталость с ее изнуренного тела. Слезы перемешались с дождевыми каплями. Они спасены! Но какой ценой… Окса слишком устала и была слишком счастлива, чтобы думать об этом.
Девочка почувствовала, как кто‑то взял ее за руку. Даже с закрытыми глазами она знала, что это Тугдуал.
С загадочной улыбкой он улегся в грязь рядом с ней, глядя в истекающее водой небо. Окса, сама себе удивляясь, даже не попыталась высвободить руку. Может, это от усталости? Вот уж вряд ли, и она отлично это осознавала. И хотя теоретически ей следовало бы быть рядом с Гюсом, чтобы вместе с ним порадоваться чудесному ливню, Окса снова закрыла глаза и осталась на месте, около странного парня, ласково и твердо сжимавшего ее ладонь.
Нападение рептилии
Гигантская рептилия приоткрыла один глаз и смахнула лапой воду, капающую на ее гребенчатый череп. В трещину, где она дрыхла уже давным‑давно, лился дождь, увлекая за собой маленькие камешки и землю. Дождь? Рептилия так давно не видела дождя… с тех пор, как Вредоноски подчинили Сердцеведа своей злой воле.
Заинтригованная, она поднялась на коротких лапах и задрала голову вверх. До ее слуха донеслись голоса, радостные и… человеческие! А вскоре до ее обоняния донесся и запах, подтверждая то, на что рептилия уже перестала надеяться.
Никаких сомнений: там, наверху, люди. А если повезет, то молоденькие и нежные. Рептилия облизнулась раздвоенным языком, навострив все свои чувства. А потом поползла наверх, упираясь когтями в земляную стенку, на доносившийся оттуда лакомый запах.
Окса, лежа в грязи под дождем, заливающим все тело, постепенно успокаивалась. Тугдуал по‑прежнему держал ее за руку, а она не возразила ни словом, ни жестом. Одна мыслишка лениво пыталась пошевелиться в ее мозгу: впервые в жизни она была паршивым другом для Гюса. Несмотря на то, что она решительно кинулась заступаться за него, она без тени сомнения предпочла Тугдуала.
Сожалела ли она? Испытывала угрызения совести? Ей было так хорошо здесь, рядом с Тугдуалом; дождь омывал ее тело и утолял жажду. Но отчего она так счастлива? Оттого, что спасла Беглецов, или оттого, что Тугдуал рядом?
Окса досадливо поморщилась. «Сейчас не время думать об этом», – мысленно оборвала себя девочка, опасаясь ответа, который в глубине души отлично знала.
Окса вздохнула, приноравливаясь к колебаниям Курбита‑пуко, и отдалась сладости момента.
– Окса! Только не шевелись!
Окса распахнула глаза.
– Не двигайся! – настойчиво повторил Гюс. – И молчи!
Девочка уставилась в небо, откуда на Бесплодный Край продолжал изливаться дождь.
– В чем дело? – тихо спросила она.
А в ответ услышала рев, похожий на рык разъяренного тигра.
– Павел, НЕТ! – громыхнул голос Абакума.
Окса вскочила. Павел с распахнувшимися во всю ширь крыльями Чернильного Дракона сражался с чудовищем метров пять‑шесть длиной, смахивающим на гигантского хамелеона омерзительного кислотно‑зеленого цвета.
– Львящер! – вскричал Абакум. – Быстро, друзья! Нужно помочь Павлу!
Изрыгаемый отцом Оксы огонь мало впечатлял Львящера. Языки пламени, лижущие ее спинной гребень, рептилию не пугали: она продолжала бить лапой по воздуху, пытаясь поймать Чернильного Дракона, подлетавшего все ближе.
– Папа! Осторожно! – крикнула Окса.
Тщетное предупреждение: Павел, ослепленный изрыгаемым Драконом огнем, не смог увернуться от удара когтей, разодравших ему живот, и хрипло вскрикнул. Кровь брызнула в морду Львящеру, который с жадностью ее слизнул, а Дракон снова убрался в спину Павла, кубарем покатившегося по грязи.
Абакум запустил в рептилию фаербол, потом парочку Ледоцинтов. Но Граноки произвели на Львящера не больше впечатления, чем капли дождя, словно у него был против них иммунитет.
Жуткая тварь улыбнулась – Окса готова была в этом поклясться! – и уставилась на Юную Лучезарную голодными желтыми глазами. А затем с поразительной скоростью набросилась на нее!
Девочка опрокинулась на спину, и рептилия навалилась на нее всем весом, стараясь, тем не менее, не придавить. Грязные зубы твари оказались буквально перед лицом Оксы, и та ощутила ее зловонное дыхание.
Окса услышала крики Беглецов и увидела дырявые кроссовки Гюса, изо всей силы пинавшего монстра в бок. Тот раздраженно повернул голову и стукнул лапой того, кто его беспокоил. Окса видела, как Гюс отлетел на несколько метров.
А затем Львящер вернулся к главному: девочке, которой предстояло стать его аппетитным обедом.
– Да отвяжись ты, скотина мерзкая! – завопила Окса, пытаясь высвободиться.
Львящер в ответ окатил ее зловонным дыханием. Окса влепила ему Нок‑бам прямо в челюсть.
От удара голова зеленой рептилии откинулась назад, и Окса успела увидеть между передними лапами твари лицо Абакума.
– Держись! – крикнул он. – Попробуй направить Огнедуй ему в живот, это его слабое место!
Вопреки охватившему ее ужасу, Окса сосредоточилась на вызове огненной магии. От этого зависела ее жизнь! Подняв руки к грудине Львящера, она увидела, как слабый огонек лизнул толстую шкуру монстра. Однако этого было совсем недостаточно…
– Продолжай, Окса! – крикнул Павел, постоянно атакуя глаза и пасть Львящера. – Ты молодец!
Девочка, тяжело дыша, с яростью в душе, удвоила усилия. Огонь усилился, пыша жаром, и Окса начала надеяться, что ей удастся выбраться из этой передряги живой! Она слышала ободряющие крики Беглецов, а толстая шкура рептилии начала словно таять под воздействием жара.
Отчаянным рывком Окса успела откатиться в сторону, вырвавшись из‑под мерзкого животного буквально за секунду до того, как тварь с рыком рухнула, пожираемая неумолимым огнем.
– И что это было? – поинтересовалась девочка спустя несколько минут ошеломленного молчания.
– Львящер, – ответил Абакум, не сводя глаз с огромной кучи пепла, в которую превратилось чудище. – Львящер – результат давнего скрещивания льва с ящерицей. У него повадки и внешность рептилии от ящерицы, а пищевые привычки льва…
– Ну, спасибо! – воскликнула Окса. – Закончить жизнь в брюхе плотоядной ящерицы – не самая геройская смерть, а? Но откуда ты это знаешь?
Фей задумчиво потеребил бороду.
– Я уже видел Львящеров в юности, – хмуро глядя куда‑то в пространство ответил Абакум.
– Ты хочешь сказать… в Эдефии? – изумилась Окса.
– Ничего я не хочу сказать, детка… – продолжил старик.
– Эдефия или нет, но нам нужно выбираться из этого осиного гнезда, пока мы тут коньки не отбросили! – решительно вмешался Павел.
Окса поглядела на отца. Он лежал на земле, а Реминисанс прикладывала к его ранам Нитепрядов. Павел выглядел измотанным, но в его глазах стояла решимость.
– Погодите! – остановил их Леомидо. – То, что сказал Абакум, очень важно!
– ЧТО?! – вытаращил глаза Павел. – Уж не хочешь ли ты сказать, что мы в Эдефии?
– А почему бы и нет? – с вызовом ответил Леомидо.
Эти слова погрузили Беглецов в изумленное молчание.
Окса, в мозгу которой роились тучи мыслей, оглядела их по очереди.
На лицах Леомидо, Реминисанс и Пьера читалась надежда. Абакум замкнулся, как устрица, и его лицо стало непроницаемым. Павел был раздосадован. Что касается Гюса, то Окса видела лишь его слегка сгорбленную спину – наверное, сказывались усталость и незапланированные полеты кувырком. За него уцепился Простофиля и с восторгом смотрел на мальчика.
Все были тут, и все молча обдумывали всякие разные гипотезы, одна другой невероятней. Все, кроме Тугдуала.
Окса настороженно развернулась. Юноша был неподалеку, в нескольких метрах позади нее, сидел на корточках возле дымящегося скелета Львящера.
– Ну, а ты, Маленькая Лучезарная? – обратился он к ней. – Ты что об этом думаешь?
– Мы не в Эдефии! – отрезала Окса громче, чем хотела.
Беглецы уставились на нее.
– Что ты имеешь в виду? – ласково спросила Реминисанс.
Окса ни на миг не задумалась.
– Будь мы в Эдефии, я бы это почувствовала!
– Юная Лучезарная права, – Вещунья вылезла из‑под куртки Абакума. – Эдефия далеко отсюда, так что оставьте свои надежды и лучше поразмыслите, как нам отсюда выбраться!
Впервые после ссоры с Тугдуалом Гюс поглядел на Оксу. Девочка выдержала его взгляд, с удивлением не заметив в нем обиды. Может, она себе все напридумывала? Гюс с Тугдуалом вовсе не ненавидят друг друга, а разыграли все это, желая разозлить ее, чтобы она вызвала грозу. Ну, по крайней мере, Окса на это надеялась…
– Слушай, старушка, да ты становишься настоящей ниндзя! – воскликнул Гюс, подходя к ней. Простофиля следовал за ним. – Ты хоть понимаешь, что размазала эту ящерицу‑переростка?
– Размазала? – подхватила Окса, радуясь передышке. – Поджарила, ты хочешь сказать! Да уж, со мной шутки плохи!
Гюс расхохотался от души, Окса вместе с ним. Потом Гюс резко оборвал смех и схватился за спину, скривившись. Окса переполошилась.
– Ты ранен?
– Нет… Просто предпочел бы, чтобы меня перестали швырять в разные стороны, если понимаешь, о чем я… – он кинул хмурый взгляд на Тугдуала.
И тут Окса поняла, что ее предположение о том, что парни разыграли комедию, не имеет оснований.
– И хотелось бы, чтобы эта твоя летучая мышь прекратила пялиться на меня со своей мерзкой ухмылочкой! – продолжил Гюс, окончательно уничтожив всякую надежду Оксы на их примирение.
– Не называй его летучей мышью! – Окса старалась говорить спокойно.
Гюс сердито вздохнул.
– Попытаюсь… Но ничего не обещаю! Ничего, слышишь? – он раздраженно отбросил назад волосы. – А тебе, старушка, дам добрый совет. Будь осторожна! Этот парень мутный. Точнее, просто отвратный!
– Мы прибыли в Эдефию? – неожиданно спросил Простофиля, по‑прежнему цепляясь за Гюса. – Какая чудесная новость! Я знаю одну пожилую даму, которая
